все это такое трудносовместимое собрание предметов в этой комнате имело, конечно, свое значение, сейчас непонятное ему, но наполнявшее радостью. Он был исполнен блаженного чувства: это был ясный разряд неги, едва ли не силой оставляющий его в постели. Лучше этого ощущения ничего не могло быть на свете.
С тумбочки, как ужаленный, грянул телефон, криком своим не только пробудив Нину, но заставив и его руку метнуться. Он даже сломал кончик сигареты о трубку. Вкрадчивый голос округло объяснил, что звонит по поручению Нины Отариевны, распорядившейся вчера по поводу завтрака… Тут сонная Нина отняла у него трубку:
– Алло! Да, да… В силе. Минут через тридцать.
Именно так.
Трубка была возвращена, положена на аппарат, а сама распорядительница с блаженным вздохом вновь поникла растрепавшейся за ночь прелестной головкой на затекшую руку Николая. Но тут же сорвалась, выскользнула из постели, потянулась, облитая желтым солнцем, и вдруг сдернула простыню с нервно дернувшегося Николая…
Потом был душ. Ожидая своей очереди, Николай залез в холодильник, где нашел, что искал, – бутылку пива. А за то время, пока он был в ванной, Нина успела сходить к себе и переодеться в менее бальное платье, но тем не менее столь же невидимое для Николая: ослепляла, оглушала и оглупляла сама она, а не ее туалеты.
Они завтракали, стараясь не думать о времени, неумолимо отсчитывающем осязаемые минуты. Сказано больше ради красного словца, так как Николай, думая о предстоящей схватке, не испытывал особых эмоций – чушь! очередная драка, мало ли!.. А вот Нина, возможно, трепетала, во всяком случае, ей казалось, что она испытывает волнение, страх… Быстро проходящий, впрочем, при взгляде на Николая.
Он же выпил еще пару бутылок пива, съел понравившуюся ему свиную отбивную с жареной картошкой, пару огромных помидоров, апельсин, кусок ананаса, чтобы вспомнить забытый с детства вкус, и закурил.
Затем пошли на пляж, более или менее заполненный брезгливой публикой, взяли два лежака, которые Николай отнес как можно дальше от прочих любителей морских ванн. Разделись и оба в купальных трусах (у нее – одно название) легли на лежаки. Дань условностям, соблюденная наполовину, – Нинина высокая крепенькая грудь победно метила в самые сердца проходящих на дистанции поражения мужиков.
Солнце навалилось. Солнце мигом обласкало насквозь, и скоро Николай почувствовал, что становится раскаленно-прозрачным, наливается пламенем, выжигающим последнюю влагу из тела.
Так можно было расплавиться окончательно. Николай приподнялся, сел. По ложбинке между пластами грудных мышц ручейком стекал пот, петляя среди золотистых колечек волос. Нина сонно-вопросительно смотрела с соседнего лежака. На ее спине происходила обратная, нежели у Николая, метаморфоза: струйка влаги стекала вдоль позвоночника и, достигнув талии, не могла одолеть подъем, отчего скатывалась набок, увлажняя доски лежака… Ослепительно белые чайки прогуливались у берега, а рядом, приоткрыв от жары клювики, прыгали цветом маскирующиеся под песок воробьи.
– Пойдем? – предложил он. – Я скоро не выдержу.
Нина согласно кивнула, поднялась, и они вместе пошли к воде, необычно спокойной сегодня. Вода теплая. Соленая муть в глазах, искры солнца на ресницах.
Они плавали долго, полчаса, час, целый день, сутки.
Наконец вышли в новый, посвежевший день.
– Хочешь на мотоцикле покататься? – спросила Нина.
– Конечно. "Отчего же и не покататься", – подумал он.
Нина покопалась в сумочке, бывшей на этот раз при ней, и извлекла из мелких недр мобильный телефон. Деловито набрав номер, небрежным движением головы отвела волосы от уха, приложила трубку, представилась и стала распоряжаться. Результатом ее – чирик, чирик – распоряжений был усиливающийся гул мотора, и вот уже одно из разукрашенных, блестящих до ослепления глаз чудовищ было доставлено.
– Садись. Я сзади умещусь.
– Нет уж, давай спереди, так мне удобнее, – не согласился Николай.
Он не ошибся насчет удобства; они сели, мотор взревел, Николай поддал газу, Нину вдавило в его широкую грудь – полетели!..
И все же, даже в самый разгар отчаянных виражей – с наклоном полета, плотным веером брызг, радужно превращающихся в драконье крыло, помогающее выпрямиться, – он чувствовал, что блаженно-бездумный день был всего лишь попыткой скрыть от себя мерзейшую мысль: впервые обстоятельства и внешние силы заставляли его рисковать жизнью за деньги. Не ради долга, не ответственности ради – он был банальнейшим образом куплен. И если результат первого разговора с Качаури казался ему смешным, потому что никакие там протоколы по большому счету не могли бы его заставить делать то, чего он не хочет, то сейчас!.. Наживкой, конечно, выступила эта восточная прелестница. И сначала только ради нее самой, потом уже соглашаясь с ее желанием, теперь он вынужден просто исполнять чужую волю.
И все же это его особенно не тревожило. Как это… когда-нибудь все бывает первый раз – пошлейшая печать обыденности, добродушная ухмылка сатаны, поймавшего в сети новую невинную жертву…
Облако забрало солнце, наполовину обесцветив жемчужное сияние качауринского дворца. Николай направил ходкий полет мотоцикла к коричневой точке ожидавшего их наемника. Заглушив мотор, почти выполз агрегатом на песок, помог сойти Нине.
Ослепительно загорелся край облака, и солнце выскользнуло. Оно источало такую жгучую, блаженную силу, что Николай вновь упал на лежак. Нина опять разговаривала по телефону, и очень скоро причинно-следственная связь материализовала двух голых парней в пестрых шортах до коленок, большой холодильный ящик и длинную палку свернутого пляжного зонта, немедленно раскрытого, дабы не сажать раньше времени батареи принесенного агрегата.
Нина открыла крышку и обернулась к Николаю.
– Пиво или воду?
– Пиво, котенок.
Она улыбнулась и протянула запотевшую бутылку. Парень в пестрых трусах тут же подскочил и легким движением руки с зажатой открывалкой сорвал пробку.
Пиво холодное, но не ледяное, проваливалось внутрь с мучительным наслаждением. Как здорово! Теперь сигарета.., рекламный набор туристического сервиса… – но своя правда не виновата, если с ней совпадает правда, взятая бедняком напрокат.
Вот так, то попивая пиво, закусываемое солеными орешками и сигаретой, особенно остро идущей под празднично-оздоровительную обстановку, то плавая среди заметно поднявшихся волн, то вновь во всю мочь мотора летая по волнам, они не замечали ход времени, пока Нинин телефон не запищал испуганно и по ее напряженным глазам Николай не понял: пора.
В лифте расстались. Он повернулся к ней. Она окинула его быстрым взглядом – взгляд зажегся уже знакомым ему огнем, она порывисто подняла свои прекрасные руки, взяла его за голову, посмотрела на него долгим взором и, приблизив свое лицо с открытыми, улыбающимися губами, быстро поцеловала его рот и оба глаза и оттолкнула. Николай вышел на своем этаже. Нина осталась, пообещав зайти, когда придет час.
Двери лифта отсекли прощальное помахивание пальчиков (все как-то тянуло облечь обыденность в одежды символизма). Николай дошел до своей двери, открыл и оказался дома.
В номере наведен порядок, особенно заметный в спальне: кровать застелена, оружейная пирамида тщательно разобрана, причем орудия убийства, кажется, протертые от пыли, аккуратно разложены на столе строго по ранжиру: "Калашников", "АГРАМ", "Макаров" в кобуре, нож…
Еще раз в душ, потом в холодильник за банкой полюбившегося здесь джина с тоником. После позвонил все же в столовую и попросил принести чего-нибудь мясного и без гарнира, дабы, когда на то будет необходимость, пища не тяжелила организм.
Вскоре принесли телятину в винном соусе. Он с удовольствием съел ее, после чего задремал прямо в кресле. Во сне же печальный Гоблин, зажавший рот и нос слабо дергающемуся Качаури, внимательно смотрел умирающему в глаза и объяснял сидящему напротив Николаю, что грань между жизнью и смертью, последний, так сказать, шаг в мир иной, есть таинство великое, сосредоточение мирового замысла и постичь его – вот наша задача.
Глава 29
НАЗАД В ПРОШЛОЕ
Николай проснулся, сразу закурил, выпил еще пива и, ухмыляясь, думал: какой странный сон!
Часы на стене показывали половину шестого, Николай удивился. Как долго он спал! Часа два, не меньше. Впрочем, в этом не было ничего удивительного.
Странно то, что ему дали спать: ни Нина, ни сам Барон, ни кто бы то ни было из тех, кому надлежало следить за распорядком дня, не потревожили его.
По-настоящему задуматься над этим ему не дал Качаури. Он постучал в дверь, дождался, когда Николай откроет, и с холодной усмешкой в усах шумно вошел.
– Ну, герой, Брюс Ли вы наш, хорошо выспались? – громко спросил он, по-хозяйски оглядываясь и все замечая: небрежно брошенную одежду, опустошенную посуду из-под пива и джина, тарелки с остатками пищи, неуловимый холостяцкий дух, немедленно поселившийся в полуказенном номере. – Мы специально не тревожили, хотели дать выспаться.
– Откуда вы знаете, что я спал? – спросил Николай, что-то заподозрив, но Качаури уже громко смеялся.
– Дорогой! Посмотрите в зеркало и не будете задавать такие вопросы.
Положим, это не ответ. Сейчас, конечно, видно, что Николай спал, но откуда он мог об этом знать, не заходя?
– Ознакомьтесь с программой на сегодня, – сказал Качаури, вытащил из кармана сложенный буклет и протянул Николаю.
Это было что-то вроде театральной программки.
Глянцевая бумага, хорошая полиграфия, сочные краски. Название: "Программа суперпоединков". Он открыл первую страницу. Здесь были изображения пяти разнопородных собак, начиная с немецкой овчарки и кончая овчаркой кавказской. Среди них затесались один доберман и две лайки. Все собаки имели номера.
На другой странице разворота были изображены пять волков: три самца и две самки. Тоже под номерами, нанесенными прямо на шерсть. И хоть он уже догадался, все же спросил:
– Зачем номера?
– Как зачем? В них вся соль! Мы же серьезное предприятие, потому и пользуемся кое-каким успехом. Номер нужен, чтобы знать, на что ставить.
– Тотализатор?
– Точно. Люди приезжают с большими деньгами.
Вы и представить себе не можете, какие здесь собрались деньги!
– Вы имеете в виду людей? – ухмыльнулся Николай.
– Не все ли равно? – под усами вновь появилась усмешка. – Будто вы смотрите на меня иначе, чем на источник ста тысяч долларов, которые сегодня можете заработать.
– А если иначе?
– А если не поверю? Впрочем, разговор в принципе тупиковый. Ладно, поясняю дальше. Вы можете поставить любую сумму как на отдельное животное, так и на всю группу в целом. Я имею в виду собак или волков, без разницы.
– Да, гадюшник, – заметил Николай. – Впрочем, зрелище, конечно, хоть и похабное, но, наверное, заводное.
– Еще бы! Это же у всех у нас в крови. Я имею в виду бывших советских, а ныне эсэнговых граждан.
Нас уже приучили к крови, самое время теперь извлекать из этой крови прибыль.., и удовольствие.
– Назад в древность, – равнодушно произнес Николай.
– Назад к культуре античности. Конечно, нам не хватает размаха, но со временем это придет. Вон, НАТО устраивает мелкие войны, а когда это войдет в систему, можно будет подключать и тотализатор.
– Ну, ну, – сказал Николай и перевернул страницу.
Дикий кабан и медведь. Секач матерый, если судить по описанию: клыки по двадцать два сантиметра, вес двести семьдесят килограммов. Медведь примерно такого же веса и роста (от пяток до затылка) около двухсот двадцати сантиметров.
– Я бы на медведя поставил, – заметил Николай.
– А кто вам мешает? – оживился Качаури. – Деньги за поединок вам в любом случае выплатим, так что можете дерзать. У нас ведь расчет ведется в конце игр.
– Подумаю, – буркнул Николай и снова перевернул страницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45