– Ты был тут всю ночь?
Линли не ответил и не отошел от окна, оставаясь довольно далеко от нее. Над его головой Дебора видела небо. И волосы у него золотились на солнце.
– Пожалуй, я сегодня отвезу тебя в Лондон. Одевайся. – Кивком головы он показал на поднос. – Это здесь с половины девятого. Может быть, принести тебе что-нибудь другое?
– Томми, – сказала Дебора. – Ты… неужели?..
Она попыталась поймать его взгляд, но он не смотрел на нее и никак не реагировал на ее слова, поэтому она замолчала.
Сунув руки в карманы, Линли опять повернулся к окну:
– Джона Пенеллина привезли домой.
Дебора подхватила эту тему:
– А Марк?
– Боскован знает, что он брал «Дейз». А кокаин… – Линли вздохнул. – Пусть решает Джон, пока это в моей власти. Я не буду решать вместо него. Не знаю, как он поступит. Наверно, он еще не готов отпустить сына. Не знаю.
– Ты мог бы сообщить о нем.
– Мог бы.
– Но не сообщишь?
– Пусть Джон решает. – Запрокинув голову, он смотрел на небо. – Сегодня прекрасный день. Отличный день для полета.
– А что Питер? С него сняты обвинения? – спросила Дебора.
– Сент-Джеймс думает, что Брук купил эрготамин в пензансской аптеке. Правда, его не продают без рецепта, однако это не первый раз, когда аптекарь идет на уступки. Да и что такого особенного? Брук пожаловался на мигрень. Аспирин, мол, не помогает. А в субботу все врачи отдыхают.
– Он не думает, что у Джастина могли быть свои таблетки?
– Он не думает, что у Джастина были причины ими запасаться. Я сказал ему, что на самом деле это не имеет значения, но он хочет полностью избавить Сидни, да и Питера тоже, от подозрений. Он поехал в Пензанс.
Линли умолк, словно исполнил свой долг.
У Деборы перехватило дыхание. Линли стоял в совершенно неестественной позе.
– Томми, – сказала она, – я видела тебя на крыльце. Я знала, что ты жив. Поэтому, когда появились носилки…
– Труднее всего было сказать маме, – продолжал он. – Я смотрел на нее и понимал, что убиваю ее каждым произнесенным словом. Она не плакала. По крайней мере, в моем присутствии. Потому что мы оба знаем, что, в сущности, вина лежит на мне.
– Нет!
– Если бы они поженились много лет назад, если бы я разрешил им пожениться…
– Томми, нет.
– Она не будет горевать на моих глазах. Она не позволит мне разделить с ней ее горе.
– Томми, милый…
– Это было ужасно. – Он провел ладонью по фрамуге. – На секунду мне показалось, что он и в самом деле может застрелить Сент-Джеймса. Но он взял дуло в рот. – Линли кашлянул. – Почему никогда нельзя подготовиться ни к чему подобному?
– Томми, я знаю его всю мою жизнь. Он как член моей семьи. Когда я решила, что его убили…
– Кровь. Всюду был мозг. Даже на окне. Кажется, мне это никогда не забыть. И это, и все остальное тоже. Как в кино. Стоит мне закрыть глаза, и я снова все вижу, словно опять прокручивается пленка.
– Ох, Томми, пожалуйста, не надо, – несчастным голосом проговорила Дебора. – Пожалуйста. Подойди ко мне.
На сей раз он прямо посмотрел ей в глаза:
– Этого недостаточно, Деб.
Он проговорил это ласково, но Дебора все равно испугалась.
– Чего недостаточно?
– Того, что я люблю тебя. Того, что я хочу тебя. Я всегда думал: что Сент-Джеймс тысячу раз дурак, что не женился на Хелен. Яне мог понять. А теперь мне кажется, что я понимал, только не хотел смотреть правде в глаза.
Дебора сделала вид, что не слышала его слов.
– Томми, мы будем венчаться в Ховенстоу? Или в Лондоне? Как ты хочешь?
– Венчаться?
– Ну да, дорогой. В Ховенстоу или в Лондоне?
Он покачал головой:
– Нет, Дебора, только не это. Я так не хочу.
– Но я хочу тебя, – прошептала Дебора. – Томми, я люблю тебя.
– Я знаю, что тебе очень хочется в это верить. Видит бог, я тоже хотел бы верить. Если бы ты осталась в Америке, если бы ты не вернулась домой, если бы я уехал к тебе туда, у нас мог бы быть шанс. Но теперь…
Линли все еще стоял очень далеко, возле окна, и Деборе это стало невыносимо. Она протянула к нему руку:
– Томми. Томми. Пожалуйста.
– Вся твоя жизнь – Саймон. Кому, как не тебе, это знать. Мы оба это знаем.
– Нет, я…
Дебора не смогла закончить фразу. Ей хотелось ругаться, драться, стоять на своем, но Томми заглянул ей глубоко в душу и вытащил на божий свет то, что она старалась навсегда похоронить там.
Прежде чем заговорить снова, он несколько минут не сводил с нее глаз:
– Тебе хватит часа?
Дебора открыла рот, чтобы просить, спорить, умолять, но ей изменили силы.
– Да. Хватит, – только и сказала она.

Часть VII
Через некоторое время
Глава 28
Леди Хелен вздохнула:
– Знаешь, мне, кажется, никогда не было так скучно. Скажи-ка еще раз, что нам надо доказать.
Сент-Джеймс сделал третью складку на тонкой пижаме, не сводя глаз с дырки от ножа, которым колют лед.
– Пострадавший заявляет, что на него напали, когда он спал. У него одна рана, а на верхней части пижамы три дырки, и на каждой кровь. Как ты думаешь, что бы это могло значить?
Леди Хелен наклонилась над пижамой, сложенной так, что были отлично видны все три дырки.
– Он занимался во сне акробатикой?
Сент-Джеймс хмыкнул:
– Ну да. Просто он не спал. Сам себя ранил, а пижаму продырявил потом. – Он заметил, что леди Хелен зевнула. – Скучаешь?
– Совсем нет.
– Тебе предстоит вечер с очаровательным джентльменом?
– Если бы. Боюсь, дорогой, мне предстоит общество бабушки и дедушки. Дедушкин храп прекрасно сочетается с победным маршем из «Аиды». Я сопровождаю их в оперу. Надеюсь, сегодня дедушка более подвижен, чем обычно.
– Для души полезно время от времени поклоняться культурным ценностям.
– Ненавижу оперу. Если бы еще там пели по-английски. Разве я хочу слишком многого? Они же всегда поют на итальянском или на французском. Или на немецком. Хуже всего, если на немецком. А когда они мечутся по сцене в своих нелепых шлемах и как бы дуют в рог…
– Хелен, ты мещанка.
– Я – типичная представительница своего класса.
– Ладно, если ты потерпишь полчаса, я приглашу тебя на ланч. На Бромптон-стрит открылся новый ресторан.
Леди Хелен оживилась:
– Милый Саймон, это прекрасно! Что надо делать?
Она огляделась, словно подыскивая себе занятие, но Сент-Джеймсу уже было не до нее, потому что хлопнула входная дверь и он услышал свое имя. Забыв обо всем на свете, он метнулся прочь от рабочего стола.
– Сидни, – сказал он и зашагал к двери, пока его сестра взбегала вверх по лестнице. – Где ты, черт тебя побери, была?
Сидни вошла в лабораторию.
– Сначала в Сарри. Потом в Саутгемптоне, – ответила она как ни в чем не бывало и бросила норковый жакет на стул. – Мне пришлось еще раз позировать в мехах. Если в ближайшее время никто не предложит ничего другого, не знаю, что делать. Рекламировать шкуры мертвых животных в высшей степени отвратительно и до омерзительности противно. К тому же от меня требуют совсем ничего не надевать под низ. – Наклонившись над столом, она внимательно осмотрела пижаму. – Опять кровь? Как вы можете заниматься этим перед ланчем? Надеюсь, я не пропустила ланч. Еще только двенадцать. – Она открыла сумку, которая висела у нее на плече, и стала рыться в ней. – Ну где же? Естественно, я понимаю, почему они настаивают на голой коже, но у меня сейчас не лежит к этому душа. Говорят, это, мол, эротично. Обещание, фантазия. Вздор. А, вот оно.
Сидни достала мятый конверт и протянула его брату.
– Что это?
– А то, из-за чего я десять дней пробыла у мамы. Мне даже пришлось съездить на неделю к Дэвиду, чтобы она не подумала, будто я несерьезно к этому отношусь.
– Ты была у мамы? – недоверчиво переспросил Сент-Джеймс. – У Дэвида в Саутгемптоне? Хелен, ты разве не?..
– Я звонила в Сарри, но мне никто не ответил. А потом, ты сказал, чтобы я не пугала маму. Помнишь?
– Не пугала маму? – спросила Сидни. – Из-за чего?
– Из-за тебя.
– А почему мама должны была пугаться из-за меня? – Но дожидаться ответа Сидни не стала. – По правде говоря, поначалу она восприняла это как нелепость.
– Что?
– Теперь мне ясно, Саймон, откуда у тебя такая непонятливость. Потом я все же ее достала. Я не сомневаюсь, что добьюсь своего. Бери письмо и читай вслух. Пусть Хелен тоже послушает.
– Черт побери, Сидни, я хочу знать…
– Так читай, – сказала она, хватая его за руку и тряся ее.
С плохо скрываемым раздражением Сент-Джеймс вскрыл конверт и начал читать вслух:
"Мой дорогой Саймон!
Похоже, мне не удастся отделаться от Сидни, пока я не попрошу у тебя прощения, поэтому позволь мне сделать это немедленно. Правда, одна строчка вряд ли удовлетворит твою сестру."
– Сид, что это значит?
Она рассмеялась:
– Читай дальше!
И Сент-Джеймс вновь обратился к несколько тяжеловесному письму своей матери.
"Саймон, я всегда знала, что идея открыть окна в детской принадлежала твоей сестре. Но поскольку ты промолчал в ответ на обвинение, мне ничего не оставалось, как наказать тебя. Для родителей самая тяжкая обязанность – наказывать своих детей. Тем более когда закрадывается страх, что наказываешь неправильно. Сидни все объяснила мне, как только она одна умеет, и хотя она твердо стояла на том, что мне надо крепко побить ее, ведь это она подставила тебя под наказание много лет назад, я не представляю, как бить палкой двадцатипятилетнюю женщину. Итак, прошу прощения за то, что возложила бремя вины на твои хрупкие плечи… Сколько тебе было тогда? Десять? Я забыла… А теперь я могу перейти к ней. Ее визит был довольно приятным для нас обеих. К тому же я провела несколько дней с Дэвидом и его детьми. И могу надеяться, что ты тоже посетишь меня в Сарри. Привози с собой Дебору, если соберешься приехать. Коттер звонил повару и рассказал о ней. Бедняжка. Ты поступил бы мило, если бы пригрел ее под своим крылышком до тех пор, пока она опять не встанет на ноги.
Любящая мама"
Уперев руки в бока, Сидни запрокинула голову и рассмеялась, явно довольная произведенным эффектом:
– Разве она не великолепна? Мне, правда, потребовалось много времени, чтобы заставить ее сесть за письмо. Хотя она уже хотела поговорить с тобой насчет Деборы – знаешь ведь, как она боится, что мы превратимся в варваров и будем вести себя недостойно в сложных ситуациях, – сомневаюсь, что, не будь я там, она написала бы тебе.
Сент-Джеймс чувствовал на себе взгляд Хелен. Он знал, какого вопроса она ждет. Но он молчал. За последние десять дней ничего не произошло, несмотря на поспешный отъезд Деборы из Ховенстоу, иначе он понял бы это по поведению Коттера. Когда он вернулся из Пензанса на другой день после смерти Тренэр-роу, ее там уже не было. Линли сообщил только, что самолетом доставил ее в Лондон. Мрачная отстраненность Коттера тоже не располагала к откровенному разговору. Зато у леди Хелен не было причин таиться.
– Что с Деборой?
– Томми разорвал помолвку, – ответила Сидни. – Саймон, разве Коттер не сказал тебе? Судя по словам маминой поварихи, он по-настоящему кипел, когда говорил с ней. Был в ярости. Я думала, он вызовет Томми на дуэль. «Шпаги или пистолеты». Просто слышу, как он кричит: «Спикерс-корнер. На рассвете». – Она засмеялась, но тотчас вновь посерьезнела. – Классно, правда? Хотя, если вспомнить Питерову Сашу, классность не в чести у Линли.
Пока Сидни говорила, Сент-Джеймс сообразил, что она понятия не имеет ни о чем случившемся после ее отъезда из Ховенстоу в воскресенье утром. Выдвинув нижний ящик рабочего стола, он достал из него серебряный флакон:
– Ты потеряла его.
Сидни радостно взяла у него флакон:
– Где ты нашел? Только не говори, что он был в Ховенстоу, в шкафу. Туфли – возможно, но только не флакон.
– Сид, Джастин взял его.
Очень просто. Всего четыре слова. Но что сталось с Сидни? Улыбки как не бывало. Сидни пыталась удержать ее, даже губы у нее задрожали от нечеловеческого усилия. И вся она как будто мгновенно постарела. Ничего не осталось от ее беззаботности, и Сент-Джеймс в который раз понял, насколько Сидни зависит от своих эмоций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60