В любую из ночей на территории восемьдесят седьмого участка могло случиться больше пожаров, чем в любом другом районе города. С другой стороны – пробитых голов было меньше. Страстям трудно разгореться, особенно если ты промерз до пятой точки. Но зима ушла из города, уже пришла весна, а с ней все соответствующие обряды, все земные радости и праздничная песнь бытия. Жизненные соки пришли в движение, и нигде они так не перехлестывали через край, как на территории восемьдесят седьмого – здесь жизнь и смерть частенько слишком переплетались и жизненные соки приобретали ярко красный цвет.
У человека, висевшего на руке патрульного полицейского, в груди торчала стрела. Мясников из скорой помощи уже вызвали, но пока полицейские растерянно смотрели на потерпевшего и явно не знали, что с ним делать. До этого у них на участке не было людей с торчащей из груди стрелой, наконечник которой в довершение всего вышел из спины.
– Зачем вы притащили его сюда? – яростным шепотом спрашивал Уиллис у патрульного.
– А что, по-вашему, я должен был сделать? Оставить его, чтобы он болтался по парку?
– Вот именно, это ты и должен был сделать, – шептал Уиллис. – Пусть о нем заботятся врачи. Этот парень может предъявить нам иск, знаешь ты это? За то, что вы притащили его сюда.
Патрульный задумался.
– А что, действительно может? – прошептал он и побледнел.
– Все в порядке, садитесь, – сказал Уиллис мужчине. – Вы меня слышите? Садитесь.
– Я ранен, – сказал мужчина.
– Да-да, мы знаем. А сейчас сядьте. Будьте добры, присядьте! Что же, черт побери, с вами произошло?
– Меня ранили, – сказал мужчина.
– Кто это сделал?
– Не знаю. Неужели в городе появились индейцы?
– Скорая уже едет, – сказал Уиллис. – Садитесь!
– Я лучше постою.
– Почему?
– Когда сидишь, больше болит.
– Крови вы немного потеряли, – успокаивающе сказал Уиллис.
– Знаю. Но здорово болит. Вы вызвали скорую?
– Я только что сказал вам, что вызвали.
– Сколько сейчас времени?
– Почти одиннадцать.
– Я прогуливался по парку, – сказал мужчина. – Потом почувствовал такую острую боль в груди, что решил, что у меня сердечный приступ. Глянул вниз, а во мне торчит стрела.
– Хорошо, садитесь, прошу вас, а то я нервничаю.
– Скорая едет?
– Едет, едет.
В клетке для арестованных на другом конце комнаты нервно ходила высокая блондинка в белой блузке и желто-коричневой юбке. Внезапно она шагнула к металлической решетке.
– Выпустите меня отсюда, я ничего не сделала!
– А патрульный говорит, что ты много чего сделала, – ответил ей Карелла. – Ты бритвой изрезала своему парню все лицо и шею.
– Он это заслужил! – выкрикнула девушка. – Выпустите меня!
– Мы тебя арестовали за физическое насилие первой степени, – успокоил ее Карелла. – Как только поостынешь, я сниму у тебя отпечатки пальцев.
– Я вообще не поостыну.
– Ну, времени у нас сколько угодно.
– Знаете, что я сделаю?
– Ты успокоишься, а потом мы снимем отпечатки пальцев. А потом, если ты хоть что-нибудь соображаешь, ты начнешь молиться, чтобы твой парень выжил.
– Надеюсь, он умрет. Выпустите меня отсюда!
– Никто тебя не выпустит! Прекрати орать, у меня уже уши болят.
– Сейчас я порву свою одежду и заявлю, что вы пытались меня изнасиловать.
– Валяй, а мы полюбуемся.
– Вы думаете, я шучу?
– Хол, Хол, здесь девушка собирается раздеваться!
– Пускай себе раздевается.
– ...вашу мать, – сказала девушка.
– Красиво сказано, – заметил Карелла.
– Вы думаете, я этого не сделаю?
– Да делай, кого это трогает, – сказал Карелла и отвернулся от клетки, чтобы подойти к полицейскому, стоявшему позади двух подростков, прикованных наручниками друг к другу и к тяжелой деревянной ножке стола для снятия отпечатков пальцев.
– Ну, что мы здесь имеем? – спросил Карелла у патрульного.
– Въехали на кадиллаке в окно овощной лавки на Стем. Оба обдолбанные, – сказал полицейский. – «Кадди» два дня назад угнали в Саут Сайде. Он значится в списках угнанных машин.
– Сними блузку, душенька! – заорал вдруг один из парней через комнату. – Покажи нам свои сиськи!
– А мы скажем, что они прыгали на тебя! – крикнул второй, хихикая. – Валяй, детка!
– Кто-нибудь ранен? – спросил Карелла.
– Кроме владельца, никто не пострадал, а он, между прочим, сидел за кассой.
– Что на это скажете? – обратился Карелла к парням.
– Что скажем насчет чего? – спросил первый парень.
У него были длинные кучерявые черные волосы и густая черная борода. Парень был в джинсах и открытой спортивной рубашке, поверх которой была надета коричневая ветровка. Он не отрываясь смотрел на клетку, в которой девушка опять начала метаться.
– Вы въехали на машине в витрину?
– На какой машине? – спросил парень.
– Голубой «кадди», который в среду ночью угнали от дома 1604 по Стюарт Плейс, – сказал патрульный.
– Ты бредишь, – ответил ему парень.
– Рви долой свою блузку, дорогая! – снова заорал второй парень.
Был он меньше, чем приятель, с вьющимися каштановыми волосами, в коричневых брюках и мексиканском пончо. Рубашки под пончо явно не было. Как и его друг, он не отрывал глаз от девушки в клетке, словно гипнотизируя ее.
– Давай! – кричал он. – Или духу не хватает?
– Заткнись, отребье, – ответила она.
– Вы угнали эту машину? – спросил Карелла.
– Не пойму, о какой машине идет речь, – сказал парень.
– О машине, на которой вы въехали в окно овощной лавки.
– Ни на какой машине мы не ездили, дядя, – сказал первый парень.
– Мы ле-та-ли, дядя, – раздельно произнес второй парень, и оба зашлись от хохота.
– Лучше не записывай их показания до тех пор, пока они не поймут, что происходит, – сказал Карелла. – Отведи их вниз, Фред. Скажи сержанту Мерчисону, что они обдолбанные и не понимают своих прав.
Он повернулся к стоявшему ближе парню и спросил:
– Сколько тебе лет?
– Пятьдесят восемь, – ответил парень.
– Шестьдесят девять, – сказал второй, и они опять захохотали.
– Отведи их вниз, – сказал Карелла. – Пусть их держат отдельно от всех, они могут быть несовершеннолетними.
Патрульный отстегнул наручники, которыми парни были пристегнуты к ножке стола. В то время, как он вел их к дощатой перегородке, отделяющей комнату отдела от коридора, бородатый парень опять повернулся к решетке и заорал:
– Тебе, наверное, и показать-то нечего!
Потом он опять захохотал, особенно после того, как патрульный подтолкнул его в зад дубинкой.
– Думаете, я не сделаю этого? – не унималась девушка.
– Золотце, нам безразлично, что ты сделаешь, – ответил Карелла и отошел к столу Клинга, за которым сидела пожилая женщина в длинном черном пальто, скромно скрестив руки на груди.
– Che vergogna,– сказала женщина, неодобрительно кивнув на девушку в клетке.
– М-да, – ответил Карелла. – Вы по-английски говорите, синьора?
– Я в Америке уже сорок лет.
– Не будете ли вы так добры рассказать мне, что произошло?
– Кто-то украл мой кошелек.
Карелла придвинул блокнот поближе к себе.
– Как вас зовут, синьора?
– Катарина ди Паоло.
– Ваш адрес?
– Эй, вы что, шутите? – послышался посторонний голос из-за ограждения.
Карелла поднял глаза. Санитар скорой помощи, весь в белом, с недоверием заглядывал в комнату.
– Здесь действительно есть раненный стрелой?
– Тут он, – ответил Уиллис.
– Действительно, стрела! – сказал санитар, выпучив глаза.
– Помогите, насилуют! – неожиданно закричала девушка в загородке для арестованных.
Карелла повернулся и увидел, что она сняла с себя блузку и лифчик.
– О, боже, – пробормотал он. – Извините, синьора.
Карелла пошел к загородке для арестованных, но в это время зазвонил телефон на его столе.
– Пойдемте, мистер, – сказал санитар скорой.
– Они разорвали все мои вещи! – кричала девушка. – Посмотрите на меня!
– Che vergogna, – сказала старая леди и поцокала языком.
Карелла снял трубку.
– С твоей помощью, – послышался голос Глухого в трубке, – я украду пятьсот тысяч долларов в последний день апреля.
Глава 3
Конверт с напечатанным на машинке адресом пришел на имя детектива Стивена Льюиса Кареллы, восемьдесят седьмой полицейский участок, Гровер-авеню, 41. Обратный адрес указан не был. На почтовом штемпеле можно было прочесть, что письмо было отправлено из Айсолы за день до доставки адресату. Внутрь, между двумя серыми кусочками картона, была вложена фотография.
– Ведь это Эдгар Гувер? – удивился, глядя на фотографию, Мейер.
– Вот именно, – отозвался Карелла.
– Но почему именно его фото?
– Это даже не фотография, а фотостат.
– Правительство явно экономит на всем, – заметил Мейер, – спад производства.
– Несомненно.
– Что ты об этом думаешь? – серьезно спросил Мейер.
– Я думаю, что это проделки нашего общего знакомого.
– Мне тоже так кажется.
– Он начинает действовать.
– Но почему Гувер?
– А почему бы и нет?
Мейер почесал свою лысину.
– Что он хочет этим сказать?
– Не имею ни малейшего представления.
– Надо подумать, надо хорошенько пораскинуть мозгами.
– Да, – медленно произнес Карелла. – Вчера он мне сообщил, что собирается украсть полмиллиона долларов в последний день апреля. А на следующее утро ровно в 9.22 мы получаем фотостат Эдгара Гувера. Либо он пытается этим что-то сообщить, либо, наоборот, хочет ввести нас в заблуждение.
– Слушай, какие глубокие мысли, – озабоченно-иронично заметил Мейер. – Ты никогда не думал пойти поработать в полицию?
– Я все это вывожу из его прошлого, из его модус операнда. Ты не помнишь, какой была его первая, гм... работа, если можно ее так назвать?
– О, это было лет десять назад, даже больше.
– Правильно. Он постарался уверить нас, что собирается грабить один банк, хотя хотел взять совершенно другой. Вот я и думаю, не собирается ли он повторить трюк?
– Да, так оно все и было тогда.
– И у него, кстати, тогда почти все получилось, как он задумал.
– Получилось, да не все.
– Он намекает на определенные вещи, но это нам мало что дает, потому что карты свои он раскрывать не собирается. Для него это не просто развлечение. Вспомни его прошлое дело. Он объявил тогда о двух предстоящих убийствах, затем совершил эти два убийства, отправив на тот свет двух чиновников из мэрии, и потом угрожал застрелить самого мэра. Убив из оружия крупного калибра двух несчастных, он тем самым предупреждал, что не остановится, если ему не выдадут вымогаемую им сумму. Все это дезориентировало нас, Мейер. Вот почему я утверждаю, что этот фотостат может быть ключом к разгадке, а может и вовсе ничего не означать.
Мейер вновь взглянул на снимок и задумчиво произнес:
– М-да... Гувер.
Мастера, вставившего новый замок, звали Станислав Яник.
Его мастерская, небольшая квадратная комнатушка, находилась на Калвер-авеню, втиснутая между ломбардом и химчисткой. На стене, позади стойки, за которой сидел Яник, располагались ряды крючков, на них висели заготовки ключей. На каждой был выбит номер, соответствующий номеру в каталоге производителей замков. Автомобильные ключи были помечены в соответствии с годом выпуска автомобиля и названием фирмы-изготовителя. В мастерской жили шесть здоровенных котов, что сразу становилось ясно вошедшему по царившей в помещении атмосфере.
Даже сам хозяин сильно смахивал на косоглазого сиамского кота с голубыми глазами, видневшимися за толстыми стеклами очков. Яник был почти лысым, если не обращать внимания на клочки черных волос, торчавших из-за ушей. Ему было чуть больше пятидесяти. Он сидел за стойкой, одетый в коричневый джемпер, из-под которого выглядывала белая рубашка, и вытачивал очередной ключ, когда внутрь вошел Клинг. Колокольчик над дверью звякнул, оповещая хозяина о прибытии посетителя, и кот, который лениво развалившись лежал на пороге мастерской, злобно урча, медленно убрался в глубину помещения.
– Мистер Яник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27