Человека здесь постоянно подстерегает самая мучительная гибель, однако море тысячелетиями влечет его к себе.
Почти два часа вахта шла спокойно. На мостике царила тишина; время от времени рулевой снимал показания барометра, термометра и заносил их в судовой журнал. К счастью, шторм не набрал нужной силы и теперь обрывки его смещались к западу, поливая море жемчужным дождем и отступая перед лучами солнца. Опасность миновала; Брент расслабил напряженные мышцы и позволил ветру развеять остатки недавнего уныния.
С потрясающей отчетливостью перед глазами возникла Дэйл Макинтайр. Вот ведь взяла моду приходить и мучить его! Хотя бы прикрылась чем-нибудь, а то вечно является в костюме Евы. Роскошно вылепленное тело так близко, что стоит протянуть руку — и коснешься его. Округлые груди с бутонами сосков, осиная талия, бедра и ягодицы, достойные кисти Гойи. Пылающая кожа струится как шелк под его руками, голову кружит слабый аромат духов. Он закрыл глаза и будто наяву почувствовал сладкую тяжесть воспаленного страстью женского тела.
— Расстояние до эсминца тридцать семь миль, истинный пеленг тот же — ноль-три-семь, — сообщили из репродуктора.
Дэйл скрылась.
— Хорошо, — буркнул он и затряс головой, разгоняя мечты, словно туман.
Файт уже близко, на курсе перехвата. Впервые за много месяцев он заметил ни с чем не сравнимую красоту открытого моря. Взгляд полетел вдаль по курсу Файта. Темно-синяя, как отшлифованный аквамарин, линия горизонта, воду морщит легкая зыбь, ослепительно сверкая на солнце. Красиво, но никогда нельзя доверять этой коварной красоте.
Волны катятся мимо, обдавая лицо солеными брызгами. Он впустил в легкие чистый воздух, облизнул губы. Ветер холодит щеки и нос. После пережитого ужаса, когда жуткая смерть на дне была близка, дыхание ветра казалось манной небесной и постепенно вытравило смешанный запах блевотины, экскрементов, горелой нефти, который осквернил внутренности лодки. Как друг и утешитель, бриз что-то тихонько шептал на ухо. Брент внезапно ощутил себя в раю и застыл на палубе, наслаждаясь гармонией вне времени и пространства. Я жив, молод, силен! — хотелось крикнуть всему миру.
После битвы начинаешь больше ценить жизнь. Гибель врагов и друзей как бы подчеркивает дарованное тебе счастье остаться в живых. Как только стихает канонада, в голове настойчиво звучит рефрен: «Все кончено, я жив!» И как долго ему еще будет везти?..
Последний час вахты пролетел быстрее трех предыдущих. От шторма не осталось и следа, волнение улеглось. Солнце скатилось к горизонту, синева неба стала еще насыщенней. Данте время от времени докладывал о приближающемся эсминце. Когда «первый» был уже в двадцати милях, на мостике появился Реджинальд Уильямс.
— Истинный ноль-три-семь, относительный ноль-один-ноль, дальность девятнадцать, — сообщил он Бренту.
— Да, командир. Скоро увидим грот-мачту. — Брент поднял глаза к перископу. — Эй, ребята, глядите в оба!
— Есть, сэр! — хором отозвались впередсмотрящие.
Уильямс проговорил в микрофон:
— РТР, доложить обстановку! — Пальцы, точно гребешок, зарылись в многодневную щетину на подбородке.
В голосе Данте Брент уловил озадаченные ноты.
— Цель на ноль-три-семь прибавила до тридцати двух узлов!
— А курс?
— Прежний, сэр.
— Хорошо. Это его предельная скорость, старпом?
— Так точно.
— Странно.
Действительно, странно. Брента охватило недоброе предчувствие, какое возникает у людей, прошедших огонь, воду и медные трубы, задолго до появления опасности.
— Я бы объявил плюс один, — тихо проговорил он.
Уильямс тут же прокричал в люк:
— К бою готовсь!
Немедленно раздался топот по трапам и стальному настилу. В течение минуты артиллеристы заняли боевую позицию, водонепроницаемые люки корпуса были плотно задраены. Брент одел каску, снял с предохранителя «Браунинг» и поводил стволом из стороны в сторону. Боумен вскрыл новый ящик боеприпасов. Кром возился с пулеметом пятидесятого калибра по правому борту мостика. Расчет пятидюймовки загонял снаряд в казенную часть. Уильямс перешел к дальномеру, а самый опытный рулевой Гарольд Сторджис встал к штурвалу и сигнализатору. Аварийную группу, по приказу командира, возглавил матрос первого класса Тацунори Хара. На площадке перископа появились новые впередсмотрящие.
Из репродуктора монотонно звучало тысячу раз слышанное:
— Носовой торпедный отсек к бою готов! Пост управления энергетической установкой к бою готов! Центральный пост к бою готов! Носовой дизельный отсек к бою готов!..
После рапорта энсина Роберта Оуэна из рулевой рубки главный механик Данлэп доложил о том, что несмотря на все усилия электриков обрыв все еще не найден. Уильямс выругался сквозь зубы.
Из люка донесся новый голос:
— Эй, наверху! Прошу разрешения подняться на мостик. — Это был капитан авиации Колин Уиллард-Смит. — Хочу заметить, командир, что здесь я свою задачу выполнил на славу. Не могу ли быть чем-нибудь полезен?
Лицо Уильямса скривилось в подобии улыбки.
— Разрешаю!
Уиллард-Смит, одетый в теплое обмундирование адмирала Аллена, выбрался из люка.
— Чертовски любезно с вашей стороны, сэр, — сказал он, выпрямляясь.
Уильямс указал на горизонт.
— На нас оттуда чешет консервная банка, точно бродвейская бикса за хмырем в субботний вечерок.
— Бикса за хмырем? — переспросил англичанин. — Вы имеете в виду: проститутка за возможным клиентом?
Уильямс и Брент хмыкнули; рядовые лишь поджали губы.
— Точно бес, изгнанный из Вестминстерского аббатства, капитан, — пояснил Брент.
— А-а, понятно. — Уиллард-Смит поднес к глазам бинокль и небрежно махнул в сторону правого борта. — Это что же, вон та, на красной шестидесятке?
— Что-что? — не понял Уильямс.
Брент слишком резко повернул голову и опять почувствовал боль в шее.
— Примерно триста градусов, капитан.
— В самую точку.
Сигнальщик прокричал:
— Эсминец, пеленг три-ноль-ноль, дальность одиннадцать!
Бинокли взметнулись вверх; Брент тут же отыскал его: корпус пока не виден из-за земной кривизны, а надстройка уже показалась. Наверняка эсминец использовал в качестве прикрытия шторм. Брент привстал на мыски. Леденящий страх снова пополз вдоль позвоночника.
— Араб, капитан.
— Откуда такая уверенность?
— Модернизированный «Джиринг». На носу одно пятидюймовое орудие, по миделю нарастили четырнадцать футов для бункеровки. У нас таких нет. В нашем сопровождении одни «Флетчеры».
— Расчеты! Вести цель по пеленгу три-ноль-ноль. Орудия к бою! — Уильямс обратился к Бренту: — Видать, выключил всю электронику и втихую выслеживал нас.
— Нет, не думаю, командир.
— А что думаете?
— Думаю, он охотится за Файтом. Скорее всего, патрулировал поблизости и с одного из самолетов получил сообщение об эсминце. Нас теперь трудно заметить — мы слишком низко сидим. Он хочет захватить Файта врасплох.
— Много хочет! Файт как пить дать засек его на радаре.
— Совсем недавно, когда он вынырнул из полосы шторма. Потому «первый» и прибавил скорость.
— А наш «свой-чужой»?
— Арабы вряд ли могут его запеленговать из-за скачков частоты.
— Верно, старпом. — Уильямс постучал кулаком по лбу и растерянно проговорил: — Что это со мной? Память стала подводить.
— Судно, пеленг ноль-один-ноль, дальность двенадцать!
Брент снова вскинул бинокль.
— Топ марса. «Флетчер», командир. Это наш, не сомневайтесь.
Уильямс прокричал в люк:
— Курс ноль-один-ноль! По левой скуле к нам движется вражеское судно на десяти часах. Пеленг буду сообщать по ДПЦ. Мистер Оуэн, переносите мои сведения на КУТ. Обоим торпедным отсекам приготовиться к атаке. — Он рявкнул в микрофон: — Главный механик Данлэп!
— Слушаю, сэр!
— Сколько мы можем делать в час, чтоб не потонуть.
— Узлов двадцать, сэр.
— Как подшипники главного гребного вала?
— Холодные, капитан.
— И на том спасибо. Средний ход!
— Есть средний ход!
Сторджис переложил руль, дизели заработали в усиленном ритме. Волна ударила в борт и окатила расчет пятидюймовки.
— Горизонтальные рули вверх на три градуса!
Нос лодки слегка вздернулся.
— Капитан, — донеслось из рубки, — идем двадцать узлов, четыреста десять оборотов.
— Отлично.
— Они открыли огонь! — хором взвыли впередсмотрящие.
Араб выпустил два коричневых облака. В воздухе просвистели снаряды весом в пятьдесят пять фунтов. На расстоянии сотни ярдов по носу «Блэкфина» выросли две водяные башни.
— Черт, мы уже в створе! Эй, Сторджис, право на борт! Держать равновесие! Ответим залповым. — Он взглянул на ДПЦ. — Курс ноль-девять-восемь.
Сторджис повторил команду, глядя на индикатор угла перекладки руля.
— Простите, мистер Росс, — сказал Уиллард-Смит, — у нас ведь тоже есть пятидюймовое орудие. Почему мы не открываем огонь?
— Отсюда его не достать. Наша пятидюймовка заряжается вручную. Двадцать пятый калибр. А у него четыре орудия тридцать восьмого калибра заряжаются механически. Мы можем делать десять залпов в минуту, а он — больше двадцати на каждое орудие. Следующий залп будет с недолетом. Они попытаются взять нас в вилку, а потом откроют беглый из всех орудий.
— То есть больше ста выстрелов в минуту?
— Да.
— Недурной переплет, да?
Вспышка, клубы дыма, короткий свист — и два зеленых столба взмыли вверх в пятидесяти ярдах по левому и правому борту.
— Ну вот, мы в вилке, — сказал Брент.
— Можно поздравить друг друга? — усмехнулся Уиллард-Смит.
— Курс ноль-девять-восемь взят, сэр, — доложил Сторджис.
— Что на ДПЦ, командир! — прокричал из люка Оуэн.
— Пока ничего. Следите за своими приборами, мистер Оуэн.
— На цели! — хором воскликнули горизонтальный и вертикальный наводчики пятидюймовки.
— Он в створе, сэр, — сообщил командир орудия.
— Беглым — огонь! Хрен с ним — куда попадете! Но я не дам ему потопить нас, как котят.
Из короткого ствола вырвалось пламя. Люди на мостике застонали, держась за уши. Ноздри защекотал запах кордита. Новый снаряд со скрежетом ушел в казенную часть. По левому борту «Джиринга» тоже выплеснулась колонна воды. Брент услышал приказ командира орудия:
— Вверх на два градуса, восемьдесят ярдов по нормали, поправка тридцать!
Пушка дала новый залп.
— Берет право на борт, командир! — крикнул Брент.
— «Первый» на подходе, сэр!
Серый «Флетчер» выплыл из-за горизонта по левому борту лодки. Брент всегда восхищался величавой грацией «Флетчеров». На корпусе четко видна черная единица. Два орудий в носовой части изрыгают огонь. Вокруг арабского судна замелькали короткие вспышки. Но как ни странно, арабы проигнорировали их. Главная батарея «Джиринга» вела беглый огонь по лодке.
Бренту показалось, что он заглянул в адову бездну. Орудия палили с такой скоростью, что, казалось, весь эсминец объят пламенем. Вопили, стонали, шипели, визжали снаряды. Море дыбилось невысокими всплесками. Низкий борт лодки — трудная мишень, поэтому арабы пытаются задавить ее огневым напором.
— А почему они в нашего не стреляют? — прокричал Уиллард-Смит в ухо Бренту.
— Наверно, хотят сперва отомстить за «Гефару».
— Вот дураки!
— Право на борт! — приказал Уильямс Сторджису. — Курс два-шесть-пять! — А потом наклонился к люку. — Мистер Оуэн, как только выправим курс, я начну давать вам пеленг для торпедной атаки. Мне нужна стопроцентная точность.
Брента удивили такие маневры. Уильямс подходит почти вплотную к «Джирингу», хочет ввести в действие все шесть носовых торпедных аппаратов. Но ведь пока они подойдут на идеальное расстояние для торпедной атаки, — эсминец успеет их потопить. Стопроцентное растворение означает, что торпеды пойдут открытым веером: одна по носу, четыре по миделю и одна по корме. Если обеспечить попадание, Файту не составит труда добить араба. Все-таки крепкий мужик этот Уильямс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46