Человек, хотя молодой, но бывалый. Кстати, подполковник следит за порядком и на вашей Лиговке. Мне ваш прием запомнился. На минувшем Рождестве.
— Как же, имели честь!
— Ваш милый супруг Герман Григорьевич показывал свою коллекцию старинного оружия. Удивительные редкости! Монгольский колчан для стрел XIII века — потрясающая штучка! Или кольчуга Александра Невского (я даже пытался примерить ее, да мала слишком) — чудо из чудес. Кстати, как поживает супруг?
Лицо баронессы помрачнело. Она с трудом выдавила из себя:
— Платон Сергеевич, милый, выручайте! Герман Григорьевич… пропал. — Разрыдавшись, она прижала платок к глазам.
ЧЕРНИЛЬНИЦА ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОЙ
Дождавшись, когда гостья немного успокоилась, Платон Сергеевич спросил:
— Что произошло? Расскажите по порядку. Вынув из ридикюля маленькое зеркальце и пудреницу, баронесса привела лицо в порядок и лишь после этого произнесла:
— В середине июня, точнее 13 числа того месяца, муж получил из Москвы телеграмму от Егора Гинкеля.
— От торговца оружием?
— Ну конечно, тот самый, что в Москве.
Сыщик, верный привычке в моменты наивысшего интереса подымать левую бровь, с явным любопытством произнес:
— И что написано в телеграмме? Вам известно это?
— Да, я нашла ее в столе мужа. — Баронесса вновь открыла свой универсальный ридикюль и извлекла на свет Божий чуть помятый сиреневого цвета фирменный бланк. — Читайте, Платон Сергеевич!
Тот покрутил в руках телеграмму, исследовав текст штемпелей и, повернув голову к молча сидевшему, но внимательно наблюдавшему за происходящим подполковнику, произнес:
— Аполлинарий Николаевич, послушай. Тут может скрываться нечто весьма любопытное. — И он медленно прочитал: — «Есть достойная вещица. Желателен ваш немедленный приезд. Гинкель».
Подполковник Соколов обратился к баронессе:
— Ваш муж, если я правильно понял, отправился к Гинкелю и после этого исчез?
Баронесса состроила гримаску:
— Ну, не совсем так! Когда Герман Григорьевич получил телеграмму, он сказал мне: «Этот дядя слов напрасно не тратит. Если зовет, значит, у него действительно завелось нечто редкостное. Хоть Егор и торгует современным оружием, но иногда к нему от коллекционеров и наследников поподают отличные штучки». И муж мне даже назвал какое-то старинное ружье, которое он лет пять назад купил у Гинкеля. Но какое именно, я, разумеется, не запомнила.
— И что же дальше? — подбодрил баронессу Платон Сергеевич.
— А дальше все просто. В тот же вечер муж отправился в Москву. Вернулся без покупки и взволнованный. Сказал: «У Егора потрясающая редкость! Чернильница в виде миниатюрной пушки из серебра, отделана золотом, платиной и драгоценными каменьями. Согласно легенде, эта чернильница была подарена Екатерине Великой Григорием Потемкиным. Когда последний впал в немилость, императрица, не желая сохранять памяти о бывшем фаворите, за какую-то услугу передала сию чудную вещицу графу Ивану Андреевичу Тизенгаузену, обер-гофмейстеру. Сменив нескольких владельцев, чернильница попала к Егору».
— И почему же ваш муж не приобрел такой раритет? — левая бровь сыщика поднялась до крайнего предела.
— Егор назначил очень высокую цену. Муж даже возмущался: «Не могу же я вкладывать целое состояние! Пропади пропадом эта чернильница вместе с грабителем оружейником!» Но муж страстный собиратель. Мне даже стало казаться, что он не переживет тех страданий, какие вызывала эта некупленная им чернильница. Вы, наверное, смеетесь?
Платон Сергеевич добродушно улыбнулся:
— Отнюдь нет! Я хоть и не коллекционер, но знаю эту породу людей. История криминалистики ведает немало случаев, когда самые, казалось бы, тихие и добропорядочные люди шли ради своей собирательской страсти на преступления. А вашему мужу, сколько я понимаю, даже нет нужды истязать себя разочарованием некупленной вещи.
Баронесса горячо поддержала:
— Вот-вот! Я сказала мужу: «Герман Григорьевич, не терзайте себя и меня. Мы с вами достаточно богаты, чтобы позволить приобрести такую милую игрушку. Вы куда поставите чернильницу?» — Муж ответил: «Понятно, на свой рабочий стол!» — «С вашего позволения, я каждый день буду приходить, стирать с нее пыль и восторгаться при мысли, что касаюсь предмета, который в свое время был согрет дыханием великой императрицы!»
Муж был покорен моими словами и тут же со слугой отправил текст телеграммы: «Чернильницу покупаю».
В тот же вечер с девятичасовым поездом Герман Григорьевич отправился в Белокаменную. Это, вы знаете, очень удобный поезд. Он проводит ночь в пути, а в Москву прибывает в начале одиннадцатого утра. Календарь мужа по сей день открыт на той страшной дате — 20 июня.
— Вы провожали мужа? — поинтересовался Соколов.
— Да, мы еще вместе немного посидели в его отдельном купе. У меня было очень тяжело на сердце: томило предчувствие недоброго. Я предложила: «Может, мне поехать с вами? Такое неожиданное и милое путешествие…». Муж улыбнулся: «Жаль, что эта мысль не пришла нам в головы прежде. Хотя еду я всего на день, завтра же в половине восьмого вечера отправлюсь обратно с поездом № 6 — скорым. И в 10 часов 10 минут утра вернусь в Питер. Так что не скучайте, а платой за разлуку станет чернильница Императрицы…». Мы расцеловались, раздался колокол, поезд укатил.
— И вы мужа больше не видели? — Платон Сергеевич вопросительно взглянул на баронессу.
Та отрицательно покачала головой и ее серые, чуть выпуклые глаза наполнились слезами:
— Увы, сердце меня не обмануло…
— У Гинкеля вы справлялись? — спросил сыщик.
— Да, я еще 24 июня, прождав более двух суток после предполагавшегося возвращения мужа, отправила в Москву телеграмму. Гинкель сначала телеграфно, а затем письмом сообщил, что муж совершил сделку и должен был еще 21-го числа сесть на поезд. Вот, пожалуйста, прочтите…
Сыщик пробежал глазами послание Гинкеля. Тот извещал:
«Милостивая государыня Виктория Альбертовна! Утром отправил телеграмму, а теперь хочу известить Вас письмом, что Герман Григорьевич действительно заезжал по известному Вам делу утром 20 июня, пробыл около полутора часов. Он был здоров и очень радовался приобретению. Более того, сказал, что дела спешно требуют его в Санкт-Петербург и он намерен сегодня же отправиться вечерним скорым домой. Мы распростились и я уже больше Германа Григорьевича не видел Надеюсь, что с ним все благополучно. С большим почтением, Егор ГИНКЕЛЬ».
— Да-с… — сыщик барабанил кончиками пальцев по крышке дубового стола, а это означало, что он пребывает в глубокой задумчивости.
Соколов протянул за письмом руку:
— Позвольте мне!
— Да, конечно! Прости, я малость погрузился в собственные мысли. Но письмо не дает ни малейшей зацепки.
Соколов прочитал послание и положил его на стол:
— Согласен с вами, Платон Сергеевич! Баронесса нервно вскочила с кресла, с мольбой протянула руки к сыщику:
— Платон Сергеевич, голубчик, только на вас надежда! Придумайте что-нибудь. Ведь порой удается распутывать такие хитроумные дела, газеты о них каждую неделю пишут.
Сыщик задумчиво почесал кончик мясистого носа и повернул свое богатырское туловище к Соколову:
— Аполлинарий Николаевич, что ты думаешь об этой ситуации?
Соколов поднялся с кресла:
— Я спущусь в картотеку. Может, что-нибудь найду о Гинкеле.
— Думаю, что найдешь. Он лицо заметное и уважаемое.
МУЖСКИЕ СЛАБОСТИ
Едва за подполковником закрылась дверь, как сыщик с удивлением воззрился на баронессу:
— Виктория Альбертовна, этот вопрос я приберег для конфиденциальной обстановки: почему вы не обратились в полицию раньше? Ведь с момента исчезновения вашего супруга прошло две с половиной недели!
Баронесса опустила голову. Ее нежное личико заалело от смущения. Потом, взяв себя в руки, она холодным тоном произнесла:
— А вы, Платон Сергеевич, сами не догадываетесь, почему я не пришла в полицию прежде?
Сыщик мягко возразил:
— Нас никто не слышит, поэтому давайте будем откровенны. Я надеюсь, что ваш милый супруг жив-здоров, но чтобы убедиться в этом, следует поставить все точки над «i».
— Хорошо, — вздохнула баронесса, — будем ставить «точки». Вы помните события девяносто первого года? Муж поехал по делам в Варшаву всего лишь на неделю, а пропал дней на двадцать: ни слуху ни духу от него не было. Я пришла к вам, сделав официальное заявление, а на другой день получила от любезного супруга телеграмму аж из самой Ниццы: «Не волнуйтесь, скоро вернусь домой». Позже правда стала известна: на берег Лазурного моря он укатил не ради рыбалки, а ради юной модистки. Об этом узнал весь Петербург и потешался изрядно.
— Можете быть уверены, что из этого кабинета подобные сведения никогда не растекаются.
— Смею надеяться! Когда мой дорогой супруг, время от времени забывающий о таких понятиях, как честь семьи и верность жене, не вернулся вовремя домой и не водрузил на стол чернильницу стоимостью 175 тысяч рублей, я полагала, что он вновь где-нибудь отдыхает в приятном женском обществе. И каждый день я с нетерпением ожидала если не его самого, то хотя бы известий. Увы мне, нет мужа, нет известий. Что делать?
Не успел сыщик ответить, как распахнулись двери и в кабинет вошел Соколов. В руках он держал несколько бумаг, размером чуть больше открыток.
ПОЧТИ НЕЗАПЯТНАННАЯ РЕПУТАЦИЯ
Присутствующие с нетерпеливым любопытством повернули головы к подполковнику. Соколов, устроившись поудобнее в кресле, начал читать:
— «Егор (Георгий) Александрович Гинкель, 1835 года рождения, уроженец города Москвы, православный, из мещан. Проживает: Сретенские ворота, дом Дедова С 1865 года содержит оружейную мастерскую для починки и переделки оружия, С 1876 года является владельцем магазина по оптовой и розничной продаже ружей, револьверов, охотничьих принадлежностей, а также имеет лицензию на продажу пороха Поставщик Императорского общества правильной охоты и его Новгородско-Тверского отдела Магазин работает под вывеской „Диана“. Продукцию получает согласно контрактам от германской фирмы „Зауер и Сын“ в Зуле со стволами из стали Круппа Оборотный капитал за 1893 год 727.541 рубль 79 копеек. Вдов. Детей не имеет. Адрес магазина: Москва, Театральный проезд, дом Блохиной».
— И вот еще небольшие по объему, но весьма любопытные оперативные сведения, — хитро прищурил глаз Соколов. — Читаю: «В 1866 году в октябре месяце Е.А.Гинкель привлекался к следствию в качестве подозреваемого в приобретении и хранении краденого оружия, носящего антикварный характер: двух кремниевых однозарядных пистолетов с искровыми ударными замками конца семнадцатого века германского производства. Следствие вел частный пристав Тверской части Гольм, За отсутствием веских доказательств дело было прекращено». Все!
Платон Сергеевич пружинисто поднялся с места и положил руку на плечо Соколова, который статью почти не уступал своему командиру:
— Ну что? Репутация хороша, да все же с некоторым изъянцем. Ах, эти коллекционеры! Пусть память о моем предшественнике по этому служебному креслу — великом Путилине, вдохновляет тебя, Аполлинарий Николаевич. Сегодня же отправляйся к Гинкелю. Я сейчас сообщу московским коллегам — помогут! Тем более, что тебя там знают хорошо, уважают. — Вощинин повернулся к баронессе: — А вас, Виктория Альбертовна, попрошу подобрать одну из последних фотографий мужа.
— Я уже подумала об этом! В мае мы находились в Царском Селе, были гостями Сергея Александровича. Вместе с великим князем запечатлелись. Вот, посмотрите…
На твердом паспарту было выдавлено: «К. Е. фон Ган и К°. Царское Село. Широкая улица, дом Бернаскони». С фото строго глядел великий князь, в фуражке с лакированным козырьком, в портупее, с шашкой, с двумя Георгиями и двумя медалями, в сапогах с высокими голенищами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Как же, имели честь!
— Ваш милый супруг Герман Григорьевич показывал свою коллекцию старинного оружия. Удивительные редкости! Монгольский колчан для стрел XIII века — потрясающая штучка! Или кольчуга Александра Невского (я даже пытался примерить ее, да мала слишком) — чудо из чудес. Кстати, как поживает супруг?
Лицо баронессы помрачнело. Она с трудом выдавила из себя:
— Платон Сергеевич, милый, выручайте! Герман Григорьевич… пропал. — Разрыдавшись, она прижала платок к глазам.
ЧЕРНИЛЬНИЦА ЕКАТЕРИНЫ ВЕЛИКОЙ
Дождавшись, когда гостья немного успокоилась, Платон Сергеевич спросил:
— Что произошло? Расскажите по порядку. Вынув из ридикюля маленькое зеркальце и пудреницу, баронесса привела лицо в порядок и лишь после этого произнесла:
— В середине июня, точнее 13 числа того месяца, муж получил из Москвы телеграмму от Егора Гинкеля.
— От торговца оружием?
— Ну конечно, тот самый, что в Москве.
Сыщик, верный привычке в моменты наивысшего интереса подымать левую бровь, с явным любопытством произнес:
— И что написано в телеграмме? Вам известно это?
— Да, я нашла ее в столе мужа. — Баронесса вновь открыла свой универсальный ридикюль и извлекла на свет Божий чуть помятый сиреневого цвета фирменный бланк. — Читайте, Платон Сергеевич!
Тот покрутил в руках телеграмму, исследовав текст штемпелей и, повернув голову к молча сидевшему, но внимательно наблюдавшему за происходящим подполковнику, произнес:
— Аполлинарий Николаевич, послушай. Тут может скрываться нечто весьма любопытное. — И он медленно прочитал: — «Есть достойная вещица. Желателен ваш немедленный приезд. Гинкель».
Подполковник Соколов обратился к баронессе:
— Ваш муж, если я правильно понял, отправился к Гинкелю и после этого исчез?
Баронесса состроила гримаску:
— Ну, не совсем так! Когда Герман Григорьевич получил телеграмму, он сказал мне: «Этот дядя слов напрасно не тратит. Если зовет, значит, у него действительно завелось нечто редкостное. Хоть Егор и торгует современным оружием, но иногда к нему от коллекционеров и наследников поподают отличные штучки». И муж мне даже назвал какое-то старинное ружье, которое он лет пять назад купил у Гинкеля. Но какое именно, я, разумеется, не запомнила.
— И что же дальше? — подбодрил баронессу Платон Сергеевич.
— А дальше все просто. В тот же вечер муж отправился в Москву. Вернулся без покупки и взволнованный. Сказал: «У Егора потрясающая редкость! Чернильница в виде миниатюрной пушки из серебра, отделана золотом, платиной и драгоценными каменьями. Согласно легенде, эта чернильница была подарена Екатерине Великой Григорием Потемкиным. Когда последний впал в немилость, императрица, не желая сохранять памяти о бывшем фаворите, за какую-то услугу передала сию чудную вещицу графу Ивану Андреевичу Тизенгаузену, обер-гофмейстеру. Сменив нескольких владельцев, чернильница попала к Егору».
— И почему же ваш муж не приобрел такой раритет? — левая бровь сыщика поднялась до крайнего предела.
— Егор назначил очень высокую цену. Муж даже возмущался: «Не могу же я вкладывать целое состояние! Пропади пропадом эта чернильница вместе с грабителем оружейником!» Но муж страстный собиратель. Мне даже стало казаться, что он не переживет тех страданий, какие вызывала эта некупленная им чернильница. Вы, наверное, смеетесь?
Платон Сергеевич добродушно улыбнулся:
— Отнюдь нет! Я хоть и не коллекционер, но знаю эту породу людей. История криминалистики ведает немало случаев, когда самые, казалось бы, тихие и добропорядочные люди шли ради своей собирательской страсти на преступления. А вашему мужу, сколько я понимаю, даже нет нужды истязать себя разочарованием некупленной вещи.
Баронесса горячо поддержала:
— Вот-вот! Я сказала мужу: «Герман Григорьевич, не терзайте себя и меня. Мы с вами достаточно богаты, чтобы позволить приобрести такую милую игрушку. Вы куда поставите чернильницу?» — Муж ответил: «Понятно, на свой рабочий стол!» — «С вашего позволения, я каждый день буду приходить, стирать с нее пыль и восторгаться при мысли, что касаюсь предмета, который в свое время был согрет дыханием великой императрицы!»
Муж был покорен моими словами и тут же со слугой отправил текст телеграммы: «Чернильницу покупаю».
В тот же вечер с девятичасовым поездом Герман Григорьевич отправился в Белокаменную. Это, вы знаете, очень удобный поезд. Он проводит ночь в пути, а в Москву прибывает в начале одиннадцатого утра. Календарь мужа по сей день открыт на той страшной дате — 20 июня.
— Вы провожали мужа? — поинтересовался Соколов.
— Да, мы еще вместе немного посидели в его отдельном купе. У меня было очень тяжело на сердце: томило предчувствие недоброго. Я предложила: «Может, мне поехать с вами? Такое неожиданное и милое путешествие…». Муж улыбнулся: «Жаль, что эта мысль не пришла нам в головы прежде. Хотя еду я всего на день, завтра же в половине восьмого вечера отправлюсь обратно с поездом № 6 — скорым. И в 10 часов 10 минут утра вернусь в Питер. Так что не скучайте, а платой за разлуку станет чернильница Императрицы…». Мы расцеловались, раздался колокол, поезд укатил.
— И вы мужа больше не видели? — Платон Сергеевич вопросительно взглянул на баронессу.
Та отрицательно покачала головой и ее серые, чуть выпуклые глаза наполнились слезами:
— Увы, сердце меня не обмануло…
— У Гинкеля вы справлялись? — спросил сыщик.
— Да, я еще 24 июня, прождав более двух суток после предполагавшегося возвращения мужа, отправила в Москву телеграмму. Гинкель сначала телеграфно, а затем письмом сообщил, что муж совершил сделку и должен был еще 21-го числа сесть на поезд. Вот, пожалуйста, прочтите…
Сыщик пробежал глазами послание Гинкеля. Тот извещал:
«Милостивая государыня Виктория Альбертовна! Утром отправил телеграмму, а теперь хочу известить Вас письмом, что Герман Григорьевич действительно заезжал по известному Вам делу утром 20 июня, пробыл около полутора часов. Он был здоров и очень радовался приобретению. Более того, сказал, что дела спешно требуют его в Санкт-Петербург и он намерен сегодня же отправиться вечерним скорым домой. Мы распростились и я уже больше Германа Григорьевича не видел Надеюсь, что с ним все благополучно. С большим почтением, Егор ГИНКЕЛЬ».
— Да-с… — сыщик барабанил кончиками пальцев по крышке дубового стола, а это означало, что он пребывает в глубокой задумчивости.
Соколов протянул за письмом руку:
— Позвольте мне!
— Да, конечно! Прости, я малость погрузился в собственные мысли. Но письмо не дает ни малейшей зацепки.
Соколов прочитал послание и положил его на стол:
— Согласен с вами, Платон Сергеевич! Баронесса нервно вскочила с кресла, с мольбой протянула руки к сыщику:
— Платон Сергеевич, голубчик, только на вас надежда! Придумайте что-нибудь. Ведь порой удается распутывать такие хитроумные дела, газеты о них каждую неделю пишут.
Сыщик задумчиво почесал кончик мясистого носа и повернул свое богатырское туловище к Соколову:
— Аполлинарий Николаевич, что ты думаешь об этой ситуации?
Соколов поднялся с кресла:
— Я спущусь в картотеку. Может, что-нибудь найду о Гинкеле.
— Думаю, что найдешь. Он лицо заметное и уважаемое.
МУЖСКИЕ СЛАБОСТИ
Едва за подполковником закрылась дверь, как сыщик с удивлением воззрился на баронессу:
— Виктория Альбертовна, этот вопрос я приберег для конфиденциальной обстановки: почему вы не обратились в полицию раньше? Ведь с момента исчезновения вашего супруга прошло две с половиной недели!
Баронесса опустила голову. Ее нежное личико заалело от смущения. Потом, взяв себя в руки, она холодным тоном произнесла:
— А вы, Платон Сергеевич, сами не догадываетесь, почему я не пришла в полицию прежде?
Сыщик мягко возразил:
— Нас никто не слышит, поэтому давайте будем откровенны. Я надеюсь, что ваш милый супруг жив-здоров, но чтобы убедиться в этом, следует поставить все точки над «i».
— Хорошо, — вздохнула баронесса, — будем ставить «точки». Вы помните события девяносто первого года? Муж поехал по делам в Варшаву всего лишь на неделю, а пропал дней на двадцать: ни слуху ни духу от него не было. Я пришла к вам, сделав официальное заявление, а на другой день получила от любезного супруга телеграмму аж из самой Ниццы: «Не волнуйтесь, скоро вернусь домой». Позже правда стала известна: на берег Лазурного моря он укатил не ради рыбалки, а ради юной модистки. Об этом узнал весь Петербург и потешался изрядно.
— Можете быть уверены, что из этого кабинета подобные сведения никогда не растекаются.
— Смею надеяться! Когда мой дорогой супруг, время от времени забывающий о таких понятиях, как честь семьи и верность жене, не вернулся вовремя домой и не водрузил на стол чернильницу стоимостью 175 тысяч рублей, я полагала, что он вновь где-нибудь отдыхает в приятном женском обществе. И каждый день я с нетерпением ожидала если не его самого, то хотя бы известий. Увы мне, нет мужа, нет известий. Что делать?
Не успел сыщик ответить, как распахнулись двери и в кабинет вошел Соколов. В руках он держал несколько бумаг, размером чуть больше открыток.
ПОЧТИ НЕЗАПЯТНАННАЯ РЕПУТАЦИЯ
Присутствующие с нетерпеливым любопытством повернули головы к подполковнику. Соколов, устроившись поудобнее в кресле, начал читать:
— «Егор (Георгий) Александрович Гинкель, 1835 года рождения, уроженец города Москвы, православный, из мещан. Проживает: Сретенские ворота, дом Дедова С 1865 года содержит оружейную мастерскую для починки и переделки оружия, С 1876 года является владельцем магазина по оптовой и розничной продаже ружей, револьверов, охотничьих принадлежностей, а также имеет лицензию на продажу пороха Поставщик Императорского общества правильной охоты и его Новгородско-Тверского отдела Магазин работает под вывеской „Диана“. Продукцию получает согласно контрактам от германской фирмы „Зауер и Сын“ в Зуле со стволами из стали Круппа Оборотный капитал за 1893 год 727.541 рубль 79 копеек. Вдов. Детей не имеет. Адрес магазина: Москва, Театральный проезд, дом Блохиной».
— И вот еще небольшие по объему, но весьма любопытные оперативные сведения, — хитро прищурил глаз Соколов. — Читаю: «В 1866 году в октябре месяце Е.А.Гинкель привлекался к следствию в качестве подозреваемого в приобретении и хранении краденого оружия, носящего антикварный характер: двух кремниевых однозарядных пистолетов с искровыми ударными замками конца семнадцатого века германского производства. Следствие вел частный пристав Тверской части Гольм, За отсутствием веских доказательств дело было прекращено». Все!
Платон Сергеевич пружинисто поднялся с места и положил руку на плечо Соколова, который статью почти не уступал своему командиру:
— Ну что? Репутация хороша, да все же с некоторым изъянцем. Ах, эти коллекционеры! Пусть память о моем предшественнике по этому служебному креслу — великом Путилине, вдохновляет тебя, Аполлинарий Николаевич. Сегодня же отправляйся к Гинкелю. Я сейчас сообщу московским коллегам — помогут! Тем более, что тебя там знают хорошо, уважают. — Вощинин повернулся к баронессе: — А вас, Виктория Альбертовна, попрошу подобрать одну из последних фотографий мужа.
— Я уже подумала об этом! В мае мы находились в Царском Селе, были гостями Сергея Александровича. Вместе с великим князем запечатлелись. Вот, посмотрите…
На твердом паспарту было выдавлено: «К. Е. фон Ган и К°. Царское Село. Широкая улица, дом Бернаскони». С фото строго глядел великий князь, в фуражке с лакированным козырьком, в портупее, с шашкой, с двумя Георгиями и двумя медалями, в сапогах с высокими голенищами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51