А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— И что же потом? Почему ты не вышла за него замуж?
— «Замуж…» — передразнила мама. — Это ты у нас только замуж все время выходишь… Зачем? Мне и так было хорошо.
Но хорошее быстро заканчивается. Комсомольцы разъехались по своим городам и весям. А Машина готовность любить все и всех заметно пошла на убыль. Перестало радовать солнце. А любимый аромат жасмина стал вызывать стойкий рвотный рефлекс. Разобравшись, наконец, со здоровьем и немало удивившись, Маша все-таки сделала попытку связаться с предполагаемым отцом ребеночка. Ей хватило ума и самостоятельности ни одну живую душу не посвящать в курс сложных событий своей личной жизни. Она выбила себе командировку в Питер. Дошла до горкома. Получила списки комсомольского отряда, отправленного на ЖБИ. С замиранием сердца выписала на бумажку городской адрес любителя цыганских романсов и отправилась наводить мосты.
Долго плутая по дворам на Стремянной улице, она, наконец, нашла нужную квартиру. Испытывая вполне оправданное волнение, она позвонила в дверь. Ей открыл незнакомый прыщавый юнец. Именно он и оказался Андреем Калинниковым. Вот только на ЖБИ он поехать тогда не смог. А кого отправили вместо него — не имел никакого понятия.
Маша не сдалась и тут. Вернулась в горком. Нашла ответственных, все спросила. Но девушка, занимавшаяся личным составом группы по обмену опытом, в конце концов призналась, что имени заменившего не знает. Кто-то его нашел, по-быстрому уговорил, а документы переоформлять уже никто не успевал. Да и надо ли?
Наверно, не надо, согласилась Маша и на негнущихся ногах спустилась по торжественной мраморной лестнице Ленинградского горкома комсомола.
И уже на обратном пути со свойственной ей энергией принялась обдумывать дальнейшее обустройство своей молодой жизни…
— Только пообещай мне одну вещь! — сказала Мария Петровна с легким нажимом. — Никогда! Никогда не говори об этом с отцом.
— Мама, ну о чем ты… — заверила ее Аня. — А что же Брежнев? Знаешь, он на радостях мне дом подарил. Понимаешь — дом! Отцовский подарок! Мне его теперь, значит, возвращать нужно… Неудобно.
— Далеко пошел, значит, Ромео, — сказала мама голосом женщины, знающей себе цену. — Ну да это сразу было понятно. А дом не отдавай. Мы с тобой его заслужили! Есть все-таки Бог на свете…
Корнилов заехал за Аней уже совсем поздно, около полуночи. Подчеркнуто вежливо поздоровался с тещей. Поцеловал ей ручку. Сказал даже какой-то не особо замысловатый комплимент. Но маме вполне хватило. Она расцвела. Михаил ей очень нравился. И Аня почувствовала себя польщенной. Как оказалось, мама была ценителем искушенным. Отца будить не стали. И Корнилов повез Аню домой.
— Ну что, Аня? Раскололась моя драгоценная теща? И пытать не пришлось…
— Корнилов, отставить грубый солдатский юмор! — скомандовала она. — Тебе и без этого будет над чем посмеяться…
— Так что, Анюта… Быть или не быть? Твой это дом или не твой?
— По поводу дома я пока не решила. А вот отец — не мой. Причем, ни тот и ни другой. «Когда б мы жили без затей, я нарожала бы детей от всех, кого любила»…
— Восхищаюсь размахом жизни уважаемой Марии Петровны, — присвистнул Корнилов.
Глава 13
— Надобно вам знать, ваши милости, что даже самые знатные дамы у нас в Арагоне совсем не так чванливы и надменны, как в Кастилии: с людьми обходятся — проще нельзя.
— Красавица моя, все равно сзади стоишь. Массаж, что ли, поделай пока. А то шея уже затекла, — сладко сказал Рэджэп, рекламный дизайнер фирмы «Бумажный бум».
Волнистые черные волосы его лежали богатым хвостом на алой футболке. Футболка наверняка была концептуальной, но убедиться в этом Аня не могла, потому что Рэджэп все время сидел к ней спиной, на которой написано было: «А ты?». Только изредка он поворачивался к ней серьгой в ухе.
— Да я не умею… — попыталась отказаться Аня.
— А я научу. Возьми меня двумя руками за плечо и рви, как собака. — Аня отдала должное образности его речи и попыталась изобразить по памяти, как обычно Сажик рвал старый корниловский кед.
— Ооооо, — сладострастно застонал Рэджэп, — а говоришь: не умеешь. Да ты просто жрица массажа. Еще чуть-чуть. А теперь левее. Ооооо…
— Что это у вас тут такое? — пытаясь сохранить серьезный вид, спросил вошедший в эту минуту Зиновий Григорьевич, которого Аня мысленно иначе, как Знайкой, не называла.
— Приставка к компьютеру. Муза называется… — Рэджэп, не отрываясь, бегал по клавиатуре, увеличивал какие-то картинки, обрезал руки и ноги неформатным персонажам. То есть искал видеоряд, который должен был поддержать Анин текст для салона красоты «Аура».
— Ну, покажите-ка, покажите, что там у вас получается, — заглянул через плечо Знайка. — Так-так-так… Салон красоты «Дура». Вы что, Рэджэп…Опечатки прямо в названии…
— Да какая опечатка, Зиновий Григорьевич? «Аура» и написано. Просто шрифт такой.
— Что значит «шрифт»! Так найди другой!
— Ну, если существует такой шрифт, значит, он кому-то нужен! — псевдопафосно продекламировал Рэджэп.
— Так! Стоп, ребята… Давай спросим у музы. Что вы, Анечка, видите?
— «Дура», другого мнения быть не может. Прости, Рэджэп…
— Ну, «Дура», — легко согласился Рэджэп. — Но разве это не миленько? По-моему очень даже ничего… Я бы свою девушку туда отправил. А то больно умная. Может, предложить им прорыв бренда на рекламном рынке?
— Нет, Рэджэп, вы уж лучше свое дело открывайте, а потом и прорывайтесь на рынке с такими названиями.
— Как вам — мужской парфюм «Холеный бомж» или сексуальные духи «Б…»?
— Гусары, молчать! — гаркнул Знайка.
— Я просто хотел сказать «Номер Пять»… Ой! — вжал голову в плечи Рэджэп, получив от Ани по голове.
— А название они одобрили? — спросила Аня Знайку.
— Более чем. Обещали премировать автора бесплатным сеансом на «Криолифте».
— А что это за лифт такой? — спросил Рэджэп. — Покатают, что ли?
— Да нет, — засмеялась Аня. — Это новшество эстетической медицины. Массаж замороженным золотом. Бесплатно можно и сходить.
— А что ты им за название такое придумала?
— «Вера в холодное».
— О! Концептуально. И вся суть процесса и намек на кинодиву. Молодец! Соображаешь.
— На том стоим, — ответила польщенная Аня.
Когда она вышла из «Бумажного Бума», захотелось улыбнуться и обнять весь мир.
На работе ее хвалили. Режим был абсолютно свободным. Криэйтор — профессия творческая. А о том, что скоро ей это надоест, она старалась не думать. И так знала наперед. Но решила лето себе резкими переменами не портить.
Спешить было некуда. Корнилова она ждала только к вечеру. Ей хотелось поскорее поехать домой, выпустить скулящего Сажика и пойти с ним на какую-нибудь далекую прогулку. А потом приготовить ужин, зажечь свечи и дождаться мужа, по которому она очень соскучилась. Ведь в последнее время они так мало видятся.
Родители уже неделю, как уехали, оставив после себя на память извилистые тропинки, украшенные по бокам бордюром из анютиных глазок. Дом от этого скромненького дополнения очень изменился. Стал родным, обжитым и по-собачьи ждущим ее прихода. На родителей он произвел неизгладимое впечатление. Мама втайне считала, что именно ей Аня обязана этим домом. Не было бы мамы, не было бы дома.
А папа сосредоточенно прокапывал клумбы для цветочков.
Ему, как и требовалось доказать, происхождение объектов и субъектов в жизни было не очень-то интересно. Они удовлетворяли его сами по себе. Без родословной. То ли дело папины музейные экспонаты, кости ингерманландцев из российской земли.
Аня купила себе мороженое, наслаждалась им и болтала сумкой в руке, как первоклашка. Когда она выходила из дому, жара была просто ужасная. Недолго думая, она вышла в джинсах и маечке на тонких лямках. Но сейчас на западе небо будто бы получило тяжелую травму и наливалось свинцово-черным синяком. На улице было душно, а вдалеке уже слышалось недовольное ворчание приближающейся грозы. В детстве этот отдаленный гром всегда наполнял ее гибельным восторгом. Когда начинал хлестать дождь, она прилипала к окну, смотрела, затаив дыхание, как гнутся березы и тополя. И приговаривала про себя: «Вдарь-ка посильней!» Хотелось испытать природные силы на пределе их возможностей. Впрочем, того же она хотела и от жизни. И жизнь всегда отвечала ей взаимностью.
Сильный порыв ветра окатил освежающей волной грозового холода. Аня постаралась скорее доесть свое мороженое и забраться в метро. Мороженое стало таять и капать на асфальт, а Ане приходилось перепрыгивать через капли и вытягивать шею.
Именно в этот неудачный момент в сумке зашевелился мобильный.
Пачкая руки мороженым, она вытащила трубку и нетерпеливо сказала «Алло!». Это было на нее совсем не похоже. Обычно она таким голосом на телефон не отвечала.
— Аня, здравствуйте! — сказал не менее заведенный женский голос. — У вас сейчас есть минутка? Мне нужно срочно с вами поговорить!
— А с кем я, интересно, разговариваю?! — еще больше злясь и капая на джинсы, проговорила Аня.
— Вы меня не знаете. Пока я вам больше ничего сказать не могу. Но нам надо встретиться. Желательно прямо сейчас. Прошу вас, Аня!
— Да кто вы? Может, вы не туда попали? Какая вам нужна Аня? — спросила она, добежав, наконец, до урны и освободившись от недоеденного мороженого.
— Корнилова.
— Да. Это я…
— За мной следят, Аня. Мне совестно впутывать вас в это дело, но мы должны встретиться так, чтобы не засветиться.
— Ну хорошо… Хорошо… А где же? — спросила Аня, закрыв одно ухо от проезжающих близко машин и отворачиваясь от прохожих. Не надо было быть ясновидящим, чтобы понять, что в планы на вечер вносились серьезные коррективы.
— Давайте в каком-нибудь музее. Там залы большие и все вокруг видно. Близко никто не подойдет.
— Так где? Говорите. Давайте в Русском.
— Нет. Давайте в Эрмитаже.
— А как мы там найдем друг друга? Вы меня узнаете?
— Нет. Я вас никогда не видела. Но есть один закуток… Вы меня слышите?
— Да! Говорите!
— Там есть картина Лоренцо ди Биччи, там никогда никого не бывает.
— Я не знаю, где она! Как она хоть называется? — спросила Аня.
— «Святой Христофор». Попросите, чтобы вам показали. Это довольно далеко от входа. Через час успеете?
— Постараюсь… — ошарашенно сказала Аня, посмотрев на часы.
— До встречи, Аня. Спасибо вам.
Аня оглянулась по сторонам. Прохожие вокруг явно прибавляли темп. Небо совсем потемнело. За домами полыхнула молния. Аня поспешила к метро. А за спиной у нее судьбоносно прогрохотал гром, и тут же взвизгнули тормоза.
— Эй, дэвушка! Нэ тарапысь! — услышала она. — Дай прокачу!
Она уже хотела убежать, не оборачиваясь. Но тут услышала:
— Аня! Да свои! Садись скорей! Подвезу! — кричал ей Рэджэп, открывая дверцу красной «копейки».
— Что ж ты гад, так приглашаешь?! Я думала, «черный» какой-нибудь… Тьфу ты, извини!
— Ну, всяко не белый, — засмеялся он. На груди у него было написано «Никто не любит меня так, как мама с папой!».
В этот момент ливень обрушился на город с силой душа Шарко.
На набережной дождь стоял, как натянутая пленка. У входа в Эрмитаж не было ни одной живой души. Рэджэп выскочил с зонтиком и довел Аню до самого входа. А потом побежал к машине, смешно задирая ноги в светлых брюках, как клоун из Аниного детства. Только у того в руках еще было по авоське.
Аня оглянулась по сторонам. Нет. Никого здесь не было. И что это за сумасшедшая ей звонила, да еще с таким препротивнейшим театральным шепотом? Что за паранойя? Хорошо еще, встречу назначила в приличном месте. В подворотне какой-нибудь Аня с ней встречаться не стала бы.
Дворец встретил торжественной прохладой и полумраком. Аня глубоко вдохнула этот чарующий запах истории и пожалела, что никогда не приходила сюда с Корниловым. Вот куда надо захаживать посидеть, да поговорить по душам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40