У них двое детей.
— Это я знаю.
— Любил ездить верхом. Для удовольствия или… может на лошади ездят для чего-то еще?
— Говорят, верховая езда полезна для пищеварения.
— Потом пошли разговоры, что он болен.
— Кто вам это сказал? Когда?
— Алекс Коркоран, занимающий, если вы этого еще не знаете, пост президента «Уэгнолл-Фиппс».
— Я знаю.
— Разумеется, рядом с Алексом все кажутся больными. Он — крупный, пышущий здоровьем мужчина, чуть ли не каждый день играющий в гольф. И это хорошо. На поле для гольфа он зарабатывает для «Уэгнолл-Фиппс» больше денег, чем все другие коммивояжеры вместе взятые.
— Когда Алекс упомянул, что, по его мнению, Бредли болен?
— Примерно два года тому назад. Точно сказать не могу. Возможно, я сам это заметил.
— Что вы заметили?
— Насчет Тома? Он похудел… стал спокойнее. Сдержанее. Ушел в себя.
— То есть вы поняли, что с ним что-то происходит.
— Да. А потом нам объявили, что он уезжает в Европу на лечение. Длительное лечение. Ничего конкретного сказано не было. Уезжает, и все. Мы, естественно, подумали о самом худшем. Решили, что у Томаса Бредли рак.
— Но никто не пожелал выяснить, чем именно вызван отъезд в Европу?
— Нет, конечно. Одновременно нам сообщили, что исполнение обязанностей председателя совета директоров возлагается на Энид Бредли.
— И как она справлялась с этими обязанностями?
— По-моему, хорошо. Если она не могла сразу ответить на мой вопрос, то брала тайм-аут, и отвечала на него следующим утром, причем ее решение всегда оказывалось оптимальным.
— Как вы объясняли себе подобные ситуации? Полагали, что вечером она обсуждала возникшую проблему с Томасом Бредли?
— Да. Поначалу. Тем более, что по утрам, раз или два в неделю, я получал от Бредли служебные записки, с подробным анализом тех или иных вопросов. Разумеется, от Томаса Бредли. Личные отношения в них не затрагивались. Речь шла только о функционировании «Уэгнолл-Фиппс».
— Что значит, вы их получали? Они приходили по почте? Откуда?
— Нет. Я всегда находил их на своем столе. Мне представлялось, что их приносила Энид Бредли.
— Ладно. Посмотрим, что у нас получается. Этот парень лежит в больнице, возможно, в Европе, поддерживает связь с женой по телефону и держит руку на пульсе своего бизнеса, посылая начальнику финансового отдела подробные служебные записки.
— Все правильно. А потом, в конце ноября, в пятницу, прошел слух, что Томас Бредли умер. Напрямую никто ничего не говорил. Но атмосфера в конторе изменилась. Все как-то погрустнели. Лица стали печальными. Вы меня понимаете?
— Конечно. Но вы не из тех, кому достаточно одних слухов. Вероятно, вы захотели выяснить их первопричину.
— Захотел. Естественно, это сообщение взволновало меня. Около восьми вечера я позвонил Алексу Коркорану. Он был крепко выпивши. По голосу чувствовалось, что он очень расстроен. Он подтвердил мои подозрения.
— То есть прямо сказал, что Томас Бредли умер?
— Да. Голос его дрожал, язык заплетался. Он сказал, что Энид сейчас очень тяжело. И попросил не говорить с ней о смерти мужа. У нее, мол, сильный характер. Ей не нужны ни соболезнования, ни цветы. Она не собирается заказывать церковную службу.
— И это показалось вам странным?
— Да нет. Бредли — люди спокойные, предпочитали уединение веселой компании. Друзей у них, насколько мне известно, было мало. Тесных отношений с сослуживцами Томас Бредли не поддерживал. Короче, Алекс попросил меня не докучать Энид в связи со смертью мужа.
— И вы не докучали.
— Нет. К моему удивлению, в понедельник она пришла в контору. А в Швейцарию улетела лишь во вторник.
— Вы точно знаете, что она улетела в Швейцарию?
— Дайте-ка вспомнить… Да, Алекс Коркоран сказал мне, что она улетела в Швейцарию.
— Потому что Томас Бредли умер там?
— Да. Я, во всяком случае, понял его именно так.
— И долго она отсутствовала?
— Энид вернулась в конце следующей недели. В четверг или пятницу.
— То есть, примерно десять дней.
— Да, десять дней. С этим, как говорится, все в порядке. Насторожило меня другое. Меня, естественно, мучил вопрос, а как отразится смерть Томаса на благополучии и внутренней политике компании?
— И как же она отразилась?
— Да никак. Если не считать того, что Коркоран сказал мне о смерти Томаса Бредли, это событие более не упоминалось.
— Но сомнений в том, что он умер, у вас не возникло?
— На тот момент, нет. Тем более, что Энид продолжала числиться исполняющей обязанности председателя совета директоров.
— Как я понимаю, Франсина…
— Компания функционировала, как и прежде. Я ожидал изменения финансовых приоритетов, уменьшения расходов, перераспределения акций, покупку новых активов за счет продажи старых. Ничего этого не случилось. Разумеется, контрольный пакет акций принадлежал не лично Томасу Бредли, но «Бредли фэмили компани».
— Вы говорите о необходимости уплаты налогов. На наследство, недвижимость, и так далее?
— Я полагал, что Бредли достаточно богаты, чтобы заплатить налоги, не трогая основного капитала.
— Вы уверены?
— Да. Бредли не из тех, кто сорит деньгами. Насколько я знаю, семье принадлежали один дом, четыре автомобиля и одна лошадь. Много ли денег уходит на покупку овса для одной лошади? Был у них еще один источник расходов — на обучение сына.
— С таким же успехом они могли спустить эти деньги в унитаз.
— Почему вы так думаете?
— Пока, мистер Блейн, все звучит вполне логично.
— Не совсем. Я же сказал вам, в фирме ничего не изменилось. По-прежнему возникали вопросы, на которые Энид Бредли не могла ответить сразу. А на следующий день я получал ответ, и, опять же, предлагалось оптимальное решение возникшей проблемы.
— И на этот раз она не могла поговорить с мужем по телефону.
— Нет. Если только телефонная компания не наладила связь с потусторонним миром.
— Вам что-нибудь известно о сестре Томаса Бредли, Франсине?
— Да. Они были очень близки. Она сведуща в бизнесе. И Том часто советовался с ней.
— Так что Энид, ища ответы на ваши вопросы, могла проконсультироваться с Франсиной?
— Да. Полагаю, что могла.
— Вы знаете, что Энид лишь временно исполняет обязанности председателя совета директоров? И вскорости «Уэгнолл-Фиппс» возглавит Франсина?
Чарлз Блейн улыбнулся.
— У меня складывается ощущение, что сейчас вы знаете о нашей компании несколько больше, чем на прошлой неделе, при нашей первой встрече.
— Я делаю на этой неделе то, что следовало сделать две недели тому назад. Но, откровенно говоря, я до сих пор не уверен, что статья в двенадцать абзацев о крошечной, никому не известной компании вроде «Уэгнолл-Фиппс» стоит таких усилий.
— Так почему вы это делаете?
— Должен докопаться до сути. Я — хороший репортер.
Блейн поправил сползающие с вспотевшего носа очки.
— Ваше предположение о том, что Энид консультируется с Франсиной вполне логично.
— Благодарю.
— Но оно не объясняет служебных записок.
— Наконец-то мы добрались до служебных записок.
— Записки продолжали приходить. Поначалу я подумал, что причиной тому — медлительность почты. И они просто задержались в пути.
— Еще одно логичное предположение.
— Оно оставалось логичным, пока в служебных записках не начали затрагиваться проблемы, возникшие после смерти Томаса Бредли.
— После?
— После, черт побери. После!
— Материализация духов?
— Поневоле задумаешься над этим.
— Я вас понимаю.
— А в конце каждой стояли инициалы. Не подпись. Подделать инициалы не составляет труда. Вы видели эти записки. Видели инициалы.
— Да. Видел. Это точно. Вы их мне и показывали.
— Нельзя же винить меня за любопытство. Не только инициалы остались прежними, не изменился и стиль. Конечно, я не эксперт, чтобы выносить квалифицированное заключение. Я специально показывал вам служебные записки, датированные как до смерти Томаса Бредли, так и после. Вы заметили разницу?
— Меня не предупредили о том, что я должен ее заметить.
— Меня разбирало любопытство.
— Вполне возможно. Вы говорили кому-нибудь об этих записках?
— Да. Алексу Коркорану. Но он, похоже, даже не понял, о чем речь. Он никогда не понимал меня. То ли я говорю с ним недостаточно громко, то ли причина в чем-то еще.
— Но как-то он должен был отреагировать? Вы показали ему служебные записки, не так ли?
— Он едва глянул на них. Не стал вникать, о чем речь. Пропустил мои слова мимо ушей. Я приходил к нему дважды, пытаясь разъяснить, что меня тревожит. Наконец, он сказал: «Слушай, оставь Энид в покое, а?»
— И вы оставили?
— Я же подчиненный, мистер Флетчер.
— С этим все ясно, мистер Блейн. А теперь давайте выслушаем вашу версию. Если только вы не верите, что некоторые люди имеют устойчивые каналы связи с адом, раем или чистилищем.
— Я не хочу гадать. Я хочу знать.
— Итак, вы получали эти служебные записки несколько месяцев.
— Совершенно верно.
— И как вы объясняли для себя их появление?
— Или Энид Бредли писала их сама, а подписывала инициалами мужа, чтобы к ним отнеслись с должным вниманием, или… — Блейн пожал плечами.
— Я весь внимание.
— …Или их писала его сестра, Франсина, подделывая его инициалы, или…
— Не вижу особой разницы в этих двух вариантах.
— …Или Томас Бредли не умер.
— Вы забыли четвертый вариант.
— О чем вы?
— Инициалы подделывали вы.
— С какой стати?
— Потому что вы тронулись умом.
— Полагаю, с вашей точки зрения возможен и такой вариант.
— А какой из вариантов выбрали бы вы?
— Вы упустили еще один, мистер Флетчер. Тот, что более всего волнует меня. Возможно, вы этого и не поймете. Я считаю себя серьезным бизнесменом. Я — дипломированный бухгалтер. Мне выдана лицензия на ведение бухгалтерской деятельности. А вариант, упущенный вами, не дает мне спать по ночам.
— Что же вас пугает?
— Возможность того, что компанией, через Энид Бредли, управляет абсолютно безответственная личность, не имеющая на это никакого права. Энид не первая вдовушка, попавшая в цепкие когти честолюбивого, не имеющего ни стыда, ни совести жиголо.
— Ваши подозрения подтверждаются служебными записками? От них веет невежеством, безответственностью?
— Нет. Но среди этих мошенников встречаются умные люди. Такой человек может оказаться прав в девяти случаях из десяти. А вот в десятом порекомендует решение, которое пустит корабль ко дну.
— Согласен, мистер Блейн, о таком варианте я не подумал.
— И напрасно. Потому что мне он представляется наиболее реальным. Происходило что-то странное, и я считал себя обязанным во всем разобраться.
— А тут под руку подвернулся репортер из «Ньюс-Трибюн»…
— И я честно показал вам инструменты, посредством которых управляется компания «Уэгнолл-Фиппс».
— Служебные записки от покойника.
— Да.
— Однако вам не хватило честности сказать мне об этом. Вы не упомянули, что Томас Бредли умер.
— За это я приношу свои извинения.
— Извините за беспокойство, — сказал палач, опуская топор.
— Я же не ожидал, что вас уволят. Признаю, я использовал вас. Я пытался привлечь внимание к занимавшей меня проблеме. Прояснить ситуацию. Я должен знать, кто руководит «Уэгнолл-Фиппс».
— Мистер Блейн, кому выгодна смерть Томаса Бредли?
— Не знаю. Не могу никого назвать. Акции «Уэгнолл-Фиппс» принадлежат семейному фонду. Страховки, по-моему, у Бредли не было. И мне не известен человек, у которого смерть Томаса Бредли вызвала бы прилив положительных эмоций.
— Это вы тонко подметили: прилив положительных эмоций.
— Вы предполагаете, что его убили?
— Мистер Блейн, я приготовил для вас сюрприз. Вы готовы к сюрпризу?
— Я бы с большим удовольствием выслушал ответы на поставленные вопросы.
— Ответов пока нет. Есть сюрприз.
— Какой же?
— Томас Бредли не умер в Швейцарии. Я проверил.
Чарлз Блейн долго смотрел на репортера.
— Скорее, это вопрос, чем ответ, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Это я знаю.
— Любил ездить верхом. Для удовольствия или… может на лошади ездят для чего-то еще?
— Говорят, верховая езда полезна для пищеварения.
— Потом пошли разговоры, что он болен.
— Кто вам это сказал? Когда?
— Алекс Коркоран, занимающий, если вы этого еще не знаете, пост президента «Уэгнолл-Фиппс».
— Я знаю.
— Разумеется, рядом с Алексом все кажутся больными. Он — крупный, пышущий здоровьем мужчина, чуть ли не каждый день играющий в гольф. И это хорошо. На поле для гольфа он зарабатывает для «Уэгнолл-Фиппс» больше денег, чем все другие коммивояжеры вместе взятые.
— Когда Алекс упомянул, что, по его мнению, Бредли болен?
— Примерно два года тому назад. Точно сказать не могу. Возможно, я сам это заметил.
— Что вы заметили?
— Насчет Тома? Он похудел… стал спокойнее. Сдержанее. Ушел в себя.
— То есть вы поняли, что с ним что-то происходит.
— Да. А потом нам объявили, что он уезжает в Европу на лечение. Длительное лечение. Ничего конкретного сказано не было. Уезжает, и все. Мы, естественно, подумали о самом худшем. Решили, что у Томаса Бредли рак.
— Но никто не пожелал выяснить, чем именно вызван отъезд в Европу?
— Нет, конечно. Одновременно нам сообщили, что исполнение обязанностей председателя совета директоров возлагается на Энид Бредли.
— И как она справлялась с этими обязанностями?
— По-моему, хорошо. Если она не могла сразу ответить на мой вопрос, то брала тайм-аут, и отвечала на него следующим утром, причем ее решение всегда оказывалось оптимальным.
— Как вы объясняли себе подобные ситуации? Полагали, что вечером она обсуждала возникшую проблему с Томасом Бредли?
— Да. Поначалу. Тем более, что по утрам, раз или два в неделю, я получал от Бредли служебные записки, с подробным анализом тех или иных вопросов. Разумеется, от Томаса Бредли. Личные отношения в них не затрагивались. Речь шла только о функционировании «Уэгнолл-Фиппс».
— Что значит, вы их получали? Они приходили по почте? Откуда?
— Нет. Я всегда находил их на своем столе. Мне представлялось, что их приносила Энид Бредли.
— Ладно. Посмотрим, что у нас получается. Этот парень лежит в больнице, возможно, в Европе, поддерживает связь с женой по телефону и держит руку на пульсе своего бизнеса, посылая начальнику финансового отдела подробные служебные записки.
— Все правильно. А потом, в конце ноября, в пятницу, прошел слух, что Томас Бредли умер. Напрямую никто ничего не говорил. Но атмосфера в конторе изменилась. Все как-то погрустнели. Лица стали печальными. Вы меня понимаете?
— Конечно. Но вы не из тех, кому достаточно одних слухов. Вероятно, вы захотели выяснить их первопричину.
— Захотел. Естественно, это сообщение взволновало меня. Около восьми вечера я позвонил Алексу Коркорану. Он был крепко выпивши. По голосу чувствовалось, что он очень расстроен. Он подтвердил мои подозрения.
— То есть прямо сказал, что Томас Бредли умер?
— Да. Голос его дрожал, язык заплетался. Он сказал, что Энид сейчас очень тяжело. И попросил не говорить с ней о смерти мужа. У нее, мол, сильный характер. Ей не нужны ни соболезнования, ни цветы. Она не собирается заказывать церковную службу.
— И это показалось вам странным?
— Да нет. Бредли — люди спокойные, предпочитали уединение веселой компании. Друзей у них, насколько мне известно, было мало. Тесных отношений с сослуживцами Томас Бредли не поддерживал. Короче, Алекс попросил меня не докучать Энид в связи со смертью мужа.
— И вы не докучали.
— Нет. К моему удивлению, в понедельник она пришла в контору. А в Швейцарию улетела лишь во вторник.
— Вы точно знаете, что она улетела в Швейцарию?
— Дайте-ка вспомнить… Да, Алекс Коркоран сказал мне, что она улетела в Швейцарию.
— Потому что Томас Бредли умер там?
— Да. Я, во всяком случае, понял его именно так.
— И долго она отсутствовала?
— Энид вернулась в конце следующей недели. В четверг или пятницу.
— То есть, примерно десять дней.
— Да, десять дней. С этим, как говорится, все в порядке. Насторожило меня другое. Меня, естественно, мучил вопрос, а как отразится смерть Томаса на благополучии и внутренней политике компании?
— И как же она отразилась?
— Да никак. Если не считать того, что Коркоран сказал мне о смерти Томаса Бредли, это событие более не упоминалось.
— Но сомнений в том, что он умер, у вас не возникло?
— На тот момент, нет. Тем более, что Энид продолжала числиться исполняющей обязанности председателя совета директоров.
— Как я понимаю, Франсина…
— Компания функционировала, как и прежде. Я ожидал изменения финансовых приоритетов, уменьшения расходов, перераспределения акций, покупку новых активов за счет продажи старых. Ничего этого не случилось. Разумеется, контрольный пакет акций принадлежал не лично Томасу Бредли, но «Бредли фэмили компани».
— Вы говорите о необходимости уплаты налогов. На наследство, недвижимость, и так далее?
— Я полагал, что Бредли достаточно богаты, чтобы заплатить налоги, не трогая основного капитала.
— Вы уверены?
— Да. Бредли не из тех, кто сорит деньгами. Насколько я знаю, семье принадлежали один дом, четыре автомобиля и одна лошадь. Много ли денег уходит на покупку овса для одной лошади? Был у них еще один источник расходов — на обучение сына.
— С таким же успехом они могли спустить эти деньги в унитаз.
— Почему вы так думаете?
— Пока, мистер Блейн, все звучит вполне логично.
— Не совсем. Я же сказал вам, в фирме ничего не изменилось. По-прежнему возникали вопросы, на которые Энид Бредли не могла ответить сразу. А на следующий день я получал ответ, и, опять же, предлагалось оптимальное решение возникшей проблемы.
— И на этот раз она не могла поговорить с мужем по телефону.
— Нет. Если только телефонная компания не наладила связь с потусторонним миром.
— Вам что-нибудь известно о сестре Томаса Бредли, Франсине?
— Да. Они были очень близки. Она сведуща в бизнесе. И Том часто советовался с ней.
— Так что Энид, ища ответы на ваши вопросы, могла проконсультироваться с Франсиной?
— Да. Полагаю, что могла.
— Вы знаете, что Энид лишь временно исполняет обязанности председателя совета директоров? И вскорости «Уэгнолл-Фиппс» возглавит Франсина?
Чарлз Блейн улыбнулся.
— У меня складывается ощущение, что сейчас вы знаете о нашей компании несколько больше, чем на прошлой неделе, при нашей первой встрече.
— Я делаю на этой неделе то, что следовало сделать две недели тому назад. Но, откровенно говоря, я до сих пор не уверен, что статья в двенадцать абзацев о крошечной, никому не известной компании вроде «Уэгнолл-Фиппс» стоит таких усилий.
— Так почему вы это делаете?
— Должен докопаться до сути. Я — хороший репортер.
Блейн поправил сползающие с вспотевшего носа очки.
— Ваше предположение о том, что Энид консультируется с Франсиной вполне логично.
— Благодарю.
— Но оно не объясняет служебных записок.
— Наконец-то мы добрались до служебных записок.
— Записки продолжали приходить. Поначалу я подумал, что причиной тому — медлительность почты. И они просто задержались в пути.
— Еще одно логичное предположение.
— Оно оставалось логичным, пока в служебных записках не начали затрагиваться проблемы, возникшие после смерти Томаса Бредли.
— После?
— После, черт побери. После!
— Материализация духов?
— Поневоле задумаешься над этим.
— Я вас понимаю.
— А в конце каждой стояли инициалы. Не подпись. Подделать инициалы не составляет труда. Вы видели эти записки. Видели инициалы.
— Да. Видел. Это точно. Вы их мне и показывали.
— Нельзя же винить меня за любопытство. Не только инициалы остались прежними, не изменился и стиль. Конечно, я не эксперт, чтобы выносить квалифицированное заключение. Я специально показывал вам служебные записки, датированные как до смерти Томаса Бредли, так и после. Вы заметили разницу?
— Меня не предупредили о том, что я должен ее заметить.
— Меня разбирало любопытство.
— Вполне возможно. Вы говорили кому-нибудь об этих записках?
— Да. Алексу Коркорану. Но он, похоже, даже не понял, о чем речь. Он никогда не понимал меня. То ли я говорю с ним недостаточно громко, то ли причина в чем-то еще.
— Но как-то он должен был отреагировать? Вы показали ему служебные записки, не так ли?
— Он едва глянул на них. Не стал вникать, о чем речь. Пропустил мои слова мимо ушей. Я приходил к нему дважды, пытаясь разъяснить, что меня тревожит. Наконец, он сказал: «Слушай, оставь Энид в покое, а?»
— И вы оставили?
— Я же подчиненный, мистер Флетчер.
— С этим все ясно, мистер Блейн. А теперь давайте выслушаем вашу версию. Если только вы не верите, что некоторые люди имеют устойчивые каналы связи с адом, раем или чистилищем.
— Я не хочу гадать. Я хочу знать.
— Итак, вы получали эти служебные записки несколько месяцев.
— Совершенно верно.
— И как вы объясняли для себя их появление?
— Или Энид Бредли писала их сама, а подписывала инициалами мужа, чтобы к ним отнеслись с должным вниманием, или… — Блейн пожал плечами.
— Я весь внимание.
— …Или их писала его сестра, Франсина, подделывая его инициалы, или…
— Не вижу особой разницы в этих двух вариантах.
— …Или Томас Бредли не умер.
— Вы забыли четвертый вариант.
— О чем вы?
— Инициалы подделывали вы.
— С какой стати?
— Потому что вы тронулись умом.
— Полагаю, с вашей точки зрения возможен и такой вариант.
— А какой из вариантов выбрали бы вы?
— Вы упустили еще один, мистер Флетчер. Тот, что более всего волнует меня. Возможно, вы этого и не поймете. Я считаю себя серьезным бизнесменом. Я — дипломированный бухгалтер. Мне выдана лицензия на ведение бухгалтерской деятельности. А вариант, упущенный вами, не дает мне спать по ночам.
— Что же вас пугает?
— Возможность того, что компанией, через Энид Бредли, управляет абсолютно безответственная личность, не имеющая на это никакого права. Энид не первая вдовушка, попавшая в цепкие когти честолюбивого, не имеющего ни стыда, ни совести жиголо.
— Ваши подозрения подтверждаются служебными записками? От них веет невежеством, безответственностью?
— Нет. Но среди этих мошенников встречаются умные люди. Такой человек может оказаться прав в девяти случаях из десяти. А вот в десятом порекомендует решение, которое пустит корабль ко дну.
— Согласен, мистер Блейн, о таком варианте я не подумал.
— И напрасно. Потому что мне он представляется наиболее реальным. Происходило что-то странное, и я считал себя обязанным во всем разобраться.
— А тут под руку подвернулся репортер из «Ньюс-Трибюн»…
— И я честно показал вам инструменты, посредством которых управляется компания «Уэгнолл-Фиппс».
— Служебные записки от покойника.
— Да.
— Однако вам не хватило честности сказать мне об этом. Вы не упомянули, что Томас Бредли умер.
— За это я приношу свои извинения.
— Извините за беспокойство, — сказал палач, опуская топор.
— Я же не ожидал, что вас уволят. Признаю, я использовал вас. Я пытался привлечь внимание к занимавшей меня проблеме. Прояснить ситуацию. Я должен знать, кто руководит «Уэгнолл-Фиппс».
— Мистер Блейн, кому выгодна смерть Томаса Бредли?
— Не знаю. Не могу никого назвать. Акции «Уэгнолл-Фиппс» принадлежат семейному фонду. Страховки, по-моему, у Бредли не было. И мне не известен человек, у которого смерть Томаса Бредли вызвала бы прилив положительных эмоций.
— Это вы тонко подметили: прилив положительных эмоций.
— Вы предполагаете, что его убили?
— Мистер Блейн, я приготовил для вас сюрприз. Вы готовы к сюрпризу?
— Я бы с большим удовольствием выслушал ответы на поставленные вопросы.
— Ответов пока нет. Есть сюрприз.
— Какой же?
— Томас Бредли не умер в Швейцарии. Я проверил.
Чарлз Блейн долго смотрел на репортера.
— Скорее, это вопрос, чем ответ, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25