Рождение близнецов издавна считалось здесь большим несчастьем. Колдуны и знахари утверждали, что от одного отца может родиться лишь один ребенок. Если их двое — отцом второго может быть лишь дух злой или добрый.
И если приметы, известные лишь одним деревенским колдунам, указывали на духа злого, несчастную мать отводили в глубь леса и оставляли там на голодную смерть привязанной к дереву. Близнецов бросали у ее ног — в большой глиняной миске.
Это не считалось убийством и сопровождалось долгими очистительными церемониями, о которых заранее становилось известно далеко окрест. И немало десятилетий местные миссионеры отправлялись в леса на поиски и спасение жертв дикого суеверия.
Но, даже если мать и близнецов удавалось спасти, деревня никогда и ни за что не принимала их обратно: решение колдунов было приговором окончательным. Потому-то и приходилось миссионерам содержать детские приюты, а матерей устраивать куда-нибудь подальше от родных мест, конечно же, без близнецов.
— Мне казалось, что этот обычай давно исчез, — начал было Анджей, с уважением глядя на Элинор, а Петру вдруг вспомнилось, что несколько лет назад в ее доме жили сироты, родители которых были убиты бандами наемников, нанятых борющимися между собою местными политиканами.
Тогда Элинор тоже творила добрые дела, но это ничуть не мешало ей ходить в шортах, а не в черном одеянии монахини.
— Да, в нашем приюте близнецов не так уж и много, — согласился с Анджеем Роберт и, бросив на Элинор осторожный взгляд, добавил: — Но мисс Карлисл работает еще и в колонии для прокаженных…
— Не будем говорить об этом, мистер Рекорд. Каждый делает то, что велят ему делать совесть и сердце, — холодно и спокойно оборвала его Элинор и взглянула на Петра. — А вы, мистер Николаев, и вы, мистер Войтович, прибыли в наши края с группой журналистов? Да, да, я слышала сегодня по местному радио: в Уарри прибыла группа журналистов западных стран… — Она грустно улыбнулась: — Местные журналисты не сильны в географии, если причислили СССР и Польшу к западным странам.
— Им просто вовремя не сообщили о том, что прилетели и мы, — мягко вступился Петр за своих гвианийских коллег.
— Значит, вы приехали сюда, чтобы писать о войне, — словно про себя продолжала Элинор. — Опять война, опять страдания. И люди едут на войну, как в театр… Даже говорят: «театр военных действий»…
Петр и Анджей переглянулись.
— Извините, джентльмены… Роберт тронул локоть Элинор:
— Нам надо идти. Мы должны сделать еще массу покупок и успеть дотемна в миссию, а дороги после вчерашнего ливня… — Он кинул многозначительный взгляд на свои измазанные красным латеритом солдатские ботинки и вдруг спохватился: — Да, я забыл сказать, что работаю шофером в миссии, в той же самой, где и мисс Карлисл.
Элинор молча протянула Петру руку и опустила глаза, пальцы ее дрожали.
— Если будете в наших краях, заезжайте… на чашку чая.
ГЛАВА 10
За ленчем Мартин Френдли сообщил новость: накануне вечером при загадочных обстоятельствах был убит начальник штаба третьей бригады майор Даджума.
— Хотел бы напомнить, джентльмены, — многозначительно добавил американец, когда за длинным столом, за которым разместилась журналистская братия, волнение, вызванное этим сообщением, слегка утихло, — что майор был одним из руководителей группы «Золотой лев» и верным сторонником военного правительства…
— Короче говоря, сепаратисты взялись за дело всерьез, — вслух сделал вывод Шмидт, сидевший рядом с Петром.
— А вы еще сомневались? — саркастически бросил ему через стол Сид Стоун. — После того, что мы видели сегодня на рынке… минометные стволы, комплекты солдатской формы…
Шмидт поморщился:
— Я бы скорее назвал все это шантажом. Да вы и сами понимаете, на что здесь рассчитывают, показывая нам все эти штучки: подполковник Эбахон ведет торг с военным правительством от имени и в интересах компании…
— Стоп! — поднял пухлую ладошку Мартин Френдли. — Не будем поспешны в выводах, джентльмены. В конце концов, мы гости подполковника Эбахона. Стоит ли говорить вот так… бездоказательно…
Однако сменить тему разговора ему не удалось. Никто из журналистов не сомневался, что губернатор Эбахон не сегодня, так завтра объявит о выходе Южной провинции из состава федерации и провозгласит независимость Поречья. И тогда… тогда сообщения с места событий займут первые полосы газет, а разве это не мечта и высшая награда для всякого, кто посвятил свою жизнь журналистике?
После ленча все поспешно разошлись по своим номерам — готовить материал для передачи в редакции: комиссар Мбойя пообещал, что почтовое отделение в «Эксельсиоре», почему-то все время закрытое, в шестнадцать ноль-ноль обязательно начнет работать. Он же предупредил, что все почтовые отделения в Уарри закрыты по приказу губернатора до особого распоряжения.
Журналисты поворчали, но делать было нечего, оставалось лишь полагаться на обещание комиссара.
И Петр удалился к себе в номер — отдохнуть от впечатлений вчерашнего и сегодняшнего дней. Он даже попытался было вздремнуть, но сон не шел, и Петр с добрый час провалялся на постели не раздеваясь, сбросив лишь ботинки.
Потом в дверь легонько постучали. На пороге стоял стройный щеголеватый офицер в мундире с иголочки, с аксельбантами, в сопровождении взволнованного управляющего отелем, англезированного до мозга костей гвианийца.
— Господин губернатор просил вас немедленно прибыть в его резиденцию!
— Но… — растерялся Петр, — я не предполагал, что… Во всяком случае, я хотел бы предупредить моего коллегу…
Он кивнул в сторону номера Войтовича.
— Ваш коллега будет предупрежден, — сухо сказал офицер и взглянул на управляющего: тот поспешно закивал, прикладывая обе руки к груди.
— Хорошо!
Петр вошел в номер, офицер и управляющий вошли следом за ним и закрыли за собою дверь.
— Я… арестован? — Петр высказал вслух мысль, вдруг пришедшую ему в голову.
— Мне приказано лишь доставить вас в Обоко, — невозмутимо ответил офицер.
Петр, сидя в кресле, медленно зашнуровывал ботинки, стараясь выиграть время, — для чего?
«А если майор Даджума был убит по приказу губернатора? — думал он, вспоминая разговор за ленчем. — И теперь от меня хотят узнать, что он успел сообщить мне перед смертью. Но тогда почему бы властям не арестовать меня сразу? Зачем эти фокусы с мамбой? Ведь, если уж на то пошло, мы с Войтовичем могли еще несколько часов назад переплыть Бамуангу, и тогда… Тогда военному правительству стало бы известно о „дне икс“?
Он окинул взглядом комнату, не забыл ли чего-нибудь.
— Я готов.
Офицер кивнул, вышел первым и не оглядываясь пошел к лифту, как будто не хотел, чтобы его видели идущим вместе с Петром.
…И сейчас, на вилле губернатора в Обоко, Петр вдруг подумал: нужно было, уходя с офицером, постучать в дверь Войтовича.
— Значит, вы виделись с майором Нначи для того, чтобы попасть в Поречье? — продолжал разговор Джеймс Аджайи. Он оставил стакан и вздохнул: — Майор Даджума был тогда еще жив…
— Что? — привстал в кресле Эбахон. — Майор Даджума… Вы хотите сказать, что…
Аджайи подчеркнуто печально склонил голову, но Петр опередил его:
— Майор убит вчера вечером… Эбахон выругался и вскочил:
— Проклятая страна! Мои помощники гибнут, а я узнаю об этом позже всех!
Он схватил большой бронзовый колокольчик, стоявший на каминной доске, и энергично встряхнул его. В холл поспешно вошел дежурный офицер, тот самый, в форме парашютиста, который встречал Петра у входа сюда.
— Немедленно свяжитесь с гарнизоном Уарри и узнайте все о гибели майора Даджумы. Все! Где, когда, как, при каких обстоятельствах! И скорее! И еще. Объявить траур. Хотя нет… Потом… Идите!
Парашютист козырнул и молча вышел. Эбахон залпом осушил свой стакан, наполнил его опять, хотел было поднести к губам, но передумал. Он остановил подозрительный взгляд на Аджайи:
— Мой друг Питер приехал из Уарри… Там уже известно о гибели Даджумы. А вы… были у людей «Шелл»… в буше. Откуда об этом известно вам?
— Прошу прощения, ваше превосходительство, — звонким, почти детским голоском заговорил молчавший до этого Блейк. — Мы узнали об этом именно в буше.
Эбахон резко обернулся к маленькому англичанину.
— Да, да, — продолжал тот невозмутимо. — Наш радист перехватил передачу из Уарри в нашу штаб-квартиру в Бонди. Вы же знаете… — Он, словно опять извиняясь, понизил голос: — Между всеми нашими отделениями в Гвиании имеется частная радиосвязь.
— Еще бы мне не знать! — проворчал губернатор. — Государство в государстве! Собственная радиосвязь, собственные города, собственные дороги, собственные аэродромы, собственные самолеты, собственная полиция… А нам-то вы хоть оставили что-нибудь в нашей стране?
Блейк смиренно развел руками:
— Вы преувеличиваете влияние нашей компании, ваше превосходительство.
— И вы проделали долгий путь из Бонди для того, чтобы сказать мне только это? — усмехнулся полковник. — Русские ведут куда более честную игру, чем вы и американцы, — неожиданно зло выпалил он и криво улыбнулся в сторону Петра. — А если у вас есть что-то мне сказать — говорите, говорите при моем русском друге. Его направил ко мне глава военного правительства, и мне нечего скрывать от него.
Блейк и Аджайи переглянулись.
«Вот тебе и на! — мелькнуло в голове у Петра. — Ожидал ареста, а тут — посланец главы военного правительства, друг, при котором можно говорить абсолютно все! Что ж, посмотрим, что будет дальше».
— Я всегда знал, что вы далеко пойдете, Питер, — чуть подался к Петру Аджайи. — Особенно сейчас, когда русские добиваются в Африке успеха за успехом. И не удивлюсь, если вы вдруг станете советником при главе… какого-нибудь нового государства.
— Я журналист. Всего лишь журналист, — парировал Петр.
— А мой друг, мистер Блейк, тоже всего лишь инженер! — многозначительно посмотрел Аджайи на губернатора. — Это довольно забавно, ваше превосходительство, иметь столь различных друзей. Впрочем… — Он взглянул на часы. — Прошу прощенья, ваше превосходительство. Время позднее, дороги развезло, а мы обещали сегодня же вернутья в Бонди с… Вы знаете, о чем я говорю, ваше превосходительство! — Он встал, по широкому лицу его расплылась добродушная улыбка. — Еще раз извиняемся за вторжение, джентльмены… — И стал пятиться к выходу.
Маленький англичанин встал тоже. Лицо его было холодно-любезно. Он сухо поклонился хозяину дома, затем Петру — оба они уже были на ногах, — молча повернулся и вышел, опередив все еще улыбающегося Аджайи.
— До скорой встречи, джентльмены! — сказал Аджайи уже с самого порога и вдруг подмигнул — хитро и весело, как сообщникам, помогшим ему обстряпать хорошенькое дельце.
— Садитесь, дорогой Питер, — предложил губернатор, как только закрылась дверь. — Вернемся к нашему разговору… — И без всякого перехода он взял в руки зеленую папку — досье, все это время лежавшую перед ним на столике. — Здесь… — Он похлопал по зеленому картону сильной ладонью, — …собраны донесения о каждом вашем шаге с тех пор, как вы впервые переступили границу Гвиании. Управление по борьбе с коммунизмом, которым руководили земляки мистера Блейка (губернатор усмехнулся), не теряло времени даром. И чтобы доказать, что в Гвиании все изменилось, что мы считаем вас другом нашей страны… Смотрите!
Он сделал резкое движение рукой — и зеленая папка полетела в камин, прямо в самый жар разгоревшихся наконец тяжелых поленьев красного дерева.
Петр сухо произнес:
— Если вы пригласили меня лишь ради этого маленького аутодафе, то вряд ли стоило рисковать вашим прекрасным «мерседесом» — дорога от Уарри до Обоко в сезон дождей, как вы знаете, опасна. И потом, я не сделал в вашей стране ничего, что бы мне мог поставить в вину кто бы то ни было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45