Может, ты полюбила, а он оказался голубым? Сейчас, знаешь, такое повсеместно встречается. Так, что ли, крошка?
– Да нет, понимаешь, совсем другое. Я еще не встречала человека, которого могла бы полюбить, – она бросила быстрый взгляд на Николая. – В общем, до последнего времени не встречала. И дело совсем не в том. Понимаешь, меня вырастил отец, мама умерла, когда я была маленькой. Папа стал для меня всем, он и маму заменил. А потом.., а потом…
– Что потом? Ты выросла, он отдалился, наверное, уже не понимал тебя, и ты почувствовала себя покинутой и одинокой.
– Не совсем так. Нет, совсем не так. Понимаешь, он действительно меня перестал понимать, но не в этом дело…
– Так в чем же?
– Когда я была еще совсем девчонкой, меня: изнасиловали.
Николай молчал, ее ладонь безжизненно замерла в его руке.
– Отец знал? – нарушил он наконец молчание.
Нина кивнула.
– И что?
– Ничего. Я не могу тебе всего рассказать. Пока не могу.
Солнечный жар тек все гуще, тела их давно обсохли. Николай сел, не выпуская ее пальцев, и другой рукой обнял за накаленные плечи.
– Если тебе тяжело, лучше не вспоминай сейчас.
Нина быстро-быстро закивала опущенной головой, и Николай испугался, что она сейчас заплачет.
Он взял сумку с продуктами, выбрал два больших апельсина. Пошел к воде, где заблаговременно придавленный камнем был притоплен пакет с банками.
Взял две банки джина с тоником, вернулся и предложил Нине. Они открыли банки и стали пить. Потом Николай сунул себе в губы две сигареты, прикурил и одну дал ей. Нина благодарно кивнула. Было приятно пить относительно прохладный напиток. Солнечный жар и разбавленный жар спиртного соединялись; конечно, Николай сочувствовал, что говорить. Он очистил апельсин и протянул Нине. Она взяла, стала отделять дольки и есть-.
– Понимаешь, – сказала она, – после того случая, я как бы и жить перестала. У меня все внутри было выжжено. Весь мир превратился в головешки, все сгорело.
Я всех возненавидела. Я не знала… Я ничего не знала, думала ничего подобного со мной не могло произойти. С любой другой девчонкой, но не со мной. А после пришла к выводу, что все мужчины, все люди такие… и решила мстить.
– Кому?
– Всем, – отрезала она. – Люди снаружи все гладкие, хорошие, добрые. А внутри черные, страшные, гадкие.
– Сейчас же ты так не думаешь? – спросил он.
– Думаю. Нет.., не обо всех.
Николай вновь взял ее руку, поднес к губам, поцеловал.
– Обо мне, крошка, ты надеюсь, так не думаешь?
Она взглянула на него своими волшебными глазами с черными бабочками ресниц и вдруг засияла, осветилась улыбкой. Странно, он тоже как-то забыл, что она тут сидит совсем голенькая.
Не совсем забыл. Обняв ее за плечи, наклонился и приник к жарким, влажным от джина с тоником губкам…
– Вы только посмотрите на этих любовничков! – Резкий, визгливый голос совсем рядом вернул их к действительности. Он быстро оглянулся. По тропинке со скалы спускались подростки, человек десять. Худые, загорелые, грязные. Две девицы, а остальные… семь человек – парни лет по шестнадцати-восемнадцати. Сальные волосы у девушек беспорядочно свисали по плечам и лицу, отчего головы их время от времени привычно дергались, дабы расширить обзор. У парней волосы были стянуты сзади в хвосты. Джинсы и майки, маскируясь в окружающей среде, приобрели грязно-серый цвет: майки светлее, брюки – темнее.
– Это наркоманы, – испуганно шепнула Нина.
Николай поднялся. Нина торопливо надевала платье.
– Ты, герла, не торопись. Ты нам такая больше нравишься. Мы сейчас с твоим чуваком разберемся, а потом и тебя ублажим. Ты не одевайся, зря силы тратишь, все равно щас разденем, – с надрывом говорил длинный худой парень, может, лет двадцати, видимо, главарь банды.
Тем временем подтянулись и остальные. Пацаны несли велосипедные цепи, железные прутья. Только у главаря в руках ничего не было, такое оружие, видимо, ему по статусу, да и по наглой готовности к насилию не требовалось. Впрочем, он пребывал сейчас в нерешительности, что-то его смущало, может быть, отсутствие страха в лице этого бугая, очень здорового на вид, но что один может сделать против семерых?
Он вдруг быстро завел руку назад, вытащил засунутый за брючный пояс пистолет и направил на Николая.
– Оружие! И живо!
Внезапно, только сейчас справившись с "молнией" на платье, вперед шагнула Нина. Голос ее дрожал от негодования:
– Да вы хоть знаете, с кем разговариваете?! Я дочь Барона! Прикажу, и от вас всех тут мокрого места не останется!
– О-о-о! – визгливо засмеялся главарь. – Какая птичка к нам пожаловала! Успокойся, баронесса, когда ты нам надоешь, мы, может быть, тебя отдадим за выкуп. Много просить не будем. Заплатит твой папочка миллион баксов или пожалеет за доченьку?
Я слышал, он у тебя страшный богач.
Было в их лицах нечто похожее, нечто роднившее всех – и парней, и девушек, – делавшее всех одним стадом. Ну конечно, взгляд. Расширенные зрачки, пелена, не дающая им четкого обзора из той наркотической реальности, в которой они все пребывали и по законам которой действовали и здесь. Они были насквозь пропитаны героином, марихуаной, кокаином, гашишем, в общем, всем тем, что так нетрудно стало доставать в наше свободное пореформенное время.
Отчаянный вскрик Нины каждый из них воспринял вроде по-разному: кто ухмылялся, кто хихикал, показывая пальцем, девицы от смеха попадали на песок ("Ой! Насмешила! Я от смеха вся мокренькая!"), но и здесь общая визгливая дебильность роднила всех.
– Вон отсюда, ублюдки! – негромко сказал Николай. – Шагом марш по тропинке. Чтобы духу вашего здесь не было.
Внезапно обе мокренькие девицы, разом кончив смеяться и не обращая внимания ни на Николая, ни на Нину, кинулись к их пакетам. Видимо, они сначала наблюдали сверху. Одна подняла мокнущий в волнах пакет и торжествующе заверещала:
– Тут пиво! И джин есть! Живем!
– И закусь! – отозвалась вторая, стоя грязными коленками на их скатерти.
Тут уж выдержать больше было нельзя! Николай схватил ее за волосы, приподнял и, особенно не стараясь, влепил кулаком по зубам. Девица отлетела к ногам главаря, поднялась тут же, визжа от ярости во весь свой вмиг ставший беззубым рот. Боли, как и предполагалось, она уже не могла чувствовать. Так, ощущения.
Главарь отшвырнул ее назад и, мерзко ухмыляясь, достал свободной рукой из кармана складную бритву.
Раскрыл. Повертел перед собой, ловя лезвием солнце.
Брезгливая ярость, давно клокотавшая в Николае, наконец прорвалась. Он сделал шаг вперед. Ну почему мразь всегда торжествует! Почему эта плесень так уверена в своей силе? Может быть, потому, что обычные люди, соблюдая закон, ждут и от закона помощи? А кто становится над законом, знает, что закон защищает только сильных. Попробуй пришибить кого из них – посадят. А этим – плевать. Они на собственном опыте убедились, что выбор жертвы – за ними.
Николай ударом ноги выбил у главаря пистолет.
Высоко взлетев в воздух, он упал ближе к воде. Полет был странно-синхронно озвучен воплем главаря, так что падение пистолета прекратило и крик. Девчонка, все еще стоявшая у воды с пакетом их баночного пива, кинулась к пистолету. Ей наперерез неожиданно метнулась Нина. Девица успела нагнуться, но тут же коленка Нины врезалась ей в лицо. На этом женский бой был окончен.
Все следили за непредвиденной схваткой. Осатаневший от ярости главарь, мотая черным хвостом волос, сипел:
– Теперь не только твою девку-баронессу кончим, но и тебя поимеем. А потом порежем на куски, зажарим и сожрем. Я буду не я!..
Николай выбросил вперед левую руку, перехватил кисть с блестящим лезвием, легко завернул. Ручка у вождя тонкая.., слабенькие жгутики мышц, крупный локтевой сустав… Жаль, что нет еще определения наркомана, как существа только похожего на человека и одновременно врага человека. Беспощадный враг, живущий только местью.., себе и другим. Себе, потому что остатки человекоподобия мучают, другим, потому как чем они, другие, лучше?!
Завернув руку парня за спину, Николай осторожно вынул бритву из скрюченных пальцев (вождь вопил!), сложил, бросил стоявшей в сторонке с пистолетом Нине.
Банда со странной тупой нерешительностью наблюдала за развивающимся действием. Николай еще круче завернул руку вновь завопившего главаря, потянул и с неожиданной легкостью, но с оглушительным треском, сломал конечность в суставе. Этот уже не боец!
Удивительно, как можно бояться таких недоносков.
Впрочем, и кошки можно испугаться, а у этих цепи, прутья…
Шагнув к самому большому из оставшихся, ударил ребром ладони по правой ключице. Вновь вместе с криком выпало на песок и оружие.
– Я же сказал, вон отсюда, ублюдки!
Ублюдки вдруг, словно соображение стало коллективной функцией, повернулись и неловко, оступаясь, побежали по тропинке наверх. Дабы в их потусторонних мозгах не зародились планы отмщения, Николай взял у подошедшей к нему Нины пистолет и несколько раз пальнул спринтерам между ступней и по веткам над головами. Своего главаря бандиты, конечно, забыли. Отрезанной от тропинки оказалась и девица с пакетом. Она стояла, словно не понимая перемены обстоятельств. А может, действительно не понимала?
Потом медленно стала обходить их.
– Пакет! – сказал Николай и протянул руку.
Девица покорно отдала пакет и, повернувшись, потрусила за всеми.
Николай пнул главаря по ребрам.
– Вставай, скотина! И убирайся. Мы тебя отпускаем.
Тот с тихим скулением поднялся и пошел прочь, пытаясь поддерживать неестественно завернутую за спину руку.
– Эй! – крикнул ему Николай. – Стой!
Тот остановился.
– Ты забыл попрощаться.
В мутных глазах блеснул просвет. Змеиная улыбка сморщила тонкие губы.
– Когда доберемся до вас, мы тебя не сразу будем резать. Мы тебя будем резать, когда ты сам об этом попросишь.
– Вторую руку сломать?
Тот плюнул в знак презрения, не рассчитал: липкая слюна приклеилась к подбородку и, качаясь, стала спускаться к груди. Он уже не замечал ничего. Повернулся и пошел следом за своей нечеловеческой бригадой. На этот раз не останавливаясь.
Николай повернулся к Нине.
– Не очень они и страшны. Так.., вроде бродячих собак. Надо их пинками учить. А нет, палку взять, больше толку будет.
– Я знала, что с тобой мне бояться нечего, – сказала Нина, обвила рукой его шею, привлекла к себе и горячо, торопливо поцеловала.
– Правильно, крошка, мне надо доверять, – ухмыльнулся он и добавил:
– А хорошо, что мы отстояли нашу собственность, – он указал на пакет. – Мне опять пивка захотелось.
– И мне, – призналась Нина.
– Так в чем же дело? – спросил Николай, и они засмеялись.
Она села на скатерть.
– Шагом марш, ублюдки! – сквозь смех повторяла Нина. – Забыл попрощаться!..
Открыли бутылки, сидели, пили пиво, курили. Молчали.
Солнце стало склоняться за скалы, было еще очень жарко, но палящий зной уходил за светилом, и чуть-чуть посвежел влажный ветерок.
– Окунемся перед уходом? – спросил ее Николай.
– Нет уж. Дома под душем ополоснусь. А ты?
– Да нет, уже исчерпал лимит.
Она поняла по-другому и улыбнулась.
– Неожиданно как. Ну пойдем?
– Пойдем.
– Тогда отпусти мою руку и одевайся. Видишь, я в платье.
Она хихикнула.
Николай оделся, и они пошли обратно. Путь их не был ничем омрачен. Глядя на повеселевшую Нину, Николай не переставал думать о том, насколько глубоко она увязла в делах отца и правильно ли он делает, не пытаясь спросить об этом ее в лоб?
Охранник издали заметил их, открыл загодя ворота и ждал.
– Я уж начал беспокоиться. В вашей стороне недавно были слышны выстрелы.
– Да ну? – удивился Николай. – Вот уж не думал, там же скалы, деревья… Да и море шумит.
– Так это вы? – успокоился охранник. – А то я собирался уже доложить.
– Что же не доложил? – ухмыльнулся Николай. – Как-никак дочка хозяина.
– Никакая я не дочка, я сама по себе, – вдруг рассердилась Нина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Да нет, понимаешь, совсем другое. Я еще не встречала человека, которого могла бы полюбить, – она бросила быстрый взгляд на Николая. – В общем, до последнего времени не встречала. И дело совсем не в том. Понимаешь, меня вырастил отец, мама умерла, когда я была маленькой. Папа стал для меня всем, он и маму заменил. А потом.., а потом…
– Что потом? Ты выросла, он отдалился, наверное, уже не понимал тебя, и ты почувствовала себя покинутой и одинокой.
– Не совсем так. Нет, совсем не так. Понимаешь, он действительно меня перестал понимать, но не в этом дело…
– Так в чем же?
– Когда я была еще совсем девчонкой, меня: изнасиловали.
Николай молчал, ее ладонь безжизненно замерла в его руке.
– Отец знал? – нарушил он наконец молчание.
Нина кивнула.
– И что?
– Ничего. Я не могу тебе всего рассказать. Пока не могу.
Солнечный жар тек все гуще, тела их давно обсохли. Николай сел, не выпуская ее пальцев, и другой рукой обнял за накаленные плечи.
– Если тебе тяжело, лучше не вспоминай сейчас.
Нина быстро-быстро закивала опущенной головой, и Николай испугался, что она сейчас заплачет.
Он взял сумку с продуктами, выбрал два больших апельсина. Пошел к воде, где заблаговременно придавленный камнем был притоплен пакет с банками.
Взял две банки джина с тоником, вернулся и предложил Нине. Они открыли банки и стали пить. Потом Николай сунул себе в губы две сигареты, прикурил и одну дал ей. Нина благодарно кивнула. Было приятно пить относительно прохладный напиток. Солнечный жар и разбавленный жар спиртного соединялись; конечно, Николай сочувствовал, что говорить. Он очистил апельсин и протянул Нине. Она взяла, стала отделять дольки и есть-.
– Понимаешь, – сказала она, – после того случая, я как бы и жить перестала. У меня все внутри было выжжено. Весь мир превратился в головешки, все сгорело.
Я всех возненавидела. Я не знала… Я ничего не знала, думала ничего подобного со мной не могло произойти. С любой другой девчонкой, но не со мной. А после пришла к выводу, что все мужчины, все люди такие… и решила мстить.
– Кому?
– Всем, – отрезала она. – Люди снаружи все гладкие, хорошие, добрые. А внутри черные, страшные, гадкие.
– Сейчас же ты так не думаешь? – спросил он.
– Думаю. Нет.., не обо всех.
Николай вновь взял ее руку, поднес к губам, поцеловал.
– Обо мне, крошка, ты надеюсь, так не думаешь?
Она взглянула на него своими волшебными глазами с черными бабочками ресниц и вдруг засияла, осветилась улыбкой. Странно, он тоже как-то забыл, что она тут сидит совсем голенькая.
Не совсем забыл. Обняв ее за плечи, наклонился и приник к жарким, влажным от джина с тоником губкам…
– Вы только посмотрите на этих любовничков! – Резкий, визгливый голос совсем рядом вернул их к действительности. Он быстро оглянулся. По тропинке со скалы спускались подростки, человек десять. Худые, загорелые, грязные. Две девицы, а остальные… семь человек – парни лет по шестнадцати-восемнадцати. Сальные волосы у девушек беспорядочно свисали по плечам и лицу, отчего головы их время от времени привычно дергались, дабы расширить обзор. У парней волосы были стянуты сзади в хвосты. Джинсы и майки, маскируясь в окружающей среде, приобрели грязно-серый цвет: майки светлее, брюки – темнее.
– Это наркоманы, – испуганно шепнула Нина.
Николай поднялся. Нина торопливо надевала платье.
– Ты, герла, не торопись. Ты нам такая больше нравишься. Мы сейчас с твоим чуваком разберемся, а потом и тебя ублажим. Ты не одевайся, зря силы тратишь, все равно щас разденем, – с надрывом говорил длинный худой парень, может, лет двадцати, видимо, главарь банды.
Тем временем подтянулись и остальные. Пацаны несли велосипедные цепи, железные прутья. Только у главаря в руках ничего не было, такое оружие, видимо, ему по статусу, да и по наглой готовности к насилию не требовалось. Впрочем, он пребывал сейчас в нерешительности, что-то его смущало, может быть, отсутствие страха в лице этого бугая, очень здорового на вид, но что один может сделать против семерых?
Он вдруг быстро завел руку назад, вытащил засунутый за брючный пояс пистолет и направил на Николая.
– Оружие! И живо!
Внезапно, только сейчас справившись с "молнией" на платье, вперед шагнула Нина. Голос ее дрожал от негодования:
– Да вы хоть знаете, с кем разговариваете?! Я дочь Барона! Прикажу, и от вас всех тут мокрого места не останется!
– О-о-о! – визгливо засмеялся главарь. – Какая птичка к нам пожаловала! Успокойся, баронесса, когда ты нам надоешь, мы, может быть, тебя отдадим за выкуп. Много просить не будем. Заплатит твой папочка миллион баксов или пожалеет за доченьку?
Я слышал, он у тебя страшный богач.
Было в их лицах нечто похожее, нечто роднившее всех – и парней, и девушек, – делавшее всех одним стадом. Ну конечно, взгляд. Расширенные зрачки, пелена, не дающая им четкого обзора из той наркотической реальности, в которой они все пребывали и по законам которой действовали и здесь. Они были насквозь пропитаны героином, марихуаной, кокаином, гашишем, в общем, всем тем, что так нетрудно стало доставать в наше свободное пореформенное время.
Отчаянный вскрик Нины каждый из них воспринял вроде по-разному: кто ухмылялся, кто хихикал, показывая пальцем, девицы от смеха попадали на песок ("Ой! Насмешила! Я от смеха вся мокренькая!"), но и здесь общая визгливая дебильность роднила всех.
– Вон отсюда, ублюдки! – негромко сказал Николай. – Шагом марш по тропинке. Чтобы духу вашего здесь не было.
Внезапно обе мокренькие девицы, разом кончив смеяться и не обращая внимания ни на Николая, ни на Нину, кинулись к их пакетам. Видимо, они сначала наблюдали сверху. Одна подняла мокнущий в волнах пакет и торжествующе заверещала:
– Тут пиво! И джин есть! Живем!
– И закусь! – отозвалась вторая, стоя грязными коленками на их скатерти.
Тут уж выдержать больше было нельзя! Николай схватил ее за волосы, приподнял и, особенно не стараясь, влепил кулаком по зубам. Девица отлетела к ногам главаря, поднялась тут же, визжа от ярости во весь свой вмиг ставший беззубым рот. Боли, как и предполагалось, она уже не могла чувствовать. Так, ощущения.
Главарь отшвырнул ее назад и, мерзко ухмыляясь, достал свободной рукой из кармана складную бритву.
Раскрыл. Повертел перед собой, ловя лезвием солнце.
Брезгливая ярость, давно клокотавшая в Николае, наконец прорвалась. Он сделал шаг вперед. Ну почему мразь всегда торжествует! Почему эта плесень так уверена в своей силе? Может быть, потому, что обычные люди, соблюдая закон, ждут и от закона помощи? А кто становится над законом, знает, что закон защищает только сильных. Попробуй пришибить кого из них – посадят. А этим – плевать. Они на собственном опыте убедились, что выбор жертвы – за ними.
Николай ударом ноги выбил у главаря пистолет.
Высоко взлетев в воздух, он упал ближе к воде. Полет был странно-синхронно озвучен воплем главаря, так что падение пистолета прекратило и крик. Девчонка, все еще стоявшая у воды с пакетом их баночного пива, кинулась к пистолету. Ей наперерез неожиданно метнулась Нина. Девица успела нагнуться, но тут же коленка Нины врезалась ей в лицо. На этом женский бой был окончен.
Все следили за непредвиденной схваткой. Осатаневший от ярости главарь, мотая черным хвостом волос, сипел:
– Теперь не только твою девку-баронессу кончим, но и тебя поимеем. А потом порежем на куски, зажарим и сожрем. Я буду не я!..
Николай выбросил вперед левую руку, перехватил кисть с блестящим лезвием, легко завернул. Ручка у вождя тонкая.., слабенькие жгутики мышц, крупный локтевой сустав… Жаль, что нет еще определения наркомана, как существа только похожего на человека и одновременно врага человека. Беспощадный враг, живущий только местью.., себе и другим. Себе, потому что остатки человекоподобия мучают, другим, потому как чем они, другие, лучше?!
Завернув руку парня за спину, Николай осторожно вынул бритву из скрюченных пальцев (вождь вопил!), сложил, бросил стоявшей в сторонке с пистолетом Нине.
Банда со странной тупой нерешительностью наблюдала за развивающимся действием. Николай еще круче завернул руку вновь завопившего главаря, потянул и с неожиданной легкостью, но с оглушительным треском, сломал конечность в суставе. Этот уже не боец!
Удивительно, как можно бояться таких недоносков.
Впрочем, и кошки можно испугаться, а у этих цепи, прутья…
Шагнув к самому большому из оставшихся, ударил ребром ладони по правой ключице. Вновь вместе с криком выпало на песок и оружие.
– Я же сказал, вон отсюда, ублюдки!
Ублюдки вдруг, словно соображение стало коллективной функцией, повернулись и неловко, оступаясь, побежали по тропинке наверх. Дабы в их потусторонних мозгах не зародились планы отмщения, Николай взял у подошедшей к нему Нины пистолет и несколько раз пальнул спринтерам между ступней и по веткам над головами. Своего главаря бандиты, конечно, забыли. Отрезанной от тропинки оказалась и девица с пакетом. Она стояла, словно не понимая перемены обстоятельств. А может, действительно не понимала?
Потом медленно стала обходить их.
– Пакет! – сказал Николай и протянул руку.
Девица покорно отдала пакет и, повернувшись, потрусила за всеми.
Николай пнул главаря по ребрам.
– Вставай, скотина! И убирайся. Мы тебя отпускаем.
Тот с тихим скулением поднялся и пошел прочь, пытаясь поддерживать неестественно завернутую за спину руку.
– Эй! – крикнул ему Николай. – Стой!
Тот остановился.
– Ты забыл попрощаться.
В мутных глазах блеснул просвет. Змеиная улыбка сморщила тонкие губы.
– Когда доберемся до вас, мы тебя не сразу будем резать. Мы тебя будем резать, когда ты сам об этом попросишь.
– Вторую руку сломать?
Тот плюнул в знак презрения, не рассчитал: липкая слюна приклеилась к подбородку и, качаясь, стала спускаться к груди. Он уже не замечал ничего. Повернулся и пошел следом за своей нечеловеческой бригадой. На этот раз не останавливаясь.
Николай повернулся к Нине.
– Не очень они и страшны. Так.., вроде бродячих собак. Надо их пинками учить. А нет, палку взять, больше толку будет.
– Я знала, что с тобой мне бояться нечего, – сказала Нина, обвила рукой его шею, привлекла к себе и горячо, торопливо поцеловала.
– Правильно, крошка, мне надо доверять, – ухмыльнулся он и добавил:
– А хорошо, что мы отстояли нашу собственность, – он указал на пакет. – Мне опять пивка захотелось.
– И мне, – призналась Нина.
– Так в чем же дело? – спросил Николай, и они засмеялись.
Она села на скатерть.
– Шагом марш, ублюдки! – сквозь смех повторяла Нина. – Забыл попрощаться!..
Открыли бутылки, сидели, пили пиво, курили. Молчали.
Солнце стало склоняться за скалы, было еще очень жарко, но палящий зной уходил за светилом, и чуть-чуть посвежел влажный ветерок.
– Окунемся перед уходом? – спросил ее Николай.
– Нет уж. Дома под душем ополоснусь. А ты?
– Да нет, уже исчерпал лимит.
Она поняла по-другому и улыбнулась.
– Неожиданно как. Ну пойдем?
– Пойдем.
– Тогда отпусти мою руку и одевайся. Видишь, я в платье.
Она хихикнула.
Николай оделся, и они пошли обратно. Путь их не был ничем омрачен. Глядя на повеселевшую Нину, Николай не переставал думать о том, насколько глубоко она увязла в делах отца и правильно ли он делает, не пытаясь спросить об этом ее в лоб?
Охранник издали заметил их, открыл загодя ворота и ждал.
– Я уж начал беспокоиться. В вашей стороне недавно были слышны выстрелы.
– Да ну? – удивился Николай. – Вот уж не думал, там же скалы, деревья… Да и море шумит.
– Так это вы? – успокоился охранник. – А то я собирался уже доложить.
– Что же не доложил? – ухмыльнулся Николай. – Как-никак дочка хозяина.
– Никакая я не дочка, я сама по себе, – вдруг рассердилась Нина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45