- Товарищи! В секции номер шестнадцать, на четвертом
продаже колготы, производство Франция!
В то же мгновенье толпа стала рассасываться и буквально через десяток
секунд Кузьма Егорович и Жюли снова стояли в одиночестве.
- Ну, народ! - качнул головою Кузьма Егорович.
Седовласый, расхаживая по кабинету, диктовал помощнику, который отс-
тукивал на машинке:
- Написал? За предотвращение попытки государственного переворота.
Точка!
Пожилая женщина на мгновенье оторвалась от стекла с тем, чтобы при-
поднять к подоконнику внучку, - и вот, указывала ей куда-то.
А это - в драном, внакидку, пальто, в тренировочных, с пузырями в об-
ласти колен брюках возвращался Кузьма Егорович от помойки, помахивая
пустым ведром. Задержался возле дворовой горки.
- Слаб, дед?! - крикнула Машенька и лихо, на ногах, съехала вниз.
Бабушки и нянюшки, призирающие за питомцами изнеподалека, бросали на
Кузьму Егоровича тактичные взгляды.
- А вот и не слаб! - ответил Кузьма Егорович, скатился тоже и попал
прямо в объятия некоего старичка.
- Между прочим, - выговаривающим тоном произнес старичок, - в ЖЭКе
вчера было партсобрание. Нехорошо!
Где-то там, на проспекте, у въезда во двор, собралась кучка людей и
тоже за Кузьмою Егоровичем наблюдала. Мимо прошел слесарь-водопроводчик,
пьяный, в экипировке, с чемоданчиком, и, несмотря на пятидневную слеса-
реву щетину, пристальный взгляд обнаружил бы в водопроводчике Равиля.
У входа в подъезд Кузьма Егорович нос к носу столкнулся с участковым:
пожилым ментом в капитанских погонах. Мент не ответил на кивок, отвел
глаза, и Кузьме Егоровичу стало тревожно. Не обращая внимания на воз-
раст, он буквально полетел по лестнице на пятый этаж. Правда, на площад-
ке четвертого пришлось поневоле приостановиться, борясь с задышкою, - но
очень ненадолго.
Жюли плакала и укладывала вещи.
- Я не преступница, - сказала, завидя Кузьму Егоровича. - Я свободная
женщина и не хочу быть ни к кому приписана!
- Прописана, - поправил Кузьма Егорович.
Жюли всхлипнула и стала надевать шубку.
- А ну прекратить! - прикрикнул Кузьма Егорович несколько по-коман-
дирски, из былой своей жизни.
- Что? - возмущенно отреагировала Жюли на тон.
- Я постараюсь уладить! - примирительно ответил Кузьма Егорович.
- Не надо мне ничего улаживать! Я не виновата ни в чем, чтобы улажи-
вать!.. - и, подхватив чемоданы, отпихнула Кузьму Егоровича, побежала
вниз.
- Дура! - заорал тот вдогонку. - Истеричка! - и, схватившись за серд-
це, осел по стене.
Жюли стояла на паперти вечернего "Интуриста". За отчетный период ни-
чего возле него не переменилось ни в атмосфере, ни в публике - разве что
прежнего швейцара заменил Равиль в униформе с лампасами и в сивой бороде
до пояса и, впуская-выпуская людей, не забывал время от времени скаши-
вать глаз на Жюли.
Лицо ее вдруг озарилось: она заметила в толпе Кузьму Егоровича, нап-
равляющегося к ней.
- Ты почему здесь?! - спросил он более чем недовольно. - Кого поджи-
даешь?! - и стыдливо спрятал за спину букетик цветов.
- Но вас же, Кузьма! - скромно потупилась Жюли.
- Неправда! - уличил Кузьма Егорович. - Ты не могла знать, что я по-
явлюсь здесь!
Какой-то иностранец, заинтересовавшись Кузьмой Егоровичем, щелкнул
блицем и тут же был перехвачен Равилем.
- Как же вы могли не появиться здесь, если на этом самом месте вы
впервые! признались мне в любви?..
- Слушай, дарагая! Таварищ майор! - прорезал вдруг шумовой фон знако-
мый голос с сильным восточным акцентом: двое молодых людей тащили к ГА-
Зику-воронку давнего нашего знакомца в наручниках. Он вырывался, чтобы
успеть договорить все что хотел, пока дверца с решеткою не захлопнется:
- Миня, канэшно, расстреляют, но на пращанье я должен сказат: как женши-
на ти мне очен панравилас!
Седовласый, разгоряченный после теннисной партии, вошел в душевую
раздевалку, где поджидал его смиренный Кропачев.
- А, Кузьма, - сказал Седовласый. - Как поживаешь? Проблемы?
- Я бы уехал во Францию, а? - робко спросил Кузьма Егорович. - Зачем
я вам тут? Только людей от дела отрываете!
Седовласый пристально глянул на Кузьму Егоровича, невозмутимо закон-
чил раздеваться и пошел в душевую.
- Тоже - Троцкий выискался, - буркнул на ходу. - Мы здесь в говне ку-
пайся, а он! - и пустил струю.
Кузьма Егорович стоял без вызова, старался только, чтобы вода брызга-
ла на него поменьше.
- Вот ответь мне, - произнес Седовласый, отфыркавшись. - Вот сам бы
ты себя, будь на посту, - выпустил? Ну? Выпустил бы или нет?
Кузьма Егорович справедливо понурился.
- То-то же, - резюмировал Седовласый.
- Венчается раба Божия Юлия рабу Божьему Кузьме, - пел батюшка в не-
большой церкви, нельзя сказать, чтобы переполненной.
Молодые стояли перед аналоем. Никита держал венец над отцом, Вероника
- над матерью. Равиль в одеянии дьякона кадил ладаном.
- Согласен ли ты, - вопросил священник Кузьму Егоровича, - поять в
жены рабу Божию Юлию?
- Согласен, - ответил Кузьма Егорович, краснея.
- Согласна ли ты поять в мужья раба Божьего Кузьму?
- Mais oui, - ответила Жюли игриво, с чисто французскою грацией. -
Certainement!
Народу в небольшом зальце кишело многие сотни. Над одной дверью была
вывеска США, над другой - ИЗРАИЛЬ, над третьей - ФРАНЦИЯ, над четвертой
- ПРОЧИЕ СТРАНЫ.
Кузьма Егорович растерянно озирался в гудящей толпе, потом, обнаружив
дверь, ведущую во Францию, направился к ней, но тут же был остановлен:
- Куда, папаша?
- Да я! - встрепенулся было Кузьма Егорович, но тут же и осекся. -
Мне только спросить, - сказал таким тоном, словно приучался к нему всю
жизнь.
- Всем только спросить! - понеслось из очереди.
- У всех дети!
- У всех через час самолет!
- А кто! - поинтересовался Кузьма Егорович. - Как это! Кто последний
во Францию?
- Вон, папаша, - показали ему. - Видишь?
Кузьма Егорович подошел к длинному, на десяток листов, списку, прос-
тавил очередную цифру 946 и рядом дописал: Кропачев. Потом вернулся ко
французскому хвосту, спросил у того, кто на список указывал:
- А у вас какой?
Тот раскрыл перед Кузьмой Егоровичем ладонь, на которой изображена
была цифра 72:
- С позавчерашнего утра!..
Но я хочу быть с тобой!
Я хочу быть с тобой!
Я так хочу быть с тобой
и я буду с тобой! -
Никита и его ансамбль на деревянном митинговом помосте рядом с ортом
Шереметьево-2 лирическую песню, которую мы услышали впервые на нном зим-
нем пляже. Вероника стояла рядышком и дирижировала вниз, где ая толпа
народу, в основном - людей молодых, слушала песню с должным ргом. То
здесь, то там из толпы торчали плакаты: ТОЛЬКО НИКИТА ЧЕВ СПАСЕТ РОС-
СИЮ!, РОК - ЭТО СВОБОДА!, ДОЛОЙ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТНИХ!, УЙТЕ ЗА РОК-ПАРТИЮ
КРОПАЧЕВА-МЛАДШЕГО! - и несколько особенно тельных: ДО СВИДАНЬЯ, ПАПОЧ-
КА! Самолеты, садясь и взлетая, перекрывали новенья песню гулом, но,
когда не перекрывали, она доносилась и в й, суетящийся зал отлета!
Аглая издали глядела на очередь к таможне, включающую Кузьму Егорови-
ча, Машеньку, Жюли. Туда-сюда таскал тележку с чемоданами носильщик Ра-
виль.
- Но что я там буду делать?! - прямо-таки ужасался Кузьма Егорович,
готовый, кажется, сбежать, как Подколесин.
- Скажи дедушке, - обратилась Жюли по-французски к Машеньке, - что
многие истинные коммунисты продолжали борьбу в эмиграции.
- Бабушка говорит, - перевела Маша, - что многие истинные коммунисты!
Никита с товарищами пел, Вероника дирижировала, поклонники кричали,
свистели, хлопали, махали плакатами и фотографиями ребенка-Никиты в мат-
роске на коленях тридцатилетнего отца!
Аглая смотрела на Машеньку, Машенька - исподтишка - на мать взрослым
печальным взглядом.
- На что жить, на что жить! - передразнила Жюли по-русски. - Спроси у
деда, сколько он получал, пока его не выгнали.
- Дед, а сколько ты получал, пока тебя не выгнали?
- Полторы тысячи, - ответил Кузьма Егорович ностальгически.
- Сколько ж это выходит? - полувслух по-французски прикинула Жюли. -
Один к одному, что ли? Переведи дедушке, что самая средняя проститутка
зарабатывает у нас больше за вечер.
- У нас, кажется, тоже, - вздохнул Кузьма Егорович, и тут их позвали
за перегородку.
Никита влетел в зал.
- Эй, отец! - крикнул. - Жди в Париже в составе правительственной де-
легации. Вероника гарантирует! - и помахал прощально.
Вещи ползли сквозь рентген-аппарат. Таможенник выдернул большую сум-
ку:
- Что у вас тут?
- Как что?! - возмутилась Жюли. - Белье, одежда!
- Нет, вот это! - и таможенник, запустив в сумку безошибочную руку,
извлек склеенный из осколков бюст Ленина.
- Это! - засмущался Кузьма Егорович. - Это сувенир.
- Не положено к вывозу, - отрезал таможенник и бюст отставил.
- Как не положено?! - возмутился Кузьма Егорович. - Почему не положе-
но?! Эта вещь не представляет художественной ценности. Вот - справка из
Министерства культуры!
- Потому что! - не нашелся что ответить таможенник. - Потому!
Седовласый, наблюдая на мониторе прощальную сцену, раздраженно ска-
зал:
- Потому, осел, что мы отказались от экспорта революции!
Москва, 1990 г.
Я ОБЕЩАЛА, И Я УЙДУ...
история любви и смерти
"Я ОБЕЩАЛА, Я УЙДУ..."
"ТИСКИНО"
Москва, 1992 год
Режиссер - Валерий Ахадов
Композитор - Микаэл Таривердиев
В главных ролях:
ИРИНА - Елена Корикова
АЛЕВТИНА - Ирина Акулова
ЗЯТЬ - Игорь Пушкарев
АНТОН СЕРГЕЕВИЧ, ВРАЧ - Олег Шкловский
ВАСЕЧКА - Павел Семенихин
ТАМАЗ - Зураб Макгалашвили
МАТЬ ТАМАЗА - Софико Чиаурели
ОТЕЦ ТАМАЗА - Бадри Барамидзе
02.11.90
Снега намело немного, и поверх его ветер со скоростью и визгом полу-
нощного рокера гнал мелкую пыль. Здесь это называлось хакас.
Впрочем, внутри, в белом кабинете городской больницы, воздух был тепл
и недвижен - только оконные стекла мерзко позванивали под аэродинамичес-
ким напором ночной - в пять часов дня - наружи.
Вертелись кассеты на стареньком "Репортере". Девушка в наушниках одну
руку держала на оконном стекле, другую - с микрофоном - у рта, и послед-
нее явно вызывало у интервьюируемого игривые ассоциации.
- Но согласитесь, Антон Сергеевич, по нынешним временам совсем не
обычно, когда ученый на взлете бросает московскую клинику, медицинскую
академию!
- Трехкомнатную на Садовом, - в тон, хоть и не без пародийности,
вставил ученый на взлете - девушка метнулась микрофоном в его сторону,
отпустив поневоле стекло, которое тут же зазудело особенно противно,
пронзительно.
- Хакас, - улыбнулась, как бы извиняясь за природу, и снова уняла ру-
кою звон, перекрутила испорченный хакасом кусочек записи и продолжила,
пытаясь по возможности восстановить ту, репортерскую, интонацию:
- Ничего смешного, и квартиру тоже! Чтобы в глухом сибирском городке!
- И-роч-ка! - перебил Антон Сергеевич и медленно пошел на девушку. -
Просто я сдуру женился на бляди. На бляди из провинции! Да еще прописал
у себя. На Садовом!
- Антон! ну что вы! опять! - девушка досадливо выключила запись.
Нудно зазвенел хакас.
- Мне ваше интервью - позарез. Музыкальная школа вот уже где! не пе-
дагог. А получится хороший материал - возьмут в штат на радио. Вы ж обе-
щали!
Антон Сергеевич не слушал, надвигался, бормотал:
- Неразборчив, сам виноват. Вот и определил себе наказание: два года
ссылки. Не разменяет квартиру - выгоню и все. С чистой совестью. Но уви-
дев здесь, Ирочка, вас!
- Интервью, Антон!
- Иди ты со своим интервью!
Девушка пыталась высвободиться из цепких, опытных рук, но так, чтобы
по возможности не испортить отношений:
- Войдут!
- Кто войдет-то?!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
продаже колготы, производство Франция!
В то же мгновенье толпа стала рассасываться и буквально через десяток
секунд Кузьма Егорович и Жюли снова стояли в одиночестве.
- Ну, народ! - качнул головою Кузьма Егорович.
Седовласый, расхаживая по кабинету, диктовал помощнику, который отс-
тукивал на машинке:
- Написал? За предотвращение попытки государственного переворота.
Точка!
Пожилая женщина на мгновенье оторвалась от стекла с тем, чтобы при-
поднять к подоконнику внучку, - и вот, указывала ей куда-то.
А это - в драном, внакидку, пальто, в тренировочных, с пузырями в об-
ласти колен брюках возвращался Кузьма Егорович от помойки, помахивая
пустым ведром. Задержался возле дворовой горки.
- Слаб, дед?! - крикнула Машенька и лихо, на ногах, съехала вниз.
Бабушки и нянюшки, призирающие за питомцами изнеподалека, бросали на
Кузьму Егоровича тактичные взгляды.
- А вот и не слаб! - ответил Кузьма Егорович, скатился тоже и попал
прямо в объятия некоего старичка.
- Между прочим, - выговаривающим тоном произнес старичок, - в ЖЭКе
вчера было партсобрание. Нехорошо!
Где-то там, на проспекте, у въезда во двор, собралась кучка людей и
тоже за Кузьмою Егоровичем наблюдала. Мимо прошел слесарь-водопроводчик,
пьяный, в экипировке, с чемоданчиком, и, несмотря на пятидневную слеса-
реву щетину, пристальный взгляд обнаружил бы в водопроводчике Равиля.
У входа в подъезд Кузьма Егорович нос к носу столкнулся с участковым:
пожилым ментом в капитанских погонах. Мент не ответил на кивок, отвел
глаза, и Кузьме Егоровичу стало тревожно. Не обращая внимания на воз-
раст, он буквально полетел по лестнице на пятый этаж. Правда, на площад-
ке четвертого пришлось поневоле приостановиться, борясь с задышкою, - но
очень ненадолго.
Жюли плакала и укладывала вещи.
- Я не преступница, - сказала, завидя Кузьму Егоровича. - Я свободная
женщина и не хочу быть ни к кому приписана!
- Прописана, - поправил Кузьма Егорович.
Жюли всхлипнула и стала надевать шубку.
- А ну прекратить! - прикрикнул Кузьма Егорович несколько по-коман-
дирски, из былой своей жизни.
- Что? - возмущенно отреагировала Жюли на тон.
- Я постараюсь уладить! - примирительно ответил Кузьма Егорович.
- Не надо мне ничего улаживать! Я не виновата ни в чем, чтобы улажи-
вать!.. - и, подхватив чемоданы, отпихнула Кузьму Егоровича, побежала
вниз.
- Дура! - заорал тот вдогонку. - Истеричка! - и, схватившись за серд-
це, осел по стене.
Жюли стояла на паперти вечернего "Интуриста". За отчетный период ни-
чего возле него не переменилось ни в атмосфере, ни в публике - разве что
прежнего швейцара заменил Равиль в униформе с лампасами и в сивой бороде
до пояса и, впуская-выпуская людей, не забывал время от времени скаши-
вать глаз на Жюли.
Лицо ее вдруг озарилось: она заметила в толпе Кузьму Егоровича, нап-
равляющегося к ней.
- Ты почему здесь?! - спросил он более чем недовольно. - Кого поджи-
даешь?! - и стыдливо спрятал за спину букетик цветов.
- Но вас же, Кузьма! - скромно потупилась Жюли.
- Неправда! - уличил Кузьма Егорович. - Ты не могла знать, что я по-
явлюсь здесь!
Какой-то иностранец, заинтересовавшись Кузьмой Егоровичем, щелкнул
блицем и тут же был перехвачен Равилем.
- Как же вы могли не появиться здесь, если на этом самом месте вы
впервые! признались мне в любви?..
- Слушай, дарагая! Таварищ майор! - прорезал вдруг шумовой фон знако-
мый голос с сильным восточным акцентом: двое молодых людей тащили к ГА-
Зику-воронку давнего нашего знакомца в наручниках. Он вырывался, чтобы
успеть договорить все что хотел, пока дверца с решеткою не захлопнется:
- Миня, канэшно, расстреляют, но на пращанье я должен сказат: как женши-
на ти мне очен панравилас!
Седовласый, разгоряченный после теннисной партии, вошел в душевую
раздевалку, где поджидал его смиренный Кропачев.
- А, Кузьма, - сказал Седовласый. - Как поживаешь? Проблемы?
- Я бы уехал во Францию, а? - робко спросил Кузьма Егорович. - Зачем
я вам тут? Только людей от дела отрываете!
Седовласый пристально глянул на Кузьму Егоровича, невозмутимо закон-
чил раздеваться и пошел в душевую.
- Тоже - Троцкий выискался, - буркнул на ходу. - Мы здесь в говне ку-
пайся, а он! - и пустил струю.
Кузьма Егорович стоял без вызова, старался только, чтобы вода брызга-
ла на него поменьше.
- Вот ответь мне, - произнес Седовласый, отфыркавшись. - Вот сам бы
ты себя, будь на посту, - выпустил? Ну? Выпустил бы или нет?
Кузьма Егорович справедливо понурился.
- То-то же, - резюмировал Седовласый.
- Венчается раба Божия Юлия рабу Божьему Кузьме, - пел батюшка в не-
большой церкви, нельзя сказать, чтобы переполненной.
Молодые стояли перед аналоем. Никита держал венец над отцом, Вероника
- над матерью. Равиль в одеянии дьякона кадил ладаном.
- Согласен ли ты, - вопросил священник Кузьму Егоровича, - поять в
жены рабу Божию Юлию?
- Согласен, - ответил Кузьма Егорович, краснея.
- Согласна ли ты поять в мужья раба Божьего Кузьму?
- Mais oui, - ответила Жюли игриво, с чисто французскою грацией. -
Certainement!
Народу в небольшом зальце кишело многие сотни. Над одной дверью была
вывеска США, над другой - ИЗРАИЛЬ, над третьей - ФРАНЦИЯ, над четвертой
- ПРОЧИЕ СТРАНЫ.
Кузьма Егорович растерянно озирался в гудящей толпе, потом, обнаружив
дверь, ведущую во Францию, направился к ней, но тут же был остановлен:
- Куда, папаша?
- Да я! - встрепенулся было Кузьма Егорович, но тут же и осекся. -
Мне только спросить, - сказал таким тоном, словно приучался к нему всю
жизнь.
- Всем только спросить! - понеслось из очереди.
- У всех дети!
- У всех через час самолет!
- А кто! - поинтересовался Кузьма Егорович. - Как это! Кто последний
во Францию?
- Вон, папаша, - показали ему. - Видишь?
Кузьма Егорович подошел к длинному, на десяток листов, списку, прос-
тавил очередную цифру 946 и рядом дописал: Кропачев. Потом вернулся ко
французскому хвосту, спросил у того, кто на список указывал:
- А у вас какой?
Тот раскрыл перед Кузьмой Егоровичем ладонь, на которой изображена
была цифра 72:
- С позавчерашнего утра!..
Но я хочу быть с тобой!
Я хочу быть с тобой!
Я так хочу быть с тобой
и я буду с тобой! -
Никита и его ансамбль на деревянном митинговом помосте рядом с ортом
Шереметьево-2 лирическую песню, которую мы услышали впервые на нном зим-
нем пляже. Вероника стояла рядышком и дирижировала вниз, где ая толпа
народу, в основном - людей молодых, слушала песню с должным ргом. То
здесь, то там из толпы торчали плакаты: ТОЛЬКО НИКИТА ЧЕВ СПАСЕТ РОС-
СИЮ!, РОК - ЭТО СВОБОДА!, ДОЛОЙ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТНИХ!, УЙТЕ ЗА РОК-ПАРТИЮ
КРОПАЧЕВА-МЛАДШЕГО! - и несколько особенно тельных: ДО СВИДАНЬЯ, ПАПОЧ-
КА! Самолеты, садясь и взлетая, перекрывали новенья песню гулом, но,
когда не перекрывали, она доносилась и в й, суетящийся зал отлета!
Аглая издали глядела на очередь к таможне, включающую Кузьму Егорови-
ча, Машеньку, Жюли. Туда-сюда таскал тележку с чемоданами носильщик Ра-
виль.
- Но что я там буду делать?! - прямо-таки ужасался Кузьма Егорович,
готовый, кажется, сбежать, как Подколесин.
- Скажи дедушке, - обратилась Жюли по-французски к Машеньке, - что
многие истинные коммунисты продолжали борьбу в эмиграции.
- Бабушка говорит, - перевела Маша, - что многие истинные коммунисты!
Никита с товарищами пел, Вероника дирижировала, поклонники кричали,
свистели, хлопали, махали плакатами и фотографиями ребенка-Никиты в мат-
роске на коленях тридцатилетнего отца!
Аглая смотрела на Машеньку, Машенька - исподтишка - на мать взрослым
печальным взглядом.
- На что жить, на что жить! - передразнила Жюли по-русски. - Спроси у
деда, сколько он получал, пока его не выгнали.
- Дед, а сколько ты получал, пока тебя не выгнали?
- Полторы тысячи, - ответил Кузьма Егорович ностальгически.
- Сколько ж это выходит? - полувслух по-французски прикинула Жюли. -
Один к одному, что ли? Переведи дедушке, что самая средняя проститутка
зарабатывает у нас больше за вечер.
- У нас, кажется, тоже, - вздохнул Кузьма Егорович, и тут их позвали
за перегородку.
Никита влетел в зал.
- Эй, отец! - крикнул. - Жди в Париже в составе правительственной де-
легации. Вероника гарантирует! - и помахал прощально.
Вещи ползли сквозь рентген-аппарат. Таможенник выдернул большую сум-
ку:
- Что у вас тут?
- Как что?! - возмутилась Жюли. - Белье, одежда!
- Нет, вот это! - и таможенник, запустив в сумку безошибочную руку,
извлек склеенный из осколков бюст Ленина.
- Это! - засмущался Кузьма Егорович. - Это сувенир.
- Не положено к вывозу, - отрезал таможенник и бюст отставил.
- Как не положено?! - возмутился Кузьма Егорович. - Почему не положе-
но?! Эта вещь не представляет художественной ценности. Вот - справка из
Министерства культуры!
- Потому что! - не нашелся что ответить таможенник. - Потому!
Седовласый, наблюдая на мониторе прощальную сцену, раздраженно ска-
зал:
- Потому, осел, что мы отказались от экспорта революции!
Москва, 1990 г.
Я ОБЕЩАЛА, И Я УЙДУ...
история любви и смерти
"Я ОБЕЩАЛА, Я УЙДУ..."
"ТИСКИНО"
Москва, 1992 год
Режиссер - Валерий Ахадов
Композитор - Микаэл Таривердиев
В главных ролях:
ИРИНА - Елена Корикова
АЛЕВТИНА - Ирина Акулова
ЗЯТЬ - Игорь Пушкарев
АНТОН СЕРГЕЕВИЧ, ВРАЧ - Олег Шкловский
ВАСЕЧКА - Павел Семенихин
ТАМАЗ - Зураб Макгалашвили
МАТЬ ТАМАЗА - Софико Чиаурели
ОТЕЦ ТАМАЗА - Бадри Барамидзе
02.11.90
Снега намело немного, и поверх его ветер со скоростью и визгом полу-
нощного рокера гнал мелкую пыль. Здесь это называлось хакас.
Впрочем, внутри, в белом кабинете городской больницы, воздух был тепл
и недвижен - только оконные стекла мерзко позванивали под аэродинамичес-
ким напором ночной - в пять часов дня - наружи.
Вертелись кассеты на стареньком "Репортере". Девушка в наушниках одну
руку держала на оконном стекле, другую - с микрофоном - у рта, и послед-
нее явно вызывало у интервьюируемого игривые ассоциации.
- Но согласитесь, Антон Сергеевич, по нынешним временам совсем не
обычно, когда ученый на взлете бросает московскую клинику, медицинскую
академию!
- Трехкомнатную на Садовом, - в тон, хоть и не без пародийности,
вставил ученый на взлете - девушка метнулась микрофоном в его сторону,
отпустив поневоле стекло, которое тут же зазудело особенно противно,
пронзительно.
- Хакас, - улыбнулась, как бы извиняясь за природу, и снова уняла ру-
кою звон, перекрутила испорченный хакасом кусочек записи и продолжила,
пытаясь по возможности восстановить ту, репортерскую, интонацию:
- Ничего смешного, и квартиру тоже! Чтобы в глухом сибирском городке!
- И-роч-ка! - перебил Антон Сергеевич и медленно пошел на девушку. -
Просто я сдуру женился на бляди. На бляди из провинции! Да еще прописал
у себя. На Садовом!
- Антон! ну что вы! опять! - девушка досадливо выключила запись.
Нудно зазвенел хакас.
- Мне ваше интервью - позарез. Музыкальная школа вот уже где! не пе-
дагог. А получится хороший материал - возьмут в штат на радио. Вы ж обе-
щали!
Антон Сергеевич не слушал, надвигался, бормотал:
- Неразборчив, сам виноват. Вот и определил себе наказание: два года
ссылки. Не разменяет квартиру - выгоню и все. С чистой совестью. Но уви-
дев здесь, Ирочка, вас!
- Интервью, Антон!
- Иди ты со своим интервью!
Девушка пыталась высвободиться из цепких, опытных рук, но так, чтобы
по возможности не испортить отношений:
- Войдут!
- Кто войдет-то?!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99