поймает мелочевку и захлопнется. И все опять на круги своя. Так думают, но так может не случиться…
Появились и разумные предложения: выяснить, кому потребовалась эта провокация с вице-премьером, и по своим каналам выйти на ментов. Только не в префектуры, а на самый верх, где понимают серьезный разговор. И ценят откровенность.
Заговорили о подходах. Сеня Круглов, измайловский авторитет, предложил себя в качестве посредника для переговоров с подольскими и чеховскими, во владениях которых имелась одна, так сказать, сауна, в которой частенько коротали время мужички из Белого дома и со Старой площади. Закрытое такое место, однако ж, когда прижмет крепко, проход найдется.
Тут же посыпались возражения, поскольку у некоторых с подольскими были непреодолимые противоречия. Сыч молчал, давая возможность демократически высказаться всем. Кистень с презрительной улыбкой наблюдал со стороны. Нет, думал он, нужны другие ходы. А эта затея примирения перед общей опасностью ничего не даст. Не о будущем своем думают воры, а о более-менее благополучном сегодняшнем. В нем и останутся…
А вообще– то идея утереть нос ментам -стоящая, надо подумать. Хоть и запрещает воровской закон контакты с ментовкой, но, если хочешь сохранить хотя бы малое, на что не пойдешь! Иначе все разговоры о воровской власти так болтовней и останутся. Пора менять свой имидж. Хорошее слово. Почему президенты могут, а ворам нельзя? Несправедливо!
Между тем базар, как это обычно случается, перешел на отдельные личности и большие претензии. Голоса повысились, возросло возбуждение. Очень правильно, что с самого начала постановили оружие оставлять в машинах. Но Кистень предупредил своих, таганских, заменивших сегодня освобожденных на полдня пространщиков: следить внимательно, но ненавязчиво и по возможности провести проверку на оружие, пока братва парится. Все оказалось чисто, хоть тут смогли договориться. И теперь, когда пошел шум, в принципе бояться было нечего, ну, поорут, кто-то в сердцах покинет сходку, такое бывало, и никого особо не трогало. И в самом деле, первыми стали собираться химкинские и коптевские, у тех свои интересы. Долго залупались солнцевские, но эти – от гордости, самые крутые, как же! Их поддержала сопливая Гавана и кунцевские, опять возникла очень болезненная проблема – «общака». Ну, это надолго. А хитрый Сыч, провожая очередных уходящих представителей, с достоинством кланялся им, благодарил за участие и завершал фразой: «Не держите обиды, когда начнется большой шмон…» Пусть себе думают: предупреждение это или угроза. Некоторым совсем не вредно.
К середине дня высший разряд опустел. Появившиеся уборщики и пространщики в считанные минуты привели помещение в идеальный порядок, с аппетитом закусили за оставленным им богатым столом и сняли с входной двери табличку «Профилактика». Вскоре объявились и первые посетители. Но было их совсем немного. Оно и понятно, под вечер в баню знатоки не ходят. А любителю – туда-сюда. Но выложить за вход сотню тысяч – да еще услуги, пивко с рыбкой (как же без этого?) считай на пол-"лимона", и это по бедности, не сильно шикуя, – все же накладно. Немного перед сном-то таких охотников. Вот и пустынно было в высшем разряде.
По этой причине пожилой буфетчик Николай, которого все фамильярно звали Парамонычем, совсем заскучал. Дела не было. Отправил в кабинки несколько пар пива – и сиди себе зевай, волшебство живописное на потолке разглядывай да поминай добрым словом Силу Николаича и супругу его благоверную Елизавету Семеновну, создателей сей чудотворной красоты. Издавна сказано стариками-сандуновцами: «Ваш пот – наши старания…»
Посетовав своему помощнику на жидкого клиента, Парамоныч вдруг засобирался домой. Миша-татарин, он же Мухаммед, не возражал, поскольку «ходил» под Парамонычем не первый год и порядок старшего знал. А нынче-то и дела нет особого – доход невелик, легко и одному управиться. Словом, принял Парамоныч на грудь кружечку свеженького пивка, сунул меж стальных зубов черный подсоленный сухарик, закуску для знатоков, да и отправился себе с Богом.
Спустился на Неглинку и пошел в сторону Охотного ряда. Миновал место, где вчера, сказывали, молодого вице-премьера «замочили», это все нынешняя публика толковала. Потом свернул на Кузнецкий, стал подниматься к метро, останавливаясь у многочисленных витрин; зашел и потолкался в тесном хозяйственном магазинчике на углу, приобрел себе флакон нового заграничного аэрозоля – против тараканов, тут же, на углу, ввиду отсутствия желающих звонить, снял трубку уличного телефона-автомата и набрал номер.
Отозвались не сразу.
– Добренького тебе вечера, Вячеслав Иваныч, чего париться не заходишь?
– Ах, вон кто! Здорово, Парамоныч! – отозвался Грязнов. – Так ведь по нынешнему-то к тебе с «лимоном» ходить требуется. А где ж у меня такие гроши? Я понимаю, что подъехать мне надо? Куда скажешь?
– Да ведь ты помнишь адрес-то. Вот, значит, и… – Парамоныч словно невзначай повернулся с трубкой в руках, как бы глядя себе под ноги, а сам все же цепко, из-под опущенных бровей, огляделся вокруг. – Ну ладно, стало быть, увидимся. Пока, – и повесил трубку. После чего неторопливо спустился в метро и поехал в сторону «Тушинской», где проживал на улице Свободы.
ОБЫЧНАЯ РУТИННАЯ РАБОТА
Турецкий встал рано: надо было готовить проклятую справку для генпрокурора. Он не лукавил, разговаривая с генеральным: питерские коллеги, особенно Пименов, действительно снабдили его исчерпывающей информацией. Надо было отобрать нужное и обобщить. Но после обеда позвонил Пустовойт и поломал вечерние планы. Конечно, следовало к этой Скибе отправить все того же Смирнова, но молодой и симпатичный где-то загулял, во всяком случае, домашний его телефон не отзывался. Пришлось снова брать на себя. Пустовойт же, по твердому внутреннему убеждению Турецкого, для компромиссных бесед с дамами не годился. А после того как удалось дозвониться до самой Полины и услышать ее «плавающий» голос, это мнение подтвердилось окончательно. С такого рода дамочками вообще-то лучше всех умел общаться Славка Грязнов. Но вешать сейчас на него и эту обузу показалось чрезмерным.
В начале восьмого, побрившись и одевшись с несколько изысканной простотой, сопровождаемый насмешливым взглядом Ирины, весьма скептически относившейся к вечерней работе мужа, Александр Борисович пересчитал оставшиеся после командировки финансы, прикинул, что на небольшой допинг должно хватить, и отправился на свидание в ночной клуб «Колокола». Наличие машины должно было объяснить нежелание господина Турецкого общаться с ночными гаишниками по поводу какой-то выпитой рюмки. Такие аргументы всегда действуют успокаивающе на любую женщину, даже самую мнительную и осторожную.
Как оказалось, никаким клубом «Колокола» не были: обычное, но с некоторыми претензиями – к примеру, швейцар в форме старшего офицера британской колониальной армии – ночное заведение, где стояла рулетка, несколько карточных столов и вдоль длинной стены тянулась лакированная стойка бара. Вот и все кружева. Остальное – расхожее новорусское сермяжество: колокольчики при входе, расписанные церковными куполами стены, поддужные бубенцы и прочая церковно-купецко-ямщицкая канитель на портьерах и занавесках. Вроде и богато, но безвкусно.
Швейцар на входе осведомился, по своей ли охоте или по чьему-то приглашению прибыл гость. Турецкий, как было условлено со Скибой, назвал ее фамилию. Швейцар равнодушно кивнул и предложил пройти во второй зал, где их дожидаются у окна, в углу слева.
Пройдя под занавесками, издававшими мелодичный звон, и мельком оглядев вполне приличный выбор напитков в баре, «важняк» отодвинул в торце зала портьеру, также отметившую его приход перезвоном, и вошел в небольшой ресторанный даже и не зал, а скорее большой кабинет на три стола. За крайним слева, как и было сказано, сидела парочка. Он был плотен телом и острижен по самой последней моде – кубарём. Профессия почти не оставляла сомнений. А вот его даму Турецкий легко узнал и тут же вспомнил, кто такая эта Полина Скиба и в каких популярных фильмах видел он в маленьких, но ярких эпизодических ролях сию очень симпатичную разбитную бабенку. Только она всегда была пышноволосой и русой, а тут сидела женщина с короткой темной прической в стиле двадцатых годов. На вошедшего обернулись оба. Мужчина кивнул, встал и вразвалку, от ощущения собственной могучей силы, наверное, прошел мимо Турецкого к выходу. Полина взглянула как бы с легким интересом и сделала приглашающий жест рукой. Гость прошел и сел на стул напротив. Улыбнулся и сказал:
– Здравствуйте, Полина… Не знаю вашего отчества, но, кажется, в ваших компаниях и не принято? Можете и меня называть Александром, Сашей, как вам будет угодно. Спасибо, что согласились встретиться. В силу, вероятно, понятных вам причин, я хотел бы задать несколько вопросов, но не уверен, что здесь – самое место.
– Ну почему же?… – Было заметно, как она подавила у себя желание обернуться, оглядеться. Турецкий понял, что ее пасут, причем в открытую, ничего не стесняясь. И сделано все это специально, чтобы узнать, какие вопросы интересуют господ ментов, ну и все остальное в том же духе.
Соответственно вести беседу в таких условиях было бы глупо. Надо поискать более простой какой-нибудь вариант, вроде выйти прогуляться, от чего женщина наверняка откажется: заметит, что погода неподходящая, или еще что-то в том же роде. Начать секретничать – еще больше вызвать подозрение. И Турецкий выбрал действительно самое простое. Тут же подошедшему официанту заказал бутылку шампанского для дамы, а себе – бокал сока, предъявив в качестве объяснения автомобильные ключи, которые крутил на пальце.
Официант с усмешкой заметил, что такой заказ проще получить в баре, на что Турецкий возразил: там шумно, а здесь достаточно уютно и спокойно. Официант посмотрел на Скибу, та молча кивнула в ответ, и он удалился.
– А ведь я сразу узнал вас, едва увидел! – радостно начал он тоном простецкого и неискушенного зрителя, оказавшегося неожиданно наедине с кинозвездой. И следующие полчаса, включив в действие все свои способности по части охмуряжа, старательно вспоминал наиболее яркие, по его мнению, эпизоды из ее фильмов. Живописал с неподдельным восхищением, как она была хороша там-то и там-то, как он, было дело, буквально влюбился в нее, чем вызвал жуткий приступ ревности у своей жены. Словом, он пел, как кенар перед своей птичьей свадьбой, не останавливаясь и охотно подливая шампанское в пустеющий бокал. Скоро и Полина, и те, кто слушал их «беседу», могли убедиться, что перед ними обычный тупой ментяра, сдуру пытающийся усесться не в свои сани.
Она, как он заметил, сперва слушала не без удовольствия восторженные трели «рядового кинозрителя», но потом ей стало скучно. Ничего нового, видно, Турецкий ей не сообщил, все было давно известно.
– Мне приятны, – без всякой радости в голосе заметила она, – ваши слова в мой адрес, но, насколько я поняла из вашего звонка, интересует вас не Полина Скиба, а ее подруга?
– Да, да, конечно, – смутился Турецкий. – Просто, увидев вас, я, как бы это сказать…
– Да, я понимаю, растерялись, так? Ведь вы же, оказывается, даже были влюблены в меня? – при этом она как-то нервно оглянулась.
– Вот именно. Да, я действительно предполагал поговорить с вами о вашей подруге. Но боюсь, что наш разговор в данном заведении не получится. Народ тут, как я вижу, слишком навязчиво интересуется содержанием нашей беседы. Поэтому у меня есть предложение. Если не возражаете, давайте подъедем ко мне в Генеральную прокуратуру. Я ведь не из милиции, я побеседую с вами как со свидетельницей, а затем, если захотите, привезу обратно, сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Появились и разумные предложения: выяснить, кому потребовалась эта провокация с вице-премьером, и по своим каналам выйти на ментов. Только не в префектуры, а на самый верх, где понимают серьезный разговор. И ценят откровенность.
Заговорили о подходах. Сеня Круглов, измайловский авторитет, предложил себя в качестве посредника для переговоров с подольскими и чеховскими, во владениях которых имелась одна, так сказать, сауна, в которой частенько коротали время мужички из Белого дома и со Старой площади. Закрытое такое место, однако ж, когда прижмет крепко, проход найдется.
Тут же посыпались возражения, поскольку у некоторых с подольскими были непреодолимые противоречия. Сыч молчал, давая возможность демократически высказаться всем. Кистень с презрительной улыбкой наблюдал со стороны. Нет, думал он, нужны другие ходы. А эта затея примирения перед общей опасностью ничего не даст. Не о будущем своем думают воры, а о более-менее благополучном сегодняшнем. В нем и останутся…
А вообще– то идея утереть нос ментам -стоящая, надо подумать. Хоть и запрещает воровской закон контакты с ментовкой, но, если хочешь сохранить хотя бы малое, на что не пойдешь! Иначе все разговоры о воровской власти так болтовней и останутся. Пора менять свой имидж. Хорошее слово. Почему президенты могут, а ворам нельзя? Несправедливо!
Между тем базар, как это обычно случается, перешел на отдельные личности и большие претензии. Голоса повысились, возросло возбуждение. Очень правильно, что с самого начала постановили оружие оставлять в машинах. Но Кистень предупредил своих, таганских, заменивших сегодня освобожденных на полдня пространщиков: следить внимательно, но ненавязчиво и по возможности провести проверку на оружие, пока братва парится. Все оказалось чисто, хоть тут смогли договориться. И теперь, когда пошел шум, в принципе бояться было нечего, ну, поорут, кто-то в сердцах покинет сходку, такое бывало, и никого особо не трогало. И в самом деле, первыми стали собираться химкинские и коптевские, у тех свои интересы. Долго залупались солнцевские, но эти – от гордости, самые крутые, как же! Их поддержала сопливая Гавана и кунцевские, опять возникла очень болезненная проблема – «общака». Ну, это надолго. А хитрый Сыч, провожая очередных уходящих представителей, с достоинством кланялся им, благодарил за участие и завершал фразой: «Не держите обиды, когда начнется большой шмон…» Пусть себе думают: предупреждение это или угроза. Некоторым совсем не вредно.
К середине дня высший разряд опустел. Появившиеся уборщики и пространщики в считанные минуты привели помещение в идеальный порядок, с аппетитом закусили за оставленным им богатым столом и сняли с входной двери табличку «Профилактика». Вскоре объявились и первые посетители. Но было их совсем немного. Оно и понятно, под вечер в баню знатоки не ходят. А любителю – туда-сюда. Но выложить за вход сотню тысяч – да еще услуги, пивко с рыбкой (как же без этого?) считай на пол-"лимона", и это по бедности, не сильно шикуя, – все же накладно. Немного перед сном-то таких охотников. Вот и пустынно было в высшем разряде.
По этой причине пожилой буфетчик Николай, которого все фамильярно звали Парамонычем, совсем заскучал. Дела не было. Отправил в кабинки несколько пар пива – и сиди себе зевай, волшебство живописное на потолке разглядывай да поминай добрым словом Силу Николаича и супругу его благоверную Елизавету Семеновну, создателей сей чудотворной красоты. Издавна сказано стариками-сандуновцами: «Ваш пот – наши старания…»
Посетовав своему помощнику на жидкого клиента, Парамоныч вдруг засобирался домой. Миша-татарин, он же Мухаммед, не возражал, поскольку «ходил» под Парамонычем не первый год и порядок старшего знал. А нынче-то и дела нет особого – доход невелик, легко и одному управиться. Словом, принял Парамоныч на грудь кружечку свеженького пивка, сунул меж стальных зубов черный подсоленный сухарик, закуску для знатоков, да и отправился себе с Богом.
Спустился на Неглинку и пошел в сторону Охотного ряда. Миновал место, где вчера, сказывали, молодого вице-премьера «замочили», это все нынешняя публика толковала. Потом свернул на Кузнецкий, стал подниматься к метро, останавливаясь у многочисленных витрин; зашел и потолкался в тесном хозяйственном магазинчике на углу, приобрел себе флакон нового заграничного аэрозоля – против тараканов, тут же, на углу, ввиду отсутствия желающих звонить, снял трубку уличного телефона-автомата и набрал номер.
Отозвались не сразу.
– Добренького тебе вечера, Вячеслав Иваныч, чего париться не заходишь?
– Ах, вон кто! Здорово, Парамоныч! – отозвался Грязнов. – Так ведь по нынешнему-то к тебе с «лимоном» ходить требуется. А где ж у меня такие гроши? Я понимаю, что подъехать мне надо? Куда скажешь?
– Да ведь ты помнишь адрес-то. Вот, значит, и… – Парамоныч словно невзначай повернулся с трубкой в руках, как бы глядя себе под ноги, а сам все же цепко, из-под опущенных бровей, огляделся вокруг. – Ну ладно, стало быть, увидимся. Пока, – и повесил трубку. После чего неторопливо спустился в метро и поехал в сторону «Тушинской», где проживал на улице Свободы.
ОБЫЧНАЯ РУТИННАЯ РАБОТА
Турецкий встал рано: надо было готовить проклятую справку для генпрокурора. Он не лукавил, разговаривая с генеральным: питерские коллеги, особенно Пименов, действительно снабдили его исчерпывающей информацией. Надо было отобрать нужное и обобщить. Но после обеда позвонил Пустовойт и поломал вечерние планы. Конечно, следовало к этой Скибе отправить все того же Смирнова, но молодой и симпатичный где-то загулял, во всяком случае, домашний его телефон не отзывался. Пришлось снова брать на себя. Пустовойт же, по твердому внутреннему убеждению Турецкого, для компромиссных бесед с дамами не годился. А после того как удалось дозвониться до самой Полины и услышать ее «плавающий» голос, это мнение подтвердилось окончательно. С такого рода дамочками вообще-то лучше всех умел общаться Славка Грязнов. Но вешать сейчас на него и эту обузу показалось чрезмерным.
В начале восьмого, побрившись и одевшись с несколько изысканной простотой, сопровождаемый насмешливым взглядом Ирины, весьма скептически относившейся к вечерней работе мужа, Александр Борисович пересчитал оставшиеся после командировки финансы, прикинул, что на небольшой допинг должно хватить, и отправился на свидание в ночной клуб «Колокола». Наличие машины должно было объяснить нежелание господина Турецкого общаться с ночными гаишниками по поводу какой-то выпитой рюмки. Такие аргументы всегда действуют успокаивающе на любую женщину, даже самую мнительную и осторожную.
Как оказалось, никаким клубом «Колокола» не были: обычное, но с некоторыми претензиями – к примеру, швейцар в форме старшего офицера британской колониальной армии – ночное заведение, где стояла рулетка, несколько карточных столов и вдоль длинной стены тянулась лакированная стойка бара. Вот и все кружева. Остальное – расхожее новорусское сермяжество: колокольчики при входе, расписанные церковными куполами стены, поддужные бубенцы и прочая церковно-купецко-ямщицкая канитель на портьерах и занавесках. Вроде и богато, но безвкусно.
Швейцар на входе осведомился, по своей ли охоте или по чьему-то приглашению прибыл гость. Турецкий, как было условлено со Скибой, назвал ее фамилию. Швейцар равнодушно кивнул и предложил пройти во второй зал, где их дожидаются у окна, в углу слева.
Пройдя под занавесками, издававшими мелодичный звон, и мельком оглядев вполне приличный выбор напитков в баре, «важняк» отодвинул в торце зала портьеру, также отметившую его приход перезвоном, и вошел в небольшой ресторанный даже и не зал, а скорее большой кабинет на три стола. За крайним слева, как и было сказано, сидела парочка. Он был плотен телом и острижен по самой последней моде – кубарём. Профессия почти не оставляла сомнений. А вот его даму Турецкий легко узнал и тут же вспомнил, кто такая эта Полина Скиба и в каких популярных фильмах видел он в маленьких, но ярких эпизодических ролях сию очень симпатичную разбитную бабенку. Только она всегда была пышноволосой и русой, а тут сидела женщина с короткой темной прической в стиле двадцатых годов. На вошедшего обернулись оба. Мужчина кивнул, встал и вразвалку, от ощущения собственной могучей силы, наверное, прошел мимо Турецкого к выходу. Полина взглянула как бы с легким интересом и сделала приглашающий жест рукой. Гость прошел и сел на стул напротив. Улыбнулся и сказал:
– Здравствуйте, Полина… Не знаю вашего отчества, но, кажется, в ваших компаниях и не принято? Можете и меня называть Александром, Сашей, как вам будет угодно. Спасибо, что согласились встретиться. В силу, вероятно, понятных вам причин, я хотел бы задать несколько вопросов, но не уверен, что здесь – самое место.
– Ну почему же?… – Было заметно, как она подавила у себя желание обернуться, оглядеться. Турецкий понял, что ее пасут, причем в открытую, ничего не стесняясь. И сделано все это специально, чтобы узнать, какие вопросы интересуют господ ментов, ну и все остальное в том же духе.
Соответственно вести беседу в таких условиях было бы глупо. Надо поискать более простой какой-нибудь вариант, вроде выйти прогуляться, от чего женщина наверняка откажется: заметит, что погода неподходящая, или еще что-то в том же роде. Начать секретничать – еще больше вызвать подозрение. И Турецкий выбрал действительно самое простое. Тут же подошедшему официанту заказал бутылку шампанского для дамы, а себе – бокал сока, предъявив в качестве объяснения автомобильные ключи, которые крутил на пальце.
Официант с усмешкой заметил, что такой заказ проще получить в баре, на что Турецкий возразил: там шумно, а здесь достаточно уютно и спокойно. Официант посмотрел на Скибу, та молча кивнула в ответ, и он удалился.
– А ведь я сразу узнал вас, едва увидел! – радостно начал он тоном простецкого и неискушенного зрителя, оказавшегося неожиданно наедине с кинозвездой. И следующие полчаса, включив в действие все свои способности по части охмуряжа, старательно вспоминал наиболее яркие, по его мнению, эпизоды из ее фильмов. Живописал с неподдельным восхищением, как она была хороша там-то и там-то, как он, было дело, буквально влюбился в нее, чем вызвал жуткий приступ ревности у своей жены. Словом, он пел, как кенар перед своей птичьей свадьбой, не останавливаясь и охотно подливая шампанское в пустеющий бокал. Скоро и Полина, и те, кто слушал их «беседу», могли убедиться, что перед ними обычный тупой ментяра, сдуру пытающийся усесться не в свои сани.
Она, как он заметил, сперва слушала не без удовольствия восторженные трели «рядового кинозрителя», но потом ей стало скучно. Ничего нового, видно, Турецкий ей не сообщил, все было давно известно.
– Мне приятны, – без всякой радости в голосе заметила она, – ваши слова в мой адрес, но, насколько я поняла из вашего звонка, интересует вас не Полина Скиба, а ее подруга?
– Да, да, конечно, – смутился Турецкий. – Просто, увидев вас, я, как бы это сказать…
– Да, я понимаю, растерялись, так? Ведь вы же, оказывается, даже были влюблены в меня? – при этом она как-то нервно оглянулась.
– Вот именно. Да, я действительно предполагал поговорить с вами о вашей подруге. Но боюсь, что наш разговор в данном заведении не получится. Народ тут, как я вижу, слишком навязчиво интересуется содержанием нашей беседы. Поэтому у меня есть предложение. Если не возражаете, давайте подъедем ко мне в Генеральную прокуратуру. Я ведь не из милиции, я побеседую с вами как со свидетельницей, а затем, если захотите, привезу обратно, сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68