– Мой резерв времени закончился! – торжественно произнес второй киномеханик Шубин и поднялся.– Я хочу иметь слово, как все обмозговал…
От надменности он смотрел на люстру с дешевенькими стеклянными подвесками, а короткие руки сложил на груди; смотрел Шубин на люстру брезгливо.
– У меня, товарищи, вот такой процессуальный вопрос,– шепотным от многозначительности голосом проговорил он.– Ставлю ребром! Почему на заседании присутствует тов. Савицкая? Хочет воспользоваться, что депутат райсовета? Или, с другой стороны, представляет свой авторитет? – Он победно вскинул руку.– Считаю вопиющим нарушением демократии дальнейшее ведение в присутствии тов. Савицкой, которая заявления на квартиру не подавала.– Шубин угрожающе прищурился,– Еще надо разобраться, какая налицо имеется мухлевка и преступная хитрость, что жена этого… как его? Ах, Ларина! Какая хитрость, что означенная жена заявления не подавала?… Считаю, что тов. Савицкая здесь имеет свой расчет. Она без этого не живет!
Отговорив, помощник киномеханика напрочь отключился: разглядывал люстру с таким выражением лица, точно они в зале были вдвоем – люстра и Василий Васильевич Шубин.
Нина Александровна усмехнулась, подумав, что самым несвободным, зависимым членом жилищной комиссии был именно второй киномеханик Шубин, впавший от безделья и чудовищного себялюбия в шутовство. И, конечно, как только он смешал с грязью ее, Нину Александровну, все поняли, чего стоит Василий Васильевич. Нина Александровна, например, заметила, как по бабьи печально покачала головой домохозяйка Петрова, как брезгливо поморщился слесарь Альберт Янович и какими «фронтовыми» глазами посмотрела на Шубина бывший снайпер Валентина Сосина, а врач Альбина Семеновна оторвала взгляд от черного телефонного аппарата и посмотрела на Шубина словно на больного.
Обстановка на заседании была не тяжелой, а просто-напросто катастрофической, и, наверное, только человек с характером и привычками Нины Александровны мог неторопливо размышлять о Шубине и одновременно дотошно следить за членами комиссии… Что же касается председательствующего Белобородова-Карпова, то он на мгновенье потерял величественность, растерялся и все почему-то старался поймать взгляд Шубина, по-прежнему надменно рассматривающего люстру. Он, Белобородов-Карпов, никогда не задумался бы над вопросом, почему на заседании присутствует Савицкая. Это во-первых, а во-вторых, он бы легче пожертвовал пальцем, чем решился показать на дверь самой Нине Александровне.
– Товарищи, а товарищи,– между тем, бодрясь, говорил председатель,– дорогие товарищи!… Продолжаем работу, продолжаем!
«Сначала я посмотрю на Сергея, а потом обмозгую, почему, на самом деле, потащилась на заседание»,– подумала Нина Александровна, незаметно скашивая глаза на Сергея Вадимовича. Благословенный муженек обмирал от восторга, привскакивал на стуле и колебался, как воздушный шарик на короткой нитке, и подобно председателю Белобородову ловил взгляд киномеханика Шубина. «Ах молодец, ах отчаюга, да как же ты осмелился, такой крохотный?! Ну молодец! Ну молодец!»– вот что было написано на лице главного механика Таежнинской сплавной конторы, сильного и значительного человека, спортсмена и умницы, наверняка будущего директора сплав-конторы, начальника отдела комбината, может быть, управляющего комбинатом и – чем черт не шутит! – министерского работника.
Уж самой-то Нине Александровне надо было понять, почему мартовский ветер занес ее на совещание. Ну-с, отчего же все-таки? А ни с чего! Взяла и зашла, зашла естественно и просто, как занимают место в президиуме имеющие право и облаченные властью люди. Нине Александровне и на ум-то не пришло, что ей н-е-л-ь-з-я присутствовать на заседании группы, не подумала – и баста!
Белобородов-Карпов энергично встал, поднял руку.
– Будем голосовать, товарищи! – прежним властным голосом произнес он,– Поступило предложение товарища Шубина проводить заседание только в присутствии непосредственно заинтересованных лиц. Кто за? Кто против? Проголосуем, товарищи!
Стекла в зале для заседаний подрагивали – по улице проезжала колонна тяжелых лесовозов; заглядывали в окна пополуденному рассеянные солнечные лучи, западный край неба сиял как бы летней прочищенной голубизной; к левому окну зала для заседаний доверчиво прижималась голая черемуховая ветвь с коричневой корой, перламутровой от холода; на фоне соседнего окна пошевеливалась черная прямая тень бывшего главного механика Булгакова.
– Зарплата у них хорошая,– опять вздохнула домохозяйка Петрова и после паузы задумчиво добавила: – Я седни не хотела бежать на заседанье, дел было невпроворот; но в магазин-то пошла кой-чего купить, так бабы в очереди меня все как одна застыдили, когда узнали, что идти-то не хочу. «Иди, говорят, да иди, там учительшу будут разбирать… Доколь ей вчетвером в одной комнатенке мучиться, когда она такая работящая!… Иди да иди!» Вот я и пришла…– Она в третий раз вздохнула, задумалась.– Вот я и пришла, хотя в доме черт ногу сломит… Я так думаю, граждане, что квартиру-то надо Нине Александровне отдать… Она уж такая заботливая, уж такая работящая и отзывчивая, что ее весь народ в поселке любит… Меня бабы изведут, ежели мы дом Булгакову отдадим…– Домохозяйка Пелагея Петровна Петрова медленно повернулась к бывшему главному механику, вытерев пальцами уголки рта, поклонилась ему.– Ты уж не обессудь нас, Григорьевич, но дом-то надо учительше отдавать… Ты счас в трех комнатах живешь при трех человеках, а тут еще и ванну захотел. Не по правде!…
Ты свое сладкое прожил, дай хорошей женщине на ноги встать… Ей и так в жизни солоно пришлось… Так что надо дом отдать учительше, так я думаю…
После этого домохозяйка Петрова поняла, что говорила чересчур длинно и смело, что она, сама, от себя этого не ожидая, произнесла целую речь, и поэтому вдруг смутилась:
– Вы меня простите, товарищи, за такую длинну речь. Это я, поди, с непривычки…
Когда домохозяйка обескураженно замолчала, Нина Александровна заметила, что Сергей Вадимович напряженно глядит на нее, Нину Александровну, словно не узнает, словно на чужую. От этого она почувствовала остренький укол в сердце – всегда такое здоровое! – и торопливо перевела взгляд на слесаря Альберта Яновича, островок спокойствия, и наткнулась на неожиданное: знаменитый слесарь смотрел на нее по-отцовски мягкими и нежными глазами.
– Товарищи, внимание, товарищи! – радостно протрубил председательствующий.– Поступило новое, я бы сказал, неожиданное предложение. Прошу его хорошо продумать…
И в четвертый раз в зале для заседаний установилась пружинистая мягкая тишина; было слышно, как воет далекая пилорама, как мычат в стойлах растревоженные весной коровы и трется о стекло черемуховая ветвь, словно просится в теплое помещение. В молчании прошло минуты три-четыре, затем раздался простуженный, прокуренный и пропитый голос разнорабочей Валентины Сосиной:
– Я вот что скажу вам, дружки хорошие! Надоел мне Шубин пуще горькой редьки, и не из-за Нинки… то есть не из-за товарищ Савицкой, а вообще надоел! – Она повернулась ко второму киномеханику и, ей-богу, по-волчьи клацнула зубами.– Слушай, ты, сморчок, когда бабьей бедой перестанешь пользоваться? Жрет, пьет да еще на голову садится! Давно ли у тебя нос зажил, что я тебе кулаком расквасила, давно, спрашиваю?
– Товарищ Сосина! – остановил ее председатель.– Товарищ Сосина! Прошу подбирать выражения! – И вдруг грохнул кулаком по столу.– С меня довольно! Закрою заседание, если не будет порядка!
Нина Александровна поднялась.
– Товарищ Шубин безусловно прав,– сказала она и сделала полуоборот, чтобы направиться к дверям, но раздался размеренный голос слесаря Альберта Яновича.
– Я имею возможность отказаться от вопроса номер два,– проговорил он мирно.– Я имею намерение вносить предложение! Надо поддержать товарищ Петрову.– После этого он вдруг заговорил на чистом русском языке: – Следует дать Нине Александровне бумагу и ручку, чтобы она сейчас же написала заявление на квартиру.– Он обвел взглядом членов комиссии.– Стопроцентно уверен, что все мои коллеги с радостью проголосуют за Нину Александровну. Прошу вас сесть, товарищ Савицкая! – Он сделал неожиданную паузу.– На этом есть конец мой выступления…
Нина Александровна боялась посмотреть в сторону Сергея Вадимовича. Какие чувства переживал этот сильный, волевой и деятельный человек, когда за все время заседания его фамилия, фамилия крупного по таежнинским масштабам руководителя, ни разу не была названа и мало того – все вели себя так, словно Ларина на заседании и не было? Нина Александровна готова была провалиться сквозь землю, ей хотелось, схватив Сергея Вадимовича за руку, увести его из зала, но она не могла и пошевелиться, думая только об одном: «У меня уж был затрушенный, несчастный муж!»
– Слово имеет товарищ Вишняков!
«Железный парторг» на любом заседании выступал последним; это объяснялось тем, что более четырех десятков лет он всегда «подводил итоги» и все никак не мог отрешиться от этой руководящей привычки. Сейчас он резко поднялся с места, оправив гимнастерку, трубно произнес:
– Разрешите!
Он стоял как на параде – с квадратными плечами, стройный, несмотря на свои шестьдесят пять лет, чисто выбритый, волевой, с прямым взглядом и добрыми морщинами возле твердых губ.
– Разрешите мне, товарищи!
Вишняков еще раз одернул застиранную, почти белую гимнастерку, пальцы правой руки сунул за широкий ремень, а левой рукой сделал в воздухе странный укороченный жест, который, казалось, не мог принадлежать человеку такого высокого роста, как «железный парторг».
– Товарищи! – начал Вишняков.– Товарищи! Мне выпала нелегкая доля работать вместе с директором Тагарской сплавной конторы Прончатовым Олегом Олеговичем. Многие из вас знают товарища Прончатова, в курсе его многих недостатков, поэтому я ответственно заявляю, что товарищ Ларин, будучи большим другом товарища Прончатова, имеет те же недостатки, что и директор Тагарской сплавной конторы, которого по недоразумению хотят назначить управляющим комбинатом…– «Железный парторг» опять сделал укороченный жест, надменно усмехнулся.– Прончатов утверждает, что осуществляет принцип социализма: от каждого по его способностям… Врет! Он работает из карьеристских побуждений… Какой отсюда мы делаем вывод? А вывод, товарищи, такой, что товарищ Ларин недалеко укатил от товарища Прончатова. Я могу привести факты, но они всем хорошо известны… В равной мере, товарищи, я протестую против вселения в новый дом товарища Булгакова, который по моральной линии начинает терять партийность.– Он поднял палец, грозно взмахнул им в воздухе.– Новый дом надо передать скромной труженице, активному депутату райсовета, доброму, отзывчивому человеку товарищу Нине Александровне Савицкой. Пусть лучшие жилищные условия вдохновят Нину Александровну на новые трудовые подвиги!
Вишняков сел, поправил тугой воротничок гимнастерки, усмехнувшись чему-то, затих в прямой и безмятежной позе – правильный, честный человек, открытая душа, распахнутое сердце, голубые глаза. Когда «железный парторг» окончательно затих, на противоположном торце стола раздалось блаженное хмыканье, заскрипел стул, и старшина катера Симкин врастяжечку произнес:
– Записать дом за Ниной Александровной – и точка!
Именно в это мгновение раздался длинный и громкий телефонный звонок, врач Альбина Семеновна жадно схватила трубку, прижала к уху. Сначала всем показалось, что произошло что-то серьезное, даже страшное, но напряженное лицо Альбины Семеновны начало постепенно смягчаться, продолжая слушать, она легкими движениями свободной руки уже поправляла волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44