Вооруженные боевики много раз угрожали их выселить, а когда началась эвакуация, (уезжали, главным образом, зажиточные чеченцы), этим трем женщинам даже мест в автобусе не нашлось. Да, к тому же, не было никакой гарантии, говорили они мне, что по дороге не ограбят и не выкинут на обочину. С началом боев перешли в подвалы. Дудаевцы нередко наведывались к ним и заставляли кого-нибудь идти к российским позициям на разведку. В заложниках, как правило, оставляли детей. Узнав, где в данный момент скопление солдат, били из минометов. Порой собирали с жителей деньги «по миллиону с подъезда» и уходили, не стреляя. На иных зданиях, рассказывали беженки, вывешивали из окон, привязав за ноги, пленных солдат, и тогда артиллерия замолкала.
Аэропорт обложен огневыми позициями. Танки и гаубицы палят отсюда по городу днем и ночью. Над головами пролетают и снаряды, выпущенные российскими артиллеристами из Толстого-Юрта, что в пятнадцати километрах в противоположном направлении.
Охрана и местная служба говорят, что если нет стрельбы, то и уснуть трудно. Привыкли.
Это направление в Грозный все больше предпочитают журналисты. Только перед нами улетела домой большая группа западных корреспондентов. Собираются улететь и наши журналисты. Киреев хочет пристроиться к ним.
– Надо доставить к месту назначения останки сотрудников, – мрачно сообщает он журналистам, которые везде суют свои носы. Я сижу в кузове грузовика, как затравленный зверь. Завеса секретности, которую создает. Киреев, размахивая перед каждым любопытным своим удостоверением сотрудника ФСК, может в любую минуту разлететься в пух и прах.
Тем временем продолжаются боевые стычки в районе трамвайного парка, расположенного недалеко от президентского дворца. В районах, которые контролируются федеральными силами, сторонники Дудаева предпринимают ночные вылазки. Четкой линии боевых действий в Грозном нет. Журналисты рассказывают, что в подвалы спускаются люди из спецназа внутренних войск или еще из какого-то подразделения. Кто сидит в подвале? Женщины, дети, старики. И мужчины. Вот мужчинам говорят: «Пожалуйста, наверх». Затем они должны проследовать в Моздок, в район железнодорожного вокзала, в столыпинские вагоны, «вагонзаки», которые стоят на запасных путях. Это и есть фильтрационное учреждение, где допрашивают людей.
– Одного из наших свидетелей, – говорит журналист, – просто под артобстрелом привязали к дереву и сказали: «Ну и стой тут, пока тебя не убьют свои же». Их подозревают в том, что они боевики либо корректировщики огня. Вот такие дела, братишки…
…Ночью Киреев привез на грузовике цинковые гробы. Мы должны перегрузить наркотики в них. Мне становится не по себе. Киреев идет на все… Мы загоняем грузовик между двумя домами и перемещаем наркотики из апломбированных снарядных и патронных ящиков в цинковые гробы. Киреев запаивает их. Он паял, а я стоял «на часах». Попросту, на стреме. Мы запаяли последний гроб. Всего их вышло три штуки, а мешок с героином, который Киреев уже не мог втиснуть в гроб, он выбросил в канализационный люк.
Нам дают вертолет. Мы грузим гробы с журналистами и улетаем в Моздок. Киреев, опять воспользовавшись своим удостоверением, выбивает транспортный самолет для перелета в Ростов-на-Дону. Он связывается по телефону со своими дружками в этом городе, и те готовят нам встречу. Журналисты летят с нами, поэтому вовсю помогают нам, выступая в роли грузчиков.
В Ростове-на-Дону Киреева встречают люди в военном и штатском. У них две грузовые машины.
Киреев спрашивает у меня, что я намерен делать дальше.
– Знаешь, продавай ты свой товар сам, я отказываюсь…
– Но у тебя выход на Тимура! – уговаривает меня Киреев.
– Я не хочу быть предателем до конца. Перед Яраги. Мне Тимура надо вывести на чистую воду. По-моему, ты останешься не в накладе, если я откажусь.
– Ладно, – успокаивается Киреев, – езжай в свой Минск. Но возьми ты с собой хоть немного, ведь всем позарез нужна капуста…
Мы едем в ночь на грузовых машинах. Попадаем в военную часть. Разгружаем гробы и переносим их на склады с оружием. Сюда никто не сунется.
Один гроб мы везем на квартиру в городе, адрес которой указывает Киреев. Грузовик с военными уезжает, а мы с Киреевым тащим гроб килограммов под сто, если не больше, на шестой этаж. Дверь открывает миловидная Женщина. Она вначале улыбается при виде мужчин, а потом хватается за голову, когда мы проносим в квартиру длинный, укутанный брезентом «ящик».
– Ничего, Маруся, потерпи… – шепчет Киреев. – Дверь на ключ, а эмоции под юбку.
Он берет большой кухонный нож и вонзает в крышку гроба. Вырезает прямоугольник, отгибает его и – резко отшатывается! Комната мгновенно наполняется трупным смрадом. Я заглядываю в проделанное отверстие и вижу шоколадного цвета пузырящуюся плоть человека…
– Подменили! Кто? – Киреев вцепляется руками в волосы. – Неужели и в тех двух гробах трупы?
– Грузим назад! – говорит Киреев после длительной паузы. – Пока не рассвело, избавимся от этого дерьма.
– Может, Киреев, для тебя это и дерьмо, а для меня это солдат, воин, – я чеканю слова и пальцы мои сжимаются в кулаки.
– Это дерьмо, дерьмо! – едва не вопит взбешенный Киреев.
Я совершаю прыжок и что было силы ударяю с разворота ногой в ухо Кирееву. Он падает на ковер и остается там лежать, потряхивая головой. Жена его, или б…, вопит, чтобы я его больше не бил.
В эту минуту мне нечем убить Киреева, а руками или ногами мне делать этого не хочется. Омерзительно прикосновение к нему. И я сам себе омерзителен. Мы с Киреевым в большей степени трупы, чем труп девятнадцатилетнего парня в цинковом гробу.
…Прослушивающее устройство я оборудовал в коридоре, где располагался офис Гершеновича. Это было просто. Открыл щит, нащупал клеммы и присоединил маленькие проводки от миниатюрного передатчика. Передатчик спрятал в нише. С первого взгляда, если открыть щит, нельзя заметить, что здесь установлено прослушивающее устройство. Затем я прошел на последний этаж здания и вышел в чердачное помещение. Всюду валялись пустые бутылки и окурки. Я нашел за трубами укромное местечко и решил, что именно отсюда буду вести прослушивание. Даже если на чердачное помещение забредут любители «раздавить» бутылочку, за трубами к конце чердака они меня не заметят. Сюда я приду завтра, а если понадобится, то и послезавтра.
На следующий день, захватив с собой батарею бутылок пива, я восседал на чердаке в наушниках.
Ровно в девять в офисе появился Гершенович, который принялся обзванивать своих друзей и знакомых. Говорил он всякую ерунду, хотел занять денег, жаловался на секретаршу, которая его обдирает, как липку. В разговоре с одним из своих дружков Гершенович сказал:
– Дочь тоже хороша: связалась с чеченцами и отца родного позабыла. Есть у нее чучмек один, богатый, но я его давно сдал. Его пасут и наши кэгэбэшники, и ребята из ФСК. Так поверь, они доят этого чеченца, как только хотят. Он отстегивает буквально всем. Короче, его уличили, и теперь он работает на аппозицию… Я дочери приказал с ним больше не водиться! А замуж пусть идет за одного лоха; он сейчас там, где стреляют. Если, конечно, чеченцы его не шлепнут…
– И что она? – спросил дружок Гершеновича.
– Да за брилики запросто в огонь пойдет или к самому черту на рога… Хоть ты ее спутай, как кобылу…
У меня перехватило дыхание… Хотелось спуститься с чердака и звездануть пару раз Гершеновичу. Посмотреть, какого цвета у него кровь. А Лена? Неужели она продолжает свою охоту на Тимура?..
В одиннадцать в офисе появился Тимур. Он долго созванивался с какими-то совместными предприятиями, требовал выполнения условий договоров. Голос его был уже не тот, что раньше. От прежней наглой самоуверенности, дерзости и высокомерия не осталось и следа. Я все ждал, когда он позвонит Лене. Но Лене он так и не позвонил.
В принципе, информация от Гершеновича была непроверенной, но мне просто все надоело. Если я убью Тимура, его смерть будет многим на руку.
…Замок никак не открывался. Наконец, в нем что-то щелкнуло и ключ повернулся влево. Я облегченно вздохнул и сильно толкнул дверь.
Вещи Лены в беспорядке лежали на столе. Я некоторое время с болью смотрел на них, затем бросил в эту кучу целлофановый пакет с золотой коробочкой и уже собрался выходить, как вдруг почувствовал за своей спиной чей-то холодный взгляд.
Я резко обернулся. В дверном проеме стоял человек крепкого телосложения. Я сразу узнал его. Это был Киреев!
«Ну вот, наконец, пришла и моя очередь, – подумал я без страха. – Значит, в тех двух гробах оказались наркотики. Но я не хочу иметь к этому никакого отношения!»
– Что ты здесь делаешь? – спросил Киреев. – Это квартира моей женщины. А ты, вероятно, об этом не знал!..
Я, опустив голову, как побежденный, направился было к выходу и вдруг неожиданно для самого себя заорал:
– Ах ты, сукин сын!
Я изо всех сил ударил Киреева ногой в живот. Тот скорчился от боли. Он не ждал от меня такой прыти. Не теряя ни секунды, я выскочил из квартиры, бросился в коридор, бегом по лестнице. Киреев очухался и, кривясь, побежал за мной. Мы выбежали из подъезда. На улице я нос к носу столкнулся с тремя омоновцами.
– Арестуйте его! – крикнул я на ходу и показал рукой в сторону подбегающего Киреева.
– Нет, это его арестуйте! Он прибыл из Чечни, чтобы убить директора одной фирмы! – заорал Киреев. – Я – сотрудник российской ФСК!
Омоновцы растерянно переглянулись. Я остановился.
– Чего же вы стоите? – я был готов разорвать их в клочья. – Вы же не в России, а в Беларуси! Неужели этот москаль будет вами командовать? – кричал я. – Он же из другого государства!
– Заткнись! – крикнул Киреев и обратился к омоновцам: – Если будет сопротивляться, убейте его!
Однако омоновцы решили по-своему. Они схватили Киреева и несколькими ударами свалили его на землю. Я, не раздумывая, ударился в бега…
Теперь у меня уже не было другого выхода – я должен раскрыть перед Тимуром все карты. А там – будь что будет.
…Где могла быть Лена? Где мог быть Тимур? Думаю, оставалось только одно место, где они могли скрываться. Это квартира Гершеновича.
Через полчаса я уже был там. Дверь никто не открывал. Я вышел во двор и так, чтобы из квартиры меня не заметили, осмотрел окна. Форточка на балконе была отворена.
Мне требовалась крепкая веревка. И я раздобыл ее. Стоявший рядом с домом троллейбус лишился веревок со своих рогов-штанг.
Когда я проник в квартиру, вакханалия секса была в самом разгаре. Гершенович валялся в зале мертвецки пьяный, по нему ползала какая-то голая баба, а дверь в спальню Анастасии оказалась заперта. Одним ударом я выломал эту дверь. Тимур успел вскочить с постели, но тут же рухнул, поверженный мощным ударом в челюсть.
Лена пыталась сопротивляться, но я оглушил ее. Пока она приходила в себя, я привязал Тимура к кровати и принялся за операцию.
– Что ты делаешь, сумасшедший? – шептала Лена, – у него миллионы долларов! Он заплатит… Не делай этого, – и она попробовала оттянуть меня за руку. Я отшвырнул женщину, и она ударилась щекой об угол спинки деревянной кровати. Девушка поднялась и снова попыталась помешать мне. Я швырнул ее на постель, чтоб не лезла больше, и продолжал молча делать свое дело. Так!.. Два надреза по ребристой коже… Потом выдавливаю и отрезаю по очереди, один за другим два сиреневых, окровавленных клубочка. Я бросаю их на постель женщине.
– Все! Пусть меня ищут, где хотят! Плевать! Плевать на все и на всех! – ору я, чувствуя неотвратимую ненависть к Тимуру, к Лене, ко всему на свете…
(На этих словах рукопись обрывается).
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Считаем необходимым сообщить читателям следующие обстоятельства появления в печати «Записок наемника».
В одном из подвалов города Минска был найден труп молодого, физически крепкого мужчины с резаной раной живота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Аэропорт обложен огневыми позициями. Танки и гаубицы палят отсюда по городу днем и ночью. Над головами пролетают и снаряды, выпущенные российскими артиллеристами из Толстого-Юрта, что в пятнадцати километрах в противоположном направлении.
Охрана и местная служба говорят, что если нет стрельбы, то и уснуть трудно. Привыкли.
Это направление в Грозный все больше предпочитают журналисты. Только перед нами улетела домой большая группа западных корреспондентов. Собираются улететь и наши журналисты. Киреев хочет пристроиться к ним.
– Надо доставить к месту назначения останки сотрудников, – мрачно сообщает он журналистам, которые везде суют свои носы. Я сижу в кузове грузовика, как затравленный зверь. Завеса секретности, которую создает. Киреев, размахивая перед каждым любопытным своим удостоверением сотрудника ФСК, может в любую минуту разлететься в пух и прах.
Тем временем продолжаются боевые стычки в районе трамвайного парка, расположенного недалеко от президентского дворца. В районах, которые контролируются федеральными силами, сторонники Дудаева предпринимают ночные вылазки. Четкой линии боевых действий в Грозном нет. Журналисты рассказывают, что в подвалы спускаются люди из спецназа внутренних войск или еще из какого-то подразделения. Кто сидит в подвале? Женщины, дети, старики. И мужчины. Вот мужчинам говорят: «Пожалуйста, наверх». Затем они должны проследовать в Моздок, в район железнодорожного вокзала, в столыпинские вагоны, «вагонзаки», которые стоят на запасных путях. Это и есть фильтрационное учреждение, где допрашивают людей.
– Одного из наших свидетелей, – говорит журналист, – просто под артобстрелом привязали к дереву и сказали: «Ну и стой тут, пока тебя не убьют свои же». Их подозревают в том, что они боевики либо корректировщики огня. Вот такие дела, братишки…
…Ночью Киреев привез на грузовике цинковые гробы. Мы должны перегрузить наркотики в них. Мне становится не по себе. Киреев идет на все… Мы загоняем грузовик между двумя домами и перемещаем наркотики из апломбированных снарядных и патронных ящиков в цинковые гробы. Киреев запаивает их. Он паял, а я стоял «на часах». Попросту, на стреме. Мы запаяли последний гроб. Всего их вышло три штуки, а мешок с героином, который Киреев уже не мог втиснуть в гроб, он выбросил в канализационный люк.
Нам дают вертолет. Мы грузим гробы с журналистами и улетаем в Моздок. Киреев, опять воспользовавшись своим удостоверением, выбивает транспортный самолет для перелета в Ростов-на-Дону. Он связывается по телефону со своими дружками в этом городе, и те готовят нам встречу. Журналисты летят с нами, поэтому вовсю помогают нам, выступая в роли грузчиков.
В Ростове-на-Дону Киреева встречают люди в военном и штатском. У них две грузовые машины.
Киреев спрашивает у меня, что я намерен делать дальше.
– Знаешь, продавай ты свой товар сам, я отказываюсь…
– Но у тебя выход на Тимура! – уговаривает меня Киреев.
– Я не хочу быть предателем до конца. Перед Яраги. Мне Тимура надо вывести на чистую воду. По-моему, ты останешься не в накладе, если я откажусь.
– Ладно, – успокаивается Киреев, – езжай в свой Минск. Но возьми ты с собой хоть немного, ведь всем позарез нужна капуста…
Мы едем в ночь на грузовых машинах. Попадаем в военную часть. Разгружаем гробы и переносим их на склады с оружием. Сюда никто не сунется.
Один гроб мы везем на квартиру в городе, адрес которой указывает Киреев. Грузовик с военными уезжает, а мы с Киреевым тащим гроб килограммов под сто, если не больше, на шестой этаж. Дверь открывает миловидная Женщина. Она вначале улыбается при виде мужчин, а потом хватается за голову, когда мы проносим в квартиру длинный, укутанный брезентом «ящик».
– Ничего, Маруся, потерпи… – шепчет Киреев. – Дверь на ключ, а эмоции под юбку.
Он берет большой кухонный нож и вонзает в крышку гроба. Вырезает прямоугольник, отгибает его и – резко отшатывается! Комната мгновенно наполняется трупным смрадом. Я заглядываю в проделанное отверстие и вижу шоколадного цвета пузырящуюся плоть человека…
– Подменили! Кто? – Киреев вцепляется руками в волосы. – Неужели и в тех двух гробах трупы?
– Грузим назад! – говорит Киреев после длительной паузы. – Пока не рассвело, избавимся от этого дерьма.
– Может, Киреев, для тебя это и дерьмо, а для меня это солдат, воин, – я чеканю слова и пальцы мои сжимаются в кулаки.
– Это дерьмо, дерьмо! – едва не вопит взбешенный Киреев.
Я совершаю прыжок и что было силы ударяю с разворота ногой в ухо Кирееву. Он падает на ковер и остается там лежать, потряхивая головой. Жена его, или б…, вопит, чтобы я его больше не бил.
В эту минуту мне нечем убить Киреева, а руками или ногами мне делать этого не хочется. Омерзительно прикосновение к нему. И я сам себе омерзителен. Мы с Киреевым в большей степени трупы, чем труп девятнадцатилетнего парня в цинковом гробу.
…Прослушивающее устройство я оборудовал в коридоре, где располагался офис Гершеновича. Это было просто. Открыл щит, нащупал клеммы и присоединил маленькие проводки от миниатюрного передатчика. Передатчик спрятал в нише. С первого взгляда, если открыть щит, нельзя заметить, что здесь установлено прослушивающее устройство. Затем я прошел на последний этаж здания и вышел в чердачное помещение. Всюду валялись пустые бутылки и окурки. Я нашел за трубами укромное местечко и решил, что именно отсюда буду вести прослушивание. Даже если на чердачное помещение забредут любители «раздавить» бутылочку, за трубами к конце чердака они меня не заметят. Сюда я приду завтра, а если понадобится, то и послезавтра.
На следующий день, захватив с собой батарею бутылок пива, я восседал на чердаке в наушниках.
Ровно в девять в офисе появился Гершенович, который принялся обзванивать своих друзей и знакомых. Говорил он всякую ерунду, хотел занять денег, жаловался на секретаршу, которая его обдирает, как липку. В разговоре с одним из своих дружков Гершенович сказал:
– Дочь тоже хороша: связалась с чеченцами и отца родного позабыла. Есть у нее чучмек один, богатый, но я его давно сдал. Его пасут и наши кэгэбэшники, и ребята из ФСК. Так поверь, они доят этого чеченца, как только хотят. Он отстегивает буквально всем. Короче, его уличили, и теперь он работает на аппозицию… Я дочери приказал с ним больше не водиться! А замуж пусть идет за одного лоха; он сейчас там, где стреляют. Если, конечно, чеченцы его не шлепнут…
– И что она? – спросил дружок Гершеновича.
– Да за брилики запросто в огонь пойдет или к самому черту на рога… Хоть ты ее спутай, как кобылу…
У меня перехватило дыхание… Хотелось спуститься с чердака и звездануть пару раз Гершеновичу. Посмотреть, какого цвета у него кровь. А Лена? Неужели она продолжает свою охоту на Тимура?..
В одиннадцать в офисе появился Тимур. Он долго созванивался с какими-то совместными предприятиями, требовал выполнения условий договоров. Голос его был уже не тот, что раньше. От прежней наглой самоуверенности, дерзости и высокомерия не осталось и следа. Я все ждал, когда он позвонит Лене. Но Лене он так и не позвонил.
В принципе, информация от Гершеновича была непроверенной, но мне просто все надоело. Если я убью Тимура, его смерть будет многим на руку.
…Замок никак не открывался. Наконец, в нем что-то щелкнуло и ключ повернулся влево. Я облегченно вздохнул и сильно толкнул дверь.
Вещи Лены в беспорядке лежали на столе. Я некоторое время с болью смотрел на них, затем бросил в эту кучу целлофановый пакет с золотой коробочкой и уже собрался выходить, как вдруг почувствовал за своей спиной чей-то холодный взгляд.
Я резко обернулся. В дверном проеме стоял человек крепкого телосложения. Я сразу узнал его. Это был Киреев!
«Ну вот, наконец, пришла и моя очередь, – подумал я без страха. – Значит, в тех двух гробах оказались наркотики. Но я не хочу иметь к этому никакого отношения!»
– Что ты здесь делаешь? – спросил Киреев. – Это квартира моей женщины. А ты, вероятно, об этом не знал!..
Я, опустив голову, как побежденный, направился было к выходу и вдруг неожиданно для самого себя заорал:
– Ах ты, сукин сын!
Я изо всех сил ударил Киреева ногой в живот. Тот скорчился от боли. Он не ждал от меня такой прыти. Не теряя ни секунды, я выскочил из квартиры, бросился в коридор, бегом по лестнице. Киреев очухался и, кривясь, побежал за мной. Мы выбежали из подъезда. На улице я нос к носу столкнулся с тремя омоновцами.
– Арестуйте его! – крикнул я на ходу и показал рукой в сторону подбегающего Киреева.
– Нет, это его арестуйте! Он прибыл из Чечни, чтобы убить директора одной фирмы! – заорал Киреев. – Я – сотрудник российской ФСК!
Омоновцы растерянно переглянулись. Я остановился.
– Чего же вы стоите? – я был готов разорвать их в клочья. – Вы же не в России, а в Беларуси! Неужели этот москаль будет вами командовать? – кричал я. – Он же из другого государства!
– Заткнись! – крикнул Киреев и обратился к омоновцам: – Если будет сопротивляться, убейте его!
Однако омоновцы решили по-своему. Они схватили Киреева и несколькими ударами свалили его на землю. Я, не раздумывая, ударился в бега…
Теперь у меня уже не было другого выхода – я должен раскрыть перед Тимуром все карты. А там – будь что будет.
…Где могла быть Лена? Где мог быть Тимур? Думаю, оставалось только одно место, где они могли скрываться. Это квартира Гершеновича.
Через полчаса я уже был там. Дверь никто не открывал. Я вышел во двор и так, чтобы из квартиры меня не заметили, осмотрел окна. Форточка на балконе была отворена.
Мне требовалась крепкая веревка. И я раздобыл ее. Стоявший рядом с домом троллейбус лишился веревок со своих рогов-штанг.
Когда я проник в квартиру, вакханалия секса была в самом разгаре. Гершенович валялся в зале мертвецки пьяный, по нему ползала какая-то голая баба, а дверь в спальню Анастасии оказалась заперта. Одним ударом я выломал эту дверь. Тимур успел вскочить с постели, но тут же рухнул, поверженный мощным ударом в челюсть.
Лена пыталась сопротивляться, но я оглушил ее. Пока она приходила в себя, я привязал Тимура к кровати и принялся за операцию.
– Что ты делаешь, сумасшедший? – шептала Лена, – у него миллионы долларов! Он заплатит… Не делай этого, – и она попробовала оттянуть меня за руку. Я отшвырнул женщину, и она ударилась щекой об угол спинки деревянной кровати. Девушка поднялась и снова попыталась помешать мне. Я швырнул ее на постель, чтоб не лезла больше, и продолжал молча делать свое дело. Так!.. Два надреза по ребристой коже… Потом выдавливаю и отрезаю по очереди, один за другим два сиреневых, окровавленных клубочка. Я бросаю их на постель женщине.
– Все! Пусть меня ищут, где хотят! Плевать! Плевать на все и на всех! – ору я, чувствуя неотвратимую ненависть к Тимуру, к Лене, ко всему на свете…
(На этих словах рукопись обрывается).
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Считаем необходимым сообщить читателям следующие обстоятельства появления в печати «Записок наемника».
В одном из подвалов города Минска был найден труп молодого, физически крепкого мужчины с резаной раной живота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88