Карелла был полицейским, а не базарной бабой. Карелла — настоящий друг.
В этой небольшой компании были свои секреты.
Секрет Мэрилин состоял в том, что она была когда-то проституткой.
Секретом Эйлин было то, что однажды, во время выполнения задания, ее изнасиловали и изуродовали.
Были еще и тайные мысли.
«Интересно, — думал Уиллис, — смогут ли два опытных, обладающих наметанным взглядом полицейских сразу же определить, кем Мэрилин была раньше?»
Клинг боялся, что Мэрилин станет задавать вопросы и пробудит воспоминания о самой страшной ночи в жизни Эйлин. Ему было неприятно, что Уиллис упомянул о том, что она служит приманкой.
А Уиллис боялся, что кто-нибудь спросит, чем раньше занималась его подруга.
— А чем вы занимаетесь? — спросила Эйлин.
— Я богата и независима, — беззаботно ответила Мэрилин. Затем добавила: — Как насчет цыпленка с апельсинами?
Эйлин взглянула на Клинга.
— И как же становятся богатыми и независимыми? — поинтересовался Клинг.
— У меня богатый отец, — с улыбкой сказала Мэрилин.
Клинг подумал о том, что однажды был женат на женщине, зарабатывавшей намного больше него. Интересно, насколько серьезно это увлечение у Уиллиса. Если да, то знает ли она, сколько зарабатывает детектив третьего класса?
— И что они делают? — спросила Мэрилин. — Пристают прямо на улице?
— Вроде этого, — сказала Эйлин. — Кто будет жареную рыбу?
— Я бы с ума сошла от страха, — передернула плечами Мэрилин.
«Я тоже схожу с ума от страха, — подумала Эйлин. — После той ночи я боюсь до смерти». А вслух произнесла:
— Привыкаешь, — и снова прикрыла левую щеку.
— А почему бы не заказать фирменный ужин? — вступил в разговор Клинг. — Это не будет слишком много?
— Я умираю от голода, — засмеялась Мэрилин.
— Конечно, давайте закажем, — Уиллис подозвал официанта: — Фирменный ужин на четверых. И еще выпить.
— Я заступаю на дежурство в полночь, — сказал Клинг. — Так что мне больше нельзя.
— Ой, да ладно тебе, — фыркнула Эйлин.
— Нет, правда, — Клинг прикрыл рукой свой стакан.
— В ночную смену хорошо балдеть, — сказала Эйлин. — Выпей еще.
— Что такое «балдеть»? — спросила Мэрилин.
— Спать на работе, — ответил Уиллис.
— Фирменный ужин на четверых. И напитки, — официант принял заказ и отошел от столика.
— Почему официанты-китайцы всегда разговаривают так неприветливо? — спросила Мэрилин. — Вы обращали внимание?
— Потому что они вообще неприветливые, — ответил Клинг.
— Это расистское замечание, — укорила его Эйлин.
— Кто расист? Я ничего не имею против китаез.
— Вы усугубляете свою вину, — сказала Эйлин. «Неужели, — подумала Мэрилин, — они все время разговаривают между собой на полицейском жаргоне?»
— Это он нарочно, — объяснила Эйлин.
— Что нарочно? — спросила Мэрилин.
— Сказал «китаезы».
— Нет, серьезно, я обожаю китаез, — не унимался Клинг. — И япошек тоже. У нас в отделе есть один япошка.
— И это тоже, — защищала его Эйлин. — Это он нарочно. У него такое чувство юмора.
— У меня вообще нет чувства юмора, — с оскорбленным видом заметил Клинг.
— А вы никогда не обращали внимания на то, что у китайцев никогда не бывает голубых глаз? — спросил Уиллис.
— Закон генетики, или «Закон Менделя», — сказала Мэрилин. — Если скрестить черную кошку с белым котом, то один котенок будет белым, другой черным, а два — серыми.
— Ну и какое это имеет отношение к голубоглазым китайцам? — спросил Уиллис.
— Карие глаза — признак доминирующий, голубые — рецессивный. Если в стране у всех глаза карие, тогда и у их детей также будут карие глаза. Правда, это не совсем так. У людей все немного иначе, чем у дрозофилл или кошек. Вот, например, у моего отца глаза были карие, а у матери — голубые, однако, очевидно, что в предшествующих поколениях также у кого-то были голубые рецессивные глаза. И если два рецессивных признака совпадают, то снова получается рецессивный признак, вот поэтому у меня и получились голубые глаза.
— Откуда ты все это знаешь? — удивился Уиллис.
— Вырезала из газеты статью по генетике.
А почему же она вырезала из газеты статью об электрическом перегонном аппарате? Он пока об этом не спрашивал. Когда она вернулась, то сразу стала рассказывать о своей встрече с Эндикоттом и о разрыве с ним. Так что он отложил разговор о перегонном аппарате на потом, хотя и знал из последнего отчета Кареллы, что чистый никотин можно получить путем перегонки табака в домашних условиях.
— Так ваши родители умерли? — спросил Клинг. «Ого, — подумал Уиллис. — Коп моментально сечет несоответствие». Чуть раньше, рассказывая о своем отце, она употребила настоящее время: «у меня богатый отец». А только что перешла на прошедшее: «У моего отца были карие глаза».
Клинг ждал ответа. Он не допрашивал. Никакой подозрительности, простое непонимание. Ему хотелось получить разъяснение.
— Да, — ответила Мэрилин.
— И мне показалось из нашего разговори, что ваш отец жив, — произнесла Эйлин.
«Еще один проницательный коп», — подумал Уиллис.
— Нет, он умер несколько лет назад. И оставил мне приличную сумму.
— Я думала, такое случается только в сказках, — вздохнула Эйлин.
— Иногда бывает и в жизни, — опустив глаза, сказала Мэрилин.
— Как же я любила сказки братьев Гримм, — Эйлин говорила с таким сожалением, как будто со времени ее детства прошло тысячу лет.
— А вы знаете, что Якоб Гримм... ну который писал сказки... это тот самый Гримм, который сформулировал «Закон Гримма»?
«Молодец, — подумал Уиллис, — хорошо запутывает следы, здорово сменила тему. Умница, Мэрилин!»
— А что такое «Закон Гримма»? — спросил Клинг.
— Параграф 314.76, — ответила Эйлин. — Общение с феями.
— Бестактное замечание, — сказал Клинг.
— Что-то насчет чередования согласных, когда "б" чередуется с "п", а "в" — с "ф" и наоборот, я точно не помню, — объяснила Мэрилин. — И эту статью я тоже вырезала из газеты. Но это в немецком языке.
— Вырезка была на немецком языке? — спросила Эйлин.
— Нет, нет, «Закон Гримма» относится к немецкому языку. Гримм же был немец, как вы знаете.
— Ну что же так долго не несут выпивку? — Уиллис раздраженно махнул рукой официанту.
— Сейчас принесу, — ответил официант и удалился на кухню.
— Видали? — покачал головой Клинг. — Надутый, как пузырь.
— Может быть, он не понимает по-английски? — предположила Эйлин.
— Может быть, здесь кто-нибудь говорит по-китайски? — поинтересовался Клинг.
— Мэрилин очень хорошо говорит по-испански. — Уиллис тут же обозвал себя идиотом. Опять понесло не туда!
— Как жаль, что я не говорю по-испански, — сказал Клинг. — На нашем участке это очень бы пригодилось.
— Но ведь ты знаешь несколько слов, — напомнила Эйлин.
— Да, конечно, кое-чему можно научиться, но это нельзя назвать «хорошим испанским». А где вы его учили? — обратился он к Мэрилин. — В школе?
— Да, — не раздумывая ответила она.
— Здесь, в городе? — справилась Эйлин.
— Нет. В Лос-Анджелесе.
«Увязаем все глубже и глубже», — подумал Уиллис.
— Вы там учились в колледже?
— Нет, в старших классах.
Все глубже, и глубже, и глубже.
— Вообще-то он гораздо легче английского, — Мэрилин ловко сменила тему. — По-моему, ужасно быть иностранцем и учить английский, как вы думаете? Все эти слова, которые одинаково произносятся, но пишутся по-разному? Или, наоборот, слова, которые пишутся одинаково, но произносятся по-разному? Я бы просто свихнулась.
— Скажи что-нибудь по-испански, — попросил Уиллис.
— Yo te adoro, — произнесла она, расплываясь в улыбке.
— Кстати об английском, — сказала Эйлин. — Я вот знала одну девушку, которая всегда спрашивает: «Который час?»
— А разве не так? — удивился Клинг.
— Да, конечно, но кто сейчас так говорит? Большинство спросят: «Сколько времени?»
Наконец принесли напитки и почти сразу же — ужин.
— Потрясающе, — ехидно заметил Уиллис.
Однако он был рад, что разговор на время прекратился. Он уже начал было побаиваться, что старания Мэрилин сменить тему становились слишком очевидными, было ясно, что ей не хотелось объяснять, каким образом она выучила испанский. «Интересно, верят ли эти два опытных полицейских, чувствующие малейшие нюансы и интонации собеседника, всему тому, что она им тут понарассказала», — думал Уиллис.
Но лишь однажды за время ужина произошло открытое столкновение, когда позиции полицейского столкнулись с позицией простого человека, взгляды полицейского — со взглядами проститутки. Клинг стал рассказывать о недавнем деле, которое он расследовал: один парень постоянно насиловал свою соседку, а та никогда не говорила об этом своему мужу, потому что боялась, что тот изобьет ее.
— Я бы убила их обоих, — сказала Мэрилин с такой злостью, что все сразу замолчали.
Эйлин внимательно посмотрела на нее.
— Ну в общем-то примерно это и произошло, — сказал Клинг. — Она взяла кухонный тесак и пошла к соседу. Кто-то из жителей услышал шум и вызвал Службу спасения 911. Но до того, как они успели приехать, вернулся домой муж. Она уже отрубила насильнику руку и пыталась перерезать ему горло. Увидев мужа, она кинулась на него и попыталась ударить тесаком. Вот тут-то и приехали люди из Службы спасения. Четыре копа с трудом оторвали ее...
— От мужа? — спросила Эйлин.
— Ну да. Тот, другой, лежал на полу без сознания.
— Ну и что с ней теперь будет? — поинтересовалась Мэрилин.
— Мы предъявили ей обвинение по двум пунктам — двойное покушение на убийство.
— Адвокат попытается представить это как просто разбойное нападение, — заметил Уиллис.
— А я убеждена, что он поставит вопрос о самообороне, — возразила Эйлин.
— Что касается соседа, то вполне возможно, — сказал Клинг. — Но ведь муж ничего такого не сделал, он просто вошел.
— То есть она в любом случае попадает в тюрьму? — спросила Мэрилин.
— Да, дамочка ведь малость покалечила их обоих, — усмехнулся Клинг.
— Но они же держали ее в страхе, — не согласилась Мэрилин. — Они заслужили это.
— Однако законы запрещают калечить людей, — заметила Эйлин.
— Пойди расскажи это Лиззи Борден, — сказал Клинг. — Ей все сошло с рук.
— Вот поэтому эта песня неправильная, — сказала Эйлин.
— Какая песня?
— Я о том, как в « Массачусетс из мамы сделали котлету».
— Я, правда, не вижу в этом ничего смешного, — сказала Мэрилин, и за столом снова наступило молчание.
Уиллис развернул бумажку со «счастьем», запеченную в одной из булочек:
— "Ты получишь новую одежду", — прочитал он вслух.
— Может быть, это значит, что ты получишь повышение? — предположил Клинг. Он отвел глаза от Мэрилин, которая вытряхнула из пачки «Вирджиния Слимз» сигарету, и поднеся дрожащей рукой зажигалку, яростно выпустила клуб дыма.
Эйлин взглянула на часы.
— Так у тебя сегодня действительно «кладбище»? — спросила она Клинга.
— Неужели я стал бы шутить? — откликнулся Клинг.
— Пошли, — встала Эйлин. — Я отвезу тебя на такси.
— Ну и что ты о ней думаешь? — спросил Клинг в машине.
— О ком? О «Британской энциклопедии»? — фыркнула Эйлин и стала передразнивать Мэрилин: — "Вы знакомы с «Законом Менделя»? Черные кошки и белые кошки, карие глаза и голубые глаза, доминирующие и рецессивные. А вы знаете, что многие английские слова пишутся одинаково, а произносятся по-разному? Или наоборот — пишутся по-разному, а произносятся одинаково? А вы знаете, что по «Закону Гримма» голубые феи чередуются с розовыми феями? А вы знаете, что «Yo te adoro» по-испански означает «Я тебя обожаю»?..
— А это действительно так?
— Нет, это значит: «поиграйте со мной в кошки-мышки». Крутая дамочка, Берт, поверь мне, ее голыми руками не возьмешь. Ты видел, как вспыхнули ее голубенькие глазки, когда она сказала, что убила бы обоих. Бог мой, я ей поверила. Последний раз я видела такой взгляд у одного парня, убившего из винтовки всю свою семью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33