А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— Интересно...
— У двоих будет больше возможностей. Я работаю уже довольно давно. За это время я много размышляла и многое поняла!
— Не расскажете ли чуть подробнее?
— Я разорвала брак с одним милым, по бедным парнем. У меня были независимые взгляды и любовь к роскоши. Сюда я приехала с одним промышленником, которого встретила в баре на Елисейских полях. Он говорил, что продаст ради меня свой завод. Но через неделю вдруг передумал и исчез. А я осталась в Мантоне. Стала играть в казино, надеясь заработать немного денег. Но все время проигрывала и в конце концов начала мошенничать. Если захотеть, к случаю можно приноровиться. Можно даже обмануть его.
Она продолжала, все больше увлекаясь своим рассказом:
— Каждый, кто играет в рулетку, пытается разработать свою систему. Все стараются придать какую-то закономерность игре, в которой закономерностей нет и быть не может. На случай полагается только один человек — крупье. В результате в настоящем выигрыше остается только он, причем постоянно. Вот я и подумала: если случай не удается уложить в рамки правил, то его нужно просто приручить, понимаете?
— Что ж, принцип неплохой.
— Конечно, на практике его применить трудновато, но, как вы сами видели, это все же удается.
— Да...
— И объединив, свои... идеи, мы могли бы добиться большего, чем я одна.
— Вы полагаете?
— Я в этом убеждена. Хотите пример?
— Валяйте!
— Предположим, что мы с вами действуем заодно и приходим в игорный зал поодиночке. У вас в руке — десяток жетонов по тысяче франков. Я сижу по другую сторону стола. Вы садитесь рядом с крупье. Он бросает шарик. Вы краем глаза смотрите, где он остановился. Допустим, выпадает "восемь". Вы сразу — прежде чем
крупье успевает объявить выигрышную цифру — кричите: "Шесть тысяч на "восьмерку"!" И кладете на этот квадрат свои десять тысяч. Естественно, крупье возмущается и велит вам забрать вашу запоздалую ставку. Вы повинуетесь. В этот момент я протестую и говорю, по ставила на "восьмерку" четыре тысячи. Вы смущаетесь, пересчитываете свои жетоны, признаете свою ошибку И кладете "мои" четыре тысячи обратно. Выигрыш — сто сорок тысяч. На вас смотрят как на мошенника, и вы покидаете зал; я же забираю деньги. Проделав этот фокус по одному разу в каждом казино побережья, мы быстро заработаем очень приличную сумму.
Я обалдел. Дамочка действительно умела шевелить мозгами...
— Слушайте, — спросил я, — вы до этого сами додумались?
— Да. Что скажете?
— Здорово. Только вот...
— Только вот — что?
— У меня есть к вам встречное предложение.
— Какое?
— Когда мы проделаем этот номер во всех здешних залах, то пора будет уносить ноги, верно?
— И что же?
— А то, что мне здесь нравится. И прежде я хочу с чувством истратить свои оставшиеся деньги. Хотите мне в этом помочь? Скажите только — "да", и мы тут же полетим в ваш несчастный пансион за вашими вещами. Мне кажется, из нас получится неплохая парочка. Во всех отношениях. Вы так не считаете?
Она слегка покраснела; это было ей очень к лицу. И быстро сказала:
— Пожалуй, да.
Ее звали Эрминия.
Не говорите мне, что нельзя соединиться с женщиной через рукопожатие. Можно. У нас с ней это сразу получилось. Когда она прошептала "я согласна", ее рука потянулась ко мне, как некая величественная рептилия, и на ее конце расцвели тонкие белые пальцы. Я взволнованно посмотрел на эти пальцы. Потом пожал их — и, честное слово, ощущение было такое, будто я самым настоящим образом
овладел ею на диване. Наши ладони плотно впечатались друг в друга, наши пальцы тесно переплелись. Мы долгое время сидели так — неподвижные, соединенные этими руками, утонув в глазах друг друга и чувствуя, как сердце беспорядочно колотится в животе.
— Вы появились в моей жизни в довольно важный момент, Эрминия...
— Вы, по-моему, тоже, — ответила она.
Мы съездили за ее немцами, и через час она уже поселилась под моей крышей,
Неужели я мог походить этот дом приятным до ее появления? Вот смехота! Она и дна счета окропила его нежностью и грацией. Все вокруг стало теплым и ласковым, и даже радио Монте-Карло начало передавать песни, полные любви.
Эта девушка была настоящей сенсацией. Я был страшно благодарен себе за то, как именно взял ее на абордаж. Я вел себя тогда как настоящий мужчина, а на женщин это всегда действует безотказно.
Под вечер мы в первый раз легли вместе в постель.
Перед этим мы съели холодного цыпленка, запивая его шампанским... Приемник передавал фламенко. Наверное, из-за этой самой музыки все и началось. Тот парень, что играл на гитаре, будто щипал за самые кишки...
Я посмотрел на Эрминию, и она сразу все поняла. Она растянулась на диване, закинула руки за голову и стала ждать.
Я пошел к ней, как путник, добравшийся до конца своих странствий. У меня подгибались колени, я был измучен, но по первому же знаку силы вернулись ко мне в квадрате! Мы устроили себе невиданный сеанс, уж поверьте мне. В постели моя рыжая красавица своего не уступала... Мне казалось, что я сражаюсь с гигантским удавом. Она обвивалась вокруг меня, подобно плющу, и это сводило меня с ума. Наш дуэт продолжался несколько часов. Ей тоже нужно было восполнить приличный пробел по этой части. Когда мы закончили, по радио передавали уже не гитару: какой-то мужик рассказывал о жизни бобров...
Напрашивалась прогулка по набережной. Так мы и поступили. Было просто потрясающе катить по этой извилистой дороге вместе с моей избранницей... Мне казалось, что я сделался совершенно неуязвимым. Нет, фараоны уже ничего не могли со мной сделать. На этот раз Капут умер окончательно. Это ему я раз-
дробил голову там, на итальянском пляже. Наконец-то мне удалось его уничтожить...
Я пел, проезжая вдоль моря и красных скал, вдоль золотых пляжей, утыканных разноцветными палатками...
— Я люблю тебя, Эрминия...
— Я люблю тебя, Робер...
Я не моргнул глазом. Это была правда. Меня звали Робер. Я любил это имя, как любят свое собственное, и уже не вспоминал о том, другом.
— О чем ты думаешь, Робер?
— О нас с тобой...
Мы поужинали, в Ницце, в ресторане с видом на море. Потом вернулись домой, как настоящая влюбленная парочка. Впервые в жизни я отправился в свадебное путешествие. Это было прекрасно.
Когда мы вернулись домой, я нашел в почтовом ящике банковское уведомление: перечисление денег уже состоялось. Я глубоко вздохнул. Нет ничего при ятнее успеха. Не обязательно такого, который приносит плоды, а просто успеха как такового,
— Ты выглядишь очень счастливым, Робер...
— Я действительно счастлив.
И поскольку счастье всегда нужно с кем-то разделить, я занялся с ней любовью прямо в саду, под громовое стрекотание цикад,
В последующие дни мы не возвращались в казино. Она, впрочем, по нему и не скучала. Те, кто мошенничает, обычно не любят игру. Для них рулетка или стол для "баккары" — все равно что заводской станок. К тому же, в целях выполнения грандиозного проекта Эрминии, нам нельзя было появляться в подобных заведениях вместе.
Мы принялись спокойно проживать мои деньжата. Не допуская излишеств, но и ни в чем себе не отказывая. Словом, для нас началась эта самая "красивая жизнь"...
Мы валялись в постели до самого позднего утра. Потом я шел купить что-нибудь на завтрак, а она наводила порядок в доме. Мы с ней лопали из одной тарелки ветчину и уматывали до самого вечера в соседний поселок или на пляж. Потом ужинали в дорогом ресторане, распивали бутылочку в кабаре на набережной, возвращались домой и ложились в постель,
Я никак не мог насытиться этой женщиной. Я специально сдерживал себя целый день, чтобы придать больше веса той благословенной минуте, когда мы оказывались наедине, без свидетелей... Когда она наступала, я будто взрывался и разгуливал за пределами жизни, в тех местах, где можно встретить маленьких человечков с ореолом над головой... Но вот в один прекрасный день все это порвалось, огни погасли, и я понял, что никому не дано размозжить собственную голову камнем...
Все началось поутру, когда я возвращался с покупками... Я любил ходить по магазинам. Может быть, вам смешно представить себе, как крутой гангстер торгуется с молочницей или складывает в авоську апельсины? А мне это нравилось. Чего я только не покупал в эти дни: ананасы в банках, икру, всякие изысканные колбаски... Словом, все, чего я был лишен в своем поганом детстве и на что мог тогда лишь таращиться, расплющив нос о витрину.
Когда я ставил сумку на стол, Эрминия вышла из кухни; ее фигуру обтягивал черный шелковый халат с китайскими мотивами.
— Слушай, тебя тут только что спрашивали... Если вы когда-нибудь решите снять фильм по моим воспоминаниям, не забудьте влепить в этом месте могучие звуки трубы. Да, чтобы передать мое тогдашнее состояние, нужен был большущий кусок Армстронга...
Я посмотрел на Эрминию. Красивые рыжие волосы стянуты в "конский хвост", глаза напоминают очертаниями два миндальных ореха, губы не накрашены, бледная кожа усыпана крохотными веснушками...
— Спрашивали? — пробормотал я.
— Да. Это тебя, похоже, взволновало?
— А кто?
— Да такой забавный коротышка... Я рассмеялся.
— Так это же домовладелец!
— А, может быть.
— Он ничего не просил передать?
— Нет, сказал, что зайдет после обеда, около двух.
Я пошел к телефону, чтобы рассеять оставшиеся сомнения, и позвонил в свое агентство по недвижимости. Мне ответил сам старичок в черном канотье. Он удивился моему вопросу. Нет, он меня сегодня не спрашивал...
Я положил трубку на рычаг, чувствуя, как холодеют руки.
Если меня спрашивал не домовладелец, то кто же? Кроме него, меня никто не знал!
Я окликнул Эрминию, которая, насвистывая, готовила нам еду.
— Что?
— Слушай, какой он из себя, этот твой забавный коротышка?
Она подумала.
— Погоди-ка... Ну, он чем-то похож на хозяина кафе или пивной. Почти лысый, одет совсем обыкновенно, лицо круглое, глаза наполовину закрыты, Знаешь кого-нибудь такого?
Нет, я не знал, решительно не знал; это меня и тревожило.
В моей голове тоненько пищал сигнал тревоги. "Что если это легавый?" — подумал я.
Но это было мало вероятно, Легавые ходят пара ми, как улитки.
Тогда кто?
Но сколько я ни ломал башку, вразумительного ответа найти не мог. Разве что... Да, это мог оказаться кто-нибудь из моего банка. Или же... Или же просто рекламный агент, узнавший мою фамилию у соседей. Ведь говорила же Эрминия в тот первый день: соседи все знают.
Ладно, что толку гадать? Главное, чтобы упомянутый коротышка не оказался сыщиком. На остальное мне было наплевать.
И все же за обедом я чувствовал себя неважнецки. Эрминия это заметила.
— По-моему, ты опасаешься прихода этого человека,
— С чего ты взяла?
— Ну видно же, что ты озабочен...
— Ну, озабочен, но не встревожен. Просто интересно...
— Что?
— Что ему от меня нужно. Мне очень дорого наше спокойствие. Ненавижу всяких проныр...
— Почему ты решил, что он проныра?
А действительно — почему? Тут она была права.
Я помогал ей убирать со стола, когда ОН постучал в застекленную дверь. Я не помню, чтобы под его ногами шуршал гравий. Этот тип передвигался неслышно, как кот.
На первый взгляд он и впрямь казался забавным, но вблизи выглядел скорее угрожающе. На нем был серый поношенный костюм, грязная рубашка, перекрученный галстук. Бледную лысину окружали ре-
дкие светлые волоски. Из-за плеши его и без того круглая рожа казалась еще круглее, но она была вовсе не добродушной, а наибольшее беспокойство вызывал его взгляд. Вернее, отсутствие взгляда. Его выпуклые реки были почти полностью опущены, и ему даже приходилось отклонять башку назад, чтобы посмотреть на собеседника...
— Это он, — шепнула мне Эрминия.
— Ладно, оставь нас одних...
Она ушла в кухню, но, похоже, стала прислушиваться, Я открыл дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65