– На кой черт мне твой зуб?! Без этой сучки, без учительницы, можешь со своим будущим распрощаться, не только с зубом. И со мной, кстати, тоже. Потому что я от всего отказываюсь. Уловил, урод?
Жора вдруг подпрыгнул, немыслимым образом изогнулся и схватил ее за запястье, впился, словно клещами, Альбина даже скривилась от боли.
– Да ни от чего ты не отказываешься, стерва, ясно?! Я уже слишком много поставил на карту. Я лично ее замочу и разрежу на кусочки. Мне плевать! Даже если на это вся моя жизнь уйдет.
– Жорик, – нежным голоском проворковала Альбина, – отпусти мою руку, придурок.
Она потерла запястье, потом положила на него ложечку мороженого, очевидно, это доставило ей удовольствие, Альбина даже прикрыла глаза.
– А на кусочки резать не смей. Ее тело должно быть в относительном порядке. И не забудь выстрелить в лицо, коротышка.
Жора пробурчал что-то неразборчивое и выплеснул себе в рот очередную чашечку. Помолчали. Потом Жора вздохнул и почти жалобно сказал:
– Как же его найти, а? А вдруг он уже из Москвы вовсе удрал? И ее с собой забрал?
– Ну нет, я его, слава аллаху, неплохо изучила. Он теперь не успокоится, пока до всего сам не докопается или пока… его не успокоят. Он, между прочим, это прекрасно понимает. И потому вдвойне опасен. Но найти его можно. Тут весь фокус в том, что он нас ищет, мы его ищем, и каждый хочет, чтоб другой его не засек. Но он, конечно, считает, что находится в полной безопасности, что о нем никто ничегошеньки не знает. Это действительно… почти так.
– Почти?
– Вот что я тебе скажу, мальчик. Даже у последнего отщепенца есть друзья, если не друзья, то приятели, если не приятели, то знакомые. Соображаешь? – Альбина слизнула мороженое с запястья.
– Все его знакомые, – скривился Жора, – это жмурики с дырками в животе. Они много не расскажут.
– Ответ неправильный. Ты не с той стороны думаешь. Любой человек где-то ест, где-то спит, где-то что-то покупает. И даже у такого профи, как наш любимый киллер, наверняка есть места, где он делает это не однажды. Он к ним привыкает и возвращается туда снова и снова. А это значит, что там его помнят. И это может значить вообще что угодно. Это дает широкое поле для полета фантазии. Пойми, мальчик, что если он оказался вдруг так привязчив к этой сучке, – тут в глазах Альбины появились крохотные желтые огоньки, Жора успел их заметить и поежился, – то, возможно, это случалось с ним и раньше. Он же ранен, ты сам сказал. Значит, ему нужно где-то залечь.
– Один хрен, мы ничего про его жизнь не знаем!
– Говори от своего имени, когда говоришь подобную чушь.
– Ну да, конечно, как я мог забыть, ты-то была с ним знакома очень близко!
– Ты даже не представляешь себе, насколько близко.
– Я не представляю?!
– Конечно. – Она приблизилась к его лицу и, улыбнувшись, прошептала: – Я кончала с ним по пять раз за ночь, а уж он что со мной в это время вытворял…
– Замолчи!
– А хочешь, я расскажу тебе про его любимую позу?
– Заткнись!!!
– Моя доброта меня погубит, – вздохнула Альбина. Закурила, сделала короткую затяжку, как всегда сильно прикусив зубами фильтр. – Ладно, мотай на ус. Однажды мы с ним обедали в одном ресторанчике в Турчаниновом переулке. Он сказал, что у него села батарейка в телефоне, и вышел позвонить. А чужими телефонами, как ты помнишь, он никогда не пользовался, поэтому вроде все выглядело логично, но только я запомнила, что в машине его телефон лежал на подзарядке, чего же это аккумулятору разряжаться так быстро? Так что я проследила за ним. Он не стал звонить, а перешел улицу, то есть переулок, и спустился в какой-то подвальчик. Там ничего не было написано, но на следующий день я специально приехала туда одна. Оказалось, это ночной клуб, называется – «Подшипник».
– Ну-ну! – оживился Жора. – И что дальше?
За стойкой «Подшипника» на этот раз негромко звучал голос Константина Кинчева:
Пальцы коснутся Солнца,
Пепел коснется трав
В час, когда птицы сердцами сольются с землей,
Цепь золотая рвется
Радугой на ветрах,
Прежде чем воздух успеет налиться бедой…
Бармен склонился над газетой. «Внезапное агрессивное поведение одного человека или целой группы лиц против другого человека». Пять букв по вертикали. Хм… Наезд? Подходит. Наезд.
– Ага, – бормотал Слон, поглядывая на часы, – кажется, я сейчас рекорд поставлю.
– Где он? – раздалось вдруг над ухом.
Слон поднял голову и увидел невысокого крепыша в цветастом галстуке. За спиной у него стояли два мордоворота. Того, что с галстуком, ему однажды показывали издали. Его звали Жора. Не поставлю сегодня рекорд, подумал Слон.
– Где – кто?
– Твой дружок. Который любит пиво «миллер». – Жора продемонстрировал фотографию.
Слон отложил карандаш в сторону и решил не показывать, что не понимает, о ком речь идет.
– Да я его недели две уже не видел. Сам хотел бы найти. Он мне задолжал за выпивку. Так что, когда найдете, попросите, чтобы в «Подшипник» заглянул. Заранее благодарен.
– Ты не выделывайся, умник, – зашипел Жора. – Кончай мне дерьмо на уши вешать! Колись лучше сам. Есть люди, которые видели, как ты с ним разговаривал.
Слон встал в полный рост, и Жора почувствовал себя так же неуютно, как пару дней назад при встрече с сержантом Лопатовым.
– Знаешь что? – задумчиво сказал Слон. – Ты вроде умный парень. Давай помоги мне с кроссвордом, я поделюсь тем, что знаю.
– Я не ослышался? – вкрадчиво переспросил Жора. – Ты мне предлагаешь в слова играть?
– Это очень полезно, когда напряженно думаешь, работает та же самая часть мозга, что за рост костей отвечает, так что…
– Ну все, – зашипел Жора, – тебе хана!
Слон высокомерно улыбнулся. Сколько раз он уже слышал эту фразу в своей жизни. В детстве, на ринге и после того, как ушел из спорта, когда работал вышибалой, да и здесь, в собственном баре, иногда приходилось. Чего только не несут поднабравшиеся посетители. Но редко за их словами стоит что-то действительно серьезное. И хотя Слон знал, что у его друга и хозяина заведения серьезные проблемы, он все еще не мог поверить, что вот они, эти проблемы, стоят перед ним в одушевленном виде. Слон уже давно не мог воспринимать подобные угрозы, реальное чувство опасности и чувство самосохранения притупилось. И жаль, потому что, когда пришло время, а оно действительно пришло, его рефлексы не оказались на высоте. Один из двух парней, стоявших за спиной у Жоры, вдруг сделал короткое движение рукой, и бармена ослепила струя газа. Это не был обычный газовый баллончик, это было пирожидкостное оружие парализующего действия. И Слон молча упал за стойку. Все случилось так мгновенно, что никто ничего не заметил. Пирожидкостное оружие «удар» не похоже на пистолет, с виду – одна рукоятка, так что полностью скрывается в руке.
Мгновение спустя один из людей Жоры втащил Слона в подсобное помещение и принялся там пеленать скотчем, а второй уже искал запасный выход из бара.
…Слон пришел в себя в подвале, хотя трудно было сказать наверняка, по крайней мере ему так казалось, – сыро, хоть и не были видны, но ощущались холодные каменные стены, единственная тусклая лампочка была направлена ему в лицо.
Слон подвигал руками, но не вышло, они были завернуты за стул и как-то там зафиксированы. Ноги тоже прилеплены скотчем к ножкам стула. Слон попытался двинуть всем телом – стул был привинчен к полу. И в то же время в левом боку это движение отдалось сильной болью. Веселенькое дело. Видно, его уже обработали, когда он был без сознания. Так, впрок, на всякий случай. На губах был вкус крови, левый глаз заплыл, и он им почти не видел. Наверно, потоптались, суки, в свое удовольствие, еще когда везли в машине.
Заметил ли кто-нибудь в клубе его отсутствие? Рано или поздно – конечно, девочки-официантки, гардеробщик, повар, кто-то еще – могли его хватиться. Но что толку? Даже если кто-то вызовет ментов, что это даст? Эти орлы, надо думать, следов не оставляли. Хотя кто знает…
– Да он очухался, Жорик, – раздался голос рядом.
И сразу же Слон получил удар в солнечное сплетение. Били со знанием дела, это он понял сразу. Переведя дыхание, он смог пробормотать:
– Тише-тише… у меня слишком высокое давление, так что у тебя есть минут пять, прежде чем что-нибудь лопнет и мне придут кранты.
– Тогда не будем время терять! – обрадовался Жора.
Слон едва успел заметить что-то вроде резиновой дубинки в его руках, как ее сразу же пустили в ход.
Получая удары по голове и по плечам, Слон пытался сосредоточиться на той простой мысли, что ему не задают никаких вопросов, очевидно, все, что их интересовало, эти гады спросили сразу. Вопрос был единственный: где?
Наконец Жора остановился, с трудом переводя дух.
– Ты думаешь, этот крендель, твой дружок, согласился бы за тебя подыхать?! Вот загадка, это я понимаю, это тебе не кроссворд, – умер бы он за тебя или нет? Любит – не любит, к сердцу прижмет, на хрен пошлет?
Жора закатал рукава белой рубашки, засунул цветастый галстук под нее и взял в руки какой-то аппарат, который при ближайшем рассмотрении оказался сварочным.
– Вообще-то, мне это уже все надоело, – сообщил он то ли Слону, то ли своим помощникам. – И я знаю, как это можно прекратить. Ты мне скажешь, где он, и я обещаю тебе, что посажу его на твое место. Ну что, по рукам? – Он нажал на кнопочку, и из тонкой трубки вырвался голубой язычок длиной сантиметров десять. – Жора поморщился. – Люблю аккуратность во всем. От такого большого пламени ожоги будут выглядеть некрасиво, неровно. – Он что-то подкрутил, и язычок уменьшился вдвое. – Совсем другое дело, – подмигнул он Слону. – Снимите с него свитер.
– Зачем это? – удивился один из помощников, но все же выполнил команду.
– Во-первых, чтобы не загорелся, – объяснил аккуратист Жора. – А во-вторых, он же у нас боксер, хоть и на пенсии. А боксерам положено быть на ринге с голым торсом. – И Жора приблизился вплотную.
Помощники захохотали.
Слон почувствовал, как холодеют, казалось, совсем уж онемевшие ноги, и, когда голубой язычок оказался в сантиметре от его груди, он понял, что боится. Это удивило его. Он давно уже не был в такой ситуации, в которой мог бы испытать эти эмоции, и вот поди ж ты… Какой-то урка с двумя головорезами. Он закрыл единственный сохранившийся глаз и стал думать: «Пять букв по вертикали. Отрицательная эмоция в ситуации реальной или воображаемой опасности. Страх… Как философское понятие введено Кьеркегором… да-да, Кьеркегором… почему так жжет в груди?… Кьеркегор – датский философ и писатель… оказал влияние на развитие в двадцатом веке экзистенциализма и диалектическую теологию… о чем это я… ах да, страх… Страх. Кьеркегор различал эмпирический страх – боязнь перед конкретной опасностью и… и… безотчетный метафизический страх-тоску, специфический для человека… Значит, у меня боязнь перед конкретной опасностью?…»
– Ах ты сука толстокожая! – раздался вопль взбешенного Жоры. – Да у него что там, броня, что ли?! Почему он молчит?!
– Да где ж броня, Жорик, – пытался его урезонить другой голос. – Ты посмотри, как кровь хлещет.
– А может, это не кровь, – засмеялся третий, – может, это смазка, может, это робот?
«О чем это они? Ах, обо мне…»
Из– за лампы, направленной прямо в лицо, Слон не мог видеть двоих одновременно, поэтому его мучители выступали перед ним словно по очереди, как актеры на авансцене, -только когда попадали в луч света.
Слон открыл глаз и почувствовал сильную боль в голове. Собственно, боль уже давно была разлита по всему телу, и то место, которое подвергалось особенным истязаниям, едва ли как-то выделялось, но сейчас что-то случилось, и Слон почувствовал новое, неизвестное прежде ощущение, то, что можно было бы противопоставить страху смерти, если бы это вообще было возможно, – спокойствие, принятие этого неизбежного факта, какие еще могут быть сомнения на этот счет, и кто сказал, что тридцать девять лет – это мало, это недостаточно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Жора вдруг подпрыгнул, немыслимым образом изогнулся и схватил ее за запястье, впился, словно клещами, Альбина даже скривилась от боли.
– Да ни от чего ты не отказываешься, стерва, ясно?! Я уже слишком много поставил на карту. Я лично ее замочу и разрежу на кусочки. Мне плевать! Даже если на это вся моя жизнь уйдет.
– Жорик, – нежным голоском проворковала Альбина, – отпусти мою руку, придурок.
Она потерла запястье, потом положила на него ложечку мороженого, очевидно, это доставило ей удовольствие, Альбина даже прикрыла глаза.
– А на кусочки резать не смей. Ее тело должно быть в относительном порядке. И не забудь выстрелить в лицо, коротышка.
Жора пробурчал что-то неразборчивое и выплеснул себе в рот очередную чашечку. Помолчали. Потом Жора вздохнул и почти жалобно сказал:
– Как же его найти, а? А вдруг он уже из Москвы вовсе удрал? И ее с собой забрал?
– Ну нет, я его, слава аллаху, неплохо изучила. Он теперь не успокоится, пока до всего сам не докопается или пока… его не успокоят. Он, между прочим, это прекрасно понимает. И потому вдвойне опасен. Но найти его можно. Тут весь фокус в том, что он нас ищет, мы его ищем, и каждый хочет, чтоб другой его не засек. Но он, конечно, считает, что находится в полной безопасности, что о нем никто ничегошеньки не знает. Это действительно… почти так.
– Почти?
– Вот что я тебе скажу, мальчик. Даже у последнего отщепенца есть друзья, если не друзья, то приятели, если не приятели, то знакомые. Соображаешь? – Альбина слизнула мороженое с запястья.
– Все его знакомые, – скривился Жора, – это жмурики с дырками в животе. Они много не расскажут.
– Ответ неправильный. Ты не с той стороны думаешь. Любой человек где-то ест, где-то спит, где-то что-то покупает. И даже у такого профи, как наш любимый киллер, наверняка есть места, где он делает это не однажды. Он к ним привыкает и возвращается туда снова и снова. А это значит, что там его помнят. И это может значить вообще что угодно. Это дает широкое поле для полета фантазии. Пойми, мальчик, что если он оказался вдруг так привязчив к этой сучке, – тут в глазах Альбины появились крохотные желтые огоньки, Жора успел их заметить и поежился, – то, возможно, это случалось с ним и раньше. Он же ранен, ты сам сказал. Значит, ему нужно где-то залечь.
– Один хрен, мы ничего про его жизнь не знаем!
– Говори от своего имени, когда говоришь подобную чушь.
– Ну да, конечно, как я мог забыть, ты-то была с ним знакома очень близко!
– Ты даже не представляешь себе, насколько близко.
– Я не представляю?!
– Конечно. – Она приблизилась к его лицу и, улыбнувшись, прошептала: – Я кончала с ним по пять раз за ночь, а уж он что со мной в это время вытворял…
– Замолчи!
– А хочешь, я расскажу тебе про его любимую позу?
– Заткнись!!!
– Моя доброта меня погубит, – вздохнула Альбина. Закурила, сделала короткую затяжку, как всегда сильно прикусив зубами фильтр. – Ладно, мотай на ус. Однажды мы с ним обедали в одном ресторанчике в Турчаниновом переулке. Он сказал, что у него села батарейка в телефоне, и вышел позвонить. А чужими телефонами, как ты помнишь, он никогда не пользовался, поэтому вроде все выглядело логично, но только я запомнила, что в машине его телефон лежал на подзарядке, чего же это аккумулятору разряжаться так быстро? Так что я проследила за ним. Он не стал звонить, а перешел улицу, то есть переулок, и спустился в какой-то подвальчик. Там ничего не было написано, но на следующий день я специально приехала туда одна. Оказалось, это ночной клуб, называется – «Подшипник».
– Ну-ну! – оживился Жора. – И что дальше?
За стойкой «Подшипника» на этот раз негромко звучал голос Константина Кинчева:
Пальцы коснутся Солнца,
Пепел коснется трав
В час, когда птицы сердцами сольются с землей,
Цепь золотая рвется
Радугой на ветрах,
Прежде чем воздух успеет налиться бедой…
Бармен склонился над газетой. «Внезапное агрессивное поведение одного человека или целой группы лиц против другого человека». Пять букв по вертикали. Хм… Наезд? Подходит. Наезд.
– Ага, – бормотал Слон, поглядывая на часы, – кажется, я сейчас рекорд поставлю.
– Где он? – раздалось вдруг над ухом.
Слон поднял голову и увидел невысокого крепыша в цветастом галстуке. За спиной у него стояли два мордоворота. Того, что с галстуком, ему однажды показывали издали. Его звали Жора. Не поставлю сегодня рекорд, подумал Слон.
– Где – кто?
– Твой дружок. Который любит пиво «миллер». – Жора продемонстрировал фотографию.
Слон отложил карандаш в сторону и решил не показывать, что не понимает, о ком речь идет.
– Да я его недели две уже не видел. Сам хотел бы найти. Он мне задолжал за выпивку. Так что, когда найдете, попросите, чтобы в «Подшипник» заглянул. Заранее благодарен.
– Ты не выделывайся, умник, – зашипел Жора. – Кончай мне дерьмо на уши вешать! Колись лучше сам. Есть люди, которые видели, как ты с ним разговаривал.
Слон встал в полный рост, и Жора почувствовал себя так же неуютно, как пару дней назад при встрече с сержантом Лопатовым.
– Знаешь что? – задумчиво сказал Слон. – Ты вроде умный парень. Давай помоги мне с кроссвордом, я поделюсь тем, что знаю.
– Я не ослышался? – вкрадчиво переспросил Жора. – Ты мне предлагаешь в слова играть?
– Это очень полезно, когда напряженно думаешь, работает та же самая часть мозга, что за рост костей отвечает, так что…
– Ну все, – зашипел Жора, – тебе хана!
Слон высокомерно улыбнулся. Сколько раз он уже слышал эту фразу в своей жизни. В детстве, на ринге и после того, как ушел из спорта, когда работал вышибалой, да и здесь, в собственном баре, иногда приходилось. Чего только не несут поднабравшиеся посетители. Но редко за их словами стоит что-то действительно серьезное. И хотя Слон знал, что у его друга и хозяина заведения серьезные проблемы, он все еще не мог поверить, что вот они, эти проблемы, стоят перед ним в одушевленном виде. Слон уже давно не мог воспринимать подобные угрозы, реальное чувство опасности и чувство самосохранения притупилось. И жаль, потому что, когда пришло время, а оно действительно пришло, его рефлексы не оказались на высоте. Один из двух парней, стоявших за спиной у Жоры, вдруг сделал короткое движение рукой, и бармена ослепила струя газа. Это не был обычный газовый баллончик, это было пирожидкостное оружие парализующего действия. И Слон молча упал за стойку. Все случилось так мгновенно, что никто ничего не заметил. Пирожидкостное оружие «удар» не похоже на пистолет, с виду – одна рукоятка, так что полностью скрывается в руке.
Мгновение спустя один из людей Жоры втащил Слона в подсобное помещение и принялся там пеленать скотчем, а второй уже искал запасный выход из бара.
…Слон пришел в себя в подвале, хотя трудно было сказать наверняка, по крайней мере ему так казалось, – сыро, хоть и не были видны, но ощущались холодные каменные стены, единственная тусклая лампочка была направлена ему в лицо.
Слон подвигал руками, но не вышло, они были завернуты за стул и как-то там зафиксированы. Ноги тоже прилеплены скотчем к ножкам стула. Слон попытался двинуть всем телом – стул был привинчен к полу. И в то же время в левом боку это движение отдалось сильной болью. Веселенькое дело. Видно, его уже обработали, когда он был без сознания. Так, впрок, на всякий случай. На губах был вкус крови, левый глаз заплыл, и он им почти не видел. Наверно, потоптались, суки, в свое удовольствие, еще когда везли в машине.
Заметил ли кто-нибудь в клубе его отсутствие? Рано или поздно – конечно, девочки-официантки, гардеробщик, повар, кто-то еще – могли его хватиться. Но что толку? Даже если кто-то вызовет ментов, что это даст? Эти орлы, надо думать, следов не оставляли. Хотя кто знает…
– Да он очухался, Жорик, – раздался голос рядом.
И сразу же Слон получил удар в солнечное сплетение. Били со знанием дела, это он понял сразу. Переведя дыхание, он смог пробормотать:
– Тише-тише… у меня слишком высокое давление, так что у тебя есть минут пять, прежде чем что-нибудь лопнет и мне придут кранты.
– Тогда не будем время терять! – обрадовался Жора.
Слон едва успел заметить что-то вроде резиновой дубинки в его руках, как ее сразу же пустили в ход.
Получая удары по голове и по плечам, Слон пытался сосредоточиться на той простой мысли, что ему не задают никаких вопросов, очевидно, все, что их интересовало, эти гады спросили сразу. Вопрос был единственный: где?
Наконец Жора остановился, с трудом переводя дух.
– Ты думаешь, этот крендель, твой дружок, согласился бы за тебя подыхать?! Вот загадка, это я понимаю, это тебе не кроссворд, – умер бы он за тебя или нет? Любит – не любит, к сердцу прижмет, на хрен пошлет?
Жора закатал рукава белой рубашки, засунул цветастый галстук под нее и взял в руки какой-то аппарат, который при ближайшем рассмотрении оказался сварочным.
– Вообще-то, мне это уже все надоело, – сообщил он то ли Слону, то ли своим помощникам. – И я знаю, как это можно прекратить. Ты мне скажешь, где он, и я обещаю тебе, что посажу его на твое место. Ну что, по рукам? – Он нажал на кнопочку, и из тонкой трубки вырвался голубой язычок длиной сантиметров десять. – Жора поморщился. – Люблю аккуратность во всем. От такого большого пламени ожоги будут выглядеть некрасиво, неровно. – Он что-то подкрутил, и язычок уменьшился вдвое. – Совсем другое дело, – подмигнул он Слону. – Снимите с него свитер.
– Зачем это? – удивился один из помощников, но все же выполнил команду.
– Во-первых, чтобы не загорелся, – объяснил аккуратист Жора. – А во-вторых, он же у нас боксер, хоть и на пенсии. А боксерам положено быть на ринге с голым торсом. – И Жора приблизился вплотную.
Помощники захохотали.
Слон почувствовал, как холодеют, казалось, совсем уж онемевшие ноги, и, когда голубой язычок оказался в сантиметре от его груди, он понял, что боится. Это удивило его. Он давно уже не был в такой ситуации, в которой мог бы испытать эти эмоции, и вот поди ж ты… Какой-то урка с двумя головорезами. Он закрыл единственный сохранившийся глаз и стал думать: «Пять букв по вертикали. Отрицательная эмоция в ситуации реальной или воображаемой опасности. Страх… Как философское понятие введено Кьеркегором… да-да, Кьеркегором… почему так жжет в груди?… Кьеркегор – датский философ и писатель… оказал влияние на развитие в двадцатом веке экзистенциализма и диалектическую теологию… о чем это я… ах да, страх… Страх. Кьеркегор различал эмпирический страх – боязнь перед конкретной опасностью и… и… безотчетный метафизический страх-тоску, специфический для человека… Значит, у меня боязнь перед конкретной опасностью?…»
– Ах ты сука толстокожая! – раздался вопль взбешенного Жоры. – Да у него что там, броня, что ли?! Почему он молчит?!
– Да где ж броня, Жорик, – пытался его урезонить другой голос. – Ты посмотри, как кровь хлещет.
– А может, это не кровь, – засмеялся третий, – может, это смазка, может, это робот?
«О чем это они? Ах, обо мне…»
Из– за лампы, направленной прямо в лицо, Слон не мог видеть двоих одновременно, поэтому его мучители выступали перед ним словно по очереди, как актеры на авансцене, -только когда попадали в луч света.
Слон открыл глаз и почувствовал сильную боль в голове. Собственно, боль уже давно была разлита по всему телу, и то место, которое подвергалось особенным истязаниям, едва ли как-то выделялось, но сейчас что-то случилось, и Слон почувствовал новое, неизвестное прежде ощущение, то, что можно было бы противопоставить страху смерти, если бы это вообще было возможно, – спокойствие, принятие этого неизбежного факта, какие еще могут быть сомнения на этот счет, и кто сказал, что тридцать девять лет – это мало, это недостаточно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41