— усмехнулся Малютин.
— Они бандиты, — сказал Барышев, — у них свои законы, свои «понятки». А мы должны закон соблюдать.
— И тогда мы будем сидеть в заднице, — резко проговорил Малютин. — Или ты хочешь еще своих людей потерять?
— Нет, — коротко ответил Барышев, вытряхивая сигарету из помятой пачки. Сигарета дрожала в его пальцах, он явно нервничал и уже даже не скрывал своего волнения.
Ему было все равно, что произойдет сейчас, что произойдет завтра, потому что ничего хорошего ему ждать не приходилось.
— Одна надежда, что найдем левый груз, а потом и его хозяина.
Но и этим надеждам не суждено было оправдаться.
Нашли, правда, несколько контейнеров не учтенного спирта, контрабандную партию сигарет и неоформленный контейнер с аппаратурой. Но это были такие мелочи, из-за которых явно не стоило проводить столь широкомасштабную операцию, да и людей терять.
Когда они садились в машину, Малютин пожал руку Барышеву и, глядя ему в глаза, сказал:
— Я сам доложу губернатору.
Однако он не успел оказать этой услуги полковнику.
Лишь только тот сел на переднее сиденье уазика, как зачирикал мобильный телефон. Губернатор позвонил сам, он не спрашивал причины, не интересовался мотивацией, Он кричал:
— Какого черта сунулись в порт?! Кто позволил? Кто санкционировал? Почему действуете без моего ведома, без ведома прокуратуры?
Барышеву хотелось ответить, что если бы хоть одна живая душа, кроме него самого и Малютина, узнала о готовящейся операции, то она провалилась бы, еще не начавшись. Единственное оправдание, которое он мог бы противопоставить крикам губернатора, у него отсутствовало. Операция не удалась.
— Полковник, дай трубку…
— Понял.
Полковник еще несколько мгновений держал трубку у уха, а затем положил ее в ладонь Малютина. Тот сразу же прижал телефон к уху, а губернатор, не зная, кто его сейчас слушает, продолжал кричать:
— Я знаю, откуда ветер дует, знаю! Тебя Малютин заставил, но ты должен мне подчиняться. Мне на Москву плевать. Я здесь хозяин. Ты подчиняешься мне, а не Малютину.
— Не кричи, — тихо сказал в трубку Малютин.
Губернатор по голосу сразу понял, с кем говорит.
— Ну, раз ты уж слышал, что я говорил, давай быстро ко мне!
— Нет, я сейчас еду к себе. Барышев тут ни при чем, а подчиняется он в первую очередь закону. И ты, губернатор, это знаешь.
— Что, думаешь, мне недолго осталось? А вот я думаю, наоборот. Теперь тебе, Малютин, несдобровать, и никто за тебя не заступится. Ты хотя бы прикинул, какие убытки понесла область из-за твоих глупых действий? Да еще трое людей погибло, не считая бандита.
— Работа такая, — сказал Малютин.
— Думаю, теперь за тебя не заступятся. У меня тоже есть свои люди, и еще посмотрим, чья возьмет.
— Твоя, губернатор, возьмет, — вполне миролюбиво произнес Малютин.
Он отключил телефон, злобно выругался, выбрался из уазика и пересел в свою машину.
— Не передумал на выборы идти? — он перешел на «ты», общее дело их сблизило.
— Наоборот, укрепился в этой мысли. Уже не жалею, что в Москву приглашение Ершовой отправил.
— Мне куда сейчас направиться? — спросил полковник Барышев.
— Занимайся своими делами. Надеюсь, тебя я отобью.
Если что, ссылайся на меня.
Настроение у Малютина было ни к черту. Он понимал, что Барышева отстоит, но это будет стоить ему нервов, а главное, времени, которого сейчас было в обрез. Он связался из своей машины по мобильному телефону с администрацией президента и поставил в известность о случившемся. Там о событиях в Питере еще не знали. Малютина выслушали, сказали, что доложат помощнику секретаря и просили продолжать работу. Пообещали, что администрация подключится к этому инциденту, но по голосу Малютин понял, что если ему и сойдет этот провал с рук, то, скорее всего, в последний раз.
Не судят только победителей, а проигравшим достается всегда, даже если они были правы. Все помои выливаются на голову проигравшему, и, как правило, он становится козлом отпущения, хотя на словах и, возможно, в душе, все ему сочувствуют и его понимают. Но политика — это гонка, в которой нельзя отставать, и уж если споткнулся, упал, да еще не успел вовремя подняться, то забудь о лидерстве и пеняй в первую очередь не на выбоины в дороге, а на самого себя, на свою нерасторопность, на свою невнимательность. Ведь все бегут в одну сторону по одной и той же дороге, и первым бежать тяжелее всего.
Малютин понял, что давешняя угроза по телефону — это не простые слова, особенно после того, что он натворил в порту. Угрозу попытаются вскоре реализовать.
«Надо поскорее вывезти семью, спрятать и как можно надежнее». Та охрана, которую предоставила Служба безопасности, — это декорации. Будут нести службу, будут исправно дежурить, но если бандиты вознамерятся ему отомстить, то они улучат момент, когда охрана не сможет спасти. Ведь существуют снайперы, которые за деньги выполнят свою грязную работу, а денег в данной ситуации уже никто жалеть не станет. Ведь на карту поставлены такие суммы, от которых кружится голова.
Да что суммы? Деньги, в общем-то, здесь — не самое главное. Самым важным является то, что Малютин и его люди лишают бандитов перспективы и пытаются выбить у них из-под ног почву, лишают длительной перспективы.
Они не просто останавливают поток грузов, парализуя работу порта, а направляют потоки в другое русло, по другому маршруту.
Естественно, после таких событий многие компаньоны бандитов сочтут за лучшее не рисковать товаром, попробуют переждать или попросту сменят рынки сбыта, и товар пойдет не в этот порт, а, возможно, в Прибалтику, может быть, в Архангельск, Мурманск, на Дальний Восток. Ведь никому не хочется на ровном месте отдать товар в доход государства.
* * *
Когда гол ос стюардессы, усиленный динамиками, сообщил о том, что самолет идет на посадку, что температура за бортом плюс двадцать восемь, Екатерина Ершова открыла глаза и даже не сразу сообразила, где она, что с ней. Ей снились удивительные сны, снилось детство, снилась вода.
Во сне она вспомнила, что, будучи маленькой, любила смотреть на бегущую воду. Вспомнила речушки, вспомнила Истру, на берегу которой стояла дача родителей. "А я ему сказала, будто никогда не смотрела на бегущую воду.
Надо будет сказать, что я ошиблась, что я вспомнила". Она посмотрела в иллюминатор. Земля была освещена ярким, почти жгучим солнцем: серо-желтые горы. "Да, в детстве я смотрела на воду, а потом забыла. А Илья прав, это самое интересное — смотреть на бегущую воду. Когда смотришь на нее, становишься спокойнее и лучше понимаешь жизнь.
Он прав, он очень умный, добрый и очень хороший".
Самолет сделал полукруг, и вскоре колеса мягко коснулись бетона аэродрома. Гул заполнил салон. Пассажиры оживленно заговорили, их голоса смешивались, тонули в вязком гуле двигателей и шуршании колес о бетон.
«Ну, вот и прилетела».
Кое-кто в самолете даже захлопал в ладоши.
«Радуются, что прилетели домой. А может, просто радуются жизни, радуются тому, что все обошлось благополучно, что самолет прибыл по расписанию в пункт назначения. Кого-то, конечно же, приедут встречать, а вот меня, — с грустью подумала Катя, — никто не встретит. Но ничего, меня зато встретят в Москве. Я обязательно позвоню Илье из Грозного, и он меня встретит».
В этом Катя не сомневалась ни единой секунды. Она уже была уверена, что в ее судьбе произошла большая перемена, и теперь ее жизнь, ее будущее стали более осмысленными, более спокойными, и все изменится, причем изменится к лучшему.
Самолет замер. Катя смотрела в иллюминатор на ярко освещенное крыло, которое блестело и слепило глаза. «Наверное, я забыла очки. Как всегда, самое нужное забыла».
Она вытащила кофр, открыла крышку. Сверху лежал пакет с бутербродами, которые сделал Илья ей в дорогу.
«Он еще сказал: „Где же ты там сразу перекусишь? А так, откроешь кофр, и еда под руками“», — вспомнила Катя.
И очки лежали здесь же, в кофре, сбоку. Катя открыла футляр, вытащила темные очки и надела их. Они сразу же изменили ее лицо, мгновенно превратив в иностранку. А люди уже суетились, отстегивали ремни, вытаскивали из-под сидений сумки, снимали вещи сверху, громко переговаривались.
Подали трап. Вначале самолет покинули пилоты, а затем к выходу двинулись пассажиры. Катя закинула кофр на плечо, только сейчас заметив, какой он тяжелый. Но вместо того, чтобы огорчиться, улыбнулась. Настроение у нее было приподнятым, ничто не предвещало неприятностей. Погода стояла солнечная, люди вокруг были радостно возбуждены.
Покинув салон. Катя сразу же ощутила, как жарко на улице, до какой степени нагрет бетон. Он буквально дышал жаром, как сковородка, снятая с плиты. Степь вокруг аэродрома была выжженной, пыльно-зеленого цвета с неприятной желтизной. Автобус никто не подал, пришлось идти к зданию аэропорта пешком. Большинство прилетевших мужчин почему-то оказались одетыми в темные костюмы, женщины — в темные платья.
Формальности в терминале аэропорта много времени не заняли. Аэропорт Ершовой не понравился, по всему чувствовалось, что в Чечне неспокойно. Аэропорт поразил ее странным запахом, резким и неприятным. «Порохом пахнет, что ли, или смертью? — подумала Ершова. — Похоже, что именно этим. Такой запах выветрится нескоро, а может быть, не выветрится никогда».
— Что у вас в сумке? — спросил плохо говорящий по-русски мужчина в форме.
— Аппаратура, — сказала Катя.
— Разрешение есть?
— Какое разрешение? Разве надо? Покажите инструкцию.
— Прахады, — лениво махнул он рукой, поправляя кобуру, даже не заглянув в открытый кофр.
Вскоре прибыла и сумка с одеждой. «Интересно, я смогу найти такси? И сколько оно будет стоить?»
Англичане — мужчина и женщина, шли за ней следом, словно она была их проводником. И когда закончились формальности, мужчина-англичанин с вытянутым лицом и светлыми, словно выгоревшими глазами, обратился к ней на очень корявом русском языке.
— Л вы мне не подсказать, где есть стоянка?
— Стоянка? Какая? Такси?
— Нет, нет, машины. У нас встреча.
— Наверное, там, — сориентировавшись, показала рукой Катя.
— Спа-си-бо.
Катя ответила по-английски. Англичанин замер, англичанка улыбнулась. Разговор быстро перешел на английский язык. И мужчина, и женщина оказались журналистами.
А когда они узнали, что Катя — фотограф, то даже их английская сдержанность пропала.
— Мы вас подвезем. Мы вас подвезем в город, — наперебой начали предлагать англичане свои услуги новой знакомой.
Катя, естественно, не отказывалась, это ей было на руку.
— У вас задание редакции?
— Да, — сказала Катя и назвала английский журнал. который заказал ей фоторепортаж из Чечни.
Англичане еще раз удивились. Журнал, названный Катериной, считался довольно солидным изданием, и работать в нем, выполнять заказы для фотографа любого уровня даже в Англии было престижно. А тут симпатичная длинноногая женщина, явно русская, выполняет задание для английского журнала. Значит, она профессионал очень высокого класса. Разочаровывать его Катя не спешила, заказ достался ей лишь потому, что она согласилась работать за четверть реальной цены.
Отношение к Ершовой почти мгновенно стало подчеркнуто уважительным. Журналисты во всем мире чувствуют себя друзьями, всегда рады помочь друг другу, даже если работают в оппозиционных изданиях. Профессия обязывает. Журналисты, они как врачи, не отказывают друг другу в помощи, всегда подставят друг другу плечо. Сегодня ты поможешь коллеге, а завтра помощь, может быть, понадобится тебе.
— Здесь не спокойно, — как страшную тайну сообщила Кате англичанка, которую звали Фиона.
Ее спутник, Оливер, лишь покачал головой, заморгав бесцветными глазами:
— Нашего коллегу украли, за него требуют большой выкуп — три миллиона долларов.
— Я об этом слышала, — сказала Ершова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50