Ему якобы сообщил ее австралийский родственник, этот мистер…
– Билл Лоусон, – подсказала Лола.
– Я помню, – заметила старуха. – Так вот, этот молодой человек очень подробно рассказывал мне все об Анне, а также упомянул некоторые вещи, которые Анна, простите, знать не могла. Некоторые подробности про деда я выяснила гораздо позднее, я ведь специально занималась исследовательской работой, в архивы ходила… Леонид же рассказывал так, как рассказывала бы я сама, если бы пришлось пересказывать историю семьи. И я поняла, что он слышал это от вас, больше никто не мог ему сообщить. Я не виню вас, дорогая, вам не пришлось тянуть из меня информацию клещами. Я сама вывалила вам все, что знаю о семье. Это, знаете, мой конек, могу говорить на эту тему неприлично долго… Для каких-то своих целей вы подстроили знакомство со мной, воспользовались удобным случаем, привлекли к соучастию своего очаровательного песика…
– Надеюсь, вы не думаете, что я специально наняла того бордосского дога, чтобы он напугал Дези? – возмутилась Лола.
– Что вы! – улыбнулась старушка. – Я же вижу – вы любите собак. И Пу И такой симпатичный…
– Елизавета Константиновна, – взволнованно заговорила Лола, – честное слово, мне очень неприятно было вас обманывать, но поверьте, вам не сделают ничего плохого!
«Так-то, Маркизушка, – думала она, – распустил небось хвост перед Танечкой, не следил за своей речью, думал, как бы покрасоваться, вот старуха тебя и рассекретила…»
И Лола, втайне злорадствуя, честно рассказала старухе все, что знала, – про то, что австралийский родственник очень подозрителен и что он сильно интересуется динариями кесаря.
– Я понимаю, в это трудно поверить… – закончила она.
– Ну почему же! – живо откликнулась старушка. – Для меня эти монеты всегда были загадкой. Дело в том, что дед мой, по рассказам, был очень реалистичным человеком, а тут вдруг такой подарок – монеты, которые принесут его дочкам счастье! Только нельзя их терять, все три монеты должны быть вместе, иначе они потеряют свою волшебную силу… Кстати, про волшебную силу в письме не было сказано ни слова, это уж потом в пересказе бабушки получилась такая история. Бабушка в тридцатых годах сдала все письма профессора в архив, а я лет десять назад попыталась добраться до них.
– Успешно?
– Разумеется. Так вот, в том письме не было никакой мистики, написано оно было совершенно трезвомыслящим человеком в здравом уме и твердой памяти. Просто указания жене и дочерям.
– Несмотря на романтическую семейную легенду, дочки указания отца в точности выполнили, а может быть, благодаря ей… – проговорила Лола. – Монеты передавались от поколения к поколению, от матери к дочери… Кстати, как вам понравилась ваша молодая родственница? Я, к сожалению, еще не успела с ней познакомиться…
Старуха немного задержалась с ответом.
– Мы ведь тоже с ней мало разговаривали… Но у меня сложилось впечатление, что она очень уверенная в себе молодая женщина, твердо знающая чего хочет, – осторожно подбирая слова, ответила она наконец.
– И чего же она хочет, как вам показалось? – осторожно полюбопытствовала Лола.
– Чего обычно хотят современные молодые женщины? – Старуха пожала плечами.
– Ну… некоторые – богатого мужа…
– Нет, это не тот случай. Думаю, Татьяна хочет преуспевать в жизни и повелевать!
Елизавета Константиновна тут же, видимо, пожалела о слишком откровенных словах и пошла на попятный.
– Видите ли, мы с ней почти не разговаривали. В первый момент она показалась мне очень сердитой, что-то бормотала про то, как ее мать выгнали из нашего дома. Не знаю уж, зачем ее матери понадобилось говорить такое дочери про нас… Потом она успокоилась и больше слушала Леонида.
– Но вы поверили, что это действительно она – внучка той самой Татьяны, дочери профессора Ильина-Остроградского? Вы заметили в ней черты сходства с вашей семьей?
– Она совсем не похожа ни на кого из нашей семьи, видно, уродилась в ту родню. Но она показала паспорт – родилась в Улыбине в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году… И самое главное – монета. Монета та самая, наша, семейная, динарий Кесаря.
– Такая же монета, как ваша? Они одинаковые?
– Не совсем… – задумчиво проговорила Елизавета Константиновна. – Думаю, что все три монеты были различны. Но на первый взгляд это трудно определить. Посидеть бы с лупой… хотя я ведь не специалист.
– А если показать ее специалисту? – спросила Лола без всякой надежды на успех предприятия.
Но старуха совершенно неожиданно согласилась:
– Возможно, я делаю глупость, но видит Бог, как хочется разгадать тайну этих монет! Тогда и умереть не жалко!
– Что вы, вам еще рано об этом думать… – тут же сказала Лола.
– Это не нам решать, – вздохнула ее собеседница. – Ладно, пойдемте, я дам вам монету.
– Я обещаю вам, что ничего с ней не случится! Клянусь здоровьем Пу И! – с удивившим себя саму порывом воскликнула Лола.
– Верю, – тотчас согласилась старуха. – Я вижу, как вы привязаны к этому прелестному песику.
Прелестный песик в это время лежал на полу в утомленной позе и делал вид, что ласки серебристой пуделицы его совершенно не трогают.
– Елизавета Константиновна, я вас очень прошу, будьте предельно осторожны! – взволнованно сказала Лола, выходя из квартиры. – Дверь незнакомым людям не открывайте, когда в квартире одна находитесь. Скоро эта история должна проясниться!
– Жду с нетерпением! – отозвалась старушка, подхватив свою пуделицу, которая пыталась устремиться за гордым и недоступным Пу И.
– Где тебя черти носили? – напустился Маркиз на Лолу. – Уже в аэропорт нужно ехать, самолет встречать, а она шляется где-то! Ты где была?
– Мы гуляли с Пу И, – призналась Лола, делая честные глаза.
– Еще и собаку по морозу куда-то таскала! – возмутился Маркиз. – Пуишечка, мальчик мой, ты замерз?
Он взял песика на руки и тут же спросил, вытаскивая из шерсти несколько серебристо-серых кудрявых волосков:
– Что это у тебя, старый греховодник? Лола хотел было прошмыгнуть мимо него в ванную, но Маркиз мигом ее перехватил:
– Лолка! Ты зачем встречалась со старухой?
– Затем! – зло ответила Лола. – Затем, что я не дам тебе ее обманывать!
– Ты все ей рассказала? – заорал Маркиз. – Ты же все испортила! Провалила операцию!
– Ничего я не испортила! – отбивалась Лола. – К твоему сведению, старуха тебя расколола! Сообразила, что ты ее дуришь вместе с Танечкой и хотела уже в милицию идти!
Про милицию Лола добавила на всякий случай.
– Тоньше надо было действовать. Аккуратнее. Меньше на Танечкины глазки заглядываться!
Маркиз, как ни странно, промолчал.
– Что теперь делать? – покаянно спросил он.
– Ничего, я бабулю успокоила как могла, но общаться с тобой она будет только через меня. Так что отстранить меня у вас не выйдет! – торжествующе заявила Лола.
– Да я вовсе и не думал… – начал было Маркиз. – Ладно, времени нет, потом поговорим…
И он потащил Лолу к выходу их квартиры.
– Я бы на твоем месте вела себя повежливее, – уперлась Лола, – потому что если ты будешь себя хорошо вести, я кое-что тебе покажу. И даже дам подержать…
– Слушай, не морочь мне голову! – заорал Маркиз, но тут же опомнился и умильно заглянул Лоле в глаза. – Лолочка, неужели тебя удалось получить от бабули монету? – проворковал он.
– Ишь как запел, – буркнула Лола.
– Дорогая, я тебя обожаю! – вскрикнул Леня, ощутив на своей ладони тяжелую монету с цепочкой.
– Вот видишь, значит Татьяна не до конца тебе доверяет, раз не отдала монету! – не утерпела Лола.
В международном аэропорту СанктПетербурга Пулково-2 царила совершенно немыслимая толчея.
Впрочем, Пулково-2 – такой тесный и неудобный аэропорт, что в нем невозможно повернуться, если хотя бы два самолета прилетают или улетают одновременно, а сейчас прибыли сразу четыре авиалайнера – самолет авиакампании «Свисс-Эйр» из Женевы, «аэрофлотовский» аэробус «Ил-86» из Шарм-эль-Шейха, «боинг» «Люфтганзы» из Ганновера и крошечный, тесный «Ту-134» компании «Пулково» из Парижа.
Внимательно просеивая взглядом пассажиров, с трудом пробиравшихся с багажными тележками между плотными рядами встречающих, Маркиз испытывал давно забытое чувство стыда за свой город. Один из прекраснейших городов Европы, Петербург встречал своих гостей аэровокзалом, напоминающим железнодорожную станцию в Урюпинске или Новоржеве. Понятно, что в те годы, когда строился этот аэропорт, международные рейсы, связывавшие Ленинград с другими городами планеты, можно было пересчитать по пальцам, и большой международный аэровокзал казался излишней роскошью, но с тех пор многое изменилось, самолеты летают над городом, как пчелы над цветущим кустом, а воз – то есть вокзал – и ныне там, и за него безумно стыдно…
Эти грустные и непатриотичные мысли не отвлекали Леню от его основного занятия.
Он внимательно перебегал глазами по лицам пассажиров.
Загорелые отпускники из Шарм-эльШейха резко контрастировали с бледными, изможденными бесконечной зимой петербуржцами. Надменные ухоженные швейцарцы осторожно лавировали в разноязыкой толпе, стараясь не поцарапать дорогие самсонайтовские чемоданы. Толстые деловые немцы жизнерадостно улыбались встречающим, показывая всем своим видом, что они не боятся трудностей и суровая северная страна не запугает их своими знаменитыми морозами. Русские туристы из Парижа прижимали к груди многочисленные пакеты из «Тати» и «С amp;А» и высматривали в толпе встречающих своих родственников, которым эти пакеты предназначались.
Лола несла вахту неподалеку, так же внимательно изучая взглядом густую толпу пассажиров.
Наконец между двумя жизнерадостными полными краснощекими немками среднего возраста мелькнула длинная холеная физиономия, хорошо знакомая Маркизу по присланному Лангманом фотопортрету. Одновременно в кармане у Лени темпераментно запищал мобильный телефон. Не сводя глаз с Лоусона, Леня поднес телефон к уху.
– Вижу нашего австралийца, – негромко произнес в трубке озабоченный голос Лолы.
– Я тоже, – подтвердил Маркиз. – Садись ему на хвост, выясни, куда он поедет. Я буду ждать его брата.
Боковым зрением Леня отметил, как за высоким австралийцем, неторопливо направившимся к автостоянке, скользнула легкой тенью Лола, одетая в неприметную бежевую куртку с опущенным на глаза капюшоном. За Лоусона он был спокоен, в том, что касается наружного наблюдения, Лола была бесподобна.
Сам Маркиз сосредоточился на выходящих из таможенной зоны пассажирах, боясь пропустить второго австралийца.
Вот уже прошли немногочисленные пассажиры парижского рейса, постепенно убывал ручеек степенных швейцарцев. Только жизнерадостные хорошо отдохнувшие пассажиры египетского самолета все еще выходили из дверей терминала поодиночке и оживленно беседующими группами.
Группа из Ганновера, кажется, прошла уже вся. Неужели, думал Леня, он пропустил подозрительного родственника мистера Лоусона? А может быть, его и не было на этом самолете, может быть, Лоусон прилетел в Россию один? Но ведь Лангман точно установил, что австралиец оплатил своей кредитной картой два билета на рейс Ганновер-Петербург!
В толпе пассажиров египетского рейса, щеголяющих среди сырой петербургской зимы свежим африканским загаром, мелькнуло лицо, отмеченное печатью другого солнца. Если отпускники из Шармэль-Шейха были покрыты недолговечным курортным загаром, который смоется через месяц-другой, сменившись унылой невской бледностью, то это лицо покрывал крепкий, давний, несмываемый загар, свидетельствующий о многих годах, проведенных под безжалостным солнцем южного полушария.
Маркиз сделал стойку.
Мимо него, печатая шаг, как бравый сержант-сверхсрочник, шагала широкоплечая тетка лет пятидесяти с густой копной ярко-рыжих волос и мощным необъятным бюстом, лихо обтянутым свитером грубой домашней вязки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Билл Лоусон, – подсказала Лола.
– Я помню, – заметила старуха. – Так вот, этот молодой человек очень подробно рассказывал мне все об Анне, а также упомянул некоторые вещи, которые Анна, простите, знать не могла. Некоторые подробности про деда я выяснила гораздо позднее, я ведь специально занималась исследовательской работой, в архивы ходила… Леонид же рассказывал так, как рассказывала бы я сама, если бы пришлось пересказывать историю семьи. И я поняла, что он слышал это от вас, больше никто не мог ему сообщить. Я не виню вас, дорогая, вам не пришлось тянуть из меня информацию клещами. Я сама вывалила вам все, что знаю о семье. Это, знаете, мой конек, могу говорить на эту тему неприлично долго… Для каких-то своих целей вы подстроили знакомство со мной, воспользовались удобным случаем, привлекли к соучастию своего очаровательного песика…
– Надеюсь, вы не думаете, что я специально наняла того бордосского дога, чтобы он напугал Дези? – возмутилась Лола.
– Что вы! – улыбнулась старушка. – Я же вижу – вы любите собак. И Пу И такой симпатичный…
– Елизавета Константиновна, – взволнованно заговорила Лола, – честное слово, мне очень неприятно было вас обманывать, но поверьте, вам не сделают ничего плохого!
«Так-то, Маркизушка, – думала она, – распустил небось хвост перед Танечкой, не следил за своей речью, думал, как бы покрасоваться, вот старуха тебя и рассекретила…»
И Лола, втайне злорадствуя, честно рассказала старухе все, что знала, – про то, что австралийский родственник очень подозрителен и что он сильно интересуется динариями кесаря.
– Я понимаю, в это трудно поверить… – закончила она.
– Ну почему же! – живо откликнулась старушка. – Для меня эти монеты всегда были загадкой. Дело в том, что дед мой, по рассказам, был очень реалистичным человеком, а тут вдруг такой подарок – монеты, которые принесут его дочкам счастье! Только нельзя их терять, все три монеты должны быть вместе, иначе они потеряют свою волшебную силу… Кстати, про волшебную силу в письме не было сказано ни слова, это уж потом в пересказе бабушки получилась такая история. Бабушка в тридцатых годах сдала все письма профессора в архив, а я лет десять назад попыталась добраться до них.
– Успешно?
– Разумеется. Так вот, в том письме не было никакой мистики, написано оно было совершенно трезвомыслящим человеком в здравом уме и твердой памяти. Просто указания жене и дочерям.
– Несмотря на романтическую семейную легенду, дочки указания отца в точности выполнили, а может быть, благодаря ей… – проговорила Лола. – Монеты передавались от поколения к поколению, от матери к дочери… Кстати, как вам понравилась ваша молодая родственница? Я, к сожалению, еще не успела с ней познакомиться…
Старуха немного задержалась с ответом.
– Мы ведь тоже с ней мало разговаривали… Но у меня сложилось впечатление, что она очень уверенная в себе молодая женщина, твердо знающая чего хочет, – осторожно подбирая слова, ответила она наконец.
– И чего же она хочет, как вам показалось? – осторожно полюбопытствовала Лола.
– Чего обычно хотят современные молодые женщины? – Старуха пожала плечами.
– Ну… некоторые – богатого мужа…
– Нет, это не тот случай. Думаю, Татьяна хочет преуспевать в жизни и повелевать!
Елизавета Константиновна тут же, видимо, пожалела о слишком откровенных словах и пошла на попятный.
– Видите ли, мы с ней почти не разговаривали. В первый момент она показалась мне очень сердитой, что-то бормотала про то, как ее мать выгнали из нашего дома. Не знаю уж, зачем ее матери понадобилось говорить такое дочери про нас… Потом она успокоилась и больше слушала Леонида.
– Но вы поверили, что это действительно она – внучка той самой Татьяны, дочери профессора Ильина-Остроградского? Вы заметили в ней черты сходства с вашей семьей?
– Она совсем не похожа ни на кого из нашей семьи, видно, уродилась в ту родню. Но она показала паспорт – родилась в Улыбине в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году… И самое главное – монета. Монета та самая, наша, семейная, динарий Кесаря.
– Такая же монета, как ваша? Они одинаковые?
– Не совсем… – задумчиво проговорила Елизавета Константиновна. – Думаю, что все три монеты были различны. Но на первый взгляд это трудно определить. Посидеть бы с лупой… хотя я ведь не специалист.
– А если показать ее специалисту? – спросила Лола без всякой надежды на успех предприятия.
Но старуха совершенно неожиданно согласилась:
– Возможно, я делаю глупость, но видит Бог, как хочется разгадать тайну этих монет! Тогда и умереть не жалко!
– Что вы, вам еще рано об этом думать… – тут же сказала Лола.
– Это не нам решать, – вздохнула ее собеседница. – Ладно, пойдемте, я дам вам монету.
– Я обещаю вам, что ничего с ней не случится! Клянусь здоровьем Пу И! – с удивившим себя саму порывом воскликнула Лола.
– Верю, – тотчас согласилась старуха. – Я вижу, как вы привязаны к этому прелестному песику.
Прелестный песик в это время лежал на полу в утомленной позе и делал вид, что ласки серебристой пуделицы его совершенно не трогают.
– Елизавета Константиновна, я вас очень прошу, будьте предельно осторожны! – взволнованно сказала Лола, выходя из квартиры. – Дверь незнакомым людям не открывайте, когда в квартире одна находитесь. Скоро эта история должна проясниться!
– Жду с нетерпением! – отозвалась старушка, подхватив свою пуделицу, которая пыталась устремиться за гордым и недоступным Пу И.
– Где тебя черти носили? – напустился Маркиз на Лолу. – Уже в аэропорт нужно ехать, самолет встречать, а она шляется где-то! Ты где была?
– Мы гуляли с Пу И, – призналась Лола, делая честные глаза.
– Еще и собаку по морозу куда-то таскала! – возмутился Маркиз. – Пуишечка, мальчик мой, ты замерз?
Он взял песика на руки и тут же спросил, вытаскивая из шерсти несколько серебристо-серых кудрявых волосков:
– Что это у тебя, старый греховодник? Лола хотел было прошмыгнуть мимо него в ванную, но Маркиз мигом ее перехватил:
– Лолка! Ты зачем встречалась со старухой?
– Затем! – зло ответила Лола. – Затем, что я не дам тебе ее обманывать!
– Ты все ей рассказала? – заорал Маркиз. – Ты же все испортила! Провалила операцию!
– Ничего я не испортила! – отбивалась Лола. – К твоему сведению, старуха тебя расколола! Сообразила, что ты ее дуришь вместе с Танечкой и хотела уже в милицию идти!
Про милицию Лола добавила на всякий случай.
– Тоньше надо было действовать. Аккуратнее. Меньше на Танечкины глазки заглядываться!
Маркиз, как ни странно, промолчал.
– Что теперь делать? – покаянно спросил он.
– Ничего, я бабулю успокоила как могла, но общаться с тобой она будет только через меня. Так что отстранить меня у вас не выйдет! – торжествующе заявила Лола.
– Да я вовсе и не думал… – начал было Маркиз. – Ладно, времени нет, потом поговорим…
И он потащил Лолу к выходу их квартиры.
– Я бы на твоем месте вела себя повежливее, – уперлась Лола, – потому что если ты будешь себя хорошо вести, я кое-что тебе покажу. И даже дам подержать…
– Слушай, не морочь мне голову! – заорал Маркиз, но тут же опомнился и умильно заглянул Лоле в глаза. – Лолочка, неужели тебя удалось получить от бабули монету? – проворковал он.
– Ишь как запел, – буркнула Лола.
– Дорогая, я тебя обожаю! – вскрикнул Леня, ощутив на своей ладони тяжелую монету с цепочкой.
– Вот видишь, значит Татьяна не до конца тебе доверяет, раз не отдала монету! – не утерпела Лола.
В международном аэропорту СанктПетербурга Пулково-2 царила совершенно немыслимая толчея.
Впрочем, Пулково-2 – такой тесный и неудобный аэропорт, что в нем невозможно повернуться, если хотя бы два самолета прилетают или улетают одновременно, а сейчас прибыли сразу четыре авиалайнера – самолет авиакампании «Свисс-Эйр» из Женевы, «аэрофлотовский» аэробус «Ил-86» из Шарм-эль-Шейха, «боинг» «Люфтганзы» из Ганновера и крошечный, тесный «Ту-134» компании «Пулково» из Парижа.
Внимательно просеивая взглядом пассажиров, с трудом пробиравшихся с багажными тележками между плотными рядами встречающих, Маркиз испытывал давно забытое чувство стыда за свой город. Один из прекраснейших городов Европы, Петербург встречал своих гостей аэровокзалом, напоминающим железнодорожную станцию в Урюпинске или Новоржеве. Понятно, что в те годы, когда строился этот аэропорт, международные рейсы, связывавшие Ленинград с другими городами планеты, можно было пересчитать по пальцам, и большой международный аэровокзал казался излишней роскошью, но с тех пор многое изменилось, самолеты летают над городом, как пчелы над цветущим кустом, а воз – то есть вокзал – и ныне там, и за него безумно стыдно…
Эти грустные и непатриотичные мысли не отвлекали Леню от его основного занятия.
Он внимательно перебегал глазами по лицам пассажиров.
Загорелые отпускники из Шарм-эльШейха резко контрастировали с бледными, изможденными бесконечной зимой петербуржцами. Надменные ухоженные швейцарцы осторожно лавировали в разноязыкой толпе, стараясь не поцарапать дорогие самсонайтовские чемоданы. Толстые деловые немцы жизнерадостно улыбались встречающим, показывая всем своим видом, что они не боятся трудностей и суровая северная страна не запугает их своими знаменитыми морозами. Русские туристы из Парижа прижимали к груди многочисленные пакеты из «Тати» и «С amp;А» и высматривали в толпе встречающих своих родственников, которым эти пакеты предназначались.
Лола несла вахту неподалеку, так же внимательно изучая взглядом густую толпу пассажиров.
Наконец между двумя жизнерадостными полными краснощекими немками среднего возраста мелькнула длинная холеная физиономия, хорошо знакомая Маркизу по присланному Лангманом фотопортрету. Одновременно в кармане у Лени темпераментно запищал мобильный телефон. Не сводя глаз с Лоусона, Леня поднес телефон к уху.
– Вижу нашего австралийца, – негромко произнес в трубке озабоченный голос Лолы.
– Я тоже, – подтвердил Маркиз. – Садись ему на хвост, выясни, куда он поедет. Я буду ждать его брата.
Боковым зрением Леня отметил, как за высоким австралийцем, неторопливо направившимся к автостоянке, скользнула легкой тенью Лола, одетая в неприметную бежевую куртку с опущенным на глаза капюшоном. За Лоусона он был спокоен, в том, что касается наружного наблюдения, Лола была бесподобна.
Сам Маркиз сосредоточился на выходящих из таможенной зоны пассажирах, боясь пропустить второго австралийца.
Вот уже прошли немногочисленные пассажиры парижского рейса, постепенно убывал ручеек степенных швейцарцев. Только жизнерадостные хорошо отдохнувшие пассажиры египетского самолета все еще выходили из дверей терминала поодиночке и оживленно беседующими группами.
Группа из Ганновера, кажется, прошла уже вся. Неужели, думал Леня, он пропустил подозрительного родственника мистера Лоусона? А может быть, его и не было на этом самолете, может быть, Лоусон прилетел в Россию один? Но ведь Лангман точно установил, что австралиец оплатил своей кредитной картой два билета на рейс Ганновер-Петербург!
В толпе пассажиров египетского рейса, щеголяющих среди сырой петербургской зимы свежим африканским загаром, мелькнуло лицо, отмеченное печатью другого солнца. Если отпускники из Шармэль-Шейха были покрыты недолговечным курортным загаром, который смоется через месяц-другой, сменившись унылой невской бледностью, то это лицо покрывал крепкий, давний, несмываемый загар, свидетельствующий о многих годах, проведенных под безжалостным солнцем южного полушария.
Маркиз сделал стойку.
Мимо него, печатая шаг, как бравый сержант-сверхсрочник, шагала широкоплечая тетка лет пятидесяти с густой копной ярко-рыжих волос и мощным необъятным бюстом, лихо обтянутым свитером грубой домашней вязки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36