– Вы когда-нибудь складывали кучу из компоста, Натан?
– Я городской парень, Эллис, и ни черта не знаю о компосте.
Он засмеялся:
– В компостной куче даже самый маленький лист разлагается более трех месяцев, и чтобы он разлагался быстрее, нужно добавить в кучу навоз. И все равно для его разложения потребуется несколько месяцев. Нас уверяют, что это тело было телом сына Линдберга, но оно не могло разложиться так сильно за три месяца при такой холодной погоде.
– Это интересно, – согласился я, и это было действительно интересно. Я даже сделал небольшую запись в своем блокноте. – Вы это имели в виду?
Сонные голубые глаза проснулись.
– Вам этого мало, городской парень. Вы хотите знать то, о чем знаю я и о чем не знаете вы?
– Конечно.
– Что ж, – сказал он, и будь я проклят, если он не уцепился большим пальцем за свои подтяжки. – Я знаю настоящего похитителя.
– В самом деле? Кто же это? – я указал на сидящего в углу скелета в шляпе. – Не этот случайно?
– Нет. Сейчас я вам покажу этого парня, – он начал рыться в бумагах на столе, в конце концов отыскал и подал мне фотографию.
На ней в фас и в профиль был изображен мужчина с головой цилиндрической формы, с неумело зачесанными назад волосами, темными бровями, носом алкоголика и мясистым лицом, которое казалось одутловатым даже на черно-белой фотографии. Его рот представлял собой тонкую изогнутую полоску, галстук-бабочка упирался в отвисший двойной подбородок. Ему можно было дать и пятьдесят, и семьдесят лет. У него были мрачные, безжизненные глаза человека, которого ничто не беспокоило, кроме, может быть, его самого. Я бы ни за что не доверился человеку с таким лицом.
– Его зовут Пол Уэндел, – сказал Паркер. – Я знаю его с самого рождения.
Мне показалось это невозможным.
– Сколько ему лет?
– Около сорока двух, точнее, сорок три.
Господи. Этот парень разлагался даже быстрее, чем тот труп в Саурлендских горах.
– Я был знаком и с его отцом, – продолжал Паркер. – А его знаю с раннего детства. Его отец был лютеранским священником и хотел заставить сына пойти по его стопам. Но не получилось.
– Он производит впечатление человека видавшего виды.
– Одно время он занимался аптечным делом, но затем организовал на себя вооруженное нападение, чтобы получить страховку. Он копил деньги для вечерней учебы. Изучал право.
– Право?
Паркер кивнул и улыбнулся, не вынимая изо рта трубку.
– Очень скоро он стал юристом. Будучи молодым юристом, он стал присваивать деньги своих клиентов, был осужден и попал в тюрьму. Ваш покорный слуга, будучи другом его папаши-лютеранина, помог ему освободиться из заключения досрочно. Я пытался через ассоциацию адвокатов восстановить его в прежней должности, но мне это не удалось.
Я внимательно смотрел на рано постаревшее лицо Уэндела.
– И вы думаете, что этот парень похитил сына Линдберга?
– Я знаю, что он совершил это. У этого человека блестящий ум. Какое-то время также он изучал медицину, знаете. Медицину, право, богословие, фармацевтику – вот кто такой Пол Уэндел.
– Создается впечатление, что вы с ним... друзья.
– Мы и есть друзья, точнее, были друзьями до того, как он совершил это преступление. Пол Уэндел умнейший человек из всех, с кем мне приходилось когда-либо встречаться, но во многих отношениях неудачник, ожесточившийся душой. Он считал, что ему не удалось осуществить ничего, что он планировал, что ему никогда не везло в жизни.
– Э, да это известный тип людей. Жалость к себе у них проявлялась изредка, например, когда они напьются или...
– Он жаловался на судьбу постоянно. Он говорил мне: «Мир всегда дурно обращался со мной, Эллис, но однажды я совершу такое, что мир содрогнется и обратит на меня внимание».
– И вы считаете, что он в конце концов выполнил свое обещание.
Рот Паркера был плотно сжат, но глаза улыбались, когда он кивнул:
– Незадолго до похищения Пол имел глупость выписать фиктивный чек, и в Нью-Джерси был подписан ордер на его арест. Он пришел ко мне с просьбой о помощи, -я сказал, что попытаюсь что-нибудь сделать, и посоветовал ему на время уехать куда-нибудь.
– Вы можете сказать точно, когда это было?
– За несколько месяцев до похищения. Он поехал в Нью-Йорк, жил там в разных дешевых гостиницах, но его жена, сын и дочь оставались в Трентоне. Время от времени, когда все было спокойно, он наведывался к ним.
– Я не помню, чтобы его особенно разыскивали.
– А его не разыскивали совсем. Просто выдали ордер на его арест за тот фиктивный чек. Но как бы там ни было, после похищения я сделал заявление в прессе и по радио, что если похититель просто придет и поговорит со мной, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы избавить его от наказания. Все, что мне хотелось, это вернуть ребенка живым и здоровым.
– Уже одна ваша репутация заставила бы похитителей обнаружить себя.
– Да, я тоже на это рассчитывал. И очень скоро ко мне начали приходить письма со всей страны, телефон мой не умолкал ни на минуту. На звонки отвечала моя секретарша и соединяла со мной, когда полагала, что абонент может меня заинтересовать. И однажды позвонил Уэндел и заговорил, пытаясь изменить свой голос.
– Вы уверены, что это был он?
– Абсолютно уверен. Уж что-что, а голос Пола Уэндела я знаю прекрасно: слышал его в течение сорока с лишним лет. Ну, значит, звонит он моей секретарше и хотя говорит измененным голосом, она узнает его и соединяет со мной. Он говорит, что знает, у кого находится ребенок, что он хочет приехать и поговорить со мной. Я притворился, что не узнал его и пригласил к себе.
– Он приехал?
– Да. Но он даже не сказал, что звонил мне. Просто заявил, что вошёл в контакт с людьми, у которых находится ребенок Линдберга, и что очень хочет работать вместе со мной, чтобы вернуть ребенка домой. Я сказал ему: «Какие проблемы? Давай действуй. Посмотрим, что у тебя получится». Но из этого ничего не вышло.
– Похоже, он просто хвастун. Может быть, таким способом он просто пытался заставить вас позаботиться о том, чтобы ордер на его арест был как можно скорее ликвидирован.
– Я тоже об этом подумал, но помнил о том, что Уэндел сказал мне незадолго до похищения. Он сидел здесь, в этом офисе, на стуле, на котором сейчас сидите вы, и пил кофе... кстати, вы хотите немного кофе, Натан?
– Нет, благодарю вас. Я охотнее дослушаю ваш рассказ.
– Хорошо. Значит, он сказал: «Знаете, Эллис, я чертовски устал копить эти ничтожные деньги – пять долларов здесь, десять долларов там. Мне нужны настоящие деньги». А я спрашиваю: «Что ты считаешь настоящими деньгами. Пол?» И Уэндел отвечает: «Я хочу за раз сделать пятьдесят тысяч долларов. Пятьдесят тысяч, пятьдесят тысяч». Он несколько раз повторил это.
– И когда вы услышали о выкупе в пятьдесят тысяч, вы заподозрили Уэндела?
– Я припомнил его рассказ о «знакомых», у которых находится ребенок, и, конечно, у меня возникли подозрения.
Я вздохнул:
– Вы, наверное, начитались газетных вырезок со статьями о вас, Эллис. Этот ваш дедуктивный вывод представляется мне очень неубедительным.
Ему это не понравилось. Он нацелил на меня свою трубку:
– Моя интуиция ни разу меня не подводила за сорок лет, что я занимаюсь делами, а вы еще молокосос, чтобы критиковать меня.
– Вот как? Что ж, я работаю сыщиком с тридцать первого года, и меня до сих пор ни разу еще не называли молокососом.
– Вы не знаете сами, что говорите! И вы не знаете Пола Уэндела! Помните, он сказал, что мир дурно с ним обращается? – он втянул голову в плечи, жестикулируя обеими руками. – Этот человек психопат. У него блестящий ум и преступные наклонности. Этот мир всегда был против него. И что же ему остается делать? Нанести удар по мировой знаменитости. Похитить ребенка у интернационального героя, каким является Линди. Таким образом он станет даже более знаменитым, чем Линди, и в то же время останется инкогнито. В душе он считал, что достоин почестей больше, чем Линди, в душе он считал себя героем более крупным, чем Линдберг.
– Если он сделал это, то зачем ему было приходить к вам с этой неправдоподобной историей о «знакомых», у которых находится ребенок? Вы коп и коп знаменитый. Он не мог не понимать, что вы можете заподозрить его.
Он всплеснул руками:
– В этом-то все дело! Он понимал и поэтому пришел! Уэндел совершил то, что, по его мнению, доказывает его превосходство над Линдбергом. Но он не может быть «героем», не рассказав никому о своем «геройском» поступке! Он не может молчать о том, что это он разработал и совершил преступление века.
– Но у него есть вы, провинциальный Шерлок Холмс, всемирно известный сыщик, который может по достоинству оценить его достижение.
– Вот теперь вы начинаете рассуждать правильно.
Я покачал головой:
– Я так не считаю. И если это все, что вы имеете, то я думаю, у вас недостаточно оснований его подозревать.
Он презрительно фыркнул:
– Вы полагаете, это все, что я имею? Когда моя интуиция указывает мне путь, я начинаю решительно двигаться по нему. Так было всегда, и на этот раз все было именно так. Я начал добывать сведения о своем добром старом приятеле. Хотите знать, что я добыл?
– Почему бы и нет, – сказал я, а сам подумал, что день все равно уже пропал.
– Для начала скажу, что в течение нескольких недель до похищения Уэндел часто заходил в кондитерский магазин в Хоупуэлле, чтобы купить конфеты и сигареты. У меня есть показания владелицы этого магазина, где она сообщает об этом.
– Сейчас вы, наверное, скажете, что в Хоупуэлле его также видели Хокмут и Уайтид.
– Натан, у этой женщины нет катаракты и живет она не в горной бедняцкой хижине. А вот еще один факт, который может вам понравиться... Сестра Уэндела проживает за кладбищем святого Реймонда в Бронксе.
Я удивленно посмотрел на него:
– Что?
– Его сестра, – он улыбался, но глаза его оставались совершенно серьезными. – Возле кладбища святого Реймонда этот глупый лгун Кондон выплатил пятьдесят тысяч – Уэнделу не пришлось далеко уходить, чтобы спрятаться, не так ли?
Я и это записал в своем блокноте. Мне стало интересно.
– Я вернусь немного назад, Натан, – надеюсь, вы уследите за ходом моей мысли. Итак, в то время, когда Уэндел еще практиковал в качестве адвоката, он сумел добиться снятия с одного из своих клиентов обвинения в торговле наркотиками. Вы знаете, как звали этого клиента, Натан?
– Почему бы вам не назвать его имя, Эллис?
– Конечно, назову, Натан. Его звали Изидор Фиш.
Я только ошарашенно посмотрел на него – сказать в тот момент я мог не больше, чем сидящий в углу скелет.
– Вспомнив о своем бывшем клиенте, – небрежно продолжал Паркер, – Уэндел мог передать пятьдесят тысяч в меченых купюрах Фишу, который, как говорят, был скупщиком «горячих денег».
Я наклонился вперед.
– Эллис, эта информация может быть очень важной. Приношу свои извинения, что усомнился в вас.
– Что ж, благодарю вас, молодой человек, – он снова закурил трубку и погасил спичку, тряхнув ее. – А теперь я расскажу вам о связи Пола Уэндела с Алем Капоне.
Он немного рисовался, но это действовало. У меня было такое чувство, что меня пронзают копьем.
– С Алем Капоне? – с трудом выговорил я, потому что понимал, что он не станет продолжать, если я не задам этот вопрос.
Он с довольным видом кивнул.
– Несколько лет назад, в 1929 или 1930 году Пол Уэндел надумал облапошить Аля Капоне. У меня есть письменные показания, данные под присягой Фрэнком Кристано, который был знаком с некоторыми представителями преступного мира и иногда общался с ними. Короче говоря, Уэндел смог убедить Кристано и Капоне, что он обычную смолу может превратить в спирт по четыре цента за галлон. Однако в какой-то момент его аферу раскусили, и Капоне пообещал, что если Уэндел, который навещал Капоне в отеле «Лексингтон» в вашем прекрасном городе, еще раз заявится к нему, то его, как выражаются у вас в Чикаго, хлопнут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84