— Ну, что у тебя? — спросил Мастер.
— Этот раненый русский вор может продать двадцать ружей. Зачем они нам?
— Для кыргызов. Хан просил достать.
— Понятно. Но за ружья им нужно отдать Андрея. Я согласился, не знаю, правильно, нет?
— А без этого нельзя?
— Нет.
Мастер замолчал, глядя в мутное оконце.
— Так что? — переспросил Чен.
— Отдадим.
— Он что, нам больше не нужен?
— Нужен. Ничего, что-нибудь придумаем. Да пищали тут не главное — это вообще неизвестно, получат ли их кыргызы.
Чен налил себе еще чаю.
— Извините, Ши-фу, а мы вообще-то за кого? Кому мы помогаем — русским, кыргызам, джунгарам?
— Ни тем, ни другим, ни третьим.
Прищурившись, Мастер посмотрел на пыльное окно, сквозь которое пробивается красноватый закатный свет, теряясь в пыльном стекле бутылок, расставленных за стойкой.
— Кистима помнишь?
— Конечно, — ответил Чен.
— Так вот — я обещал хану вывести казаков под кыргызские сабли.
— Зачем? Чтобы кыргызы взяли город?
— Ни в коем случае! Нужно, чтобы победа не досталась ни той, ни другой стороне. Но свести все к ничейной перестрелке не годится — если кыргызы просто поскачут вокруг острога, а казаки просто постреляют в них со стен, это ничего не даст. Задача в том, чтобы обе стороны значительно ослабили друг друга. Значительно! А для этого нужно вывести казаков за стены. А вывести можно, только если напустить их на Кистимовых родичей, уходящих или якобы уходящих в степь.
— Так в чем проблема?
— Кистим здесь. Хочет говорить с воеводой. С помощью нашего Андрея.
— О чем они собираются говорить?
— Кистим будет просить разрешения своему роду перейти на Красный Яр, под защиту русских. То ли правда уходить не хотят, то ли воеводу отвлекают, чтобы уйти без шума. Но и то и другое нам не подходит. Найди Кистима, говори ему, что хочешь, но он должен уйти из города! А если и род его двинется, совсем хорошо будет. Ты понял?
— Да, Ши-фу. А если его… — Чен провел рукой по горлу.
— Не показывай на себе.
— А все-таки?
— Не сейчас. И не ты.
— Ладно, — вздохнул Чен, — подумаем.
Заскрипела входная дверь, и в кружало сунулся Гришкин дружок, недавно побывавший в Кистимовом аркане. Оглядев заполненный кабак, он подошел к их столу и что-то прошептал Чену на ухо.
— Договорились. — Чен отсыпал ему горсть серебряных монет. — Задаток. Остальное против товара.
— А курвенка тово?
— Его мы с собой приведем.
Получив монеты, Гришкин кореш сразу ушел.
— Договорились? — спросил Мастер.
— Да, Ши-фу.
— Тогда идем.
Они поднялись, вышли из кабака и разошлись в разные стороны. Чен направился на рынок, в конский ряд.
Солнце уже склонилось к закату. Узкая долбленка, которой правил чернявый парень с перевязанной головой, скользила по играющей бликами воде. Долбленка ткнулась в берег рядом с покосившейся баней, парень свистнул. Из бани показался мужик постарше. Вдвоем они выгрузили из лодки длинные тяжелые свертки и занесли их внутрь. Когда закончили, чернявый прыгнул в лодку и двинул вниз по течению, а дружок его снова скрылся в бане.
Торг кончился, рынок опустел. Кистим уж собрался уводить непроданных лошадок, когда путь ему неожиданно преградил Чен.
— Помнишь меня? — спросил китаец.
— Помню, — бесстрастно ответил Кистим, — много говоришь.
— Сейчас мало скажу. Мало и быстро.
— Говори.
Кистим взял своего коня за повод, кивнул напарнику, чтоб тот забирал коней, а сам неторопливо двинулся к выходу из города. Чен — за ним.
— Я только приехал, — начал Чен, — на лодке плыл, заезжал на Бирюсу, к русским, которые по-старому молятся.
— Знаю таких.
— А Дмитрия знаешь?
— Лодки делает? Белый волосом. Знаю.
— Вот он меня и привез.
— Зачем Дмитрий на Красный Яр приехал? — без всякого интереса спросил Кистим.
— Рыжую девку знаешь, Старостину дочку? С моими до Красного Яра в лодке ехала, хотела на ярмарке погулять. Одно место, видать, у нее чешется. А Дмитрий со мной приехал, попозже. Староста его послал, девку забрать.
— Зачем дочку увозить? — Кистим слегка насторожился.
— Ты же знаешь людей с Бирюсы, у них кругом уши. Так вот, Дмитрий говорит, что красноярский тайша казаков пошлет по Енисею — и к ним, и к вам. Узнали, говорит, что раскольники лодки для кыргы-зов строят и потому надо те лодки сжечь или на Красный Яр приплавить. И про ваш отход узнали — старый китаец, что в степи с нами был, сегодня к тайше ходил.
— Я видел!
— Ну вот. А главное, — Чен склонился ближе к уху Кистима, — они узнали про Ханаа, жену твою. Сам видишь, в Красноярске баб мало, их из России на лодках привозят. А тут такая «фэй»… э-э-э, коасавица — много охотников найдется. Да хоть и сам тайша, хоть куда еще мужик.
— Молчи!!! — яростно оборвал его Кистим.
— Да мне-то что? Я отсюда уйду скоро, в Китай поеду. — Чен помолчал немного. — А в степи кыргызы войско собирают.
— Так то на джунгар… — откликнулся Кистим.
— Это мы с тобой знаем, что на джунгар, — развел руками Чен. — Думаешь, русские этому поверят?
— Но это правда.
— Ну и что? Все равно красноярский тайша озаботится, и уж на вас, бывших кыргызских данников, в первую очередь казаков напустит. Хотя бы просто посмотреть, что у вас там происходит. А доберутся к вам казаки, жену твою быстро используют — не знаешь, что ли, как они улусным бабам подолы задирают?
Кистим подумал немного и спросил:
— Зачем ты мне это говоришь?
— Чудак, я же в Китай степью поеду. Мне там врагов не надо.
— Каких врагов? Почему?
— Да родственников жены твоей. Случись что с дочкой, ее родня со всех спросит, кого рядом видели. Что ж я, кыргызов не знаю?
Ворота остались позади, впереди лежал луг, освещенный закатным солнцем, пересеченный длинными тенями близких сосен.
— Уходить надо, — подумав, сказал Кистим, — а уходить долго: cкoт гнать, припас, вещи везти. Уходить надо!
— Ну да. Завтра, может, поздно будет. А так, если до Хоорая и не дойдете, кыргызов на пути встретите — так и так казаки вас не достанут. Может, успеешь.
Кистим, не ответив, взлетел в седло, и вскоре стук копыт стих за темным сосновым бором.
Насвистывая китайскую песенку о глупом барсуке и трех гималайских медвежатах, Чен с довольным видом повернул в город.
Узнав еще утром, где живет торговый человек Вы-ропаев, Андрей после обеда заглянул к нему. Дома того не оказалось, о чем из-за закрытой калитки сообщил сварливый бабий голос, добавив, что «к Мишке все хо-дють и ходють, да все неруси каки-то». Похоже, поутру у Выропаева побывал Мастер. Зачем — хотел купить оружие? Для кого — для кыргызов? И если не смог купить, что он теперь предпримет?
Проходя через опустевший, замусоренный рынок, перед какой-то наспех сколоченной сараюшкой Андрей заметил знакомую женскую фигуру в темном ситцевом сарафане.
— Глаша! — окликнул Андрей еще издалека.
— А, женишок, — усмехнулась Рыжая, обернувшись на его голос, — я тя днем искала.
— На ловца и зверь бежит. А зачем искала?
Андрей говорил, не торопясь, стараясь справиться с неожиданно накатившим волнением. Все так же посмеиваясь, женщина молчала, щелкая кедровые орешки. Опытным глазом Андрей видел, что перед ним настоящий мастер — она раскалывала орех поперек, чуть повернув в зубах, — совершенно сухие скорлупки были разделены точно, словно разрезаны, открывая аппетитное, маслянисто-желтое ядрышко.
— Так зачем искала-то? — повторил Андрей вопрос.
— Да што ж, — стрельнула она глазками из-под платка, — Митрей с вестью явится, дак куды ему ит-тить? Где искать-то вас будет?
— Ясно. Пойдем, покажу.
Они двинулись с рынка в сторону речки Качи, где стояла их избушка.
— А где ты живешь в Красноярске? — спросил Андрей, подсознательно ожидая чего-то типа «Третьего микрорайона» или «улицы Ленина».
— У тетки Марфы в дому. У ей все нашенские стоят, ковды на Красном Яру бывают.
— Есть и другие ваши, кроме тех, что на Бирюсе живут?
— Все-то те знать надо! Пристал, прям репей!
И снова щелк да щелк, и только глазки мелькали из-за платка. Они спустились Качинской улицей, ведущей к закрытым сейчас городским воротам. Отсюда уже можно было разглядеть их покосившуюся халупу.
— Вон тот дом, видишь? В нем мы и живем, — указал Андрей.
— Тоже дом! Курей токо держать али свинью.
— Что поделаешь. Да и это ненадолго.
— Вона что… — Веселье в ее голосе вдруг пропало. — И куды ж ты потом?
«Далеко и надолго», — только и пришло в голову.
— Далеко, Глаша.
Они остановились в тени, падающей от высокого амбара, которая протянулась через улицу, залитую красным закатным светом, прыгая на кучах золы и засохших тележных колеях. Глаза глядели в глаза — женские казались огромными, как озера, — мелкие, прозрачные до радужного дна и провально-глубокие в черных кругах зрачков. Андрей поправил рыжую прядь, выбившуюся из-под темного платка, женщина несмело приникла к нему, положив руки на плечи.
— С собой забери, — прошептала она ему, опустив глаза, — ить хорошо было…
Андрей легонько, чуть касаясь, провел губами по длинной белой шее, легко обвел ладонью остро-вытянутую, но мягкую грудь, потом худую спину, крепкие круглые ягодицы. Голова закружилась от отчетливого, но чистого запаха молодой женщины.
— Давай к нам зайдем, — прошептал он, сдвинув рыжий завиток ей с уха, — зайдем, как люди ляжем…
— А вот и не зайду я к тебе, женишок! — внезапно расхохотавшись, отпрянула от него Рыжая.
— Это почему? — несколько опешив, спросил Андрей.
— Да ить первый день седни! Вчера б вечор пошла с тобой, а ноне — извиняй!
«Вот, черт, непруха!»
— А ну тебя! Иди к своей Марфе, раз нельзя.
— И пойду, дак тя не спрошусь! На-ко вот, пош-шелкай, — высыпала она ему оставшиеся орехи.
— Митрея к вам пошлю! — крикнула Глаша, обернувшись уже издалека, и скрылась за поворотом потемневшей улицы.
С чувством легкого разочарования Андрей направился к избушке, к которой с другой стороны, негромко насвистывая, спускался и Чен.
Внутри пахло дымом, у очага сидел Мастер, хворостинкой пошевеливая угли.
— А-а, явились! И оба сразу, — поприветствовал он их, заглядывая в котелок. Все сели по-турецки на пол, разлив чай по чашкам и разложив рыбный пирог на чистой тряпице.
Были ли эти трое настоящей командой? Нет, конечно. Но судьба свела их, и выжить они могли только вместе. «Когда три человека живут под одной крышей и делят между собой обязанности, тогда проявляется облик Дао», — писал историк восемнадцатого века Чжан Сюэчен.
— А мне нравится здешняя еда, — заявил Чен, подцепляя кинжалом кусок пирога с рыбой, — и девки местные нравятся. Да вот не добраться до них, все-то я в делах, в заботах.
— Как прошел разговор? — поинтересовался Мастер.
Чен молча скосил глаза в сторону Андрея.
— Что нужно сделать с человеком, который вот так стреляет глазами? — спросил господин Ли Ван Вэй, показав на Чена.
— Сбить ему мушку с прицела, — мрачно ответил Шинкарев, сжав кулак.
— Говори, — приказал Мастер Чену.
— Кистим уехал. Его род уйдет в ближайшее время.
— Под Красноярск? — спросил Андрей.
— Нет. В степь, к кыргызам.
— Почему?
— Приближаются главные события, ради которых мы и попали в это время и место. И ты должен решиться. — Мастер пошевелил палочкой очаг, по углям пробежала быстрая оранжевая змейка.
— На что?
— Избавиться от иллюзий.
— Каких иллюзий?
— Что окружающие люди принадлежат к твоему народу. Что ты им чем-то обязан. Что некоторые из них дороги тебе. Что твии действия должны определяться эмоциями и привязанностями, а не разумом.
— Если я буду действовать и мои действия будут определяться этими, как вы сказали… иллюзиями — что будет?
— Очень плохо будет.
— А точнее?
— Неизвестно. Непредсказуемо. Цепь неизвестных и непредсказуемых событий.
— Это и есть самое худшее?
— Да.
Андрей помолчал, обдумывая сказанное. Может, и так. Может, прав китаец. А может, и нет. Может, это то, на что не хватает мудрости «земного Пути»— принять неизвестность как благо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55