Преступник разом лишил следствие массы данных. Сколько зацепок, сколько информации выжал бы Смоковницын из авто!
А теперь аж руки опускаются.
Хотя бомж Савелий, царство ему небесное, не только спас с десяток жизней, но дал своей смертью другую пищу для размышлений. То, что и он погиб не случайно, скорее всего в одно время с Полтинным, плюс - минус полчаса так же сомневаться не приходилось. Его только ухайдокали иначе - проще гораздо. Сначала избили до полусмерти, а потом тюкнули голышом по темечку. Камень кровавый днем обнаружили.
Нашли и еще кое-что. То, что больше всего смутило и озадачило капитана - початую бутылку коньяка. Необычную бутылку коньяка. Она сошла с заводского конвейера, как гласила надпись, еще в 1985-ом году. Выходит, что ровесница михаилосергеевичьей перестройки.
Но главное - коньяк был выпущен Грозненским коньячным заводом и носил гордое наименование "Вайнах". Такого с первой чеченской не выпускали.
И что самое поразительное - коньяк был настоящий! Химикам пришлось изрядно попотеть, в поисках составных ингредиентов известного в прошлом чеченского напитка.
Куда только не обращались - все бесполезно. Наконец, через паронет вышли на архивы Красноярского областного суда, который еще в 1979-ом году рассматривал дело о подпольном производстве дорогих коньяков, к бумагам следствия были подшиты анализы рецептур настоящего "Вайнаха" и поддельного.
"Вайнах" с набережной Соросли был не паленый, а самый, что ни на есть верный кавказский напиток .
Кто же ночью на набережной Соросли мог пить коньяк такой выдержки, давно ставший раритетным?
А бутылку нашли в логове бомжа Савелия. Как раз в тех кустиках, куда указывал обиженный Петром безымянный майор.
Причислять бродягу к коллекционерам редких спиртных напитков не приходилось. Бутылка явно попала к нему случайно, но откуда?
Смоковницын не терялся в догадках, он всеми чувственными органами чуял, что и тело несчастного Савелия, и коньяк - не просто зацепки или улики, а ключи к делу, если разгадать верно шараду замка, то с их помощью можно выстроить всю цепочку событий.
Прежде всего, предстояло выяснить, кто появился на набережной с коньяком из прошлого века. Бомж, конечно, мог ее стащить и где-нибудь в другом месте.
Но много ли в Янске мест, где торгуют подобным товаром? Капитан УБОПа не знал ни одного.
Один из уважаемых в городе сомелье, загородный дом которого сплошь уставлен антикварной посудой с крепкими спиртовыми наполнителями, только усмехнулся в телефонную трубку.
- Тридцать лет собираю спиртное, - сказал он, - и уверен, что "Вайнах" можно пить или с тоски или со страшного бодуна. Сейчас его давно нигде нет. А последнюю бутылку из коллекции своей я еще лет пять назад отдал похмельному соседу. Еще они там делали у себя нечто похожее на коньяк, и называли бурду "Илли", мне привозили как-то давненько, но я не стал оскорблять коллекцию и этим недостойным экспонатом. Впрочем, я не специалист в этом направлении, вы б меня про вина чего спросили...
Из архива удалось добыть справку, по которой выходило, что последняя партия коньяка "Вайнах" была завезена в Янск осенью 88-го года в количестве полутора тысяч бутылок. Предыдущие поставки так же были немногочисленны и весьма редки. Выходило, что за десятилетие с 80-го по 90-й год "Вайнах" в розничной сети появлялся всего несколько раз и общее число ненамного превысило пять тысяч экземпляров.
Доверять советским еще накладным себя, естественно, обманывать; конечно же, существовали подпольные нелегальные каналы поставок из тогдашней Чечено-Ингушской автономной республики в северные области и они-то, наверняка, во много раз превосходили официальные цифры.
- Не то, не то, - долбил себя мысленно Смоковницын, - у бутылочки со Соросляной набережной свой особый оригинально-индивидуальный путь. Прибыть в Янск она могла откуда угодно, вовсе и не обязательно она должна была выставляться на местных прилавках. В конечном счете, ее могли привезти частным образом, мало ли чеченцев здесь перебывало, мало ли нефтяники ездили на Северный Кавказ?! Даже их первый секретарь, как его, вроде Завгаев, да-да-да, Доку Завгаев как-то заезжал в конце восьмидесятых, не с пустыми же руками!..
Петр вошел к дактилоскопистам и одеревенел.
Эксперты в два горла уничтожали вещественные доказательства. Оперативник от гнева поперхнулся. В зобу заметался огромный огненный шар, размерами со звезду Бетельгейзе, огромную, как запомнил еще со школьной скамьи Смоковницын, больше солнечной системы даже.
Шар был готов вырваться наружу, обдать тоннами пылающего мата нерадивых сотрудников. Те прижухли, но моментально сориентировались.
- Иваныч! Н-ничего не случилось... Мы д-для проверки и, т-так сказать, в-в-в ф-форме д-дегустации, т-то есть, в-в к-качестве д-дегустации, семь к-капель упот... упот-т-т-р-р... упот-тт... р-реб...- выговорить последнее уже прилично поддатому эксперту Коле не представлялось возможным, он плюнул и сказал проще - Мы и т-тебе п-припасли, глянь!
На дне темной бутылки плескались жалкие жидкие остатки.
- Т-тут как раз... - утверждал Коля. Приятель его, химик из соседней лаборатории, стыдливо молчал, вероятней, был потрезвее. - Н-неудобно, работать с п-полной п-посудой, Иваныч, т-ты пойми!..Н-неудобно... Вот м-м-мамой клянусь! Ну все в-время выпить хочется, к-когда она з-зараза полная...
- А сейчас не хочется?! - угрожающе надвинулся на Николая Смоковницын, - Сейчас, говорю, не хочется? А?
- П-петя, ну, П-петя, п-перестань, - замахал на него руками эксперт, -мы н-немножко... Ну...
- Хоть множко, хоть немножко, ты мне дело губишь! Выдули поллитру, как совести хватило!
- Ну, не... не полулитру, - вдруг подал очень уверенный голос тихий химик Боря, - не надо преувеличивать! Я не люблю неточностей. Выпито че-тырес-та-а два-адцать а-адин милилитров...
Он утверждающе поднял указательный палец вверх, не допуская возражения. Коля слил остатки в мензурку, принесенную как пить, Борисом. Тому по долгу службы постоянно приходилось проводить экспертизы спиртных напитков, продающихся без лицензии, предпочитал это делать на язык, отчего-то не доверяя в полной мере химическим формулам, а потому мензурочки у него всегда были наготове.
Посуду с последними каплями раритета сунули Смоковницыну, а у того аж уши пылали от негодования. От все еще переполняющего душу возмущения вымолвить ничего не мог, да и что, собственно ругаться теперь, когда предмет уже исчез. Почти.
- Пей, Петя, рекомендую, - продолжил Боря без тени издевки, - оченно приятственная вещъч!.. Редкостная. Выдержка замечательная. Без претензий. Хранилась с умом при ровной теме-пературе.
- Ты как определил, - ухватился за фразу Смоковницын, - или шутишь, издеваешься?
- Ни в коей мере, - замотал головой эксперт, - я их пойло знаю, они, грозненцы в смысле, никогда положенного срока не выдерживали... В магазин сдавали полудерьмо, а этот отстоялся... Не в бочке понятно, но и в стекле дозрел малехо... В девяностых, видать, они полную халяву гнали.
- На этикетке - 85-й год.
- То, что накалякано на этикетке, подтверждает лишь то, что этикетка выпущена в 85-ом году, и больше ничего не подтверждает... А я говорю, что коньяк простоял в закрытом сосуде не менее 10 лет и не более 15-ти. А хранился с умом, без теме-пературных перепадов...
- Ты чего, ты это чего... Серьезно?.. - Петр насторожился.
- А он, б-батенька, не шутит, по причине н-невозможности шутить, чу-чу-чувства юмора лишен н-напрочь, - влез со справкой Коля.
- Уймись, - осадил Борис, - Я, Петр Иваныч, всяку смесь гремучую чую на языке, там сучествуют, таки знаете можа, рецепторы, так мои рецепторы уж двадцать лет надрочены на всю гадость, какая в мире есть. И вот эти рецепторы, а иже с ними печеночка моя чуткая, говорят, что розлив произошел самое большее - пятнадцать лет назад, а с тех пор бутылочка хранилась при ровной темепературе никак не ниже нуля. Коньяк за все это время не подвергался взбалтыванию, откупориванию, охлаждению, нагреву, его могли хранить в подполье, в квартире, офисе, избе, не у печки разумеется. Бутылку долго не брали в руки, вообще не касались, тронули незадолго до вчерашнего дня, и хранилась она в вертикальном состоянии.
- Боря ты уверен?
- Петя, еще раз - пузырь находился при более - менее постоянной темепературе, в статистическом состоянии...
- В статичном - поправил Петр
- О, да, в стати-тичном, да, - принял поправку Боря.
- А про то, что в руки не брали, эт как?..
Борис улыбнулся.
- Вы же оперативник, господин капитан, со стажем. А такие простые вещи не замечаете. Ах, ах!... Мухами стекло бутылочное засрано!.. Его и протереть не удосужились, когда из загашника доставали...
- Ты это, Боря, не торопись, - засуетился Петр, - не торопись, подумай, точно ли так все, что ты сказал, может где-то ошибочка какая... Не?..
- Капитан! Я дам Вам справку с печатью, что мухи срали на коньяк давно, долго и в большом количестве. Есть микроследы элеме-ментов экстреме-ментов конца 20-го века... Нужна такая бумажка?
- Нет, - заметался Смоковницын, - бумажка не нужна, не нужна... Это значит, что коньяк могли где-то забыть, оставить, потерять в конце концов, он провалялся, а потом его обнаружили... Так?
Борис пожал плечами.
- Дальше, гражданин начальничек, ваша сфера, ваша власть, ваши выводы, я умываю руки.
- Черт, черт, черт! - расплевался Смоковницын - Полтинный ни при чем. Бутылка просто где-то завалялась, ее нашел Савелий, притащил к себе, но подвернулся как-то киллерам, те его заодно хлопнули, коньяк так и остался валяться...Савелий, видать, только и успел что отхлебнуть малость, да в руках подержать.
Петр с досады опрокинул в себя мензурочку, внутри приятно разошлось легкое тепло. В самом деле коньяк был очень хороший.
- И не только Савелий, - просипел Коля, - не т-только он успел подержать...
Петр глядел испытывающе.
- Б-бутылочку п-подержал г-губернатор. В-вот они-с - п-пальчики!..
ФАЙЛ ЧЕТВЕРТЫЙ.
Раиса выглядела печально и озабоченно, однако, женских чар не растеряла - сразу впилась в Петра цепким хватким взглядом, губки сложила бантиком. Вместе с тем и поза, и выражение красивого лица выдавали неестественную напряженность секретарши, а скорее всего, нехарактерную для нее растерянность. Оттого завлекательные глазки не завлекали, а упорно, вопреки женской воли, тревожно сигнализировали, посылая всяк входящим непрерывный "SOS".
Быстро расшифровав ее состояние, Петр понял - без разговора, хотя бы короткого, не обойтись. Так и вышло. Раиса перехватила инициативу, будто боясь, что капитан, как обычно молча, отделавшись дежурным кивком, растворится за начальственной дверью.
- Я ему говорила, говорила, - бешено быстро зашептала она, как только Смоковницын оказался в радиусе доступности ее активного шепота, - рабочий день закончился, капитана, то есть вас, нет, скорее всего, на месте, а он - -немедленно, на все - про все полчаса, хоть из дома, хоть от бабы, срочно! И мне сразу начал угрожать, тыкать стал... Представляете, даже Михаил Никитич не позволял мне говорить - ты, /она заиграла бровями/, да, вот, представьте только - не позволял!.. А этот, ой, господи, урод комиссариатский! - сразу начал тыкать. Я его поправила, говорю, детей с Вами, так подчеркнуто, знаете же, Петя, как я подчеркиваю, так вот, подчеркнуто и говорю: "детей с вами не крестила, на брудершафт, извините, не выпивала, в одной постели не лежала", ой, уж вы извините, но я ведь прямая, что думаю, то и...
Загремела внутренняя связь. Властный грубый голос из аппарата почти прокричал: "Где Смоковницын? Где? Доложить! Немедленно доложить!".
Раиса заметалась, спутала кнопки, какие следовало нажимать при ответе, в аппарате что-то захрипело, засвистело, заурчало и он замолк.
- Ой, ой, я кажется отключилась, он теперь убьет, убьет, ведь он зверь, зверь...
- Да я же здесь, не волнуйтесь, Рая, я объясню, ничего страшного, улыбнулся заговорщицки Смоковицын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41