Он вспоминал английские футбольные команды и ругал происки ЦРУ в Африке, хвастался своим «Эксельсиором» и обещал отправить личное письмо президенту США.
Потом он вдруг приказал распахнуть настежь двери в «Луна Росса» и впустить всех желающих: первая бутылка пива каждому посетителю была обещана за счет администрации.
Толпа, наблюдавшая за пиршеством сквозь щели между мангровыми кольями, радостно хлынула в зал, славя щедрость своего правителя. Впрочем, на некоторых лицах читалась плохо скрываемая ирония.
Король этого явно не замечал. Глаза его налились кровью. Он приказывал наливать еще и еще, кричал так, что заглушить его не могли даже взмокшие от усердия джазисты. И вдруг вскочил, поводя по сторонам ставшими малиновыми, как его фесда, глазами.
— Мария! — рявкнул он. — А где Мария?
Из-за «королевской ложи» выскользнула стройная девушка лет шестнадцати, в короткой кофточке с рюшками, в длинной, по щиколотку юбке — черные птицы на светло-коричневом фоне. На голове ее во все стороны торчало десятка полтора тоненьких косичек, туго перемотанных нитками. Черты лица ее были, с точки зрения европейца, почти правильны, глаза светились лукавством.
Король ласково и осторожно положил руку на хрупкое плечо девушки. Лицо его подобрело. Он обвел всех вдруг просветлевшим взглядом.
— Мария, — как-то непривычно мягко сказал он. И, словно упиваясь звуками этого имени, повторил опять: — Мария. Моя дочь, ребята… Принцесса!
— Хэлло! — кокетливо улыбнулась девушка и прижалась к громоздкому телу отца.
Рядом с этой громадой принцесса казалась особенно хрупкой, почти невесомой.
— Садитесь, мисс, — с кряхтением стал подниматься Френдли, но Войтович опередил его.
Он уже стоял перед принцессой, склонившись в изящном полупоклоне. («Откуда, черт возьми, в нем все это берется!» — с доброй завистью подумал Петр.)
— Ваше высочество! Позвольте предложить вам место…
Девушка вопросительно посмотрела на отца и весело фыркнула — было видно, что дома ее таким обращением не баловали.
Король улыбнулся дочери с нежностью, какую только может проявить к своему любимому дитяти старый, матерый гиппопотам, и поднял руку.
Музыка разом оборвалась, словно кто-то выключил радиоприемник.
— Джентльмены, — торжественно произнес Макензуа Второй, обращаясь к гостям. — Мне сказали, что среди вас есть русский.
— Так вот же он! — тряхнул щеками Френдли, выпустил струю дыма в сторону Петра и, старательно выговаривая непривычные звуки, добавил по-русски: — Товарищ… Петр.
— Мария! — взревел король, вновь входя в свой привычный образ, и решительно подтолкнул девушку к Петру. — Иди к нему, Мария!
Петр опешил. Видимо, выражение лица у него было совершенно идиотское, во всяком случае, все захохотали.
— Иди к нему, Мария! — гремел король, театрально указывая на Петра.
И внезапно Петр понял: его величество король Макензуа Второй играл, играл, словно провинциальный трагик, а они, европейцы, скованные собственными, давно устаревшими представлениями о старой колониальной Африке, обмануты, примитивно и жестоко, этим хитрым дельцом, который прикидывается простаком для того, чтобы выгоднее обделывать свои делишки.
Девушка между тем легко проскользнула мимо Войтовича, мимо столика, за которым сидели японец, итальянец и парни из Би-би-си, и грациозно опустилась рядом с Петром на табурет, где еще минуту назад сидел поляк.
— Хэлло! — улыбнулась она.
Петр чувствовал, что лицо его заливается краской. Однако на выручку пришел все тот же Макензуа Второй.
— Джентльмены, — прогремел он, — моя дочь решила поехать в Москву — в университет Лумумбы. И она хочет познакомиться с русским!
Гости задвигали стульями: они ожидали более пикантного поворота.
— А король-то… красный, — услышал Петр, как желчный Мозес Аарон ехидно шепнул итальянцу Монтини.
— Зато как прекрасна сеньорита! — промурлыкал ему в ответ итальянец и с завистью вздохнул.
— Выпьем! — продолжал король, разом опрокидывая в свою розовую пасть очередной стакан пива.
— Выпьем! — задорно поддержал его Френдли и подмигнул всей компании.
— Здоровье короля! — шутливо выкрикнул кто-то, и все опять вскочили с поднятыми стаканами.
Его величество благосклонно кивнул и поднял стакан, мгновенно наполненный парнем, все время стоявшим за его спиной с бутылкой пива наготове. Опять загремел джаз, кто-то из гвианийцев пошел танцевать. На Марию и Петра теперь никто не обращал внимания.
Но Петру не стало легче. Он никогда не умел быть галантным.
— Вас зовут Питер Николаев? — спросила наконец девушка и в упор взглянула на Петра, разглядывая его с откровенным любопытством.
— Петр, — смущенно ответил он.
— Потанцуем?
Она встала и тронула его плечо.
— Но… это «хайлайф», — нерешительно попытался отказаться Петр. — Это… слишком сложно…
Действительно, на площадке возле музыкантов в замысловатых ритмичных движениях извивались гвианийцы, милостиво допущенные в кабак королем, и среди них — местные девушки, судя по их смелому поведению, постоянные посетительницы этого злачного места.
— «Луна Росса», — звонко и решительно выкрикнула Мария, точно копируя повелительные интонации своего родителя.
Джаз оборвал «хайлайф», и сейчас же серебряно запела труба, надрывая тоскливой нежностью душу. Это было итальянское танго, прозрачное, как горный ручей.
Мария решительно вывела смущающегося Петра в круг прекративших танцевать гвианийцев, прильнула к нему, и они сделали несколько па.
— Смотри, парень, как бы тебе не стать принцем-консортом! — весело выкрикнул Сид Стоун, но в голосе его чувствовалась зависть.
— Если мужем сестры английской королевы стал простой фотограф, то почему журналист-международник не может стать принцем-консортом? — в тон ответил ему Войтович.
— Танцуйте, дети мои! Танцуйте!
Пьяненький король сидел по-бабьи, подперев могучим кулачищем толстую щеку, и в его наполненных слезами глазах светилась отцовская нежность.
— Еще по… бутылке… всем моим подданным! — вдруг заревел он и так саданул кулачищем по столу, что посуда посыпалась на земляной пол.
— Да здравствует король! — выкрикнул совершенно трезвый Шмидт и подмигнул коллегам.
— Виват! — взревели те с готовностью нарочито пьяными голосами.
Гвианийцы радостно ударили в ладоши, прекратившие было танцевать пары вернулись на площадку, где сразу же стало тесно и душно.
Минуты две Петр и Мария танцевали молча. Потом Петр, чтобы нарушить молчание, спросил:
— А вы в самом деле хотите поехать в Москву?
— У нас в Уарри есть ребята… окончившие университет Лумумбы. — Она вдруг прижалась к Петру, он почувствовал на щеке ее дыхание и сейчас же услышал шепот: — Вас просили быть сегодня вечером в бассейне «Эксельсиора». Ровно в одиннадцать тридцать. Запомнили? Ровно в одиннадцать тридцать.
— Кто? — удивился Петр.
Но Мария уже отступила от него и громким капризным голосом объявила:
— Спасибо за танец. Вы прекрасно танцуете, мистер Николаев!
И быстро пошла от него сквозь толпу танцующих. Она решительно прошла к отцу, с трудом удерживающемуся на табурете (Войтович потом сказал, что его величество выпил почти полсотни бутылок!), что-то сказала ему… Король согласно кивнул…
— Бай, бай! — обернулась девушка к гостям, улыбнулась и исчезла.
— Вот и все, — ехидно заметил Мозес Аарон, и итальянец вздохнул:
— Но… сеньорита! Божественна!
ГЛАВА 7
Они вернулись в «Эксельсиор» около одиннадцати, усталые, отяжелевшие от бесчисленных бутылок пива и проперченных яств, и сразу же разошлись по своим комнатам на двенадцатом этаже, где их поселили в самых дорогих номерах, оплаченных властями провинции: о том, что Войтович был внесен в список группы «контрабандой», никто и не вспоминал.
Петр и Анджей выбрали номера по соседству с видом на Бамуангу. Сейчас в темноте она угадывалась где-то вдали, словно большое черное зеркало, отражающее крупные и яркие звезды.
Было уже начало двенадцатого. Петр достал из портфеля плавки, взял в ванной махровое полотенце в красную и черную клетку, от которого рябило в глазах. Спуститься вниз на лифте, пройти через холл, мимо мраморного фонтана, у которого возвышалась большая скульптурная группа — сотворение мира в африканском варианте, и выйти к бассейну — все это займет самое большее семь-десять минут, решил Петр.
Мария… Она просила его быть в бассейне в половине двенадцатого, быть непременно, она сказала, что Петра будут ждать, но кто? Может быть, она сама решила назначить ему свидание? Петр даже улыбнулся этой нелепой мысли, хотя в глубине души шевельнулось сомнение: а вдруг? Он попытался предположить, что значило таинственное поведение девушки, но скоро сдался: никакого объяснения придумать так и не смог, да и пора уже было идти.
Он перекинул полотенце через плечо и вышел из номера. Коридор был пуст. Мягкий ковер глушил шаги, рассеянный, красноватый свет медных бра почему-то тревожил.
В лифте Петр спускался в одиночестве. Никого не было и в холле: свет здесь был притушен, швейцар стоял снаружи за стеклянными дверями, Петр видел только его спину в красной куртке с неизменным гербом его величества короля Макензуа Второго.
Петр взглянул на свои часы — одиннадцать двадцать пять. Он постоял минуту в холле у бассейна, разглядывая лежащие на его темно-зеленом дне белые и желтые кружочки монет, которые бросали туда все, кто останавливается в «Эксельсиоре». Цементная табличка, вделанная в пол, гласила, что деньги, брошенные в бассейн, раз в год выбираются администрацией и передаются в сиротский приют имени короля Макензуа Второго. Петр нашарил в кармане несколько монет и бросил их в воду.
Из холла к плавательному бассейну нужно было пройти коротким, ярко освещенным коридором, у выхода из которого обычно восседал старик в униформе «Эксельсиора»: бесплатно купаться разрешалось лишь постояльцам, и администрация строго следила за соблюдением этого правила.
Всем остальным нужно было приобретать билеты у старика, исполняющего обязанности и кассира и контролера одновременно. Сейчас его на месте не было: кто из чужих явится купаться в такое время?
У бассейна действительно было пусто и темно, шаги Петра по бетонным плитам гулко отдавались в тишине. Вода казалась чернильной, в ней неподвижно лежали ночные звезды.
Петр прошел в кабинку для переодевания, через минуту вышел оттуда в плавках и сделал несколько упражнений, разминаясь и оглядываясь по сторонам.
У бассейна никого не было.
«А может быть, девушка пошутила? — усмехнулся Петр над самим собой. — Я же, болван, прискакал словно бедный влюбленный. Что ж, на худой конец, хоть искупаюсь…»
И, приняв это решение, он кинулся вниз головой в воду прямо с борта. Вода казалась какой-то легкоразреженной. Он решил переплыть под водой весь бассейн по ширине — пятьдесят метров.
Но обильный ужин в «Луна Росса» давал себя знать. Петр понял, что дыхания ему не хватит и, оттолкнувшись ногами от дна, круто пошел вверх. До противоположной стенки оставалось всего несколько метров. И в тот момент, когда он всплыл на поверхность, увидел, что ему навстречу скользнула в воду темная фигура, почти бесшумно, без брызг.
На борту стояли еще двое — в просторных национальных одеждах, застывшие, словно часовые.
Человек бесшумно плыл навстречу Петру — все ближе, ближе. Не доплыв метра два, он остановился.
— Мистер Николаев?
Петр помедлил, голос был знаком, но он не мог вспомнить, где он слышал его раньше.
— Майор Даджума, — тихо представился пловец.
И Петр сразу же вспомнил: майор Даджума, один из руководителей «Золотого льва», правая рука майора Нначи! Да, они встречались в Луисе много раз еще до переворота, до смерти генерала Дунгаса.
— Я вас не узнал… Даджума мягко рассмеялся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45