Она слышала, что серебро чистят нашатырем, вдруг и подстаканники отчистятся?
Накапав на ватку небольшое количество спирта, Аня начала тереть. Как же она удивилась, когда выяснилось, что серый налет очень даже быстро, сходит. Буквально через пять минут подстаканник сверкал так, что Аня зажмурилась. Оказалось, что он не однородно-серебристый, в центре узора, сотканного из переплетенных между собой листьев, имеется цветок из желтого металла. Это было очень красиво!
Аня перевернула подстаканник, чтобы протереть его дно, и с удивлением обнаружила на нем буквы «Апексимов» и цифры «1846» и «98». Неужели 1846 это год изготовления? Тогда что такое 98? Проба? Но Аня только знала 985 для серебра и 585 для золота. Однако до революции драгметаллы могли клеймить по-другому, так что все может быть…
Отставив подстаканник в сторону, Аня распахнула дверки шкафчика и начала вытаскивать из него все имеющиеся там столовые приборы. Так, ложки, вилки, эти явно копеечные; сахарница, на этой даже цена стоит «3-50»; вот небольшая вазочка из бронзы, наполненная лимонной карамелью, на вид дешевка-дешевкой, но на донышке выбит замысловатый иероглиф, не исключено, что вещь дорогая, ее она отставила в сторону… Так что там еще? О! Какая милая солоночка. Правда, грязная (создавалось впечатление, что ее специально заляпали жиром), но оригинальная: сделана в форме яичка, стоящего на подставке. Аня повертела солонку в руках, приблизила вплотную к глазам и не поверила им, когда прочитала на донышке — «Фаберже». Фаберже! Вот это да! Аня, конечно, не была знатоком антиквариата, но фамилию известного француза она слышала не раз…
Аню охватило какое-то лихорадочное волнение. Что ей теперь делать с этим богатством? Пользоваться такими дорогими вещами она не сможет из страха их попортить. Может, отчистить и поставить на видное место, пусть люди любуются… Э, нет, люди полюбуются да, чего доброго, сопрут…
Что же тогда с ними сделать?
Продать! — неожиданно решила Аня. — А на вырученные деньги купить занавески и палас. Или на палас не хватит? Или хватит еще и на диван? Боже, она совсем не ориентировалась в ценах на антиквариат… Впрочем, на диваны тоже. Она знала только, сколько стоят элементарные продукты питания и проезд в метро.
Надо все выяснить! Немедленно! Аня резко сорвалась с места, схватила полиэтилену сумку, висящую на ручке двери, сгребла в нее подстаканники, солонку и конфетницу, бросилась, было, вон из кухни, но затормозила у самого порога. Чего же она делает, хулиганка? Ведь она еще не владеет ни квартирой, ни мебелью, ни чашками-плошками… Все это пока не ее! А она уж распоряжается… Нахалка! Вот отсудят у нее все это добро злющие бабусины внуки, что она тогда будет говорить? Простите, извините, но подстаканнички я загнала, не обессудьте…
Аня тяжело опустилась на стул, не зная, что делать. Так бы и просидела до вечера, если бы в дверь не позвонили.
— Кто там? — крикнула Аня через всю квартиру. Она была уверена, что это соседи-алкаши пришли побираться, потому что к ней в гости зайти было некому.
— Откройте, милиция, — раздался в ответ грозный голос следователя Стаса, его бас ни с чьим не спутаешь.
Аня побежала открывать. Поколдовав над четырьмя замками, она распахнула дверь. На пороге, как она и предполагала, стоял Стас, усы его, как у мультяшного Бармалея, торчали, брови были нахмурена, а взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Можно? — хмуро спросил он и, не дождавшись разрешения, проник в прихожую.
— Входите, — нервно сглотнув, проговорила Аня.
— Въехала уже? А не рановато?
— Мне адвокат сказал, можно…
— Ну раз адвокат сказал, тогда конечно… — Стас озабоченно осмотрелся. — Куда пройти можно?
— В кухню. Я как раз чай пить собралась, будите?
— Давай, — кивнул он и, не разуваясь, прошлепал в кухню.
— Только у меня одна карамель. Лимонная, — Аня ткнула пальцем в горку конфет, вываленных из вазочки прямо на стол. — Хотите?
— Хочу, — буркнул он, усаживаясь на табурет.
Аня начала суетиться у плитки, а Стас, подперев худую щеку кулаком, задумчиво протянул:
— Значит, ты теперь у нас богатая невеста…
— Что? — испуганно пискнула Аня, чуть не выронив из рук заварной чайник.
— Богатая ты теперь, говорю, невеста. С квартирой, с садом…
— И кирпичным сараем, — машинально добавила она.
— Обалдеть!
— Вы издеваетесь надо мной?
— Завидую! Я вот сорок лет на свете живу, пятнадцать лет в милиции, скольким людям за время службы помог, а хоть бы одна сволочь отблагодарила… Нет, взятки, конечно, предлагают, но чтоб от чистого сердца…
Он замолчал, нервно барабаня пальцами по столу, и это молчание пугало даже больше, чем его издевательские речи.
— Вы пришли меня арестовывать? — сиплым от испуга голосом произнесла Аня.
— Чего? — обалдел он.
— Вы хотите обвинить меня в убийстве… Все думают, что это я…
— Кто все?
— Все, — выдохнула Аня и разрыдалась.
— Вот дурочка! — выругался Стас, доставая из кармана мятый, попахивающий бензином платок, и протягивая ей. — Вытрись! Вытрись, говорю, и перестань реветь… Никто тебя не подозревает, ясно?
Аня перестала всхлипывать, утерла нос платком, подняла на Стаса влажные глаза и медленно кивнула.
— То-то, — проворчал он. — А то разревелась… У тебя ж алиби, соображать надо…
— А, может, вы думаете, что я того… наняла кого-нибудь…
— Наняла! — передразнил он. — Да кого ты наймешь. У тебя ни денег, ни знакомых, проверили уже…
— А зачем же вы пришли?
— Так просто. Проведать.
— М-м-м, — удивленно промычала Аня, прозвучало это не очень красиво, по этому она решила больше не мычать, а завести светский разговор. — И как следствие, продвигается?
— Хреново продвигается… — Он недовольно пошевелил усами. — Улик нет, свидетелей нет, а подозреваемые та-а-а-акие люди, что к ним на сраной козе не подъедешь… Это ж надо! Семейка подобралась! Мафик, депутатша, поп-звезда и алигархова подстилка… И как с такими разговаривать?
— То есть подозреваемых четверо?
— Пятеро. Есть еще братец, Сергей Георгиевич Отрадов, темная лошадка, мать его… Ты его, наверное, видела. Старикашечка такой в заношенном полупердяйчике, неимущий пенсионер, ядрена вошь… А сам имеет в Светлогорске (это под Калининградом) виллу, в столице у него бизнес, капиталы за границей, а налоги не платит не тут, ни там… Как выяснилось, большой зуб на сестренку имел, но предъявляет железное алиби на момент убийства, только, сдается мне, крутит что-то… — Стас поерзал на табурете. — Я вот ведь что пришел… Ты всех их видела, так?
— Дочь не видела, она ни на похороны, ни на оглашение завещания не приходила…
— Понятное дело… Елене Бергман рисоваться не к чему. В ее официальной биографии говорится, что родители ее давным-давно умерли, а теперь, вишь, что оказывается… Бросила старуху-мать… Не помогала, не навещала… Да…
— И о чем вы хотели меня спросить?
— Мне вот что интересно… — Он нервно облизнул свои тонкие губы. — Это не для протокола, а так, между нами, девочками… На твой взгляд, кто из них мог Элеонору Григорьевну убить?
— Никто, — испуганно выкрикнула Аня.
— Они так тебе понравились?
— Наоборот, они мне жутко не понравились… Особенно внуки, они чуть не перегрызлись в кабинете… А как они бабусю ненавидели! Ужас! И Сергей этот странный какой-то… Как робот. Придет, сядет, встанет и не словечка…
— А сын Элеоноры Григорьевны? Как он тебе показался?
— Эдуард Петрович? Хороший дяденька, вспыльчивый, правда, грозный, но справедливый… И сразу видно, честный человек!
— Это Вульф-то честный? — захохотал Стас. — Да ты, Анюта, совсем в людях не разбираешься! Он вор в законе! Преступный авторитет!
— Эдуард Петрович? — не поверила Аня. — Вор?
— И убийца. Двоих убил самолично, за что, собственно, сидел, еще нескольких убрал чужими руками…
— Как это?
— Киллера нанял, как же еще! Так что, бабку, скоре всего, он замочил, но не сам, сам он давно руки не марает…
— Это не он! — неожиданно для себя вскипела Аня. — Не он! Он ее хоронил! Он любил ее… по-своему… Он не мог…
— Чтобы ты понимала, — с грустью проговорил Стас, совсем не обидевшись на Аню за ее вспышку. — Мафики они и не такое могут…
Аня, нахохлившись, уселась на табурет, ей не нравилось, что Стас обвиняет Эдуарда Петровича бездоказательно, в конце концов, нет ни одного факта, подтверждающего, что бабусю зарезал собственный сын, вот и нечего на человека наговаривать. Пока она дулась, Стас развернул одну карамельку и сунул ее в рот. Почмокав, спросил:
— Чай пить будем или как?
— Будем, — заверила его Аня. — Сейчас налью…
Она поставила на стол два стакана, заварной чайник, но тут вспомнила, что подстаканники лежат в полиэтиленовом пакете, и похолодела.
— Ты чего застыла? — удивленно спросил Стас.
— Да я это… Как бы сказать… Ну…
— Хорош квакать, говори нормально…
Но признаться в том, что она наглым образом собралась загнать чужие подстаканники, у Ани не хватило смелости. По этому она, не говоря ни слова, достала их из пакета.
— Фу какие грязные, — брезгливо сморщился Стас. — Что ж бабка помыть их не могла…
— Они окислились, — вступилась за Элеонору Аня.
— Окислились, как же… — Он отодвинул от себя подстаканник. — Я так попью… — Стас шумно втянул в себя кипяток и блаженно зажмурился. — Хороший чай…
— Да, бабуся всегда любила крепкую заварку…
— А ты зачем этот цветной лом в пакет сложила? — Он ткнул пальцем в сумку с утварью. — Выкинуть хотела?
— Нет, — поспешно заверила его Аня.
— Я бы на твоем месте выкинул… На кой черт этот хлам? Лучше чашек купить керамических… Сейчас такие прикольные есть! Мне вот коллеги на день рождения подарили с женскими титьками… — Выдав эту фразу, он немного смутился и поспешно добавил. — Но есть и обычные… С веселыми рожами и цветочками всякими…
— А можно? В смысле, выкинуть можно?
— Почему нет?
— Ну я же еще не владелица… Формально это еще не мое… Вдруг наследники все это отсудят…
— Ну и что? Думаешь, они знают, сколько ложек, сколько вилок у бабки было? Да им плевать!
— А если знают? И им не плевать?
— Скажешь, ничего не трогала, и пошлешь на хрен! — Стас поманил Аню пальцем, и когда она склонилась к нему, доверительно сообщил. — Тебе вообще бояться нечего, у тебя адвокат чумовой… Петр Моисеев, это ж глыба. Ты не смотри, что ему только 30 исполнилось, он знаешь, какой прожженный… Так что никаких проблем у тебя с наследством не будет, это я тебе точно говорю…
— Значит, мне можно даже ремонт в этой квартире сделать?
— Квартира почти твоя, делай что хочешь. Ты пока просто не имеешь права ее продавать или обменивать, документы-то еще на тебя не оформлены… — Он залпом допил чай, вытер губы рукавом, поднялся с табурета и стал прощаться. — Ладно, пошел я… До скорого… Если захочешь мне что-нибудь сообщить, звони.
Тут же в руке Ани оказалась визитка с номером телефона, не такая красивая, как Моисеевская, но тоже ничего.
— Я обязательно позвоню. До свидания.
— Эй, постой-ка… — Он шагнул к столу и сгреб с него пакет с подстаканниками. — Давай выкину, все равно иду мимо ящиков…
— Не надо! — истерично возопила Аня.
— Надо, Федя, надо… Сама ведь ни за что не решишься — будешь всякий хлам копить… А новую жизнь надо начинать с того, что выкидывать все старое! Итальянцы вон каждый новый год старье из окон швыряют, и как хорошо живут!
— Я тоже выкину! Клянусь! — пищала она, стараясь ухватиться за ручки сумки и вырвать ее из цепких милицейских лап. — Зачем вам-то беспокоится?
— Да какое беспокойство? Ты чего? Тут бачки прямо за сараями — швырну и пойду на остановку… Ладно, бывай, — приветливо кивнул Стас, после чего покинул ее скромную обитель.
Когда за следователем закрылась дверь, Аня метнулась к окну. Добежав до него, резко развернулась и понеслась обратно в прихожую. Из прихожей опять, было, рванула в кухню, но на полпути остановилась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Накапав на ватку небольшое количество спирта, Аня начала тереть. Как же она удивилась, когда выяснилось, что серый налет очень даже быстро, сходит. Буквально через пять минут подстаканник сверкал так, что Аня зажмурилась. Оказалось, что он не однородно-серебристый, в центре узора, сотканного из переплетенных между собой листьев, имеется цветок из желтого металла. Это было очень красиво!
Аня перевернула подстаканник, чтобы протереть его дно, и с удивлением обнаружила на нем буквы «Апексимов» и цифры «1846» и «98». Неужели 1846 это год изготовления? Тогда что такое 98? Проба? Но Аня только знала 985 для серебра и 585 для золота. Однако до революции драгметаллы могли клеймить по-другому, так что все может быть…
Отставив подстаканник в сторону, Аня распахнула дверки шкафчика и начала вытаскивать из него все имеющиеся там столовые приборы. Так, ложки, вилки, эти явно копеечные; сахарница, на этой даже цена стоит «3-50»; вот небольшая вазочка из бронзы, наполненная лимонной карамелью, на вид дешевка-дешевкой, но на донышке выбит замысловатый иероглиф, не исключено, что вещь дорогая, ее она отставила в сторону… Так что там еще? О! Какая милая солоночка. Правда, грязная (создавалось впечатление, что ее специально заляпали жиром), но оригинальная: сделана в форме яичка, стоящего на подставке. Аня повертела солонку в руках, приблизила вплотную к глазам и не поверила им, когда прочитала на донышке — «Фаберже». Фаберже! Вот это да! Аня, конечно, не была знатоком антиквариата, но фамилию известного француза она слышала не раз…
Аню охватило какое-то лихорадочное волнение. Что ей теперь делать с этим богатством? Пользоваться такими дорогими вещами она не сможет из страха их попортить. Может, отчистить и поставить на видное место, пусть люди любуются… Э, нет, люди полюбуются да, чего доброго, сопрут…
Что же тогда с ними сделать?
Продать! — неожиданно решила Аня. — А на вырученные деньги купить занавески и палас. Или на палас не хватит? Или хватит еще и на диван? Боже, она совсем не ориентировалась в ценах на антиквариат… Впрочем, на диваны тоже. Она знала только, сколько стоят элементарные продукты питания и проезд в метро.
Надо все выяснить! Немедленно! Аня резко сорвалась с места, схватила полиэтилену сумку, висящую на ручке двери, сгребла в нее подстаканники, солонку и конфетницу, бросилась, было, вон из кухни, но затормозила у самого порога. Чего же она делает, хулиганка? Ведь она еще не владеет ни квартирой, ни мебелью, ни чашками-плошками… Все это пока не ее! А она уж распоряжается… Нахалка! Вот отсудят у нее все это добро злющие бабусины внуки, что она тогда будет говорить? Простите, извините, но подстаканнички я загнала, не обессудьте…
Аня тяжело опустилась на стул, не зная, что делать. Так бы и просидела до вечера, если бы в дверь не позвонили.
— Кто там? — крикнула Аня через всю квартиру. Она была уверена, что это соседи-алкаши пришли побираться, потому что к ней в гости зайти было некому.
— Откройте, милиция, — раздался в ответ грозный голос следователя Стаса, его бас ни с чьим не спутаешь.
Аня побежала открывать. Поколдовав над четырьмя замками, она распахнула дверь. На пороге, как она и предполагала, стоял Стас, усы его, как у мультяшного Бармалея, торчали, брови были нахмурена, а взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Можно? — хмуро спросил он и, не дождавшись разрешения, проник в прихожую.
— Входите, — нервно сглотнув, проговорила Аня.
— Въехала уже? А не рановато?
— Мне адвокат сказал, можно…
— Ну раз адвокат сказал, тогда конечно… — Стас озабоченно осмотрелся. — Куда пройти можно?
— В кухню. Я как раз чай пить собралась, будите?
— Давай, — кивнул он и, не разуваясь, прошлепал в кухню.
— Только у меня одна карамель. Лимонная, — Аня ткнула пальцем в горку конфет, вываленных из вазочки прямо на стол. — Хотите?
— Хочу, — буркнул он, усаживаясь на табурет.
Аня начала суетиться у плитки, а Стас, подперев худую щеку кулаком, задумчиво протянул:
— Значит, ты теперь у нас богатая невеста…
— Что? — испуганно пискнула Аня, чуть не выронив из рук заварной чайник.
— Богатая ты теперь, говорю, невеста. С квартирой, с садом…
— И кирпичным сараем, — машинально добавила она.
— Обалдеть!
— Вы издеваетесь надо мной?
— Завидую! Я вот сорок лет на свете живу, пятнадцать лет в милиции, скольким людям за время службы помог, а хоть бы одна сволочь отблагодарила… Нет, взятки, конечно, предлагают, но чтоб от чистого сердца…
Он замолчал, нервно барабаня пальцами по столу, и это молчание пугало даже больше, чем его издевательские речи.
— Вы пришли меня арестовывать? — сиплым от испуга голосом произнесла Аня.
— Чего? — обалдел он.
— Вы хотите обвинить меня в убийстве… Все думают, что это я…
— Кто все?
— Все, — выдохнула Аня и разрыдалась.
— Вот дурочка! — выругался Стас, доставая из кармана мятый, попахивающий бензином платок, и протягивая ей. — Вытрись! Вытрись, говорю, и перестань реветь… Никто тебя не подозревает, ясно?
Аня перестала всхлипывать, утерла нос платком, подняла на Стаса влажные глаза и медленно кивнула.
— То-то, — проворчал он. — А то разревелась… У тебя ж алиби, соображать надо…
— А, может, вы думаете, что я того… наняла кого-нибудь…
— Наняла! — передразнил он. — Да кого ты наймешь. У тебя ни денег, ни знакомых, проверили уже…
— А зачем же вы пришли?
— Так просто. Проведать.
— М-м-м, — удивленно промычала Аня, прозвучало это не очень красиво, по этому она решила больше не мычать, а завести светский разговор. — И как следствие, продвигается?
— Хреново продвигается… — Он недовольно пошевелил усами. — Улик нет, свидетелей нет, а подозреваемые та-а-а-акие люди, что к ним на сраной козе не подъедешь… Это ж надо! Семейка подобралась! Мафик, депутатша, поп-звезда и алигархова подстилка… И как с такими разговаривать?
— То есть подозреваемых четверо?
— Пятеро. Есть еще братец, Сергей Георгиевич Отрадов, темная лошадка, мать его… Ты его, наверное, видела. Старикашечка такой в заношенном полупердяйчике, неимущий пенсионер, ядрена вошь… А сам имеет в Светлогорске (это под Калининградом) виллу, в столице у него бизнес, капиталы за границей, а налоги не платит не тут, ни там… Как выяснилось, большой зуб на сестренку имел, но предъявляет железное алиби на момент убийства, только, сдается мне, крутит что-то… — Стас поерзал на табурете. — Я вот ведь что пришел… Ты всех их видела, так?
— Дочь не видела, она ни на похороны, ни на оглашение завещания не приходила…
— Понятное дело… Елене Бергман рисоваться не к чему. В ее официальной биографии говорится, что родители ее давным-давно умерли, а теперь, вишь, что оказывается… Бросила старуху-мать… Не помогала, не навещала… Да…
— И о чем вы хотели меня спросить?
— Мне вот что интересно… — Он нервно облизнул свои тонкие губы. — Это не для протокола, а так, между нами, девочками… На твой взгляд, кто из них мог Элеонору Григорьевну убить?
— Никто, — испуганно выкрикнула Аня.
— Они так тебе понравились?
— Наоборот, они мне жутко не понравились… Особенно внуки, они чуть не перегрызлись в кабинете… А как они бабусю ненавидели! Ужас! И Сергей этот странный какой-то… Как робот. Придет, сядет, встанет и не словечка…
— А сын Элеоноры Григорьевны? Как он тебе показался?
— Эдуард Петрович? Хороший дяденька, вспыльчивый, правда, грозный, но справедливый… И сразу видно, честный человек!
— Это Вульф-то честный? — захохотал Стас. — Да ты, Анюта, совсем в людях не разбираешься! Он вор в законе! Преступный авторитет!
— Эдуард Петрович? — не поверила Аня. — Вор?
— И убийца. Двоих убил самолично, за что, собственно, сидел, еще нескольких убрал чужими руками…
— Как это?
— Киллера нанял, как же еще! Так что, бабку, скоре всего, он замочил, но не сам, сам он давно руки не марает…
— Это не он! — неожиданно для себя вскипела Аня. — Не он! Он ее хоронил! Он любил ее… по-своему… Он не мог…
— Чтобы ты понимала, — с грустью проговорил Стас, совсем не обидевшись на Аню за ее вспышку. — Мафики они и не такое могут…
Аня, нахохлившись, уселась на табурет, ей не нравилось, что Стас обвиняет Эдуарда Петровича бездоказательно, в конце концов, нет ни одного факта, подтверждающего, что бабусю зарезал собственный сын, вот и нечего на человека наговаривать. Пока она дулась, Стас развернул одну карамельку и сунул ее в рот. Почмокав, спросил:
— Чай пить будем или как?
— Будем, — заверила его Аня. — Сейчас налью…
Она поставила на стол два стакана, заварной чайник, но тут вспомнила, что подстаканники лежат в полиэтиленовом пакете, и похолодела.
— Ты чего застыла? — удивленно спросил Стас.
— Да я это… Как бы сказать… Ну…
— Хорош квакать, говори нормально…
Но признаться в том, что она наглым образом собралась загнать чужие подстаканники, у Ани не хватило смелости. По этому она, не говоря ни слова, достала их из пакета.
— Фу какие грязные, — брезгливо сморщился Стас. — Что ж бабка помыть их не могла…
— Они окислились, — вступилась за Элеонору Аня.
— Окислились, как же… — Он отодвинул от себя подстаканник. — Я так попью… — Стас шумно втянул в себя кипяток и блаженно зажмурился. — Хороший чай…
— Да, бабуся всегда любила крепкую заварку…
— А ты зачем этот цветной лом в пакет сложила? — Он ткнул пальцем в сумку с утварью. — Выкинуть хотела?
— Нет, — поспешно заверила его Аня.
— Я бы на твоем месте выкинул… На кой черт этот хлам? Лучше чашек купить керамических… Сейчас такие прикольные есть! Мне вот коллеги на день рождения подарили с женскими титьками… — Выдав эту фразу, он немного смутился и поспешно добавил. — Но есть и обычные… С веселыми рожами и цветочками всякими…
— А можно? В смысле, выкинуть можно?
— Почему нет?
— Ну я же еще не владелица… Формально это еще не мое… Вдруг наследники все это отсудят…
— Ну и что? Думаешь, они знают, сколько ложек, сколько вилок у бабки было? Да им плевать!
— А если знают? И им не плевать?
— Скажешь, ничего не трогала, и пошлешь на хрен! — Стас поманил Аню пальцем, и когда она склонилась к нему, доверительно сообщил. — Тебе вообще бояться нечего, у тебя адвокат чумовой… Петр Моисеев, это ж глыба. Ты не смотри, что ему только 30 исполнилось, он знаешь, какой прожженный… Так что никаких проблем у тебя с наследством не будет, это я тебе точно говорю…
— Значит, мне можно даже ремонт в этой квартире сделать?
— Квартира почти твоя, делай что хочешь. Ты пока просто не имеешь права ее продавать или обменивать, документы-то еще на тебя не оформлены… — Он залпом допил чай, вытер губы рукавом, поднялся с табурета и стал прощаться. — Ладно, пошел я… До скорого… Если захочешь мне что-нибудь сообщить, звони.
Тут же в руке Ани оказалась визитка с номером телефона, не такая красивая, как Моисеевская, но тоже ничего.
— Я обязательно позвоню. До свидания.
— Эй, постой-ка… — Он шагнул к столу и сгреб с него пакет с подстаканниками. — Давай выкину, все равно иду мимо ящиков…
— Не надо! — истерично возопила Аня.
— Надо, Федя, надо… Сама ведь ни за что не решишься — будешь всякий хлам копить… А новую жизнь надо начинать с того, что выкидывать все старое! Итальянцы вон каждый новый год старье из окон швыряют, и как хорошо живут!
— Я тоже выкину! Клянусь! — пищала она, стараясь ухватиться за ручки сумки и вырвать ее из цепких милицейских лап. — Зачем вам-то беспокоится?
— Да какое беспокойство? Ты чего? Тут бачки прямо за сараями — швырну и пойду на остановку… Ладно, бывай, — приветливо кивнул Стас, после чего покинул ее скромную обитель.
Когда за следователем закрылась дверь, Аня метнулась к окну. Добежав до него, резко развернулась и понеслась обратно в прихожую. Из прихожей опять, было, рванула в кухню, но на полпути остановилась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41