Самое страшное предположение, и его, увы, пока тоже отбрасывать нельзя.
Но есть ещё одно объяснение случившемуся. А если Аня металась между Залесским и Ильиным? Валерий, хотя она и любила его, был виноват перед ней. Ильин же привлекал своим постоянством. Допустим, она сама не знала, от кого ребёнок. Или точно знала, что от Ильина. И её воля не выдержала.
Тогда Ильин ни при чем. Он любил. Оттого и приехал за тысячи вёрст, даже не имея надежды.
Но любовь может нести радость или горе.
В этом случае замкнутость, вспыльчивость и озлобление Ильина можно объяснить тем, что его самого потрясла развязка. Его чувства, присутствие в Крылатом заставили страдать дорогого ему человека и в конечном счёте довели до самоубийства.
Могло быть так? Вполне. Правда, раскаяния или растерянности я у него не заметил. Что ж, натуры бывают разные.
Помимо встреч с людьми, так или иначе соприкасавшимися с Ильиным в Вышегодске, которые мало чего добавили к имевшимся у меня сведениям, я имел ещё один разговор с профессором Шаламовым, В этот раз я спросил— у него, чем Ильин объяснил научному руководителю свой отъезд в Кулунду.
Профессор искренне удивился:
— Так ведь его диссертация поднимает проблемы борьбы с ветровой эрозией на неполивных землях Кубани!
И вдруг ему предлагают такую возможность! Главный агроном большого хозяйства. Твори, пробуй!
— А при чем тут Алтай?
— Кулундинские степи по условиям схожи с Кубанью.
Лёгкие почвы, небольшой слой гумуса, постоянные ветры…
Ветры я помнил. Действительно, они дуют там беспрестанно. Даже я к ним успел привыкнуть.
— И это, вы считаете, все?
Профессор посмотрел на меня с сожалением:
— Ну если, например, человек с детства мечтает стать футболистом и ему выпадает счастье играть за сборную страны… — Он развёл руками.
— Если там так хорошо, почему же оттуда уехал Пащенко? — спросил я.
— А почему он поехал туда, не знаете?
— Нет.
— С диссертацией ничего не получилось, вот он и решил поправить свой престиж. На переднем крае борьбы…
В газете местной прогремел: молодой специалист по велению сердца отправился на целину. Но почему-то, когда он вернулся, об этом не напечатали ни слова. А по-моему, следовало бы…
Больше вопросов к Шаламову я не имел.
Даже вахтёрша института знала, что Ильин частенько дожидался Залесскую после работы. Почтённый наставник главного агронома витал бог знает где.
Перед отъездом из Вышегодска я встретился с секретарём комитета комсомола института. Она работала лаборанткой и Залесскую хорошо знала. Для неё тоже была непонятна история с комсомольским билетом. Аня Залесская, учась и работая институте, была активисткой, одно время была членом институтского комитета комсомола.
И то, что она не встала на учёт в Крылатом, было на неё непохоже.
В комнате, где размещался комсомольский штаб института, я случайно выяснил ещё один штрих в характере Ильина. На стене размещался небольшой фотомонтаж:
«Наши спортивные достижения». На одной из фотографий была запечатлена группа альпинистов. В своих горных доспехах, с альпенштоками в руках. Среди них — Ильин.
Что ж, для сурового, упорного человека, каким он, несомненно, являлся, вполне подходящий вид спорта…
Североозерск встретил меня дождём. И разумеется, ветром. По дороге в Крылатое у оперативного «газика»
РОВДа забарахлило отопление. В машине было холодно.
Промозглая сырость проникла сквозь одежду, и я приуныл.
Мои миндалины были пока при мне и вряд ли упустят такой благоприятный случай напомнить о себе.
Ко всему прочему нам пришлось задержаться. Заканчивался ремонт моста, снесённого несколько дней назад разбушевавшейся от осенних дождей небольшой речушкой.
Можно было проехать в объезд, но шофёр не стал рисковать.
И когда я попал под опеку Савелия Фомича, добровольно исполняющего обязанности дежурной горничной в доме для приезжих, моя комната, нагретая и уютная, показалась мне раем.
Пока я раскладывался да переодевался попроще и потеплее, Савелий Фомич колдовал над чаем. Из Москвы я взял с собой растворимого кофе. Но старик его категорически отрицал. Даже где-то вычитал, что в Америке его давно уже не пьют… Почему-то у него было торжественное и загадочное лицо. Видимо, сохранял какую-то новость до нашей посиделки за чаем его особой заварки.
— Вам бы, Игорь Андреевич, чего-нибудь сейчас покрепче… — сказал сторож, когда мы наконец приступили к чаепитию.
— Не мешало бы, — честно признался я. Не научился думать о таких вещах вперёд. Действительно, можно было ожидать, что дорога окажется холодной и сырой. И позволить себе сейчас пару рюмок коньяку или водки было бы не грех, а польза.
— Можно организовать, — с охотой встрепенулся Савелий Фомич.
«Организовать» означало: он потопает на дом к продавщице и намекнёт, что требуется, мол, кому надо, бутылка. Таковая будет, конечно, выдана. Из своих запасов или после похода в магазин. А назавтра все Крылатое зашушукается: московский следователь по ночам того…
— Нет, — сказал я. — Заранее не догадался, теперь поздно.
— На нет и суда нет, — быстро согласился сторож. Уж больно ему не хотелось выглядеть заинтересованным лицом. — Чаек тоже сугревает.
— Сойдёт.
— А Надежде Максимовне тоже понравился мой чай, — сказал он, потягивая из гранёного стакана.
— Долго она тут была? — спросил я.
— Приехала утром, а на другой день, считай, к обеду уехала. Обидно получается. К нам в глухомань забралась, а не встретились, — вздохнул Савелий Фомич.
— В Москве увидимся, — успокоил я его. И спросил. — Савелий Фомич, это у вас всегда так дует?
— Где? — встревожился он. — Мне-то сквозняк нипочём…
— Я не об этом. Ветер…
— Завсегда. Хоть махонький, а непременно. Степи.
— Да, я читал о степных ветрах, о пыльных бурях, о ветровой эрозии.
Кстати, я попросил одного моего сослуживца (у него жена работает в ВАКе) узнать о судьбе диссертации Ильина и заодно достать её для ознакомления.
Мне трудно судить о её научной ценности. Но, во всяком случае, я получил представление о проблемах, которые стоят перед совхозом «Маяк».
Ещё —мне удалось узнать, что один отзыв на работу Ильина получен положительный. А другой рецензент чтото задерживает с ответом…
— Да, ветры-серьёзная проблема, — покачал я головой.
— Не только ветры. И пыльные бури бывали. Ну, стали защиту сажать. Да вы сами видели. Теперь и пашут по-другому. Раньше плугом, значит, этак загребали и переворачивали. Крепь, она снизу получается, а глина сверху. Теперь — нет. Как бы прочеркивают…
— Безотвальная вспашка, — похвастался я своими познаниями.
— Во-во. Мало того. Сеют зерно и ещё прикатывают.
Чтобы поплотнее. Целая наука. Емельян Захарович ездил к самому Мальцеву, в Курганскую область. Приехал, поновому стали землю готовить. Понятно, Мальцев, из мужиков сам, аж до академиков вырос. Понимает землицуто… Или вот, к примеру, у нас: нет чтобы добротный мост через Чарысуйку раз и навсегда поставить. Из бетону, там, не знаю. Нет, кажный раз деревянный лепят. А весной его обязательно сносит. А вот нынче и осенью… Вы ехали, отремонтировали у"ке?
— Да. Перед нашим приездом закончили.
— Эхе-хе. Разве это годится? Надежда Максимовна ехала обратно, Николай Гордеич вёз, у самого их носа снесло. Сами едва не попали в крутизну…
Это сообщение мне не понравилось. Нехорошо, что Ил:эин оказал услугу Наде. А Савелий Фомич продолжал:
— Николай Гордеич трактор вызвал. Хорошо, Пескове рядом. Вытащили машину. Слава богу, доставили Надежду Максимовну в Североозерск целую и невредимую. Говорят, помог ей с билетом на самолёт. И проводил сам…
То, что я узнал от Савелия Фомича, меня расстроило.
Подробности Надиного пребывания в Крылатом меня интересовали, но расспрашивать старика я не решился.
У меня даже мелькнула мысль отправиться к Серафиме Карповне, чтобы узнать получше, как это Ильин провожал мою Надю, но решил подождать до утра. Не стоило поднимать панику на ночь глядя…
Я еле дождался утра и пошёл к Ищенко.
Стучать не пришлось. Пёс, привязанный у крыльца, поднял такой лай, что тут же открылась дверь и появилась старший лейтенант.
— Серафима Карловна, здравствуйте.
— Проходите, Игорь Андреевич.
Она угомонила собаку, затолкав её куда-то под крыльцо. Я прошёл в сени.
— С приездом, — сказала Ищенко. — Заходите. Хозяева на работе. Что случилось? — спросила она, когда мы присели на стулья в комнате.
— Вы давно вернулись?
— Третьего дня. А что?
— Ко мне приезжала… — я стал подыскивать определение для Нади.
— Слыхала, — кивнула Ищенко,
— Что там произошло?
— А вы разве не знали?
— Мы с ней не встретились, — сказал я.
— Обидно.
— Почему обратно она ехала с Ильиным?
Ищенко пожала плечами:
— Наверное, Ильин как раз ехал в район. Вот и взялся подбросить.
— В общем, мне как человеку, который ведёт сейчас здесь расследование, не хотелось бы давать повод кривотолкам…
— Я думаю, все произошло случайно, без умысла.
— Дай-то бог. Ну что у вас новенького?
— Кое-что разузнала.
— С Залесским встречались?
— Привезла протокол допроса.
Я с ним тут же ознакомился.
«…Вопрос. По каким мотивам вы уехали из Вышегодска в Крылатое?
Ответ. Хотел написать роман из жизни целинников.
О том, как и чем живут люди сейчас. Интересная тема…
Вопрос. Вы раньше писали книги?
Ответ. Может показаться, конечно, странным, что подобное желание возникло у непрофессионального писателя.
Но я позволю себе надеяться стать таковым.
Вопрос. У вас есть изданные работы?
Ответ. Я печатался в газетах. Со стихами и очерками.
Но, повторяю, профессиональным писателем ещё не стал.
И вообще, литература, проза то есть, требует жизненного опыта.
Вопрос. Значит, никаких— других побуждений у вас не было?
Ответ. Пожалуй, нет.
Вопрос. Ни семейные дела, ни то обстоятельстве, что вы сошлись с женой спустя четыре года после рождения вашего сына, не влияли на ваше решение?
Ответ. Ни в коей мере.
Вопрос. А у вашей жены не было возражений против такого шага?
Ответ. Конечно, сразу решиться на это ей было трудно.
Она прожила в Вышегодске всю жизнь. Пугало то, что придётся оставить насиженное место, работу. Но потом она согласилась.
Вопрос. С охотой?
Ответ. Как сказать? Наверное, поняла, что мне, а значит, нам всем так будет лучше. В Вышегодске я ничего не смог бы сделать. Вернее, мои планы реализовать там было бы трудно. Потом она сама поддерживала эту идею.
Вопрос. Может быть, ей по каким-то причинам было там плохо?
Ответ. Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Конечно, Аня пережила в Вышегодске много горя. И перемена места пошла бы на пользу.
Вопрос. Вы дружили в институте с Ильиным?
Ответ. Одно время — довольно близко. И разошлись изза Ани. Он был в неё влюблён до того, как мы стали с ней встречаться.
Вопрос. Вы знали об этом?
Ответ. Нет.
Вопрос. Ильин разве не делился с вами?
Ответ. Он скрытный человек. И познакомил нас сам.
У Ани после смерти отца жила одна девушка с её курса.
Мне казалось, Ильин ходит туда из-за неё… А сердцу, как говорят, не прикажешь. У нас, можно сказать, все началось с первого взгляда. И вот тогда я понял, что Ильин ухаживал за Аней.
Вопрос. И разорвали с ним дружбу?
Ответ. Я хотел сохранить прежние отношения. Но Ильин не такой человек.
Вопрос. Между вами возникали ссоры?
Ответ. Нет. Он просто перестал меня замечать. Впрочем, вскоре я уехал из Вышегодска.
Вопрос. Пытался ли он вернуть любовь вашей жены?
Ответ. Не знаю. Но любви с её стороны, по-моему, никогда не было.
Вопрос. А когда он приехал в Вышегодск на защиту диссертации, осенью прошлого года, как он вёл себя по отношению к Ане?
Ответ. Простите, в то время я там не был и не могу гадать.
Вопрос. Она вам не говорила? Может быть, друзья?
Ответ. Я вообще не имел права ни о чем спрашивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46