Клинг вошел внутрь, но мисс Блейер осталась стоять на пороге, прислонившись плечом к дверной раме и нервно покусывая верхнюю губу.
Вор, казалось, пронесся по комнате, как смерч. Все ящики платяного шкафа были вытащены и валялись на ковре вперемешку с их содержимым. Тапочки, бюстгальтеры, трусики, свитера, чулки, шарфы, блузки разноцветными пятнами покрывали пол. Вещи, висевшие на плечиках – пальто, плащи, костюмы, юбки, ночные рубашки, халаты, платья – теперь были разбросаны на кровати и креслах. Шкатулка для драгоценностей вверх дном лежала на постели, вокруг была рассыпана разная бижутерия, очевидно, не привлекшая внимания преступника. На туалетном столике сидел маленький белый котенок и жалобно мяукал.
– Скажите, мисс, вор обнаружил все ценности в доме? – спросил Клинг.
– Да, – ответила девушка. – Все мои драгоценности были завернуты в красный шарф. Я его прятала в верхнем ящике шкафа. Все исчезло бесследно.
– Что-нибудь еще пропало?
– Две шубы. Одна из леопарда, другая из выдры.
– Да, во вкусе ему не откажешь, – заметил Ингерсол.
Клинг продолжал:
– Радио, фото и прочая аппаратура?
– Нет. Стереокомплекс в гостиной на месте. Он его не взял.
– Мне нужен перечень похищенных драгоценностей и верхней одежды, мисс Блейер.
– Зачем?
– Чтобы мы могли начать их искать. И к тому же, я думаю, что вы хотите, чтобы мы сообщили в страховую компанию об ограблении?
– Ничего не было застраховано...
– Вот это да! – вырвалось у Клинга.
– Я представить себе не могла, что меня могут ограбить, – грустно сказала Августа.
– Скажите, вы давно здесь живете? – удивленно и с недоверием спросил Клинг.
– Что вы имеете в виду? В городе или в квартире?
– И то, и другое.
– В этом городе я живу полтора года, а в этой квартире восемь месяцев.
– Откуда вы приехали?
– Из Сиэтла.
– Вы работаете? – спросил Клинг и приготовился записывать.
– Да.
– Где? В какой фирме?
– Я – манекенщица, – ответила Августа. – Мои интересы представляет Агентство Катлера.
– Вы были в Австрии по работе?
– Нет, в отпуске. В горах. На лыжах каталась.
– То-то я и смотрю, что мне ваше лицо знакомо, – напомнил о своем существовании Ингерсол. – Бьюсь об заклад, что видел ваши фотографии в журналах.
– Может быть, – пожала плечами девушка.
– Как долго вы были в отъезде? – продолжал Клинг.
– Две недели. Вернее, шестнадцать дней.
– Да, приятно было возвратиться домой, – повторил Ингерсол и снова сокрушенно покачал головой.
– Я переехала в этот дом потому, что здесь есть портье, – сказала Августа. – Мне всегда казалось, что в такие дома воры не заглядывают.
– Ни один дом в этом районе нельзя считать безопасным с точки зрения ограбления, – вздохнул Ингерсол.
– Да, так оно и есть, – подтвердил Клинг.
– Но я не могу себе позволить снять квартиру за парком! – огрызнулась Августа. – Я работаю манекенщицей не так давно и у меня не так уж много контрактов.
Заметив немой вопрос на лице Клинга, девушка добавила:
– Шубы мне подарила моя мама, а драгоценности перешли мне по наследству от тети. Я шесть месяцев экономила, как проклятая, чтобы поехать в эту чертову Австрию!
Августа неожиданно разревелась.
– Что за жизнь паршивая, ну почему его черт занес ограбить именно мою квартиру?
Ингерсол и Клинг, переминаясь с ноги на ногу, стояли, не зная, что предпринять. Августа, быстро повернувшись и пройдя мимо Ингерсола, подошла к дивану и достала из сумочки носовой платок. Затем она шумно высморкалась, вытерла слезы и сказала:
– Прошу прощения.
– Если вы напишете полный список похищенного... – снова начал Клинг.
– Да, да, конечно, – перебила его девушка.
– Мы сделаем все возможное, чтобы вернуть украденное.
– Надеюсь, – сказала Августа и снова высморкалась.
Глава 4
Все посчитали, что произошла какая-то ошибка.
Конечно, было очень приятно получить еще один фотостат бывшего всеми любимого руководителя самой лучшей в мире национальной службы безопасности, но оставалось непонятным, зачем было присылать еще одну копию. Создавалось впечатление, что кто-то решил подурачиться. Очень уж непохоже это было на Глухого, никогда не делавшего что-либо дважды. Естественно, обе копии были похожи, как братья-близнецы, в этом сомнений не возникало. Единственное, что разнило их, это то обстоятельство, что прибыли они в разное время: первая пришла в субботу, семнадцатого апреля, а вторая – сегодня, девятнадцатого апреля. Даты на штемпелях также были разными. Все остальное было идентично. Скорее всего, произошла ошибка, и ребята из восемьдесят седьмого участка постепенно приободрились и более оптимистично смотрели в будущее: наверняка Глухой начал впадать в маразм.
В телефонном справочнике, отпечатанном на желтой тонкой бумаге, перечень магазинов, изготавливающих копии при помощи фотостата, занимал пять страниц. Может и стоило полиции заняться проверкой этих заведений с целью обнаружить магазин, делающий данные копии. Но, пока никакого преступления не было совершено, никто не имел права отнимать время у владельцев магазинов пустыми расспросами, так как для этого не было серьезных оснований. Правда, можно было оспаривать серьезность или несерьезность предприятия, ведь прошлые кровавые преступления Глухого – достаточное основание для мобилизации всей полиции города, тотальной проверки магазинов, прослушивания телефонных линий, перлюстрации почты и прочих подобных мер. Но, с другой стороны, никто не мог с полной определенностью сказать, что именно Глухой прислал эти два фотостата Эдгара Гувера и что они каким-то образом связаны с преступлением, которое он планировал совершить. Можно было понять, почему недоукомплектованная кадрами полиция восемьдесят седьмого участка, заваленная делами об ограблениях, поножовщине, перестрелках, налетах, изнасилованиях, взломе квартир, подделке ценных бумаг, угоне машин и другой уголовщиной, просто попросила ребят из лаборатории провести экспертизу изготовления этих фотостатов и возможного наличия на них отпечатков пальцев. Результаты всех разочаровали: бумага, использованная для изготовления фотостатов, оказалась самой обыкновенной, отпечатков, даже самых слабых, обнаружено не было. И неудивительно, что полиция по-прежнему была занята более серьезными делами, чем разглядывание разных картинок, тем более, что утром, в 10.27, поступил очередной звонок с места происшествия.
В заброшенном многоквартирном доме был обнаружен труп молодого человека, распятый на стене.
Длинноволосый юнец с подстриженными усиками, одетый только в узкие белые трусы, висел, как Иисус Христос, с той лишь разницей, что распят был на стене. В левой части груди, под сердцем, отчетливо виднелась глубокая ножевая рана. Широко раскинутые руки были приколочены к стене, в ладонях виднелись шляпки гвоздей, ноги были скрещены и пробиты насквозь третьим длинным гвоздем, голова беспомощно лежала на плече. Тело уже начало покрываться трупными пятнами, кровь давно запеклась, но все равно было трудно на глаз определить, как долго оно здесь висит. Очевидно, парень сильно струхнул перед смертью: трупный запах смешивался с запахом его дерьма, так что атмосфера в комнате была невыносимой. Прибывшие на место детективы были вынуждены выйти из комнаты в коридор, где было немного легче дышать.
Дом, в котором висел распятый, был одним из многих заброшенных домов по Hope Гаррисон. Эти дома просто кишели крысами. Когда-то здесь жили хиппи, но продержались недолго. Они вынуждены были убраться отсюда из-за постоянных нападений со стороны разного преступного сброда и частых набегов крыс. На стенах до сих пор можно было прочесть символизирующие мировоззрение хиппи надписи «love» с нарисованными вокруг цветами.
Покойник так тошнотворно вонял, что даже судмедэксперт отказался войти в комнату, чтобы обследовать труп.
– Ну почему я должен возиться в его дерьме? – жаловался он Карелле. – Все, от чего отказываются другие, перепадает мне. Да пошли они к черту! Пусть догнивает, мне на это плевать. Пусть скорая отдирает его от стены и везет в морг. Я обследую его там. По крайней мере, там хоть руки можно помыть.
Капли воды блестели на потолке, штукатурка во многих местах отслоилась и угрожающе нависла, вот-вот готовая рухнуть полицейским на головы. В комнате с трупом окно было выбито, входной двери тоже не было. Дверь была снята с петель и служила мусоросборником для бывших жителей этой комнаты. Мусор – разлагающиеся отходы, помятые банки, битые бутылки, рваные газеты, использованные презервативы, собачье дерьмо, дохлая полуистлевшая крыса – громоздился многосантиметровым ярусом поверх лежавшей на полу двери. Каждый, кто входил в комнату, должен был осторожно переступать через эту смрадную кучу. Потолок был высокий, где-то метра три с половиной, и ноги убитого не доставали до вершины мусорной горы сантиметров шестьдесят-семьдесят. Убитый был довольно высокого роста. Тот, кто прибил его к стене, должно быть, был еще выше. Со временем тело провисло на гвоздях под собственной тяжестью, руки оказались выдернуты из ключиц, и пока одному боту было известно, к каким внутренним повреждениям это привело.
– Эй, ты меня слышишь? – спросил судмедэксперт.
– Что хочешь, то и делай. Мне все равно, – отозвался Карелла.
– И сделаю.
– Только смотри, у нас должен быть полный отчет о результатах вскрытия.
– Как ты думаешь, он был жив, когда его приколачивали к стене? – спросил Мейер.
– Вполне может быть. Ударить ножом его могли и потом, – ответил Карелла.
– Я не буду его отдирать от стены, так и знайте, – снова напомнил о себе судмедэксперт.
– Послушай, – не выдержав, разозлился Карелла. – Снимай его или оставляй его висеть – это твое личное дело. Но чтобы у меня был твой отчет, и не забудь про отпечатки пальцев!
– Не забуду!
– Про отпечатки обуви тоже не забудь.
– Сколько всяких ублюдков в нашем городе, – пробурчал эксперт, затем переступил через кучу мусора, вышел в коридор и начал спускаться по лестнице, очевидно, намереваясь переложить часть своей грязной работы на плечи скорой помощи, которая вот-вот должна была приехать.
– Давай хорошенько осмотрим другие квартиры на этаже, – предложил Мейер.
На лестничной площадке располагались еще две квартиры. Замки на них тоже были выдраны с мясом. В одной из квартир на полу виднелись остатки недавнего костра. Возле окна лежала разорванная теннисная кроссовка. Мейер осторожно взял ее платком и положил в пронумерованный целлофановый кулек для вещественных доказательств. Во второй квартире было пусто, только на полу валялся старый изорванный матрац, загаженный крысами.
– Ну и дыра, – произнес кто-то сзади.
Карелла и Мейер обернулись и увидели в дверях детектива Моногана. Как всегда, за его спиной стоял детектив Монро. Одетые в черные плащи и серые шляпы, оба детектива из отдела по расследованию убийств осматривали помещение с недовольными гримасами, которые, казалось, застыли у них на лицах с раннего детства.
– Представляешь, а ведь люди действительно живут в таких дырах, – заметил Монро.
– Невероятно, – покачал головой Моноган.
– Трудно в это поверить, но это факт, – подвел черту Монро.
– Где жмурик? – спросил Моноган.
– Прямо по коридору, – махнул рукой Карелла.
– Можешь проводить?
– Да ты и сам найдешь.
– Ладно, идем, – сказал Моноган своему напарнику, и оба детектива медленно пошли по коридору.
Оба были широкоплечими громилами, но по их медленной поступи можно было подумать, что они идут не по пустому коридору, а прокладывают себе путь в толпе.
– Святая богородица! – воскликнул Моноган, увидев распятого юнца.
Находясь в коридоре, Карелла только кивнул.
На лестнице послышались шаги. Карелла глянул вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Вор, казалось, пронесся по комнате, как смерч. Все ящики платяного шкафа были вытащены и валялись на ковре вперемешку с их содержимым. Тапочки, бюстгальтеры, трусики, свитера, чулки, шарфы, блузки разноцветными пятнами покрывали пол. Вещи, висевшие на плечиках – пальто, плащи, костюмы, юбки, ночные рубашки, халаты, платья – теперь были разбросаны на кровати и креслах. Шкатулка для драгоценностей вверх дном лежала на постели, вокруг была рассыпана разная бижутерия, очевидно, не привлекшая внимания преступника. На туалетном столике сидел маленький белый котенок и жалобно мяукал.
– Скажите, мисс, вор обнаружил все ценности в доме? – спросил Клинг.
– Да, – ответила девушка. – Все мои драгоценности были завернуты в красный шарф. Я его прятала в верхнем ящике шкафа. Все исчезло бесследно.
– Что-нибудь еще пропало?
– Две шубы. Одна из леопарда, другая из выдры.
– Да, во вкусе ему не откажешь, – заметил Ингерсол.
Клинг продолжал:
– Радио, фото и прочая аппаратура?
– Нет. Стереокомплекс в гостиной на месте. Он его не взял.
– Мне нужен перечень похищенных драгоценностей и верхней одежды, мисс Блейер.
– Зачем?
– Чтобы мы могли начать их искать. И к тому же, я думаю, что вы хотите, чтобы мы сообщили в страховую компанию об ограблении?
– Ничего не было застраховано...
– Вот это да! – вырвалось у Клинга.
– Я представить себе не могла, что меня могут ограбить, – грустно сказала Августа.
– Скажите, вы давно здесь живете? – удивленно и с недоверием спросил Клинг.
– Что вы имеете в виду? В городе или в квартире?
– И то, и другое.
– В этом городе я живу полтора года, а в этой квартире восемь месяцев.
– Откуда вы приехали?
– Из Сиэтла.
– Вы работаете? – спросил Клинг и приготовился записывать.
– Да.
– Где? В какой фирме?
– Я – манекенщица, – ответила Августа. – Мои интересы представляет Агентство Катлера.
– Вы были в Австрии по работе?
– Нет, в отпуске. В горах. На лыжах каталась.
– То-то я и смотрю, что мне ваше лицо знакомо, – напомнил о своем существовании Ингерсол. – Бьюсь об заклад, что видел ваши фотографии в журналах.
– Может быть, – пожала плечами девушка.
– Как долго вы были в отъезде? – продолжал Клинг.
– Две недели. Вернее, шестнадцать дней.
– Да, приятно было возвратиться домой, – повторил Ингерсол и снова сокрушенно покачал головой.
– Я переехала в этот дом потому, что здесь есть портье, – сказала Августа. – Мне всегда казалось, что в такие дома воры не заглядывают.
– Ни один дом в этом районе нельзя считать безопасным с точки зрения ограбления, – вздохнул Ингерсол.
– Да, так оно и есть, – подтвердил Клинг.
– Но я не могу себе позволить снять квартиру за парком! – огрызнулась Августа. – Я работаю манекенщицей не так давно и у меня не так уж много контрактов.
Заметив немой вопрос на лице Клинга, девушка добавила:
– Шубы мне подарила моя мама, а драгоценности перешли мне по наследству от тети. Я шесть месяцев экономила, как проклятая, чтобы поехать в эту чертову Австрию!
Августа неожиданно разревелась.
– Что за жизнь паршивая, ну почему его черт занес ограбить именно мою квартиру?
Ингерсол и Клинг, переминаясь с ноги на ногу, стояли, не зная, что предпринять. Августа, быстро повернувшись и пройдя мимо Ингерсола, подошла к дивану и достала из сумочки носовой платок. Затем она шумно высморкалась, вытерла слезы и сказала:
– Прошу прощения.
– Если вы напишете полный список похищенного... – снова начал Клинг.
– Да, да, конечно, – перебила его девушка.
– Мы сделаем все возможное, чтобы вернуть украденное.
– Надеюсь, – сказала Августа и снова высморкалась.
Глава 4
Все посчитали, что произошла какая-то ошибка.
Конечно, было очень приятно получить еще один фотостат бывшего всеми любимого руководителя самой лучшей в мире национальной службы безопасности, но оставалось непонятным, зачем было присылать еще одну копию. Создавалось впечатление, что кто-то решил подурачиться. Очень уж непохоже это было на Глухого, никогда не делавшего что-либо дважды. Естественно, обе копии были похожи, как братья-близнецы, в этом сомнений не возникало. Единственное, что разнило их, это то обстоятельство, что прибыли они в разное время: первая пришла в субботу, семнадцатого апреля, а вторая – сегодня, девятнадцатого апреля. Даты на штемпелях также были разными. Все остальное было идентично. Скорее всего, произошла ошибка, и ребята из восемьдесят седьмого участка постепенно приободрились и более оптимистично смотрели в будущее: наверняка Глухой начал впадать в маразм.
В телефонном справочнике, отпечатанном на желтой тонкой бумаге, перечень магазинов, изготавливающих копии при помощи фотостата, занимал пять страниц. Может и стоило полиции заняться проверкой этих заведений с целью обнаружить магазин, делающий данные копии. Но, пока никакого преступления не было совершено, никто не имел права отнимать время у владельцев магазинов пустыми расспросами, так как для этого не было серьезных оснований. Правда, можно было оспаривать серьезность или несерьезность предприятия, ведь прошлые кровавые преступления Глухого – достаточное основание для мобилизации всей полиции города, тотальной проверки магазинов, прослушивания телефонных линий, перлюстрации почты и прочих подобных мер. Но, с другой стороны, никто не мог с полной определенностью сказать, что именно Глухой прислал эти два фотостата Эдгара Гувера и что они каким-то образом связаны с преступлением, которое он планировал совершить. Можно было понять, почему недоукомплектованная кадрами полиция восемьдесят седьмого участка, заваленная делами об ограблениях, поножовщине, перестрелках, налетах, изнасилованиях, взломе квартир, подделке ценных бумаг, угоне машин и другой уголовщиной, просто попросила ребят из лаборатории провести экспертизу изготовления этих фотостатов и возможного наличия на них отпечатков пальцев. Результаты всех разочаровали: бумага, использованная для изготовления фотостатов, оказалась самой обыкновенной, отпечатков, даже самых слабых, обнаружено не было. И неудивительно, что полиция по-прежнему была занята более серьезными делами, чем разглядывание разных картинок, тем более, что утром, в 10.27, поступил очередной звонок с места происшествия.
В заброшенном многоквартирном доме был обнаружен труп молодого человека, распятый на стене.
Длинноволосый юнец с подстриженными усиками, одетый только в узкие белые трусы, висел, как Иисус Христос, с той лишь разницей, что распят был на стене. В левой части груди, под сердцем, отчетливо виднелась глубокая ножевая рана. Широко раскинутые руки были приколочены к стене, в ладонях виднелись шляпки гвоздей, ноги были скрещены и пробиты насквозь третьим длинным гвоздем, голова беспомощно лежала на плече. Тело уже начало покрываться трупными пятнами, кровь давно запеклась, но все равно было трудно на глаз определить, как долго оно здесь висит. Очевидно, парень сильно струхнул перед смертью: трупный запах смешивался с запахом его дерьма, так что атмосфера в комнате была невыносимой. Прибывшие на место детективы были вынуждены выйти из комнаты в коридор, где было немного легче дышать.
Дом, в котором висел распятый, был одним из многих заброшенных домов по Hope Гаррисон. Эти дома просто кишели крысами. Когда-то здесь жили хиппи, но продержались недолго. Они вынуждены были убраться отсюда из-за постоянных нападений со стороны разного преступного сброда и частых набегов крыс. На стенах до сих пор можно было прочесть символизирующие мировоззрение хиппи надписи «love» с нарисованными вокруг цветами.
Покойник так тошнотворно вонял, что даже судмедэксперт отказался войти в комнату, чтобы обследовать труп.
– Ну почему я должен возиться в его дерьме? – жаловался он Карелле. – Все, от чего отказываются другие, перепадает мне. Да пошли они к черту! Пусть догнивает, мне на это плевать. Пусть скорая отдирает его от стены и везет в морг. Я обследую его там. По крайней мере, там хоть руки можно помыть.
Капли воды блестели на потолке, штукатурка во многих местах отслоилась и угрожающе нависла, вот-вот готовая рухнуть полицейским на головы. В комнате с трупом окно было выбито, входной двери тоже не было. Дверь была снята с петель и служила мусоросборником для бывших жителей этой комнаты. Мусор – разлагающиеся отходы, помятые банки, битые бутылки, рваные газеты, использованные презервативы, собачье дерьмо, дохлая полуистлевшая крыса – громоздился многосантиметровым ярусом поверх лежавшей на полу двери. Каждый, кто входил в комнату, должен был осторожно переступать через эту смрадную кучу. Потолок был высокий, где-то метра три с половиной, и ноги убитого не доставали до вершины мусорной горы сантиметров шестьдесят-семьдесят. Убитый был довольно высокого роста. Тот, кто прибил его к стене, должно быть, был еще выше. Со временем тело провисло на гвоздях под собственной тяжестью, руки оказались выдернуты из ключиц, и пока одному боту было известно, к каким внутренним повреждениям это привело.
– Эй, ты меня слышишь? – спросил судмедэксперт.
– Что хочешь, то и делай. Мне все равно, – отозвался Карелла.
– И сделаю.
– Только смотри, у нас должен быть полный отчет о результатах вскрытия.
– Как ты думаешь, он был жив, когда его приколачивали к стене? – спросил Мейер.
– Вполне может быть. Ударить ножом его могли и потом, – ответил Карелла.
– Я не буду его отдирать от стены, так и знайте, – снова напомнил о себе судмедэксперт.
– Послушай, – не выдержав, разозлился Карелла. – Снимай его или оставляй его висеть – это твое личное дело. Но чтобы у меня был твой отчет, и не забудь про отпечатки пальцев!
– Не забуду!
– Про отпечатки обуви тоже не забудь.
– Сколько всяких ублюдков в нашем городе, – пробурчал эксперт, затем переступил через кучу мусора, вышел в коридор и начал спускаться по лестнице, очевидно, намереваясь переложить часть своей грязной работы на плечи скорой помощи, которая вот-вот должна была приехать.
– Давай хорошенько осмотрим другие квартиры на этаже, – предложил Мейер.
На лестничной площадке располагались еще две квартиры. Замки на них тоже были выдраны с мясом. В одной из квартир на полу виднелись остатки недавнего костра. Возле окна лежала разорванная теннисная кроссовка. Мейер осторожно взял ее платком и положил в пронумерованный целлофановый кулек для вещественных доказательств. Во второй квартире было пусто, только на полу валялся старый изорванный матрац, загаженный крысами.
– Ну и дыра, – произнес кто-то сзади.
Карелла и Мейер обернулись и увидели в дверях детектива Моногана. Как всегда, за его спиной стоял детектив Монро. Одетые в черные плащи и серые шляпы, оба детектива из отдела по расследованию убийств осматривали помещение с недовольными гримасами, которые, казалось, застыли у них на лицах с раннего детства.
– Представляешь, а ведь люди действительно живут в таких дырах, – заметил Монро.
– Невероятно, – покачал головой Моноган.
– Трудно в это поверить, но это факт, – подвел черту Монро.
– Где жмурик? – спросил Моноган.
– Прямо по коридору, – махнул рукой Карелла.
– Можешь проводить?
– Да ты и сам найдешь.
– Ладно, идем, – сказал Моноган своему напарнику, и оба детектива медленно пошли по коридору.
Оба были широкоплечими громилами, но по их медленной поступи можно было подумать, что они идут не по пустому коридору, а прокладывают себе путь в толпе.
– Святая богородица! – воскликнул Моноган, увидев распятого юнца.
Находясь в коридоре, Карелла только кивнул.
На лестнице послышались шаги. Карелла глянул вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27