Однако Марку надо еще многому учиться, кстати, и такому, чему тут не научишься.
– А Пенеллин рассчитывает, что сын придет на его место?
– Не думаю. Джон окончил университет. Вряд ли он рассчитывает, что я передам дела человеку, интересующемуся исключительно конюшнями.
– И больше ничем?
– Он поработал в маслодельнях. На нескольких фермах. Но этого недостаточно.
– Платят ему хорошо?
Линли крутил в пальцах ножку рюмки.
– Ну, как сказать. Однако это было решение Джона. Из его слов у меня сложилось впечатление, что Марк работает недостаточно, чтобы получать хорошие деньги. Собственно, это было единственным предметом разногласий между ними с тех пор, как Марк вернулся из Эксетера.
– Если он держит сына в черном теле, возможно, того привлекли деньги в Галл-коттедже. Знал ли Марк о привычках зятя? В конце концов, у меня такое впечатление, что он живет не по доходам.
– Не по доходам? Ты о чем?
– Вспомни его стереомагнитофон. Похоже, куртка у него тоже не старая. Я не очень-то разглядывал его башмаки, но, кажется, они из змеиной кожи.
Линли подошел к окну и открыл его. Раннее утро было прохладным и влажным, и в тишине он хорошо слышал шум моря.
– Не думаю, чтобы Марк убил зятя, хотя нетрудно представить, что он нашел труп Мика, увидел на столе деньги и взял их. Марк не способен на убийство. Вот взять, что плохо лежит, это да…
В это время Сент-Джеймс читал в своей тетради краткую запись беседы с Нэнси.
– Значит, он мог оказаться в коттедже по другой причине, а обнаружив Мика мертвым, взять деньги?
– Не исключено. Марк способен спланировать ограбление, но он знает, чем это могло обернуться для его сестры, а Марк и Нэнси, как бы они ни вели себя сегодня, очень привязаны друг к другу.
– И все же, Томми, о конвертах он наверняка знал.
– Все знали. Не только служащие Мика, но и жители деревни. Нанруннел ведь небольшой, и в нем ничего не утаишь. Вряд ли он очень переменился со времен моего детства. А тогда, уж поверь, нам все было известно друг о друге.
– Если так, то многие могли знать и о записях, которые Мик держал дома.
– Конечно, отец знал и, вероятно, сотрудники газеты, их не так уж и много.
– Кто они такие?
Линли вернулся к креслу.
– Если не считать Мика, я знаю лишь Джулиану Вендейл. Интересно, она еще работает у него? Прежде она была выпускающим редактором.
В голосе Линли было что-то такое, отчего Сент-Джеймс оторвался от своих записей и поднял голову:
– Джулиана Вендейл?
– Да. Хорошая женщина. Разведена. Двое детей. Ей около тридцати семи сейчас.
– Она могла быть привлекательной для Мика?
– Возможно. Но сомневаюсь, чтобы Мик заинтересовал Джулиану. Она не очень-то думала о мужчинах после того, как десять лет назад муж бросил ее ради другой женщины. Никому не удалось привлечь ее внимание. – Он посмотрел на Сент-Джеймса и грустно улыбнулся. – Знаю на собственном опыте. Это было, когда мне стукнуло двадцать шесть и я был высокого мнения о себе.
– А как насчет отца Мика?
Линли налил себе еще бренди.
– Гарри – нечто вроде местной достопримечательности. Много пьет, много курит, много играет. Язык у него – что у докера. Нэнси сказала, что в прошлом году он перенес операцию на сердце, так что, возможно, он переменился.
– Он близок с Миком?
– Был близок. В последнее время – не знаю. Когда-то я часто бывал в Нанруннеле. Мы виделись с Миком во время каникул.
– Дружили?
– Что-то вроде того. Вместе пили, вместе плавали в море, вместе ловили рыбу, вместе подростками подглядывали за женщинами в Пензансе. А когда я начал учиться в Оксфорде, мы уже не встречались.
– Каким он был?
Линли улыбнулся:
– Он любил женщин, всякие полемики, розыгрыши. Во всяком случае, в юности. Не думаю, чтобы он очень изменился.
– Не исключено, что мотив где-то тут.
– Не исключено.
Линли рассказал Сент-Джеймсу о внебрачных связях Мика, в которых его накануне обвинял Джон Пенеллин.
– Неплохое объяснение тому, что сделали с трупом, – заметил Сент-Джеймс. – Муж расправляется с соблазнителем. Однако это не объясняет беспорядок в гостиной. – Сент-Джеймс собрался было сделать очередную запись, однако положил ручку. Усталость брала свое. Казалось, будто в глаза насыпали песок, и он понимал, что еще недолго будет сохранять способность трезво мыслить. Тем не менее ему не давало покоя что-то, о чем он забыл и что должен был вспомнить, пока не поздно. Поерзав на стуле, он обратил внимание на стоявший в гостиной рояль и вспомнил, как леди Ашертон подошла к нему. – Томми, а мама ничего не рассказывала тебе о журналистской работе Мика? Может быть, Нэнси говорила с ней?
– Нэнси говорила со мной.
– Ну…
– Это не точно, но у меня сложилось впечатление, что Мик возлагал большие надежды на свою последнюю работу. И наверняка разрабатывал свою тему не для собственной газеты. Даже точно, что не для собственной.
– Мог он чем-то задеть своего отца?
– Ну уж не до такой степени, чтобы тот решил его убить. Тем более кастрировать.
– В том случае, – заметил Сент-Джеймс, – если убийство и кастрация совершены одним человеком. Ведь ты тоже видел, что его сначала убили, а потом кастрировали.
Линли покачал головой:
– Не получается. Сначала убийца – потом мясник.
Сент-Джеймсу пришлось признать, что у него тоже не складывается логичная картина.
– А почему, как ты думаешь, Нэнси лжет насчет звонка? – Сент-Джеймс не ждал ответа Линли, он размышлял вслух. – Нехорошо для Джона Пенеллина, что его видели рядом с коттеджем.
– Джон не убивал Мика. Не тот он человек. Он не мог его убить.
– А если ненамеренно?
– Все равно нет.
Линли говорил уверенно, однако не убедил Сент-Джеймса.
– Бывает, и хороших людей доводят до убийства. Ты сам знаешь. Непреднамеренное убийство – скажем, он в ярости не рассчитал удар. Сколько людей теряют голову и становятся убийцами? Забыл?
Линли вскочил с кресла и широким, легким шагом заходил к окну и обратно:
– Утром я поговорю с Джоном. И все выясню.
Сент-Джеймс посмотрел на него, но не встал:
– А что, если в полиции решат, что уже нашли убийцу? Что, если эксперты поддержат обвинение? Волосы Пенеллина на трупе, отпечатки пальцев по всей комнате, кровь Мика на обшлагах его брюк или на манжетах рубашки. Если он был вечером в коттедже, значит, будут доказательства этого, помимо свидетельских показаний соседей, которые видели его или слышали шум ссоры. Что тогда? Боскован знает, что ты работаешь в отделе убийств?
– Я не распространялся об этом.
– Он будет просить Скотленд-Ярд о помощи?
– Нет, если решит, что Джон Пенеллин – убийца. Зачем? – с неохотой ответил Линли, поддерживая подозрения Сент-Джеймса, и вздохнул. – Проклятье. И еще Нэнси просит, чтобы я помог ее отцу. Сент-Джеймс, мы должны быть очень осмотрительны. Нам ни в коем случае нельзя переходить дорогу официальному следствию.
– А если перейдем?
– Будем расплачиваться в Лондоне.
Кивнув на прощание, Линли вышел из комнаты.
Сент-Джеймс вернулся к своим записям. Он взял со стола еще один лист бумаги и несколько минут занимался тем, что чертил колонки, в которые вставлял ту или иную информацию. Джон Пенеллин. Гарри Кэмбри. Марк Пенеллин. Неизвестные мужья. Служащие в газете. Возможные мотивы преступления. Оружие. Слова начинали расплываться у него перед глазами, и он прижал пальцы к векам. Где-то скрипнуло окно на ветру. Одновременно открылась и закрылась дверь гостиной. Сент-Джеймс дернулся. В темноте стояла Дебора.
На ней был длинный халат цвета слоновой кости, отчего она была очень похожа на привидение. Волосы свободно рассыпались у нее по плечам.
Сент-Джеймс отодвинул кресло и встал. Ему едва удалось сохранить равновесие из-за больной ноги, и он почувствовал боль в пояснице.
Оглядев гостиную, Дебора заглянула в альков:
– Томми нет с тобой?
– Он отправился спать.
Она нахмурилась:
– Мне показалось, я слышала…
– Он был тут.
– А!.. Ладно.
Сент-Джеймс думал, что Дебора уйдет, а она вошла в альков и встала рядом с ним возле стола. Прядь ее волос коснулась его рукава, и он вдохнул исходивший от нее аромат лилий. Сент-Джеймс не отрывал глаз от записей, и Дебора тоже стала читать.
– Ты собираешься расследовать это убийство? – спросила она через пару минут.
Он наклонился и написал пару непонятных фраз в колонке о разбросанных на полу документах, в колонке о телефонной будке. Вопрос, который надо задать миссис Свонн. Еще что-то. Ему было все равно, что писать, лишь бы писать.
– Помогу, чем смогу, – отозвался он. – Хотя ничем таким мне не приходилось прежде заниматься. Не знаю, справлюсь ли. Пока я записал то, о чем мы с Томми тут говорили. Нэнси. Ее семья. Газета. И все прочее.
– Записал. Да. Помню. У тебя всегда было много бумаг. Повсюду.
– В лаборатории.
– Графики, чертежи. Помню-помню. Я никогда не чувствовала себя виноватой из-за разбросанных по всему дому фотографий, пока ты в отчаянии кидал дротики у себя в лаборатории.
– Это был скальпель.
Они засмеялись, но почти тотчас умолкли, отчего тишина стала еще более неловкой сначала для него, потом для нее. Казалось, что часы тикают слишком громко, да и шум моря не совсем такой, как всегда.
– Понятия не имела, что Хелен работает с тобой в лаборатории, – сказала Дебора. – Папа ни разу не упомянул об этом в своих письмах. Странно, правда? Это Сидни сказала мне сегодня. Она молодец. Вот и в коттедже тоже. Я была полной идиоткой, когда Нэнси отключилась и заплакала ее дочка. А Хелен всегда знает, что делать.
– Да, – подтвердил Сент-Джеймс. – Так оно и есть.
Дебора не отозвалась, и Сент-Джеймс молил Бога, чтобы она ушла. Он сделал еще несколько записей. Нахмурился и стал читать, делая вид, будто изучает их. Потом, когда притворяться уже было невозможно, чтобы не показать себя кретином, Сент-Джеймс поднял голову.
И опять осознал свое поражение, вероятно, из-за света в алькове, при котором ее глаза казались темнее, даже как будто сверкали ярче, кожа казалась мягче, губы – полнее. Она была слишком близко, и Сент-Джеймс сразу понял, что у него два выхода: или уйти, или обнять ее. Ничего иного быть не может. И никогда не будет. Он попросту занимался самообманом, считая, что время залечит раны и он сумеет быть равнодушным в ее присутствии. Собрав бумаги, Сент-Джеймс пробормотал «спокойной ночи» и двинулся к двери.
Он уже прошел половину гостиной, когда его настиг ее голос.
– Саймон, я видела его.
Сент-Джеймс в недоумении остановился.
– Я видела его сегодня, – продолжала Дебора. – Мика Кэмбри. Об этом я и хотела сказать Томми.
Саймон Сент-Джеймс вернулся к столу и положил на него бумаги:
– Где?
– Я не совсем уверена, что это он. В спальне Нэнси я видела свадебную фотографию. Я видела ее, когда относила туда малышку, и я почти уверена, что этот человек выходил сегодня утром – нет, вчера утром – из квартиры моей соседки, в Лондоне. Раньше я не хотела говорить из-за Нэнси. – Дебора провела рукой по волосам. – Ну, я не сказала, потому что квартира принадлежит женщине. Тине Когин. А она как будто… наверняка я не могу сказать, но, судя по тому, как она разговаривает, одевается, вспоминает о своих отношениях с мужчинами… У меня сложилось впечатление…
– Она проститутка?
Дебора торопливо рассказала, как Тина Когин, услышав ссору, появилась со своим питьем, которое, по ее словам, возвращает ей силы после свиданий с мужчинами.
– Но у меня не было возможности долго беседовать с ней, потому что приехала Сидни. И Тина ушла.
– А что насчет Кэмбри?
– Это из-за стакана. Ее стакан остался у меня, и я до сегодняшнего утра забывала вернуть его.
Она увидела Кэмбри, подходя к Тининой двери. Он вышел из квартиры, и Дебора, поняв, что видит перед собой одного из «клиентов» Тины, помедлила, не зная, вручить ему стакан, чтобы он отдал его Тине, или пройти мимо, сделав вид, будто не заметила его, или, не говоря ни слова, вернуться к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– А Пенеллин рассчитывает, что сын придет на его место?
– Не думаю. Джон окончил университет. Вряд ли он рассчитывает, что я передам дела человеку, интересующемуся исключительно конюшнями.
– И больше ничем?
– Он поработал в маслодельнях. На нескольких фермах. Но этого недостаточно.
– Платят ему хорошо?
Линли крутил в пальцах ножку рюмки.
– Ну, как сказать. Однако это было решение Джона. Из его слов у меня сложилось впечатление, что Марк работает недостаточно, чтобы получать хорошие деньги. Собственно, это было единственным предметом разногласий между ними с тех пор, как Марк вернулся из Эксетера.
– Если он держит сына в черном теле, возможно, того привлекли деньги в Галл-коттедже. Знал ли Марк о привычках зятя? В конце концов, у меня такое впечатление, что он живет не по доходам.
– Не по доходам? Ты о чем?
– Вспомни его стереомагнитофон. Похоже, куртка у него тоже не старая. Я не очень-то разглядывал его башмаки, но, кажется, они из змеиной кожи.
Линли подошел к окну и открыл его. Раннее утро было прохладным и влажным, и в тишине он хорошо слышал шум моря.
– Не думаю, чтобы Марк убил зятя, хотя нетрудно представить, что он нашел труп Мика, увидел на столе деньги и взял их. Марк не способен на убийство. Вот взять, что плохо лежит, это да…
В это время Сент-Джеймс читал в своей тетради краткую запись беседы с Нэнси.
– Значит, он мог оказаться в коттедже по другой причине, а обнаружив Мика мертвым, взять деньги?
– Не исключено. Марк способен спланировать ограбление, но он знает, чем это могло обернуться для его сестры, а Марк и Нэнси, как бы они ни вели себя сегодня, очень привязаны друг к другу.
– И все же, Томми, о конвертах он наверняка знал.
– Все знали. Не только служащие Мика, но и жители деревни. Нанруннел ведь небольшой, и в нем ничего не утаишь. Вряд ли он очень переменился со времен моего детства. А тогда, уж поверь, нам все было известно друг о друге.
– Если так, то многие могли знать и о записях, которые Мик держал дома.
– Конечно, отец знал и, вероятно, сотрудники газеты, их не так уж и много.
– Кто они такие?
Линли вернулся к креслу.
– Если не считать Мика, я знаю лишь Джулиану Вендейл. Интересно, она еще работает у него? Прежде она была выпускающим редактором.
В голосе Линли было что-то такое, отчего Сент-Джеймс оторвался от своих записей и поднял голову:
– Джулиана Вендейл?
– Да. Хорошая женщина. Разведена. Двое детей. Ей около тридцати семи сейчас.
– Она могла быть привлекательной для Мика?
– Возможно. Но сомневаюсь, чтобы Мик заинтересовал Джулиану. Она не очень-то думала о мужчинах после того, как десять лет назад муж бросил ее ради другой женщины. Никому не удалось привлечь ее внимание. – Он посмотрел на Сент-Джеймса и грустно улыбнулся. – Знаю на собственном опыте. Это было, когда мне стукнуло двадцать шесть и я был высокого мнения о себе.
– А как насчет отца Мика?
Линли налил себе еще бренди.
– Гарри – нечто вроде местной достопримечательности. Много пьет, много курит, много играет. Язык у него – что у докера. Нэнси сказала, что в прошлом году он перенес операцию на сердце, так что, возможно, он переменился.
– Он близок с Миком?
– Был близок. В последнее время – не знаю. Когда-то я часто бывал в Нанруннеле. Мы виделись с Миком во время каникул.
– Дружили?
– Что-то вроде того. Вместе пили, вместе плавали в море, вместе ловили рыбу, вместе подростками подглядывали за женщинами в Пензансе. А когда я начал учиться в Оксфорде, мы уже не встречались.
– Каким он был?
Линли улыбнулся:
– Он любил женщин, всякие полемики, розыгрыши. Во всяком случае, в юности. Не думаю, чтобы он очень изменился.
– Не исключено, что мотив где-то тут.
– Не исключено.
Линли рассказал Сент-Джеймсу о внебрачных связях Мика, в которых его накануне обвинял Джон Пенеллин.
– Неплохое объяснение тому, что сделали с трупом, – заметил Сент-Джеймс. – Муж расправляется с соблазнителем. Однако это не объясняет беспорядок в гостиной. – Сент-Джеймс собрался было сделать очередную запись, однако положил ручку. Усталость брала свое. Казалось, будто в глаза насыпали песок, и он понимал, что еще недолго будет сохранять способность трезво мыслить. Тем не менее ему не давало покоя что-то, о чем он забыл и что должен был вспомнить, пока не поздно. Поерзав на стуле, он обратил внимание на стоявший в гостиной рояль и вспомнил, как леди Ашертон подошла к нему. – Томми, а мама ничего не рассказывала тебе о журналистской работе Мика? Может быть, Нэнси говорила с ней?
– Нэнси говорила со мной.
– Ну…
– Это не точно, но у меня сложилось впечатление, что Мик возлагал большие надежды на свою последнюю работу. И наверняка разрабатывал свою тему не для собственной газеты. Даже точно, что не для собственной.
– Мог он чем-то задеть своего отца?
– Ну уж не до такой степени, чтобы тот решил его убить. Тем более кастрировать.
– В том случае, – заметил Сент-Джеймс, – если убийство и кастрация совершены одним человеком. Ведь ты тоже видел, что его сначала убили, а потом кастрировали.
Линли покачал головой:
– Не получается. Сначала убийца – потом мясник.
Сент-Джеймсу пришлось признать, что у него тоже не складывается логичная картина.
– А почему, как ты думаешь, Нэнси лжет насчет звонка? – Сент-Джеймс не ждал ответа Линли, он размышлял вслух. – Нехорошо для Джона Пенеллина, что его видели рядом с коттеджем.
– Джон не убивал Мика. Не тот он человек. Он не мог его убить.
– А если ненамеренно?
– Все равно нет.
Линли говорил уверенно, однако не убедил Сент-Джеймса.
– Бывает, и хороших людей доводят до убийства. Ты сам знаешь. Непреднамеренное убийство – скажем, он в ярости не рассчитал удар. Сколько людей теряют голову и становятся убийцами? Забыл?
Линли вскочил с кресла и широким, легким шагом заходил к окну и обратно:
– Утром я поговорю с Джоном. И все выясню.
Сент-Джеймс посмотрел на него, но не встал:
– А что, если в полиции решат, что уже нашли убийцу? Что, если эксперты поддержат обвинение? Волосы Пенеллина на трупе, отпечатки пальцев по всей комнате, кровь Мика на обшлагах его брюк или на манжетах рубашки. Если он был вечером в коттедже, значит, будут доказательства этого, помимо свидетельских показаний соседей, которые видели его или слышали шум ссоры. Что тогда? Боскован знает, что ты работаешь в отделе убийств?
– Я не распространялся об этом.
– Он будет просить Скотленд-Ярд о помощи?
– Нет, если решит, что Джон Пенеллин – убийца. Зачем? – с неохотой ответил Линли, поддерживая подозрения Сент-Джеймса, и вздохнул. – Проклятье. И еще Нэнси просит, чтобы я помог ее отцу. Сент-Джеймс, мы должны быть очень осмотрительны. Нам ни в коем случае нельзя переходить дорогу официальному следствию.
– А если перейдем?
– Будем расплачиваться в Лондоне.
Кивнув на прощание, Линли вышел из комнаты.
Сент-Джеймс вернулся к своим записям. Он взял со стола еще один лист бумаги и несколько минут занимался тем, что чертил колонки, в которые вставлял ту или иную информацию. Джон Пенеллин. Гарри Кэмбри. Марк Пенеллин. Неизвестные мужья. Служащие в газете. Возможные мотивы преступления. Оружие. Слова начинали расплываться у него перед глазами, и он прижал пальцы к векам. Где-то скрипнуло окно на ветру. Одновременно открылась и закрылась дверь гостиной. Сент-Джеймс дернулся. В темноте стояла Дебора.
На ней был длинный халат цвета слоновой кости, отчего она была очень похожа на привидение. Волосы свободно рассыпались у нее по плечам.
Сент-Джеймс отодвинул кресло и встал. Ему едва удалось сохранить равновесие из-за больной ноги, и он почувствовал боль в пояснице.
Оглядев гостиную, Дебора заглянула в альков:
– Томми нет с тобой?
– Он отправился спать.
Она нахмурилась:
– Мне показалось, я слышала…
– Он был тут.
– А!.. Ладно.
Сент-Джеймс думал, что Дебора уйдет, а она вошла в альков и встала рядом с ним возле стола. Прядь ее волос коснулась его рукава, и он вдохнул исходивший от нее аромат лилий. Сент-Джеймс не отрывал глаз от записей, и Дебора тоже стала читать.
– Ты собираешься расследовать это убийство? – спросила она через пару минут.
Он наклонился и написал пару непонятных фраз в колонке о разбросанных на полу документах, в колонке о телефонной будке. Вопрос, который надо задать миссис Свонн. Еще что-то. Ему было все равно, что писать, лишь бы писать.
– Помогу, чем смогу, – отозвался он. – Хотя ничем таким мне не приходилось прежде заниматься. Не знаю, справлюсь ли. Пока я записал то, о чем мы с Томми тут говорили. Нэнси. Ее семья. Газета. И все прочее.
– Записал. Да. Помню. У тебя всегда было много бумаг. Повсюду.
– В лаборатории.
– Графики, чертежи. Помню-помню. Я никогда не чувствовала себя виноватой из-за разбросанных по всему дому фотографий, пока ты в отчаянии кидал дротики у себя в лаборатории.
– Это был скальпель.
Они засмеялись, но почти тотчас умолкли, отчего тишина стала еще более неловкой сначала для него, потом для нее. Казалось, что часы тикают слишком громко, да и шум моря не совсем такой, как всегда.
– Понятия не имела, что Хелен работает с тобой в лаборатории, – сказала Дебора. – Папа ни разу не упомянул об этом в своих письмах. Странно, правда? Это Сидни сказала мне сегодня. Она молодец. Вот и в коттедже тоже. Я была полной идиоткой, когда Нэнси отключилась и заплакала ее дочка. А Хелен всегда знает, что делать.
– Да, – подтвердил Сент-Джеймс. – Так оно и есть.
Дебора не отозвалась, и Сент-Джеймс молил Бога, чтобы она ушла. Он сделал еще несколько записей. Нахмурился и стал читать, делая вид, будто изучает их. Потом, когда притворяться уже было невозможно, чтобы не показать себя кретином, Сент-Джеймс поднял голову.
И опять осознал свое поражение, вероятно, из-за света в алькове, при котором ее глаза казались темнее, даже как будто сверкали ярче, кожа казалась мягче, губы – полнее. Она была слишком близко, и Сент-Джеймс сразу понял, что у него два выхода: или уйти, или обнять ее. Ничего иного быть не может. И никогда не будет. Он попросту занимался самообманом, считая, что время залечит раны и он сумеет быть равнодушным в ее присутствии. Собрав бумаги, Сент-Джеймс пробормотал «спокойной ночи» и двинулся к двери.
Он уже прошел половину гостиной, когда его настиг ее голос.
– Саймон, я видела его.
Сент-Джеймс в недоумении остановился.
– Я видела его сегодня, – продолжала Дебора. – Мика Кэмбри. Об этом я и хотела сказать Томми.
Саймон Сент-Джеймс вернулся к столу и положил на него бумаги:
– Где?
– Я не совсем уверена, что это он. В спальне Нэнси я видела свадебную фотографию. Я видела ее, когда относила туда малышку, и я почти уверена, что этот человек выходил сегодня утром – нет, вчера утром – из квартиры моей соседки, в Лондоне. Раньше я не хотела говорить из-за Нэнси. – Дебора провела рукой по волосам. – Ну, я не сказала, потому что квартира принадлежит женщине. Тине Когин. А она как будто… наверняка я не могу сказать, но, судя по тому, как она разговаривает, одевается, вспоминает о своих отношениях с мужчинами… У меня сложилось впечатление…
– Она проститутка?
Дебора торопливо рассказала, как Тина Когин, услышав ссору, появилась со своим питьем, которое, по ее словам, возвращает ей силы после свиданий с мужчинами.
– Но у меня не было возможности долго беседовать с ней, потому что приехала Сидни. И Тина ушла.
– А что насчет Кэмбри?
– Это из-за стакана. Ее стакан остался у меня, и я до сегодняшнего утра забывала вернуть его.
Она увидела Кэмбри, подходя к Тининой двери. Он вышел из квартиры, и Дебора, поняв, что видит перед собой одного из «клиентов» Тины, помедлила, не зная, вручить ему стакан, чтобы он отдал его Тине, или пройти мимо, сделав вид, будто не заметила его, или, не говоря ни слова, вернуться к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60