– Не получилось? – повторила Салли. – Вы пытались меня похитить, насильно накачав меня наркотиками, и все, что вы после этого можете сказать, так это «не получилось»?!
Бидермейер только улыбнулся и чуть заметно пожал плечами.
– Он привел с собой еще двоих лакеев, Ноэль, – добавил Квинлан. – Все втроем они набросились на Салли, когда та выходила из туалета, и попытались сделать ей укол. – Он повернулся к Бидермейеру. Руки чесались, как хотелось свернуть этому ублюдку шею. – Мы вас почти взяли, ничтожная пародия на человека! По крайней мере вам придется заменить заднее стекло.
– Нет проблем, – усмехнулся Бидермейер. – В любом случае это была не моя машина.
– Что здесь происходит? – спросил Скотт. – Ноэль рассказала мне, что Салли сбежала. А теперь с ней агент ФБР. Со слов доктора Бидермейера я понял, что она встретилась с этим человеком в том захолустном городишке в Орегоне и они стали любовниками. Но это невозможно! Салли, ты же все еще моя жена. Что происходит?
Квинлан улыбнулся всем троим самым сердечным образом:
– Почему бы вам просто не рассматривать меня как своего рода адвоката Салли? Я здесь для того, чтобы убедиться, что вы не навалитесь на нее всей кучей или что наш добрый доктор не попытается вколоть ей еще какую-нибудь дрянь.
Он разглядел Скотта Брэйнерда получше. Высокий, стройный, прекрасно одетый, но его красивое лицо выглядело каким-то изможденным. Под глазами залегли темные круги. Не похоже, чтобы вся эта история доставляла ему удовольствие. Более того, он выглядел испуганным. Что ж, так и должно быть. Квинлан мог сразу сказать, что этот парень не носит оружия. Скотт нервничал, его руки то и дело совершали какие-нибудь беспорядочные, суетливые движения. Он вытащил трубку из кармана превосходно сшитого английского пиджака. Разумеется, пистолет под мышкой нарушил бы безупречную линию этого костюма. Щеголь чертов!
Квинлан молча наблюдал, как Скотт Брэйнерд закуривает свою трубку. Он представил себе, как во время деловых переговоров Скотт Брэйнерд использует возню с трубкой, чтобы выиграть время. К тому же трубка позволяет ему занять руки, когда он нервничает или сильно перепуган.
– Так вы и есть тот самый мужчина, который похитил Салли, я прав? Именно вы вломились в мою лечебницу?
Джеймс улыбнулся Бидермейеру:
– «Да» по обоим пунктам обвинения. Как поживают немецкие овчарки? Милые собачки и знают толк в хорошем сыром стейке.
– Вы не имели права вламываться в мое заведение! Я затаскаю вас по судам!
– Пожалуйста, потише, Альфред, – вмешалась Ноэль. – И вы тоже, мистер Квинлан. Салли, почему бы тебе не присесть? Может быть, хочешь чаю?
Ты выглядишь изможденной – такая худенькая, тебе нужно отдохнуть.
Салли посмотрела на мать и медленно покачала головой.
– Прости, Ноэль, но я боюсь, что доктор Бидермейер с твоего позволения мог подмешать в чай снотворное.
У Ноэль сделалось такое лицо, будто дочь ее ударила. Казалось, она обезумела. Протянув руку, Ноэль шагнула к Салли.
– О нет, Салли! Я же твоя мать! Я не могу тебе навредить! Ради Бога, не говори так! Я желаю для тебя только самого хорошего.
Салли дрожала мелкой дрожью. Джеймс взял ее за руку, ощутимо сжав, и проводил к небольшому диванчику. Он держался почти вплотную к ней, понимая, что ей очень важно чувствовать рядом его присутствие, ощущать его теплоту, твердость его духа. Заложив руки за голову, Джеймс принялся разглядывать всю троицу из-под полуопущенных ресниц.
Он обратился к Скотту Брэйнерду, который теперь яростно пыхтел своей трубкой:
– Расскажите мне, как вы впервые встретились с Салли.
– Да, Скотт, расскажи ему, – поддержала Салли.
– Если я это сделаю, ты скажешь ему, чтобы он убирался из нашей жизни ко всем чертям?
– Это не очевидно, – ответил за нее Квинлан. – Я скажу вам то, что могу обещать совершенно твердо: я обещаю не бросать Салли в кутузку.
– Я очень рада, – проговорила Ноэль. – Салли необходимо надежное убежище. Доктор Бидермейер об этом позаботится, он мне это пообещал.
«Черт бы их подрал, они повторяют имя Бидермейера как молитву», – подумал Квинлан. Неужели Ноэль тоже часть этого заговора? Или она настолько легковерна? Как можно, неужели она не в состоянии посмотреть трезвым взглядом на собственную дочь? Разве она не видит, что Салли совершенно нормальна?
Скотт принялся расхаживать по комнате, то и дело посматривая то на Ноэль, которая, в свою очередь, смотрела на Салли так пристально, словно пыталась прочесть мысли дочери, то на Бидермейера, расположившегося в большом уютном кресле и пытавшегося принять столь же непринужденно уверенный вид, какой так легко удавался этому чертову фэбээровцу.
– Я встретил Сьюзен в Национальной галерее искусств, на выставке Уистлера. Это был восхитительный вечер. Они представляли публике шестнадцать «японских» полотен Уистлера. Салли появилась в компании друзей – как всегда, впрочем. Нас представил друг другу один адвокат. Мы разговорились, потом выпили кофе. После я пригласил ее на обед." Именно так все и началось – ни прибавить, ни убавить. Мы с Салли обнаружили, что у нас много общего. Влюбились друг в друга. Поженились.
Бидермейер неторопливо встал и демонстративно потянулся.
– Ужас, до чего романтично. Скотт. Ну да ладно, поговорили и хватит. Уже поздно, Салли нужно отдохнуть. Нам пора отправляться, детка.
– Я так не думаю, – произнесла Салли настолько спокойно, насколько могла. Джеймс почувствовал, как дрожит ее рука. – Мне двадцать шесть лет, я абсолютно здорова. Вы не можете заставить меня ехать с вами. Кстати, Скотт, ты случайно забыл рассказать Джеймсу, почему, до тех пор пока мы не поженились, ты не упоминал, что работаешь на моего отца.
– Но ты никогда и не спрашивала, ведь так? Ты была слишком поглощена собственной карьерой, всеми этими изысканными вечеринками и эксцентричными друзьями. На самом деле ты не слишком интересовалась, чем я занимаюсь. Ты никогда меня не расспрашивала, черт бы тебя побрал!
– Я спрашивала, только ты ни разу не ответил прямо: ты просто говорил, что работаешь в юридической фирме, и этим ограничивался. Я прекрасно помню, что спрашивала, но ты никогда особо не распространялся.
Квинлан почувствовал нарастающее напряжение Салли и незаметно для других еще крепче сжал ее руку. Она прекрасно справляется. Квинлан был доволен и полон оптимизма. Однако чаша его терпения по отношению к этой троице быстро переполнялась. «Еще немного, – подумал он, – теперь уже скоро».
Чуть помедлив, Салли спокойно произнесла:
– Честно говоря, после того, как я узнала, что у тебя роман на стороне, мне стало решительно все равно.
– Это ложь! Не было у меня никакого романа! Я всегда был тебе верен, даже эти последние полгода.
Ноэль покашляла, прочищая горло.
– Так мы ни к чему не придем. Салли, ты хочешь сказать, что совершенно здорова, а в лечебнице ты подвергалась жестокому обращению со стороны отца...
– И доктора Бидермейера. У него был маленький придурковатый санитар по имени Холланд, которому нравилось меня раздевать, купать в ванне, причесывать мне волосы, и он обожал просто сидеть на краешке моей кровати и пялиться на меня.
Ноэль повернулась к Бидермейеру.
– Это правда? Тот пожал плечами.
– Лишь отчасти. За ней действительно ухаживал санитар по имени Холланд. Сейчас он уволился. Возможно, он когда-то перешел границы. Такое случается, Ноэль, особенно если пациент так тяжело болен, как наша Салли. Что же касается остального, то это всего лишь часть ее заболевания – галлюцинации, мрачные фантазии. Поверьте мне, Ноэль, так же, как вы верили своему мужу и Скотту. Скотт жил с ней бок о бок, он видел, как распадается ее личность. Верно я говорю, Скотт? Брэйнерд кивнул.
– Да, это производило пугающее впечатление. Поверьте, Ноэль, мы вас не обманываем.
И Ноэль Сент-Джон им действительно поверила. Квинлан видел это по ее лицу. У нее появилось выражение глубокой боли и вместе с тем какой-то определенности, новой решимости. Обращаясь к дочери, она сказала:
– Послушай меня, Салли, я тебя люблю и всегда любила. Ты поправишься, мне безразлично, сколько это будет стоить. Тебе будет обеспечен самый лучший уход. Если не хочешь лечиться у доктора Бидермейера, мы найдем другого врача. А пока что, дорогая, прошу тебя, возвращайся с ним в лечебницу. Там ты будешь под надежной защитой.
– Судья Харкин объявил тебя умственно недееспособной. Ты ведь даже не помнишь, как проходило слушание дела, правда? Что ж, ничего удивительного, ты была очень больна. На протяжении всего слушания ты не произнесла ни единого слова – просто сидела, уставившись в пространство перед собой. Я пыталась с тобой заговорить, но ты смотрела сквозь меня и не видела, даже не узнала. Это было ужасно.
После смерти отца я считаюсь твоим опекуном, фактически мы оба, я и Скотт. Прошу тебя, Салли, доверься мне. Я желаю тебе только добра, девочка моя, я тебя люблю.
К Скотту вернулась уверенность, и он сказал:
– Пожалуй, мистер Квинлан, вы можете задержать Сьюзен на один день, но не более того. Судья также вынес решение, что Сьюзен не в состоянии отвечать за свои действия. Вы ничего не можете с ней сделать. Сьюзен не станут судить за убийство отца.
Салли сохраняет самообладание, отметил Квинлан, хотя он знал, что она потрясена. Да, ну и компания! Он все еще не мог определиться в отношении Ноэль Сент-Джон. Казалось, она такая заботливая, говорит совершенно искренне, но... Похоже, они твердо уверены, что Салли убила отца. Решающий момент для его вмешательства почти настал. Но только почти.
Салли подняла руку, чтобы остановить мать:
– Ноэль, тебе известно, что доктор Бидермейер все время держал меня на наркотиках? Вот почему я не помню судебного слушания. Я тебе говорила, что отец приходил избивать меня два раза в неделю? А ты знаешь, что Бидермейер за этим наблюдал? Да-да, доктор, мне известно про двухстороннее зеркало. Я знаю и то, что, когда отец ласкал себя, стоя над моей кроватью, где я лежала абсолютно голая, вы подводили зрителей смотреть в окошко в двери!
Она вскочила на ноги, и Квинлан был уверен, что она собирается наброситься на Бидермейера. Он слегка коснулся ее руки. Все ее мышцы застыли в напряжении. Салли закричала:
– Вы ведь получали удовольствие, поганый извращенец?
Она резко повернулась, чтобы посмотреть в лицо матери.
– Я много чего не помню, потому что он накачивал меня лекарствами до бессознательного состояния, чтобы я не могла бороться с ним и с его надзирателями. Неужели ты не понимаешь! Они ни под каким видом не могли отказаться от лекарств. Я бы вывела их на чистую воду. А ты знаешь, что отец иногда специально велел Бидермейеру уменьшать дозу, чтобы, когда он придет надо мной поиздеваться, я могла бы получше это прочувствовать. Это правда, Ноэль, поверь! Мой отец, твой муж. Я тебя не обманываю. Я не выдумала все это специально для того, чтобы потешить свое извращенное самолюбие. Мой отец был настоящим чудовищем, Ноэль. Но ведь ты сама это знаешь?
Ноэль закричала на Салли, чуть не завизжала:
– Больше ни слова об этом, Салли! Достаточно этой безумной лжи! Я не могу этого вынести, просто не в состоянии.
Скотт Брэйнерд тоже повысил голос:
– Да, Салли, правильно. Этого более чем достаточно. Сейчас же извинись перед мамой за ужасные вещи, которые ты наговорила ей про мужа.
– Но все это правда, и ты это сам знаешь, Скотт. Отец не мог бы упечь меня без твоего участия. Скажи, Скотт, зачем ты хотел убрать меня с дороги?
– Что ты, Сьюзен, мне было так жаль, что тебя пришлось поместить в лечебницу! Меня это просто убивало. Но мы были вынуждены так поступить, ведь ты могла причинить вред самой себе.
К радости Квинлана, Салли удалось расхохотаться.
– О, Скотт, это замечательно, у меня просто нет слов. Да ты – жалкий лжец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60