Договаривай, что хотела.
– Понимаешь, Саша, – осторожно сказала Ирина Генриховна. – Последний раз Баткин приезжал за Настенькой три дня назад. Я тогда, к сожалению, про Нобелевскую премию ничего не знала, а то бы поздравила, конечно… Так вот, я видела его как тебя сейчас. У него на щеке была большая и глубокая царапина. Совсем свежая. Я еще что-то пошутила на этот счет. Сколько надо времени, чтобы царапина зажила?
– Ну день; если очень глубокая, может, два.
– А чтобы затянулась?
Турецкий вместо ответа посмотрел на экран. Академик Баткин в числе других лауреатов сидел в первом ряду. Разглядеть царапину с такого расстояния было нельзя.
– Ирочка, – ласково сказал Турецкий, – ты же понимаешь, что это абсурд. Понимаешь?
– Понимаю, – послушно кивнула жена.
– Наверно, его загримировали для такого случая, как-то замазали, может, какой-то пластырь под цвет лица или еще что. Понимаешь?
– Понимаю.
Тут пошли крупные планы нобелевских лауреатов. Наконец камера добралась до Баткина, его лицо было теперь во весь экран. Он действительно выглядел классическим ученым – очень уж фактурная была у дедушки внешность. Косматые седые брови не казались грозными, глаза весело щурились.
Но Турецкого это не забавляло, он приблизился вплотную к телевизору. Нет, никакого пластыря на лице Баткине не было. Царапины тоже, разве что изрядно дедушка бледноват. Но мало ли что на седьмом десятке бывает.
– Ирка, а что он сказал по этому поводу?
– М-мм? – Ирина Генриховна была уже на кухне и снимала картошку с плиты. – Готово. Солить по вкусу.
– Ты сказала, что пошутила насчет царапины?
– А, да. Он сказал: кошка.
…Ночью Ирина Генриховна разбудила мужа. Турецкий испуганно захлопал сонными глазами.
– Саша, – требовательно сказала жена. – Ты мне хотел что-то про Италию рассказать.
– Какую Италию?!
– Ну помнишь, ты говорил, уж не хочу ли я, чтобы ты банк ограбил. Помнишь?
– А… Ну это там один тип…
– Какой тип?
– Ирка, о господи, нашла время… Не знаю я, что за тип, жена у него ушла, и он начал банки грабить. В Турине, кажется, дело было… – Турецкий зевнул и перевернулся на другой бок. Но жена тут же растолкала. – Ну что ты хочешь от меня? Он ограбил двадцать один банк.
– Сколько?!
– Двадцать один. За десять месяцев. В среднем – через неделю. После задержания оправдывался тем, что не смог пережить ухода жены, понятно? Ему понадобились острые ощущения. А арестовали его, только когда по пути с работы домой он в течение часа ограбил два банка. Переборщил, короче. Охране, кстати, он угрожал игрушечным пистолетом… Что еще? – поневоле взбодрился Турецкий. – Да, самое интересное! Он признался, что каждый раз после ограбления прятался неподалеку, чтобы лично наблюдать за приездом полиции. Этот процесс доставлял ему необыкновенное наслаждение, сравнимое только с близостью с женщиной. Утверждал, что адреналин, вырабатываемый в опасном приключении, помогал ему справляться с депрессией. Довольна? Все теперь, я могу спать?
– Вот это мужчина, – мечтательно сказала Ирина Генриховна.
– Чем больше узнаю людей, – пробурчал Турецкий, – тем больше люблю компьютеры…
Как бывало уже не однажды, разбудил не будильник, а телефон. Турецкий еще сквозь сон инстинктивным движением нащупал трубку. Это был Меркулов, что уже само по себе не предвещало ничего хорошего. Заместитель генерального прокурора не станет звонить без четверти семь, чтобы поинтересоваться, что тебе снится, крейсер «Аврора».
– Саша, извини, конечно, – сказал Константин Дмитриевич, – но я сейчас за тобой заеду.
– Костя, – пробормотал Турецкий, – ну дай поспать, а!
– Ты новости вчера смотрел?
Турецкий все-таки проснулся и сел. Мельком глянул на жену – с нее все как с гуся вода.
– Как Нобелевские премии вручали? Видал вроде… – Турецкий зевнул с риском проглотить телефонную трубку.
– При чем тут премии? Самолет вчера в Шереметьеве упал, неужели не знаешь?
– А… Знаю, читал вчера в газете-ру.
– Где-где?
– Ну в Интернете.
– Ладно, это неважно. Через четверть часа я буду у тебя, побрейся, пожалуйста, поедешь к начальству. – Меркулов повесил трубку.
Турецкий покачал головой. Что-то Костя переработался. То говорит, сейчас приеду, то – сам к начальству поедешь?! Так он же начальство и есть…
Турецкий побрился, принял душ и открыл ноутбук. Последнее его увлечение было – автомобильный гороскоп, который составлялся с учетом его личных астрологических особенностей. Каждое утро он получал очередной прогноз относительно предстоящей жизни на колесах. Сейчас это выглядело так:
«Ваша дорожная жизнь сегодня будет пестра и разнообразна. Попробуйте быть целеустремленным и уверенным в себе. Это во многом облегчит жизнь вам и вашему автомобилю, поможет выбраться даже из самых жутких пробок и найти лучший маршрут в незнакомой местности при отсутствии карты. Хотя карту незнакомой местности (да и знакомой тоже) все же лучше иметь с собой. Гороскоп гороскопом, но лучше перестраховаться».
По дороге в Кремль Турецкий позвонил в МУР:
– Славка, какие новости?
– Какие там новости, – проворчал Грязнов. – Сводку читаю! Куда катимся а? Вот пожалуйста! Тут недавно один крендель – депутат городской думы нажаловался, что почту нерегулярно получает. Но проверили эту почту, а там – дыра оказалась.
– В каком смысле?
– А в буквальном. Вот слушай дальше: «В Строгине несовершеннолетний ограбил почтовое отделение».
– Ну и что? – пожал плечами Турецкий. – Акселерация, обычное дело. У меня в подъезде отроки курят. Если б я не знал, что им по семнадцать, дал бы все двадцать пять.
– Какие семнадцать, – возмутился Грязнов, – какие семнадцать! Да ты послушай, что тут у меня написано. «11-летний ребенок сам разработал и осуществил трудоемкий план ограбления…» Одиннадцатилетний, Саня!
– Интересно. И что дальше?
– Пожалуйста. «В течение нескольких недель мальчик настойчиво долбил стену намеченного здания и в конце концов выдолбил лаз необходимых размеров. Через эту дыру юный преступник проник в помещение почтового отделения по улице Исаковского. По данным пресс-службы управления вневедомственной охраны, сигнал тревоги на пульт дежурного не поступал. Оперативная группа сумела задержать злоумышленника на месте преступления лишь на седьмой его заход в почтовое отделение. Выяснилось, что продавщица ночного киоска, который находится неподалеку, слышала странные звуки, но не стала сообщать об этом в милицию». Что скажешь?
– Это элементарно. Его действиями, разумеется, руководили взрослые.
– Да?! А вот хрен тебе. Оказывается, мальчишка посмотрел сериал «Граф Монте-Кристо» и загорелся идеей сделать куда-нибудь подкоп. Помимо ценных бандеролей утаскивал и корреспонденцию попроще, большой любитель читать оказался.
Турецкий захохотал.
– Чего ржешь, это еще не все, – разозлился Грязнов. – Знаешь, что он на допросе сказал? «Классное кино, – говорит, и почему книжек таких никто не сочиняет?»
Турецкий подсчитал, что, пока они добрались до конечного пункта назначения в Кремле, у Меркулова проверили документы семь раз, а у него – девять. Откуда такая несправедливость? Почему такое недоверие? Впрочем, Костя – человек публичный, ему и в Думе этой гребаной случалось выступать, так что его просто могли знать в лицо.
– Костя, с кем мы все-таки встречаемся? – шепотом спросил Турецкий, хотя в кабинете, в который их завели, кроме них двоих, никого не было. Он вспомнил, что гороскоп советовал ему иметь с собой карту незнакомой местности.
Кабинет был как кабинет, не большой и не маленький, но уж получше, чем у него на Большой Дмитровке.
– Так с кем же?
– А ты еще не понял?
– Я понял, но не верю.
Меркулов пожал плечами, встал, подошел к столу, взял графин, хотел налить себе воды. Турецкий ехидно посоветовал:
– Не пей, козленочком станешь!
Меркулов отреагировать не успел, потому что дверь открылась и в кабинет быстрой походкой чуть враскачку вошел человек, которого каждый день показывают по телевизору.
Турецкий подумал и на всякий случай встал. Меркулов поставил графин на место.
– Здравствуйте, Константин Дмитриевич, – сказал вошедший, – здравствуйте, Александр Борисович. Можете не представляться, я все о вас знаю.
Эта фраза у Турецкого восторга не вызвала. Он, конечно, понимал, что служба информации президента при необходимости способна сфотографировать его сны, но мириться с этим как-то не хотелось. Поэтому он сделал вид, что не слышал последних слов, и сказал:
– Старший следователь Управления по расследованию особо важных дел, старший советник юстиции Турецкий. Разрешите сесть?
– Конечно, располагайтесь, как вам удобнее. – Президент гостеприимно махнул рукой, и в этом было нечто иезуитское, поскольку в кабинете имелось ровно три стула.
Все сели.
– Константин Дмитриевич, удалось что-нибудь сделать за это время?
– Прошла всего ночь и…
– Я понимаю, – прервал президент. – Хочу сразу внести ясность. Это не официальная просьба, но поскольку вы, Александр Борисович, ведете расследование по авиакатастрофе, то…
– Что я веду? – удивился Турецкий, несмотря на предостерегающее движение Меркулова.
Президент молча посмотрел на них обоих. Все трое мужчин почувствовали себя неуютно. Меркулов откашлялся и сказал:
– После того как транспортная прокуратура возбудила уголовное дело, стало ясно, что не исключена и возможность теракта, таким образом, расследование перешло в ведомство Генеральной прокуратуры, но это случилось только сегодня ночью, а Александр Борисович, к сожалению, не успел ознакомиться с материалами.
– Александр Борисович, я очень надеюсь на вас, – веско сказал президент.
– Да я что… – пробормотал Турецкий. Ну Костя, ну удружил. Ну почему нельзя было меня отправить в срочную командировку?!
– Я думаю, вам надо вылететь в Новосибирск, – сказал президент. – Впрочем, – он поднял руки, – не мне вас учить. Словом, я буду пристально следить за расследованием.
Такая фраза предполагала вроде бы конец разговора. Неужели все?!
Президент встал. Меркулов и Турецкий тоже.
– Да, вот еще что. – Президент сел. Остальные – тоже. – На этом самолете летел, так сказать, член моей семьи…
Турецкий почувствовал, как стремительно холодеет спина. Родственник президента?! Все пассажиры, кажется, полтораста человек, погибли, экипаж – тоже. Не то чтобы он как-то особенно сочувствовал президенту – не больше и не меньше, чем родственникам остальных погибших, но… теперь же с него за это дело семь шкур спустят. Паршивая история, очень паршивая.
Турецкий так расстроился, что не сразу вдумался в смысл сказанного дальше.
– …у него была кличка Флип. Ему было уже семь лет, это немало для собаки, но все равно еще можно жить и жить. Дочь в нем души не чаяла. Да и мы с женой…
– Какая порода? – спросил Меркулов.
– Стаффордширский терьер.
Собака, понял наконец Турецкий. Член семьи – собака. «Карлсон, Карлсон, мне подарили собаку!» – некстати вспомнил Турецкий любимый мультик своей дочери.
– А почему он был в самолете? – спросил он.
– В этом-то вся трагедия. – Президент взъерошил редкие светлые волосы. – Он заболел. Скис прямо на глазах. Ничего не помогало. Выяснилось – опухоль, злокачественная. Мы дочке ничего не сказали, вызвали лучших ветеринаров. Те посмотрели и сказали – дело швах. В общем, умыли руки. Мы уже готовились к худшему, хотя дочери я все не говорил, не знал с чего начать. И вдруг мне сообщают, что в Новосибирске есть народный целитель, только не по человеческим болячкам, а по домашним животным. Говорят, чудеса делает. Его нашли, прислали ему снимки, историю болезни, все такое, он посмотрел и сказал: есть надежда, привозите, только немедленно. И в тот же день мы его отправили, понимаете? Наш Флип был в этом самом самолете, понимаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Понимаешь, Саша, – осторожно сказала Ирина Генриховна. – Последний раз Баткин приезжал за Настенькой три дня назад. Я тогда, к сожалению, про Нобелевскую премию ничего не знала, а то бы поздравила, конечно… Так вот, я видела его как тебя сейчас. У него на щеке была большая и глубокая царапина. Совсем свежая. Я еще что-то пошутила на этот счет. Сколько надо времени, чтобы царапина зажила?
– Ну день; если очень глубокая, может, два.
– А чтобы затянулась?
Турецкий вместо ответа посмотрел на экран. Академик Баткин в числе других лауреатов сидел в первом ряду. Разглядеть царапину с такого расстояния было нельзя.
– Ирочка, – ласково сказал Турецкий, – ты же понимаешь, что это абсурд. Понимаешь?
– Понимаю, – послушно кивнула жена.
– Наверно, его загримировали для такого случая, как-то замазали, может, какой-то пластырь под цвет лица или еще что. Понимаешь?
– Понимаю.
Тут пошли крупные планы нобелевских лауреатов. Наконец камера добралась до Баткина, его лицо было теперь во весь экран. Он действительно выглядел классическим ученым – очень уж фактурная была у дедушки внешность. Косматые седые брови не казались грозными, глаза весело щурились.
Но Турецкого это не забавляло, он приблизился вплотную к телевизору. Нет, никакого пластыря на лице Баткине не было. Царапины тоже, разве что изрядно дедушка бледноват. Но мало ли что на седьмом десятке бывает.
– Ирка, а что он сказал по этому поводу?
– М-мм? – Ирина Генриховна была уже на кухне и снимала картошку с плиты. – Готово. Солить по вкусу.
– Ты сказала, что пошутила насчет царапины?
– А, да. Он сказал: кошка.
…Ночью Ирина Генриховна разбудила мужа. Турецкий испуганно захлопал сонными глазами.
– Саша, – требовательно сказала жена. – Ты мне хотел что-то про Италию рассказать.
– Какую Италию?!
– Ну помнишь, ты говорил, уж не хочу ли я, чтобы ты банк ограбил. Помнишь?
– А… Ну это там один тип…
– Какой тип?
– Ирка, о господи, нашла время… Не знаю я, что за тип, жена у него ушла, и он начал банки грабить. В Турине, кажется, дело было… – Турецкий зевнул и перевернулся на другой бок. Но жена тут же растолкала. – Ну что ты хочешь от меня? Он ограбил двадцать один банк.
– Сколько?!
– Двадцать один. За десять месяцев. В среднем – через неделю. После задержания оправдывался тем, что не смог пережить ухода жены, понятно? Ему понадобились острые ощущения. А арестовали его, только когда по пути с работы домой он в течение часа ограбил два банка. Переборщил, короче. Охране, кстати, он угрожал игрушечным пистолетом… Что еще? – поневоле взбодрился Турецкий. – Да, самое интересное! Он признался, что каждый раз после ограбления прятался неподалеку, чтобы лично наблюдать за приездом полиции. Этот процесс доставлял ему необыкновенное наслаждение, сравнимое только с близостью с женщиной. Утверждал, что адреналин, вырабатываемый в опасном приключении, помогал ему справляться с депрессией. Довольна? Все теперь, я могу спать?
– Вот это мужчина, – мечтательно сказала Ирина Генриховна.
– Чем больше узнаю людей, – пробурчал Турецкий, – тем больше люблю компьютеры…
Как бывало уже не однажды, разбудил не будильник, а телефон. Турецкий еще сквозь сон инстинктивным движением нащупал трубку. Это был Меркулов, что уже само по себе не предвещало ничего хорошего. Заместитель генерального прокурора не станет звонить без четверти семь, чтобы поинтересоваться, что тебе снится, крейсер «Аврора».
– Саша, извини, конечно, – сказал Константин Дмитриевич, – но я сейчас за тобой заеду.
– Костя, – пробормотал Турецкий, – ну дай поспать, а!
– Ты новости вчера смотрел?
Турецкий все-таки проснулся и сел. Мельком глянул на жену – с нее все как с гуся вода.
– Как Нобелевские премии вручали? Видал вроде… – Турецкий зевнул с риском проглотить телефонную трубку.
– При чем тут премии? Самолет вчера в Шереметьеве упал, неужели не знаешь?
– А… Знаю, читал вчера в газете-ру.
– Где-где?
– Ну в Интернете.
– Ладно, это неважно. Через четверть часа я буду у тебя, побрейся, пожалуйста, поедешь к начальству. – Меркулов повесил трубку.
Турецкий покачал головой. Что-то Костя переработался. То говорит, сейчас приеду, то – сам к начальству поедешь?! Так он же начальство и есть…
Турецкий побрился, принял душ и открыл ноутбук. Последнее его увлечение было – автомобильный гороскоп, который составлялся с учетом его личных астрологических особенностей. Каждое утро он получал очередной прогноз относительно предстоящей жизни на колесах. Сейчас это выглядело так:
«Ваша дорожная жизнь сегодня будет пестра и разнообразна. Попробуйте быть целеустремленным и уверенным в себе. Это во многом облегчит жизнь вам и вашему автомобилю, поможет выбраться даже из самых жутких пробок и найти лучший маршрут в незнакомой местности при отсутствии карты. Хотя карту незнакомой местности (да и знакомой тоже) все же лучше иметь с собой. Гороскоп гороскопом, но лучше перестраховаться».
По дороге в Кремль Турецкий позвонил в МУР:
– Славка, какие новости?
– Какие там новости, – проворчал Грязнов. – Сводку читаю! Куда катимся а? Вот пожалуйста! Тут недавно один крендель – депутат городской думы нажаловался, что почту нерегулярно получает. Но проверили эту почту, а там – дыра оказалась.
– В каком смысле?
– А в буквальном. Вот слушай дальше: «В Строгине несовершеннолетний ограбил почтовое отделение».
– Ну и что? – пожал плечами Турецкий. – Акселерация, обычное дело. У меня в подъезде отроки курят. Если б я не знал, что им по семнадцать, дал бы все двадцать пять.
– Какие семнадцать, – возмутился Грязнов, – какие семнадцать! Да ты послушай, что тут у меня написано. «11-летний ребенок сам разработал и осуществил трудоемкий план ограбления…» Одиннадцатилетний, Саня!
– Интересно. И что дальше?
– Пожалуйста. «В течение нескольких недель мальчик настойчиво долбил стену намеченного здания и в конце концов выдолбил лаз необходимых размеров. Через эту дыру юный преступник проник в помещение почтового отделения по улице Исаковского. По данным пресс-службы управления вневедомственной охраны, сигнал тревоги на пульт дежурного не поступал. Оперативная группа сумела задержать злоумышленника на месте преступления лишь на седьмой его заход в почтовое отделение. Выяснилось, что продавщица ночного киоска, который находится неподалеку, слышала странные звуки, но не стала сообщать об этом в милицию». Что скажешь?
– Это элементарно. Его действиями, разумеется, руководили взрослые.
– Да?! А вот хрен тебе. Оказывается, мальчишка посмотрел сериал «Граф Монте-Кристо» и загорелся идеей сделать куда-нибудь подкоп. Помимо ценных бандеролей утаскивал и корреспонденцию попроще, большой любитель читать оказался.
Турецкий захохотал.
– Чего ржешь, это еще не все, – разозлился Грязнов. – Знаешь, что он на допросе сказал? «Классное кино, – говорит, и почему книжек таких никто не сочиняет?»
Турецкий подсчитал, что, пока они добрались до конечного пункта назначения в Кремле, у Меркулова проверили документы семь раз, а у него – девять. Откуда такая несправедливость? Почему такое недоверие? Впрочем, Костя – человек публичный, ему и в Думе этой гребаной случалось выступать, так что его просто могли знать в лицо.
– Костя, с кем мы все-таки встречаемся? – шепотом спросил Турецкий, хотя в кабинете, в который их завели, кроме них двоих, никого не было. Он вспомнил, что гороскоп советовал ему иметь с собой карту незнакомой местности.
Кабинет был как кабинет, не большой и не маленький, но уж получше, чем у него на Большой Дмитровке.
– Так с кем же?
– А ты еще не понял?
– Я понял, но не верю.
Меркулов пожал плечами, встал, подошел к столу, взял графин, хотел налить себе воды. Турецкий ехидно посоветовал:
– Не пей, козленочком станешь!
Меркулов отреагировать не успел, потому что дверь открылась и в кабинет быстрой походкой чуть враскачку вошел человек, которого каждый день показывают по телевизору.
Турецкий подумал и на всякий случай встал. Меркулов поставил графин на место.
– Здравствуйте, Константин Дмитриевич, – сказал вошедший, – здравствуйте, Александр Борисович. Можете не представляться, я все о вас знаю.
Эта фраза у Турецкого восторга не вызвала. Он, конечно, понимал, что служба информации президента при необходимости способна сфотографировать его сны, но мириться с этим как-то не хотелось. Поэтому он сделал вид, что не слышал последних слов, и сказал:
– Старший следователь Управления по расследованию особо важных дел, старший советник юстиции Турецкий. Разрешите сесть?
– Конечно, располагайтесь, как вам удобнее. – Президент гостеприимно махнул рукой, и в этом было нечто иезуитское, поскольку в кабинете имелось ровно три стула.
Все сели.
– Константин Дмитриевич, удалось что-нибудь сделать за это время?
– Прошла всего ночь и…
– Я понимаю, – прервал президент. – Хочу сразу внести ясность. Это не официальная просьба, но поскольку вы, Александр Борисович, ведете расследование по авиакатастрофе, то…
– Что я веду? – удивился Турецкий, несмотря на предостерегающее движение Меркулова.
Президент молча посмотрел на них обоих. Все трое мужчин почувствовали себя неуютно. Меркулов откашлялся и сказал:
– После того как транспортная прокуратура возбудила уголовное дело, стало ясно, что не исключена и возможность теракта, таким образом, расследование перешло в ведомство Генеральной прокуратуры, но это случилось только сегодня ночью, а Александр Борисович, к сожалению, не успел ознакомиться с материалами.
– Александр Борисович, я очень надеюсь на вас, – веско сказал президент.
– Да я что… – пробормотал Турецкий. Ну Костя, ну удружил. Ну почему нельзя было меня отправить в срочную командировку?!
– Я думаю, вам надо вылететь в Новосибирск, – сказал президент. – Впрочем, – он поднял руки, – не мне вас учить. Словом, я буду пристально следить за расследованием.
Такая фраза предполагала вроде бы конец разговора. Неужели все?!
Президент встал. Меркулов и Турецкий тоже.
– Да, вот еще что. – Президент сел. Остальные – тоже. – На этом самолете летел, так сказать, член моей семьи…
Турецкий почувствовал, как стремительно холодеет спина. Родственник президента?! Все пассажиры, кажется, полтораста человек, погибли, экипаж – тоже. Не то чтобы он как-то особенно сочувствовал президенту – не больше и не меньше, чем родственникам остальных погибших, но… теперь же с него за это дело семь шкур спустят. Паршивая история, очень паршивая.
Турецкий так расстроился, что не сразу вдумался в смысл сказанного дальше.
– …у него была кличка Флип. Ему было уже семь лет, это немало для собаки, но все равно еще можно жить и жить. Дочь в нем души не чаяла. Да и мы с женой…
– Какая порода? – спросил Меркулов.
– Стаффордширский терьер.
Собака, понял наконец Турецкий. Член семьи – собака. «Карлсон, Карлсон, мне подарили собаку!» – некстати вспомнил Турецкий любимый мультик своей дочери.
– А почему он был в самолете? – спросил он.
– В этом-то вся трагедия. – Президент взъерошил редкие светлые волосы. – Он заболел. Скис прямо на глазах. Ничего не помогало. Выяснилось – опухоль, злокачественная. Мы дочке ничего не сказали, вызвали лучших ветеринаров. Те посмотрели и сказали – дело швах. В общем, умыли руки. Мы уже готовились к худшему, хотя дочери я все не говорил, не знал с чего начать. И вдруг мне сообщают, что в Новосибирске есть народный целитель, только не по человеческим болячкам, а по домашним животным. Говорят, чудеса делает. Его нашли, прислали ему снимки, историю болезни, все такое, он посмотрел и сказал: есть надежда, привозите, только немедленно. И в тот же день мы его отправили, понимаете? Наш Флип был в этом самом самолете, понимаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41