– Не сомневаюсь, что со временем мы что-нибудь придумаем.
– Сейчас самое подходящее время.
– Он прав, Лаура. Время имеет значение. Мой пример доказывает, что жизнь может измениться в мгновение ока. Лучше решить эту проблему сейчас, а не оставлять решение на потом. – Фостер задумался на секунду, а затем сказал: – К сожалению, любое решение, которое мне приходит на ум, связано с документами, а нам очень важно этого избежать. – Он развел руками. – Грифф, либо вы должны поверить мне, что я найду реализуемое решение, либо…
– Когда?
– В самое ближайшее время.
Грифф нахмурился, как будто это его не совсем устраивало.
– А что значит либо?
– Либо, насколько я понял, наша сделка не состоится.
– Ладно, – Грифф хлопнул ладонями по коленям. – Я поверю, что вы что-нибудь придумаете. В конце концов, вы мне доверяетесь, а я осужденный преступник.
– Я рад, что именно вы произнесли эти слова, мистер Буркетт.
Лаура сказала это, не подумав, но нисколько не пожалела о вырвавшихся у нее словах. Ему следует почаще напоминать о том, что они рискуют гораздо больше, чем он. Лаура подняла взгляд на Гриффа, но увидела в его глазах ярость.
– Вы хотите сказать, – с ледяным спокойствием в голосе начал он, – что если кто в этой комнате и не заслуживает доверия, так это я.
– Лаура не хотела вас обидеть, – вмешался Фостер.
– Конечно, нет, – ответил Грифф, не отрывая от нее взгляда. – Меня не так-то легко обидеть.
Но Лаура видела, что это не так и что он понимает истинный смысл ее слов.
– Риск для обеих сторон – обычное дело для делового партнерства, – пришел на помощь Фостер. Кроме всего прочего, он был превосходным посредником, всегда пытавшимся приглушить разногласия сторон, прежде чем они выйдут из-под контроля. – Мне кажется, взаимный риск даже полезен. Он делает всех участников сделки в определенной степени уязвимыми и тем самым способствует честности. – Фостер повернулся к Лауре: – Ты хотела спросить что-то еще?
Она покачала головой.
– Превосходно! – воскликнул он, хлопнув ладонями по ручкам своего кресла. – По рукам.
– Ты сказала ему, что свяжешься с ним через две недели? – спросил Фостер.
– Я буду следить за своим циклом, каждое утро измерять температуру – надеюсь, мне удастся определить день овуляции.
– И через какое время станет известно, не забеременела ли ты?
– Через две недели.
– У меня голова кружится, когда я думаю об этом.
– Голова будет кружиться у меня, когда я буду писать на полоску и она станет розовой. Или синей. Или какой там она должна стать.
Рассмеявшись, он звонко поцеловал ее, и они, не сговариваясь, направились к лифту, искусно скрытому под лестницей.
– Пробегись наверх, – предложил он, въезжая на кресле в металлическую клетку.
Она мигом взлетела по винтовой лестнице и с улыбкой встретила его у дверей.
– Ты всегда выигрываешь, – проворчал он.
– Пробежка по ступенькам помогает мне поддерживать форму.
– Еще как! – Он протянул руку и шлепнул ее пониже спины.
Услышав, что они приближаются, Мануэло открыл дверь изнутри спальни Фостера.
– Может, сегодня обойдемся без лечебных процедур? – спросил Фостер. Парень улыбнулся и пожал плечами, показывая, что он не понял вопроса. – Он притворяется. – Фостер улыбнулся Лауре. – Я это знаю. Он прекрасно понимает, что я говорю о процедурах, которые он со мной проделывает, и о том, как я к ним отношусь. – Он сильно сжал руку жены. – Избавь меня от них, Лаура. Пожалуйста.
– Послушай, мне сегодня тоже придется несладко. Я должна еще раз просмотреть тот договор с профсоюзом. Но я вернусь, когда ты будешь ложиться спать.
Через час, когда она вошла в спальню Фостера, Мануэло уже сделал все, что требуется. Шторы были задернуты. Термостат установлен на нужную температуру. На ночном столике стояли кувшин с ледяной водой и стакан. Кнопка звонка в пределах досягаемости. Фостер спал, уронив книгу на колени.
Она выключила настольную лампу и долго сидела в темноте на стуле рядом с кроватью, прислушиваясь к его дыханию. Он не шевелился, и она была рада, что со сном у него все в порядке.
В конце концов она, выйдя из спальни, прошла к себе и легла в постель, которая когда-то была общей. Ей хотелось, чтобы ее сон был таким же крепким.
7
На следующее утро у Гриффа болела спина – он спал на мягком матрасе, продавленном посередине. Он не хотел признавать, что хронические боли были следствием тринадцати лет ударов, получаемых от защитников, пока он был с «Ковбоями».
Правое плечо тоже беспокоило его больше, чем он хотел признавать. За то время, которое он провел на поле, ему сломали четыре пальца, а один из мизинцев был дважды сломан в одном и том же месте. Во второй раз он не стал накладывать гипс, и кость срослась криво. Целый набор других неприятностей превращал утренний подъем в медленный и довольно мучительный процесс.
С удовольствием вспоминая комфорт надушенных простыней Марши, он похромал в унылую кухню, вскипятил воду, высыпал в стакан пакетик растворимого кофе, поджарил в тостере ломтик хлеба и запил все это кружкой молока, чтобы избавиться от горьковатого привкуса суррогатного кофе во рту.
Затем он набрал номер инспектора по надзору, к которому он был прикреплен. Голос Джерри Арнольда на автоответчике звучал довольно приятно, а теперь, вживую, он казался еще более дружелюбным, и в нем не чувствовалось угрозы.
– Я просто хочу убедиться, что вы получили сообщение, которое я оставлял вчера, – сказал Грифф после обмена приветствиями.
– Да, получил. Давайте я вам его повторю, чтобы проверить, все ли правильно, – он продиктовал адрес и телефон, сообщенные Гриффом.
– Правильно.
– Как насчет работы, Грифф? Еще ничего?
– Займусь этим сегодня.
– Хорошо-хорошо. Сообщайте мне, как будет продвигаться дело.
– Обязательно.
– Вы же знаете условия своего освобождения, так что я не буду утомлять вас их повторением.
– Они намертво отпечатались в моем мозгу. Я не хочу возвращаться в тюрьму.
– И я этого не хочу. – Чиновник немного помялся, а потом добавил: – Вы были великолепным футболистом, Грифф. Прямо дух захватывало.
– Спасибо.
– Удачи вам сегодня.
Разделавшись с этой обязанностью, Грифф отправился в душ. Раствор между кафельными плитками оброс какой-то черной дрянью, но горячая вода, к его удивлению, шла хорошо. Он быстро, но тщательно оделся, выбирая лучшее из вещей, оставленных ему Уайтом Тернером в квартире, и мысленно отметил, что нужно будет спросить адвоката, где хранятся остальные его вещи и как их получить.
Потом он вспомнил, что если Спикмен выложит оговоренную премию, то он сможет купить все новое. Эта мысль отозвалась радостным ожиданием, от которого слегка похолодело внутри.
В любом случае до двух часов дня он не узнает, пришли ли деньги. А до этого времени у него еще есть дела.
В восемь тридцать он зашел в поликлинику, где принимают без предварительной записи, а примерно через час спустился к стойке администратора.
– Когда будут готовы результаты анализов?
– Это займет от трех до пяти дней.
– Пусть будет три, – сказал он и подмигнул молоденькой медсестре, улыбнувшись самой очаровательной из своих улыбок. Жеманничая, она пообещала постараться. Очевидно, она не следила за играми «Ковбоев».
Из поликлиники он поехал в местное отделение публичной библиотеки – ближайшее к его бывшей квартире в Тартл-Крик. Он сомневался, что найдет библиотеку неподалеку от своей нынешней квартиры – вряд ли многие жители этого района умели читать.
Добравшись до библиотеки, он обнаружил, что она открывается только в десять. Кучка малышей с молодыми мамашами – и почему это молодые матери так чертовски привлекательны? – собралась у дверей в ожидании открытия.
И матери, и дети с удивлением рассматривали его. Со своим ростом в шесть футов и четыре дюйма он горой возвышался над ними. Царапина и синяк на скуле, дело рук Родарта, также выделяли его в толпе, собравшейся в четверг утром у библиотеки в ожидании сказки.
После того как двери открылись, мамаши согнали своих чад в дальний угол, а он прошел к справочному столику. Библиотекарь приветливо улыбнулась и спросила, чем может помочь.
– Мне нужно воспользоваться компьютером. И мне действительно потребуется некоторая помощь.
Пять лет совершенствования компьютеров были эквивалентны целой эпохе. Но библиотекарь терпеливо объяснила, как войти в Интернет и как пользоваться поисковой системой, и вскоре он уже был завален информацией об авиакомпании «Сансаут» и, что самое главное, о ее владельце.
Во-первых, он узнал о происхождении Фостера Спикмена. Начиная с 20-х годов двадцатого века, с его прадеда, семья разбогатела на нефти и природном газе. Как единственному наследнику, Спикмену достались миллионы, а также обширные земельные владения в Нью-Мексико, Колорадо и на Аляске.
Он получил диплом магистра делового администрирования в Гарвардской школе бизнеса и был известен как прекрасный игрок в поло. Он получил бесчисленное количество благодарностей и наград от бизнеса и властей за общественную работу. Экономические обозреватели восхваляли его смелый шаг по приобретению и реорганизации разорившейся авиакомпании.
Если бы Спикмен играл в футбол, он был бы куортербеком победителей Суперкубка и признан лучшим игроком по результатам голосования.
Он видел фотографии Фостера вместе с миссис Спикмен – не Лаурой – на различных благотворительных и общественных мероприятиях. На одной из фотографий, иллюстрировавшей статью в журнале «Форбс», Фостер, высокий и гордый, стоял у авиалайнера компании «Сансаут», скрестив руки на груди, с видом человека, завоевавшего мир. Он выглядел здоровым и сильным.
Это значит, что за тот недолгий промежуток времени, что прошел с момента покупки авиакомпании до сегодняшнего дня, Спикмен превратился в паралитика. Болезнь? Катастрофа?
Обдумывая варианты, Грифф наткнулся на некролог Элейн Спикмен. Она скончалась после долгой и героической борьбы с лейкемией. От этого брака не осталось детей.
Вдовец женился на Лауре Спикмен через год и пять месяцев после смерти первой жены.
Фостер и Элейн часто появлялись на страницах прессы. Но о Фостере и миссис Спикмен-второй писали почти ежедневно – вот почему ему было знакомо их имя.
А потом Грифф нашел то, что искал. Через год и семьдесят дней после свадьбы жизнь Фостера и Лауры Спикмен изменилась навсегда. Эта история занимала первую страницу в «Dallas Morning News», с заголовком крупными буквами и красочной фотографией. Новость не дошла до Биг-Спринг. Или дошла, а он пропустил ее. Или он слышал о ней, но забыл, потому что лично к нему она не имела никакого отношения.
Грифф дважды прочел статью. Тут же имелись ссылки на последующие публикации. Он прочел их все, а затем вернулся к первоначальному материалу и вновь перечел его. И когда он в третий раз добрался до ключевого предложения, которое объясняло все, то удовлетворенно откинулся на спинку стула.
– Ха.
Красивый квартал. В отличие от района, где он вырос, здесь на домах не было болтающихся ставень или серых противомоскитных сеток из драной марли. Трава на газонах аккуратно скошена, кусты подстрижены, цветочные клумбы прополоты. На баскетбольных корзинах действительно была сетка, а на дорожках если что-то и стояло, так это сверкающие велосипеды и новенькие скейтборды, а не проржавевшие автомобили на кирпичах.
Несмотря на то что этот квартал построили на двадцать лет позже, у него был такой же «семейный» вид, как и у того, где жили Коуч и Элли Миллер. Где он жил с того дня, когда Коуч забрал его из дома матери. Коуч связался со службой охраны детства и уладил формальности, непонятные и неинтересные пятнадцатилетнему Гриффу. Вероятно, Коуча назначили его опекуном. В любом случае он жил у Миллеров, пока не окончил среднюю школу и не отправился играть в футбол за Университет Техаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61