Вообще, Михаил почувствовал себя рядом с новым опером Андреем Судаковым каким-то чайным пакетиком, отжатым за две специальные ниточки. А рабочий день только начинался…
— Я хозяйке квартиры так и сказал: «Телесериалов насмотрелись? Отпечатки пальцев сейчас только в кино берут. По крайней мере, с гладких поверхностей», — рассказывал Андрей Судаков об очередном квартирном ограблении, куда он уже успел съездить поутру. — А старуха, смотрю, к дверце шкафа подбирается. Пощупать, видимо, хочет на гладкость. Хорошо еще вещи на пол сброшены, а ей через эту груду не перебраться. Ну, думаю, надо переходить в наступление. «Кто звонил к нам в отдел? А кто звонил в „02“?» — строго так ее спрашиваю. Она растерялась сразу и след потеряла. «Я только к вам в отдел дозванивалась по справочнику», — говорит.
— А кто же звонил в «02»? — вяло поинтересовался Корнилов.
— Так эти, 911. Видимо, грабители замок попортили, когда дверь вскрывали. Старуха 911 вызвала, чтобы домой попасть. Ну, а эти спасатели и отзвонились, им положено.
— Понятно.
— Так вот. Чувствую, старушка уже не так агрессивна, как вначале. Значит, можно дожимать…
Корнилов представил, как оперативник Судаков дожимает старушку на борцовском ковре или ринге, и немного повеселел.
— Хотите себе неудобств? — Судаков словно обращался к невидимой уже старушке. — Допросы, протоколы, криминалисты с грязной обувью, блохастые собаки? Тогда пишите заявление, что претензий не имеете. К кому? А ни к кому… К грабителям, конечно, имейте, сколько хотите. Никто никого не найдет. Нет, милиция работает отлично. Я вам скажу по секрету… Только дайте мне расписку, что обязуетесь эту информацию не разглашать в течение семи календарных дней… Так вот, говорю по большому секрету, что это серийная кража…
— И дала такую расписку? — не поверил Михаил.
— А как же! Дала, как миленькая, — опер вытащил из кармана бумажку с дрожащими, старушечьими буквами и швырнул ее в корзину для мусора. — Наш народ уважает государственные тайны и собственные подписи.
— Тут я, правда, немного прокололся. Назвал пропавшие колечки золотым ломом. Минут двадцать с ней препирались по этому поводу. В башку эта старуха мне свои колечки накрепко вбила с подробными описаниями: где царапинка, где пятнышко, какое от мужа покойного, какое от Вовика какого-то. Месяца два помнить теперь буду этого Вовика, старухиного любимца. А знаешь, как я от нее вырвался? Стал сокрушаться, что такой у них в ЖСК хороший председатель, и вдруг в его доме квартирная кража. Прямо не мог успокоиться. Председатель кооператива — и такое происшествие! Старуха меня еще успокаивать начала и председателя хвалить…
— При чем здесь председатель? — не понял Корнилов.
— Внимание переключил на другой знакомый ей объект, — пояснил Судаков. — Все по науке. А потом сказал, что пошел этого председателя успокоить. И был таков…
— Силен, — согласился Корнилов. — А ты хотя бы соседей опросил? Может, кто-нибудь видел, слышал? В хрущевках слышимость такая, что соседи по шагам друг друга узнают.
— Я ей посоветовал соседей опросить.
— Кому? — опять не понял его Корнилов.
— Старухе этой, — ответил опер. — Ей все равно делать нечего. Вот пусть по соседям походит.
— Так ты бы ее насчет задержания проинструктировал и допрашивает пускай сама, — не выдержал Михаил. — Все равно же на скамейке сидит, с другими бабками треплется. Что бы ей с задержанным не посплетничать?
Андрей Судаков вдруг захохотал, охаживая себя пухлыми ладонями по фисташковому пиджаку.
— Все так и было, Миша! Ты прямо в точку! — воскликнул он, едва отсмеявшись. — Почти так. Старуха мне в дверях говорит: «Я по телевизору видела, что вы этих преступников бьете в кабинетах. А нельзя ли и мне этого гада палкой разок ударить?» «Если поймаем, — отвечаю, — то можно». Палка у нее, скажу тебе, Миша, солидная, со специальным выдвигающимся стержнем на случай гололеда. Наш человек…
Корнилову казалось, что он только что выполнил какой-то акробатический элемент со множеством вращений, или сделал несколько десятков кувырков подряд на татами, а потом резко выпрямился. А может, его протащила на крыле ветряная мельница и сбросила на землю? Он не мог идти, как трезвый человек, прямо двигаться, даже подумать был не в состоянии, пока его вестибулярный аппарат не приведет, наконец, всю систему в порядок.
Или все эти кульбиты, сальто и кувырки совершает само мироздание? Все изменилось как-то вдруг, за какие-то мгновения. Он просто отвернулся на секундочку, нагнулся, чтобы завязать шнурки на ботинке, а когда осмотрелся, обнаружил, что окружают его другие люди, с измененной речью, психикой, моралью, даже внешностью. Споткнулся и оказался в мире песьеголовых. Провалился, как Алиса или Аня, в кроличью нору и оказался в Стране Чудес.
А на холме вместо ветряков увидел вдруг многоруких великанов. Великаны узнали его и замахали ему руками, но не грозно, а приветливо, как своему…
Часть вторая
ОРДЕН БЕЛОЙ ЛУНЫ
Глава 8
Касательно того, как надлежит держать свой дом и самого себя, Санчо, то прежде всего я советую тебе соблюдать чистоту и стричь ногти, а ни в коем случае не отращивать их, как это делают некоторые, по невежеству своему.…
— Ань, подержи пуделя! Он так и прыгает под машину. Я его сейчас задавлю…
— Сам ты пудель! Сажик, скажи хозяину, что никакой ты не пудель.
— Черный, кудрявый, значит, пудель.
— Неправда, неправда… Нас все принимают за черного терьера. Правда, Сажик? Разве пудели бывают такими клыкастыми? Где вы видели пуделя с такими большими лапами?
— А кличка? Сажик… Мне сразу приходит на ум эта… красная депутатка Сажи Умалатова. Если уж лезть с собачьей мордой в политику, так надо замахиваться повыше. Нет породы, так пусть имя будет породистое. Надо было назвать его… Лабрадор. В честь породы.
— Не слушай его, Сажик. Ты — не беспородный. У тебя мама русская, а папа — юрист…
— Прошу тебя, Аня, никогда не называй меня папой собаки. Слышать этого не могу. Какие-то страшные видения лезут в голову. «Родила царица в ночь… неведому зверушку». Вот засуну тебя в бочку с пуделем и пущу в сине море…
— Будешь называть его пуделем, я тебя буду называть его папой.
— Доплывет ваша бочка до полуострова Лабрадор…
— Это где?
— В Северной Америке, в Канаде. Выйдете вы на бережок холодные, голодные…
— Медвежонок, а ты овощей купил?
— Все, кроме цветной капусты. Что-то она мне не понравилась. Слишком цветная… Так вот. Град на полуострове стоит. Заходите вы туда. Народ вас встречает, сразу единогласно избирает в президенты.
— Сразу двоих?
— Конечно. В городе население сплошь песьеголовое. Вот вы вдвоем с Сажиком на одного полноценного президента и тянете… Значит, заходите вы в город. В центре города огромный фонтан, нефтяной…
— А где белка? «Белка песенки поет и орешки все грызет, а орешки не простые, сплошь скорлупки золотые…»
— Скорлупки золотые? «Зачем же золото ему, когда простой продукт имеет?» Белочка твоя, Аня, черная от нефти, как Сажик, не пляшет и не поет. «Зеленые» ее от нефти отмывают, но это уже бесполезно… Интересно, почему люди оборачиваются в волков, собак, а не в какого-нибудь маленького и пушистого вегетарианца? В ту же белочку, например? Ты, если будешь превращаться, то уж, пожалуйста, в белочку или мышку.
— Чтобы ты меня сожрал?
Так за пустым разговором супруги Корниловы поцеловались, достали из багажника пакеты с продуктами и прошли в дом.
Дом Корниловых за зиму никак не изменился. Те комнаты, которые были без мебели, оставались пустыми. Гостевая, например, все так же ждала хоть какой-нибудь обстановки и мечтала о первом госте с ночевкой. В эти помещения даже двери открывались редко.
Другое дело библиотека. Хотя она была заставлена вертикальными стопками книг и тоже надеялась в будущем на стеллажи до потолка, со стеклянными дверцами, на деревянную лесенку со ступенями-сиденьями, на репродукции с картин передвижников, она посещалась хозяевами регулярно. Аня часто прохаживалась, как по вырубленному лесу, между неправильными столбиками книг, перекладывала их, листала забытую, купленную неизвестно когда и кем книгу, присев для этого на соседние.
— Ты почти максимально используешь возможности книги, — сказал ей как-то Михаил, — как источника знаний и как плоского предмета. Одну книгу читаешь, на другой сидишь. Если бы ты третью книгу подожгла, чтобы читать первую при свете, то вообще достигла бы в этом деле совершенства.
— Только не ври, что это ты сам придумал, — отвечала Аня, отстаивая свое литературное лидерство в семье. — Это уже было у Пикуля в «Баязете». Одну страницу он поджигал, чтобы прочитать следующую. Так это было в осажденной турками крепости!
— А мы тоже живем в осажденной крепости. Разве ты не замечала? И вообще это закон жизни: чтобы что-то получить, надо обязательно другое сжечь, даже если оно тебе очень дорого, даже если это дар Божий. Это тебе не Пикуль!..
— А кто же?
— Не знаю… Может, святой Христофор…
Спальня была, пожалуй, Аниной территорией. Она долго и на свой вкус заполняла свободное от кровати пространство комнаты всякими бьющимися безделушками и глупыми плюшевыми физиономиями.
— Дизайнер хотел подчеркнуть теплоту семейных отношений и в то же время хрупкость человеческого бытия, — это Корнилов сформулировал, случайно разбив один из элементов альковного интерьера — то ли жирафа, то ли лебедя, то ли того и другого в одном стеклянном лице.
Корнилов появлялся в супружеской спальне, словно влезал сюда через балкон, и удалялся под утро, оставляя у Ани странное ощущение. Явление влюбленного странствующего рыцаря было, конечно, интригующим и романтичным. Эту влюбленность Аня поддерживала, как священный огонь, всякими доступными ей способами, но никак не могла понять какой-то его неприкаянности, отчужденности, которые ясно ощущала последнее время. Все было прекрасно в их отношениях, душевные объятия всегда были раскрыты навстречу друг другу, но Ане казалось, что какой-то рыцарский доспех супруга время от времени больно колется. Она даже сказала Михаилу об этом.
— А ведь это идея! — ответил Корнилов, немного подумав. — Давай перенесем спальню в пустующую гостиную с балконом. Каждый вечер ты будешь сбрасывать мне веревочную лестницу, а я буду залезать к тебе на балкон. Правда, по законам жанра ты должна выходить на балкон в ночной рубашке, а я их не очень люблю… Разве что вот эту, полупрозрачную. Ты в ней просто Ежик в тумане.
— Что это еще за мультипликационные комплименты! — возмутилась Аня его несерьезности.
— Я думал, тебе понравится, — стал оправдываться муж. — Вон у тебя в спальне сколько всяких глазастых зверей. Сидят, смотрят.
— «У тебя в спальне», — передразнила его Аня. — Ты так и не понял, что это наша спальня? Я специально тебе мягкими медвежатами на это намекаю. Обрати внимание, сколько их тут. Один, два, три…
— Это не медвежонок, а панда.
— Бамбуковый медведь.
— Панда относится к енотовым.
— Все равно медвежонок, — стояла на своем Аня.
— Енотовидный…
— Не будем спорить на брачном ложе.
— Не будем спорить… Но как-то они на нас… глазеют.
— А у этих зверюшек специальные глупые морды. Пусть себе смотрят и ничего не понимают.
— Это тоже намек? Специальные глупые медвежата?
— Вот именно, — ответила Аня. — Надо быть очень упрямым и глупым медведем, чтобы не понимать, что у нас есть общий дом, наше общее пространство, что у нас вообще все должно быть общее: и души, и тела…
Они в тот раз не договорили, скомкали разговор, потому что дышали уже неровно и слышали сердцебиение друг друга. Потом заснули одновременно, а утром Аня проснулась, как от прикосновения чего-то холодного, металлического. Кто-то из них завел электронный будильник, выбрав сигналом «Болеро» Равеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Я хозяйке квартиры так и сказал: «Телесериалов насмотрелись? Отпечатки пальцев сейчас только в кино берут. По крайней мере, с гладких поверхностей», — рассказывал Андрей Судаков об очередном квартирном ограблении, куда он уже успел съездить поутру. — А старуха, смотрю, к дверце шкафа подбирается. Пощупать, видимо, хочет на гладкость. Хорошо еще вещи на пол сброшены, а ей через эту груду не перебраться. Ну, думаю, надо переходить в наступление. «Кто звонил к нам в отдел? А кто звонил в „02“?» — строго так ее спрашиваю. Она растерялась сразу и след потеряла. «Я только к вам в отдел дозванивалась по справочнику», — говорит.
— А кто же звонил в «02»? — вяло поинтересовался Корнилов.
— Так эти, 911. Видимо, грабители замок попортили, когда дверь вскрывали. Старуха 911 вызвала, чтобы домой попасть. Ну, а эти спасатели и отзвонились, им положено.
— Понятно.
— Так вот. Чувствую, старушка уже не так агрессивна, как вначале. Значит, можно дожимать…
Корнилов представил, как оперативник Судаков дожимает старушку на борцовском ковре или ринге, и немного повеселел.
— Хотите себе неудобств? — Судаков словно обращался к невидимой уже старушке. — Допросы, протоколы, криминалисты с грязной обувью, блохастые собаки? Тогда пишите заявление, что претензий не имеете. К кому? А ни к кому… К грабителям, конечно, имейте, сколько хотите. Никто никого не найдет. Нет, милиция работает отлично. Я вам скажу по секрету… Только дайте мне расписку, что обязуетесь эту информацию не разглашать в течение семи календарных дней… Так вот, говорю по большому секрету, что это серийная кража…
— И дала такую расписку? — не поверил Михаил.
— А как же! Дала, как миленькая, — опер вытащил из кармана бумажку с дрожащими, старушечьими буквами и швырнул ее в корзину для мусора. — Наш народ уважает государственные тайны и собственные подписи.
— Тут я, правда, немного прокололся. Назвал пропавшие колечки золотым ломом. Минут двадцать с ней препирались по этому поводу. В башку эта старуха мне свои колечки накрепко вбила с подробными описаниями: где царапинка, где пятнышко, какое от мужа покойного, какое от Вовика какого-то. Месяца два помнить теперь буду этого Вовика, старухиного любимца. А знаешь, как я от нее вырвался? Стал сокрушаться, что такой у них в ЖСК хороший председатель, и вдруг в его доме квартирная кража. Прямо не мог успокоиться. Председатель кооператива — и такое происшествие! Старуха меня еще успокаивать начала и председателя хвалить…
— При чем здесь председатель? — не понял Корнилов.
— Внимание переключил на другой знакомый ей объект, — пояснил Судаков. — Все по науке. А потом сказал, что пошел этого председателя успокоить. И был таков…
— Силен, — согласился Корнилов. — А ты хотя бы соседей опросил? Может, кто-нибудь видел, слышал? В хрущевках слышимость такая, что соседи по шагам друг друга узнают.
— Я ей посоветовал соседей опросить.
— Кому? — опять не понял его Корнилов.
— Старухе этой, — ответил опер. — Ей все равно делать нечего. Вот пусть по соседям походит.
— Так ты бы ее насчет задержания проинструктировал и допрашивает пускай сама, — не выдержал Михаил. — Все равно же на скамейке сидит, с другими бабками треплется. Что бы ей с задержанным не посплетничать?
Андрей Судаков вдруг захохотал, охаживая себя пухлыми ладонями по фисташковому пиджаку.
— Все так и было, Миша! Ты прямо в точку! — воскликнул он, едва отсмеявшись. — Почти так. Старуха мне в дверях говорит: «Я по телевизору видела, что вы этих преступников бьете в кабинетах. А нельзя ли и мне этого гада палкой разок ударить?» «Если поймаем, — отвечаю, — то можно». Палка у нее, скажу тебе, Миша, солидная, со специальным выдвигающимся стержнем на случай гололеда. Наш человек…
Корнилову казалось, что он только что выполнил какой-то акробатический элемент со множеством вращений, или сделал несколько десятков кувырков подряд на татами, а потом резко выпрямился. А может, его протащила на крыле ветряная мельница и сбросила на землю? Он не мог идти, как трезвый человек, прямо двигаться, даже подумать был не в состоянии, пока его вестибулярный аппарат не приведет, наконец, всю систему в порядок.
Или все эти кульбиты, сальто и кувырки совершает само мироздание? Все изменилось как-то вдруг, за какие-то мгновения. Он просто отвернулся на секундочку, нагнулся, чтобы завязать шнурки на ботинке, а когда осмотрелся, обнаружил, что окружают его другие люди, с измененной речью, психикой, моралью, даже внешностью. Споткнулся и оказался в мире песьеголовых. Провалился, как Алиса или Аня, в кроличью нору и оказался в Стране Чудес.
А на холме вместо ветряков увидел вдруг многоруких великанов. Великаны узнали его и замахали ему руками, но не грозно, а приветливо, как своему…
Часть вторая
ОРДЕН БЕЛОЙ ЛУНЫ
Глава 8
Касательно того, как надлежит держать свой дом и самого себя, Санчо, то прежде всего я советую тебе соблюдать чистоту и стричь ногти, а ни в коем случае не отращивать их, как это делают некоторые, по невежеству своему.…
— Ань, подержи пуделя! Он так и прыгает под машину. Я его сейчас задавлю…
— Сам ты пудель! Сажик, скажи хозяину, что никакой ты не пудель.
— Черный, кудрявый, значит, пудель.
— Неправда, неправда… Нас все принимают за черного терьера. Правда, Сажик? Разве пудели бывают такими клыкастыми? Где вы видели пуделя с такими большими лапами?
— А кличка? Сажик… Мне сразу приходит на ум эта… красная депутатка Сажи Умалатова. Если уж лезть с собачьей мордой в политику, так надо замахиваться повыше. Нет породы, так пусть имя будет породистое. Надо было назвать его… Лабрадор. В честь породы.
— Не слушай его, Сажик. Ты — не беспородный. У тебя мама русская, а папа — юрист…
— Прошу тебя, Аня, никогда не называй меня папой собаки. Слышать этого не могу. Какие-то страшные видения лезут в голову. «Родила царица в ночь… неведому зверушку». Вот засуну тебя в бочку с пуделем и пущу в сине море…
— Будешь называть его пуделем, я тебя буду называть его папой.
— Доплывет ваша бочка до полуострова Лабрадор…
— Это где?
— В Северной Америке, в Канаде. Выйдете вы на бережок холодные, голодные…
— Медвежонок, а ты овощей купил?
— Все, кроме цветной капусты. Что-то она мне не понравилась. Слишком цветная… Так вот. Град на полуострове стоит. Заходите вы туда. Народ вас встречает, сразу единогласно избирает в президенты.
— Сразу двоих?
— Конечно. В городе население сплошь песьеголовое. Вот вы вдвоем с Сажиком на одного полноценного президента и тянете… Значит, заходите вы в город. В центре города огромный фонтан, нефтяной…
— А где белка? «Белка песенки поет и орешки все грызет, а орешки не простые, сплошь скорлупки золотые…»
— Скорлупки золотые? «Зачем же золото ему, когда простой продукт имеет?» Белочка твоя, Аня, черная от нефти, как Сажик, не пляшет и не поет. «Зеленые» ее от нефти отмывают, но это уже бесполезно… Интересно, почему люди оборачиваются в волков, собак, а не в какого-нибудь маленького и пушистого вегетарианца? В ту же белочку, например? Ты, если будешь превращаться, то уж, пожалуйста, в белочку или мышку.
— Чтобы ты меня сожрал?
Так за пустым разговором супруги Корниловы поцеловались, достали из багажника пакеты с продуктами и прошли в дом.
Дом Корниловых за зиму никак не изменился. Те комнаты, которые были без мебели, оставались пустыми. Гостевая, например, все так же ждала хоть какой-нибудь обстановки и мечтала о первом госте с ночевкой. В эти помещения даже двери открывались редко.
Другое дело библиотека. Хотя она была заставлена вертикальными стопками книг и тоже надеялась в будущем на стеллажи до потолка, со стеклянными дверцами, на деревянную лесенку со ступенями-сиденьями, на репродукции с картин передвижников, она посещалась хозяевами регулярно. Аня часто прохаживалась, как по вырубленному лесу, между неправильными столбиками книг, перекладывала их, листала забытую, купленную неизвестно когда и кем книгу, присев для этого на соседние.
— Ты почти максимально используешь возможности книги, — сказал ей как-то Михаил, — как источника знаний и как плоского предмета. Одну книгу читаешь, на другой сидишь. Если бы ты третью книгу подожгла, чтобы читать первую при свете, то вообще достигла бы в этом деле совершенства.
— Только не ври, что это ты сам придумал, — отвечала Аня, отстаивая свое литературное лидерство в семье. — Это уже было у Пикуля в «Баязете». Одну страницу он поджигал, чтобы прочитать следующую. Так это было в осажденной турками крепости!
— А мы тоже живем в осажденной крепости. Разве ты не замечала? И вообще это закон жизни: чтобы что-то получить, надо обязательно другое сжечь, даже если оно тебе очень дорого, даже если это дар Божий. Это тебе не Пикуль!..
— А кто же?
— Не знаю… Может, святой Христофор…
Спальня была, пожалуй, Аниной территорией. Она долго и на свой вкус заполняла свободное от кровати пространство комнаты всякими бьющимися безделушками и глупыми плюшевыми физиономиями.
— Дизайнер хотел подчеркнуть теплоту семейных отношений и в то же время хрупкость человеческого бытия, — это Корнилов сформулировал, случайно разбив один из элементов альковного интерьера — то ли жирафа, то ли лебедя, то ли того и другого в одном стеклянном лице.
Корнилов появлялся в супружеской спальне, словно влезал сюда через балкон, и удалялся под утро, оставляя у Ани странное ощущение. Явление влюбленного странствующего рыцаря было, конечно, интригующим и романтичным. Эту влюбленность Аня поддерживала, как священный огонь, всякими доступными ей способами, но никак не могла понять какой-то его неприкаянности, отчужденности, которые ясно ощущала последнее время. Все было прекрасно в их отношениях, душевные объятия всегда были раскрыты навстречу друг другу, но Ане казалось, что какой-то рыцарский доспех супруга время от времени больно колется. Она даже сказала Михаилу об этом.
— А ведь это идея! — ответил Корнилов, немного подумав. — Давай перенесем спальню в пустующую гостиную с балконом. Каждый вечер ты будешь сбрасывать мне веревочную лестницу, а я буду залезать к тебе на балкон. Правда, по законам жанра ты должна выходить на балкон в ночной рубашке, а я их не очень люблю… Разве что вот эту, полупрозрачную. Ты в ней просто Ежик в тумане.
— Что это еще за мультипликационные комплименты! — возмутилась Аня его несерьезности.
— Я думал, тебе понравится, — стал оправдываться муж. — Вон у тебя в спальне сколько всяких глазастых зверей. Сидят, смотрят.
— «У тебя в спальне», — передразнила его Аня. — Ты так и не понял, что это наша спальня? Я специально тебе мягкими медвежатами на это намекаю. Обрати внимание, сколько их тут. Один, два, три…
— Это не медвежонок, а панда.
— Бамбуковый медведь.
— Панда относится к енотовым.
— Все равно медвежонок, — стояла на своем Аня.
— Енотовидный…
— Не будем спорить на брачном ложе.
— Не будем спорить… Но как-то они на нас… глазеют.
— А у этих зверюшек специальные глупые морды. Пусть себе смотрят и ничего не понимают.
— Это тоже намек? Специальные глупые медвежата?
— Вот именно, — ответила Аня. — Надо быть очень упрямым и глупым медведем, чтобы не понимать, что у нас есть общий дом, наше общее пространство, что у нас вообще все должно быть общее: и души, и тела…
Они в тот раз не договорили, скомкали разговор, потому что дышали уже неровно и слышали сердцебиение друг друга. Потом заснули одновременно, а утром Аня проснулась, как от прикосновения чего-то холодного, металлического. Кто-то из них завел электронный будильник, выбрав сигналом «Болеро» Равеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40