Некоторые потянулись за телефоном к самому краю. Поверхность столика была в нескольких местах запятнана кровью. Пятна эти больше всего походили на отпечатки правой руки Филлис. В крови был и карандаш.
Сопоставив все эти детали, я вполне отчетливо увидел картину последних минут жизни Филлис. После того, как убийца ушел, она подползла к столику, дотянулась до телефона, но, поднеся трубку к уху, поняла, что он мертв.
Надеюсь, она не сообразила, как много общего было у неё в тот момент с этим мертвым аппаратом.
Осознав, что она не сможет самолично сообщить имя преступника, Филлис дотянулась до стопки бумаги. На мягкой поверхности ковра написать ничего не удалось, поэтому она облокотилась на стол. Об этом говорили жуткие кровавые пятна на краю.
Я заморгал и подавил тошноту. Наверное, Филлис потратила весь остаток сил на эту записку, и, падая, увлекла за собой бумагу и карандаш. Но что же означала семерка? Счастливая семерка? Для Филлис она явно не была счастливой.
Однако, времени на размышления у меня не было. Нужно срочно сообщить Верджилу об убийстве, иначе он меня по головке не погладит. Он и так брюзжит из-за того, что я вмешиваюсь в его расследования, а уж если он заподозрит, что я затеял собственное дознание, от меня живого места не останется. Позвонить отсюда было невозможно, поэтому я сел в машину и отправился на поиски ближайших соседей Филлис.
Угадайте, кто оказался ближайшим соседом Филлис? Хозяин свинофермы на пригородном шоссе.
Эти свиньи, наверное, чем-то больны, и их постоянно тошнит. Когда я вышел из машины и глотнул этого запаха, желудок мой мучительно сжался.
Хозяин, который открыл мне дверь, испытал, видимо, то же самое, когда обнаружил на своем крыльце не свинью, а человека. Но я решил, что это с непривычки, ведь сюда, скорее всего, нечасто заглядывают гости. По вполне понятным причинам.
Мы стояли и удивленно пялились друг на друга. Говорят, люди чем-то похожи на своих домашних животных. В данном случае сходство было ужасающее. Толстый, лысый коротышка с маленькими карими глазками, круглыми розовыми щечками и седой щетиной на подбородке, в линялом комбинезоне, туго обтягивающем массивное брюхо, — Хряк, да и только, — босой, в белой футболке, усеянной коричневыми пятнами. Думать о происхождении этих пятен не хотелось. Но я думал против желания.
Хряк таращился на меня ещё несколько мгновений, потом повернул голову и сплюнул. Я не видел, стоит ли у его дверей плевательница, но надеялся, что стоит.
— Здравствуйте, я…
Больше я ничего не успел сказать, Хряк прервал меня — чем бы вы думали? — хрюканьем.
— Да знаю я, кто ты такой. Ты братец Элмо Блевинса, прально? Ты этот, как его… — он косился на меня сквозь прищуренные глазки, пытаясь вспомнить.
Я кивал. К этому привыкаешь в наших местах. Я мог человека отродясь не встречать, и все же он меня знал. По крайней мере, так я думал, пока Хряк не закончил свою мысль:
— …ты преступник!
Я резко перестал кивать.
И к этому привыкаешь в наших местах. Кто-то знает кого-то, кто знает кого-то, кто, в свою очередь, знает кого-то, кто знает тебя. В такую игру мы играли в младших классах: по кругу шепотом пускают историю, и дойдя до последнего игрока, он даже близко не напоминает свою начальную версию. Так и сейчас. Хряк, наверное, краем уха слышал, что я имею какое-то отношение к закону. Просто, благодаря «испорченному телефону», я очутился на другой стороне этого самого закона.
Не удивительно, что он так испугался, увидев меня на пороге.
Я терпеливо улыбнулся.
— Насчет того, что я брат Элмо — Хаскелл Блевинс — вы не ошиблись. Но я частный детектив, — я замолчал, как бы предлагая Хряку представиться самому. Но он продолжал молча щуриться, и я понял, что он не желает вступать ни в какие отношения с человеком, портрет которого в ближайшем будущем поместят в графе «Особо опасен».
Я улыбнулся ещё шире и поспешно проговорил:
— Мне необходимо воспользоваться вашим телефоном. Вы позволите?
Хряк отступил на шаг, словно для того, чтобы иметь возможность оперативно захлопнуть дверь при малейшей опасности. Я так и ждал, что он ответит что-нибудь в духе «Нет, нет и нет, клянусь каждой щетинкой на моем подбородке!». Но он покачал головой и пробубнил:
— Не-а, никакой ты не детектив. Я другое про тебе слыхал, — и взялся за ручку двери.
Я поспешил улыбнуться ещё шире.
— Я раньше работал полицейским. В Луисвиле. Может, вы это слышали.
Хряк качал головой и щурился.
— Не-а, нет. Са-авсем не это. Ничё па-адобного, — он прожевывал окончания и безбожно растягивал гласные. — Слыхал я, чё про тебе грят: что ты недавно из тюряги вышел.
Вот это здорово! Я, конечно, порядком подустал от службы в Луисвиле и рад был удрать оттуда, но все же мне никогда не казалось, что работа в полиции сродни пребыванию в каталажке. От улыбки у меня уже щеки болели.
— Послушайте, я, честное слово, работал в полиции, и сейчас я, честное слово, частный детектив, и мне, честное слово, необходим телефон, чтобы доложить шерифу об… — черт, чуть было не сказал «об убийстве». Тогда бы Хряк наверняка решил, что это я повинен в смерти Филлис. А теперь объезжаю ближайшие дома, уничтожая возможных свидетелей, видевших на шоссе мою машину. Я быстро поправился: — О несчастном случае.
Вместо ответа Хряк снова сплюнул.
До меня запоздало дошло, что когда люди пользуются плевательницей, должно раздаваться металлическое «дзинь». Я же ничего подобного не услышал. Хотя прислушивался. Очень чутко прислушивался.
После чего улыбка моя, должно быть, стала окончательно фальшивой. Может быть, именно поэтому Хряк разрешил мне позвонить, но при одном условии: если я не буду заходить в дом. Шнур у его телефона был, наверное, длиной с милю и дотянулся до крыльца.
Я же, после того как понял, что плевательниц в доме нет, не слишком-то и возражал.
Верджил проявил чудеса тугодумия.
— Что? — переспросил он. — Несчастный случай?
Мне не хотелось озвучивать все подробности, пока Хряк, щурясь и плюясь, пялился на меня из-за москитной сетки.
— Верджил, в доме Филлис Карвер произошел несчастный случай. Приезжай НЕМЕДЛЕННО!
Верджил продолжал тупо повторять:
— Какой такой несчастный случай?
Хряк старательно тянул шею, вслушиваясь. Не объяснять же по телефону, что убийство Филлис вряд ли можно трактовать как трагическую случайность. Содеянное явно носило целенаправленный характер. Я вздохнул и, оттащив телефон от дверей насколько позволил шнур, закричал сдавленным шепотом:
— Верджил, несчастный случай вроде того, который приключился шесть недель назад, на птицеферме, помнишь?
Может быть, я был слишком прямолинеен. Верджил испустил такой вопль, будто это он был жертвой, а вовсе не бедная Филлис.
— О НЕ-Е-ЕТ! О Боже! Боже-боже-боже… Не хочешь же ты сказать, что ее…
— Да, Верджил, да, — произнес я как можно мягче.
Так. Верджил воспринял новость гораздо хуже, чем я предполагал. Я же говорил, к правонарушениям в округе Крейтон он относится как к личному оскорблению. Верджил убежден, что люди преступают закон только ради того, чтобы позлить его.
— О боже-боже-боже! Ой, мамочки, царица небесная! — и прочее, в том же духе. — Ужас, ужас, правда? Кошмар, кошмар, Господи!..
Мне пять раз пришлось повторить имя шерифа, прежде чем удалось вывести его из прострации. Вот как это звучало.
— Верджил. Верджил. Верджил! ВЕРджил! ВЕРДЖИЛ!!!
Ох, зря я это сделал. Фраза, которую он произнес после, заставила меня крепко пожалеть об этом.
— Боже мой, Хаскелл, всюду, где ты появляешься, кто-нибудь умирает!
Ну, это, допустим, небольшое преувеличение. Я здесь целый год нахожусь, а убитых всего двое. Можно подумать, меня пора называть Хаскелл Моровая Язва. Читая мои мысли, Верджил добавил:
— От тебя скоро будут бегать, как от чумы!
Нет, от переизбытка доброты наш шериф не умрет.
— Я тут не при чем. Меня там даже не было. Я эту женщину едва знал… — Хряк по-прежнему глазел на меня, нервно гоняя табачную жвачку по всему рту. Я, кажется, выбрал не самый удобный момент, чтобы доказывать, что не являюсь Поцелуем Смерти в человеческом обличье. — Верджил, ты можешь сейчас приехать?
Я объяснил шерифу, как добраться до дома Филлис — задачка не из легких — и повесил трубку. Глазки-щелочки Хряка глядели с недоверием и подозрительностью, когда я отдавал ему телефон.
— Благодарю за помощь, — сказал я, с трудом растягивая губы в улыбке.
Он даже не моргнул.
— Эй, так ты гришь, Филлис Карвер попала в аварию на дороге? «ауарию», произнес он. — Чёй-то за авария-то? — Хряк даже не считал нужным притворяться, что не подслушивал.
Видимо, у него сложилось плохое мнение о хороших манерах. Мне показалось, что врать дальше бессмысленно. К вечеру весть о смерти Филлис разнесется по всей округе.
— Вообще-то это была не авария, — сказал я. — Филлис уби…
И тут Хряк резко захлопнул дверь перед моим носом.
Я вздохнул и зашагал к машине, стараясь идти походкой не-преступника, поскольку спину мне жег взгляд хозяина. Весьма вероятно, что у Хряка на стене висело ружье — чтобы убивать свинок и нагонять страху на непрошеных гостей.
Я забрался в пикап и рванул к дому Филлис. Хорошо еще, что Хряк не слышал фразу Верджила о том, что люди погибают, где бы я ни появился.
В ожидании криминалистов, я решил ещё раз осмотреть дом. По крайней мере, занятие повеселее, чем сидеть в гостиной и разглядывать тело несчастной Филлис. К тому же, Верджил ни за что не позволит мне совать нос куда не следует. Наклеит повсюду желтой ленты-липучки, а меня выдворит наружу.
Можно подумать, преступление — его любимая игрушка, которой он не хочет ни с кем делиться. Пока я работал детективом, меня пару раз пытались убить, прокалывали шины, собаку мою чуть не отравили, и сам я однажды очутился на больничной койке. И Верджил каждый раз волосы на себе рвет от зависти. Считает, что я забираю себе всю причитающуюся ему славу. Организовать, что ли, парочку покушений на его жизнь, чтобы ему полегчало?
Я обошел комнаты, проверяя шкафы и ящики вдвое тщательнее, чем в первый осмотр. И натянул резиновые перчатки, которые на всякий случай храню в бардачке, чтобы Верджил не обнаружил повсюду моих отпечатков. Через некоторое время я понял, что крадусь на цыпочках, настолько непривычной казалась тишина без трескотни Филлис.
Я весь дом перерыл, прежде чем нашел хоть что-то заслуживающее внимания. Дела у Карверов шли из рук вон плохо. В магазине армейских подержанных вещей можно найти мебель получше. Одежда у Филлис была плохонькая и далеко не новая. У мужа гардероба был посолиднее. Клодзилла могла бы дать Филлис несколько уроков, как жульничать с кредитной карточкой.
В конце концов, мне повезло. В столе у кровати Филлис я нашел небольшую записную книжку в обложке из ледерина. Ледерин — слово красивое, а на деле означает обычный коричневый пластик. Книжка лежала поверх бумаг в нижнем правом ящике. Помня о записке, я пролистал её до страницы номер семь — буква Л. На странице было выведено единственное имя — Рута Липптон. Адрес и телефон.
Я, признаться, не знал, что и думать. Неужели простое совпадение? И возможно ли, чтобы Филлис, дважды раненая, точно вспомнила, что именно и на какой по счету странице записано в её записной книжке? Ох, сомневаюсь. Я, например, если у меня что-нибудь болит, — пусть это будет даже сорванный заусенец, не то что пара пулевых ранений — не смог бы сказать даже с какой буквой начинаются имена моих знакомых. А о том, что эти страницы пронумерованы, я и вовсе понятия не имел.
Я пролистал всю книжку, просто чтобы выяснить, какие ещё имена там есть. Вот Джун и Уинзло Рид, а вот Верджил — на страничке с буквой Ш, Шериф. Честно говоря, в этой книжонке уместилась добрая половина Пиджин-Форка. Я даже себя отыскал на страничке с буквой Б, с номером телефона и адресом конторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32