— А ты действуй, атакуй по всему фронту, — сказал Юрий Петрович. — Где споткнёшься, упадёшь, целуй мать сыру землю, становись на ноги и опять вперёд. Часто мы проигрываем оттого, что вешаем нос раньше времени.
— Есть вещи невозможные. Стену головой не прошибёшь.
— Кто сказал?
— Я говорю. И все, между прочим, так говорят.
Юрий Петрович, загадочно улыбнувшись, облокотился на стол. Погладил рукой свои длинные волосы на затылке.
— Древние китайцы, — сказал он, — с детства носили на головах колодки из дерева, чтоб череп был высокий, как огурец. Была у них одно время мода на красивые черепа. Одень на себя такую колодку и бейся о стену, не переставая, то лбом, то затылком. Одолеешь любую стену.
— За какое время? — спросила Инна.
— Это будет зависеть от того, как будешь трудиться и какая стена. Думаю, что в самой мощной каменной стене через двадцать лет можно проделать отверстие.
— Стало быть, — рассудила Инна, насмешливо прищурив глаза, — человека и подавно можно одолеть? За двадцать-то лет?
— Можно, — подтвердил Добровольский. — В этом я абсолютно уверен.
— А каким оружием пользоваться? — спросила Инна. — Деревянной колодкой на голове?
— Лучше — кокетством.
— Ты вообще-то когда-нибудь страдал?
Юрий Петрович помедлил с ответом, слегка прищурив глаза и испытующе глядя на собеседницу.
— Вообще-то было, — сказал он наконец. — И не жалею, потому что если бы не страдал, не имел бы мировоззрения.
— Странно.
— Ничего странного. Прежде чем иметь какую ни на есть систему взглядов, надо её выстрадать. В ранней молодости, в период становления личности, так или иначе все страдают. Кто больше, кто меньше. И я страдал. Несколько больше, чем прочие, но не до сумасшествия, конечно, не растворялся в своём страдании как в серной кислоте, а постоянно искал выход из трудного положения. Искал истину. Когда на душе нехорошо, появляется стимул лишний раз пораскинуть мозгами. Так что, милая моя, страдать полезно.
— Ну, если полезно, значит ты не отказываешь себе в этом удовольствии и поныне?
— Отказываю, — улыбнулся Юрий Петрович. — Как личность я созрел, и это удовольствие теперь мне ни к чему.
— Ага. Значит созрел. То-то у тебя никаких проблем. Интересно, как ты уходишь от экстремальных ситуаций?
— Когда голова варит, и все в ней разложено по полочкам, экстремальных ситуаций не бывает.
— Ясно, — сказала Инна. — Допустим, что ты прав: голова моя не варит, и вместо мозгов у меня кукурузная каша. И всё-таки, я хотела бы понять своей глупой головой, как ты избавляешься от серьёзных проблем? Есть всё-таки какой-нибудь секрет?
Юрий Петрович закатил глаза кверху.
— Скажи, есть секрет? — домогалась Инна.
— А я никогда не делаю ставку на стопроцентный успех, а стало быть, никогда не обманываюсь. Вот и весь секрет.
— Стало быть, ты заранее планируешь неудачу? — Совершенно верно.
— Какое же от этого удовольствие?
— Удовольствия, конечно, никакого. Но и проблем никаких. В любом серьёзном деле заранее планируя неудачу, я готовлю запасные варианты, с позиций которых неудача не кажется такой уж страшной или кажется совсем не страшной. Как правило готовлю несколько вариантов. Они играют роль отдушины. Когда их много, они быстро гасят отрицательные эмоции.
— А одна отдушина не спасёт?
— Спасёт и одна, но желательно иметь запас прочности — несколько отдушин.
— Да, — сказала Инна, вздохнув. — Свалить тебя невозможно, даже если удары судьбы будут сыпаться на твою хитроумную голову один за другим всю жизнь.
Юрий Петрович самодовольно откинулся и заложил правую руку за спинку стула — была у него такая манера сидеть на стульях.
— Как бы мне научиться так изворачиваться, — сказала Инна. — Можно этому научиться?
— Этому не учатся, — сказал Юрий Петрович. — Это приходит само собой.
— Но ведь что-то же способствовало твоему развитию именно в таком направлении, — убеждённо сказала Инна. — Вот мне интересно — что тебя толкнуло на такой путь?
— Любопытство, — сказал Юрий Петрович с улыбкой и, помедлив, прибавил: — Я с детства совал нос всюду. Все меня интересовало. А слишком любопытных бьют. А когда бьют, надо изворачиваться. С этого, наверно, и пошло. И кроме того я не люблю неясностей. Все предо мной должно быть предельно чётко. А неясностей вокруг много, они порождают всякие вопросы, и я пытаюсь на них ответить. Это своего рода — гимнастика ума. Делаю её ежедневно. Тоже, наверно, приносит свои плоды.
— Не наверно, а наверняка, — сказала Инна. — Это называется философский склад ума, и нечего пудрить мне мозги. Значит, ты прирождённый философ, — разочарованно произнесла Инна. — Неужели все философы такие вот изворотливые и хитрые?
— Не знаю. Дружбы с ними не вожу.
— Ты ошибся кафедрой.
— Не думаю. Мне нравится моя работа.
— Неужели у тебя и сейчас есть какие-нибудь вопросы, на которые пока нет ответа?
— Представь себе — есть, — сказал Юрий Петрович. — С десяток наберётся.
— Интересно, какие?
— Хочешь помочь?
— Где уж нам уж! Но всё-таки интересно.
— Хорошо, давай потолкуем.
— Давай.
— Тогда договоримся так. Сначала я перечислю их, а потом, если у тебя возникнут какие-нибудь мысли, подскажешь мне пути решения того или иного вопроса. Договорились?
— Договорились.
— Итак, — сказал Юрий Петрович, почувствовав себя на любимом коньке лектора, приковывающего к себе внимание всех и каждого. При этом он поднял узкие ладони с растопыренными пальцами и плавно положил их на стол: — Итак, первый вопрос. Иногда бывает такая ситуация: рассудок говорит одно, сердце подсказывает другое. Если подчиниться рассудку, будешь тяжело страдать, если прислушаться к зову сердца и поступить так, как оно подсказывает, можно влипнуть в историю, последствия которой непредсказуемы. Как правило в таких ситуациях найти компромиссное решение или золотую середину невозможно. Надо выбирать либо то, либо другое. Так какое же из двух зол наименьшее?
Второй вопрос. Известно, что основа всего сущего — питание. Следовательно, духовные запросы тоже надо как-то удовлетворять. Так сказать, питать свою душу. Меня интересует оптимальный режим, который бы никогда, даже в глубокой старости не давал места скуке и плохому настроению.
Третий. Источник духовной жизни — духовная пища. Главным образом — информация. Меня интересует удобный способ выхватывать самое вкусное из громадной лавины информации.
Четвёртый. Поскольку все в природе подвержено переработке: камень превращается в песок и пыль, нефть в результате крекинга — в бензин и мазут, бензин в двигателях внутреннего сгорания в энергию колёс и в выхлопные газы и т. д., информацию тоже надо перерабатывать, причём желательно перерабатывать так, чтобы она усваивалась полностью, как шоколад. Как этого добиться в наше время, когда количество помех возрастает, а темп жизни становится воистину бешеным?
Пятый. Сознание так устроено, что легко может скользить от положительных явлений к отрицательными наоборот. Если бы оно не обладало таким свойством и стопорилось, сосредотачиваясь на чём-либо одном, наша земля была бы сплошным сумасшедшим домом. Но при желании мы можем сосредоточиться на чём-либо хорошем довольно долгое время. Поскольку положительных или отрицательных людей в чистом виде нет, а есть люди, у которых преобладает либо то, либо другое, то можно не только отрицательного человека перевоспитать в положительного, если, конечно, он не сопротивляется воспитательным мерам, но возлюбить любого негодяя, сосредоточившись на каком-нибудь крохотном одном-единственном его положительном качестве. Следовательно, Христос, призывая возлюбить ближнего, не требовал невозможного. Действительно можно возлюбить ближнего. Так почему же я люблю только самого себя и никого больше? Мать не в счёт. Мать личность неприкосновенная. Её нельзя любить или не любить. Её нужно чтить и поклоняться ей, как это делают литовцы, даже если она повинна во всех смертных грехах.
Шестой. Люди по природе своей эгоистичны. Так уж мы устроены, что каждый из нас, пусть даже самый работящий, который вырабатывает две нормы в смену и произносит на собраниях патриотические речи, каждый прежде всего думает о себе, о своей славе или заработке. Как правило, эти люди не столько любят славу, сколько деньги. Между прочим, это явление нормальное. Оно обеспечивает биологическую жизнестойкость и двигает вперёд производство. Взглянем на одержимого трудом человека с другой стороны. Зарабатывая славу и деньги, он трудится не покладая рук, естественно, для людей — ведь плодами его труда пользуются другие, и получается, что вся жизнь героя труда благородное подвижничество ради людей. Благородство и эгоизм — суть две вещи противоположные, понятия антиподы. Где истина? Кто объяснит этот парадокс? И прав ли Пушкин, утверждая, что гений и злодейство несовместимы? Если можно совместить благородство и эгоизм, то почему не совместить такие понятия как гений и злодейство? Гёте — общепризнанный гений. Он говорил, что человек — это вселенная. И в этом смысле был гуманистом. Но он же говорил и другое: лучше несправедливость, чем непорядок. Попросту говоря, санкционировал злодейство и террор во имя укрепления власти.
Седьмой вопрос. В природе господствует принцип троичности. Только не подумай, что я имею в виду божью троицу. Бога отца, Бога сына и святого духа оставим в покое. Я имею в виду то, что всё, что имеет место в природе, с точки зрения нашего восприятия делится на три категории: прекрасное, терпимое и нетерпимое. В каждом человеке также заложено три начала, из которых развиваются его прекрасные качества, терпимые и нетерпимые. Ведь преступник не рождается преступником, а прокурор становится прокурором вообще по случайному стечению обстоятельств. Среда сформировала пристрастия, и в какой-то момент внешние обстоятельства повлияли на человека в ту или иную сторону, и он становится либо преступником, либо прокурором. Я не люблю копаться в грязи, не люблю скуку и серость, и меня интересуют в человеке только прекрасные качества. Они расцветают в молодом и зрелом возрасте. В пожилом возрасте их становится все меньше и меньше, а нетерпимых качеств становится всё больше и больше. У женщин этот процесс несколько ускорен, тогда как не только им, но и нам, мужчинам, очень хотелось бы, чтобы всё было наоборот. Но природа рациональна. Она ничего не делает зря. Значит, в этом скрыт какой-то положительный смысл. Какой?
Восьмой вопрос, который волнует меня больше всего. Мужчина по природе своей полигамен, как петух. И как бы он не любил свою жену, всё равно будет заглядывать на других женщин. Значит, жить в паре с кем-то всю жизнь для мужчины противоестественно. Об этом говорил ещё Диоген. Философ знал, что в мужчине заложена полигамность и считал многожёнство и случайную связь вполне нормальным явлением. Над его доводами смеялись. Ему не верили. Современная наука доказала: да, мужчина полигамен. В нём заложены точно такие же полигамные задатки как у петуха. И вот у меня в связи с сенсационными открытиями современной науки, подтвердившими гениальную догадку философа, возникло противоречие. Должен ли я, поборник философии Диогена, строить новую ячейку государства сомнительной прочности? А с другой стороны, если влюблюсь по уши, то куда деваться? Пойду не только в Загс, но и полезу к чёрту на рога.
Девятый вопрос из области феноменологии духа. Кстати, о поговорке «в здоровом теле здоровый дух». Все как раз наоборот: здоровый дух обеспечивает здоровье телу. Но чтобы обеспечить здоровый дух, надо уметь презирать то, ради чего люди дерутся друг с другом. Это очень трудно. Слишком много вокруг всяких соблазнов. Борьба идёт из-за какой-нибудь тряпки или мотора, уж не говорю о квадратных метрах жилой площади и клочках земли на огороде — тут иногда борьба идёт не на жизнь, а на смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70