Привкус. Карелла вдруг вспомнил обо всех этих окурках, издающих «привкусы» и запахи.
— То есть предполагается, что убийца должен был знать, как получить чистый никотин из сорокапроцентного раствора.
— Ну, — усмехнулся Джонсон, — думаю, что он мог сделать то же, что делал мой папа, когда я еще был ребенком и жил с родителями в Кентукки.
— И что он делал? — насторожился Карелла.
— Он сам составлял отраву для борьбы с вредителями. Смешивал в консервной банке из-под кофе табак и воду, настаивал все это примерно неделю, затем кипятил. Получалось что-то вроде чая. Добавлял в эту смесь мыльный раствор, чтобы лучше держалось на листьях. Прекрасное средство. Возможно, ваш убийца сделал то же самое. Смешал размельченные сигары или сигареты с водой, отфильтровал и выделил яд. — Он немного помолчал и спросил: — У вас в управлении есть лаборатория?
— Да, — ответил Карелла.
— Позвоните им. Спросите насчет дистилляции.
— Спасибо, — сказал Карелла. — Вы очень нам помогли.
— Рад был содействовать, — ответил Джонсон и повесил трубку.
Уиллис появился в тот самый момент, когда Карелла набирал номер лаборатории. Оба взглянули на часы. Пятнадцать минут одиннадцатого.
— Капитана Гроссмана, пожалуйста, — сказал Карелла.
— Прости, я опоздал, — повторил Уиллис и прошел к своему столу.
Мейер Мейер, уже полтора часа ожидающий, пока Уиллис его сменит, молча подошел к вешалке, снял свою шляпу, зажег сигарету и вышел.
— И когда он будет? — спросил у собеседника Карелла. — Попросите его, пожалуйста, позвонить детективу Карелле. Скажите, это очень срочно.
— Ты ни о чем не хочешь поговорить? — спросил он у Уиллиса, вешая трубку.
— О чем поговорить?
— О совместном проживании с подозреваемой, например.
Уиллис бросил взгляд в дальний угол комнаты, где Энди Паркер склонился над машинкой, старательно печатая отчет. Паркер был в одной рубашке, хотя сидел у раскрытого окна, сквозь которое в комнату пробивались уличный шум и легкий весенний ветерок. По классификации Брауна Паркер относился к «перегоревшим» полицейским, он приходил на работу небритым еще задолго до того, как полицейские из «Майами Вайс» стали считать это модным. Паркер же делал это, поскольку считал свою работу унизительной и дерьмовой и не желал выражать свое к ней уважение бритьем и прочими признаками хорошего тона. Он, как правило, писал свои ежедневные отчеты ровно два часа, а дальше — хоть трава не расти.
При Паркере не рекомендовалось обсуждать что-нибудь личное или интимное, связанное с чувствами. По мнению «перегоревшего» полицейского, чувства могли быть только у парикмахеров или декораторов.
— Пойдем, выйдем в коридор, — предложил Карелла.
— Пошли, — согласился Уиллис.
Они прошли через холл в комнату допросов и сели по разные стороны длинного стола. Позади Уиллиса было двойное зеркало, через которое комната просматривалась из соседнего помещения.
— Ну и? — начал Карелла.
— Ну и тебя это не касается, — огрызнулся Уиллис.
— Согласен, но это касается нашего отдела.
— Пошел он к черту, — сказал Уиллис. — Я имею право жить там, где хочу. И с кем хочу.
— Не уверен, что это относится к подозреваемым в двойном убийстве.
— Мэрилин Холлис не имеет никакого отношения ни к одному из этих убийств! — с горячностью воскликнул Уиллис.
— Я в этом не уверен. И наш лейтенант тоже.
— У вас нет причин полагать, что она...
— Но у меня нет причин и считать иначе. Что с тобой, Хэл? Ты же знаешь, что она на подозрении!
— Ну почему? Насколько я знаю, если у человека есть надежное алиби...
— А то ты не знаешь, как получают надежные алиби? Мне известны махровые убийцы, у которых были надежные...
— Она не убийца! — заорал Уиллис.
В комнате наступила тишина.
— И что будем делать? — наконец сказал Карелла. — Ты живешь с этой женщиной, как мы будем заниматься этим делом?..
— Мне все равно, что ты будешь делать.
— Ну если у нас теперь такая ситуация, то все, о чем мы говорим между собой в участке, сразу же становится известным...
— Я не делал и не говорил ничего такого, что могло бы помешать расследованию!
Опять наступило молчание.
— Я хочу с ней поговорить, — сказал Карелла. — Мне надо договориться о встрече через тебя?
— Ну не буду же я тебе советовать, как вести свое дело.
— Я думал, что это наше дело.
— Да, наше, — ответил Уиллис. — Просто у нас с тобой разные представления о том, кто является подозреваемым, так?
— Она сейчас дома? — спросил Карелла.
— Была дома, когда я уходил.
— Тогда, если ты не возражаешь, я бы хотел с ней переговорить.
— Лучше сначала позвони.
— Хэл... — начал было Карелла, потом покачал головой и вышел из комнаты, оставив Уиллиса за длинным столом с двойным зеркалом за спиной.
— И что вы хотите узнать? — спросила она Кареллу.
На ней были синие джинсы и мужская рубашка. «Рубашка, возможно, принадлежит Уиллису», — подумал Карелла. Они находились в гостиной, отделанной деревянными панелями. Было одиннадцать часов утра, в доме стояла тишина, толстые стены не пропускали уличного шума. Трудно представить, что ее когда-то задерживали за проституцию. Она была похожа на девочку-подростка. Безупречная кожа, умные голубые глаза, никакой косметики, даже помады. Но здесь можно вспомнить «Закон мышей». Если в своем амбаре вы увидели одну мышь, то значит, их там не меньше сотни. И если девушку однажды задерживали за проституцию, то, несомненно, она побывала во многих переделках.
— О Бэзиле Холландере, — сказал он.
— И что именно?
— Как вы с ним познакомились?
— Нас свела судьба, — улыбнулась она.
Обычная уловка проститутки — подсмеиваться над своей близостью с кем-то, чтобы не звучало вульгарно.
— Да, понимаю, — произнес он холодно. — Но как вы с ним познакомились?
— Почему вы хотите это знать, мистер Карелла?
— Он был вашим другом. Он умер. Умер еще один ваш друг. Так что наше любопытство простительно...
— Мне не нравится ваш сарказм. Почему вы меня так не любите?
— Вопрос о любви или нелюбви здесь не стоит, мисс Холлис. Я просто полицейский, выполняющий свою...
— Ой, пожалуйста, только не надо о выполняющих свою работу полицейских! Я наслушалась этого от Хэла.
Хэла. Ну конечно же. Не станет же она его называть детектив Уиллис.
— За что вы меня так не любите? — повторила она. — За то, что мы живем вместе?
Вот так. Без всяких обиняков. Однако она ничего так и не сказала о главном. О том, как познакомилась с Холландером.
— Дела Хэла меня не касаются, — сказал он. Что весьма существенно отличалось от того, что он говорил Уиллису менее часа тому назад. — А мое дело...
— Я думала, что вы с Хэлом занимаетесь одним делом.
— Я тоже так думал, — сказал Карелла.
— Но вы теперь так не считаете? Это потому, что он живет с человеком, который, возможно, является хладнокровным убийцей, так, да?
— Я этого не говорил.
— Но вы так думаете, разве нет? Вы считаете, что я могла убить и Джерри, и Бэза?
— У меня нет для этого доказательств...
— Мы здесь говорим не о доказательствах, — горячилась она. — А доказательства свидетельствуют, что я была далеко от тех, кого убили. И вот это и является доказательством, мистер Карелла. Ах, у вас интуиция, так ведь? И что подсказывает вам ваша интуиция? Вы считаете, что я их убила, так?
— Я считаю, что моя работа состоит в том...
— Господи, вы опять о своей работе.
— Которую вы мне не даете выполнить, — разозлился Карелла.
— Да? И каким же это образом? Тем, что живу с вашим напарником?
— Нет, тем, что так и не ответили на вопрос, который я вам задал пять минут назад.
— Неужели уже целых пять минут? Как быстро летит время, когда общаешься с таким милым человеком.
— А за что вы на меня взъелись? — спросил он.
— Я встречала таких как вы, мистер Карелла. Вы такой же, как все полицейские. За исключением Хэла. Вы считаете, что если у человека были проблемы с законом, то он всегда останется нарушителем. Горбатого могила исправит, так ведь, мистер Карелла? Шлюха — она и есть шлюха.
— Если хотите так думать, это ваше дело. Итак, где вы познакомились с Бэзилом Холландером?
— На концерте, — со вздохом ответила она.
— Где?
— В филармонии.
— Когда?
— В июне прошлого года.
— Случайно познакомились?
— Во время антракта. Мы завели разговор о программе, и выяснилось, что у нас одинаковые музыкальные вкусы. Это сразу же нас сблизило.
— И вы стали встречаться. Когда это началось?
— Он позвонил мне на следующей недели и предложил пойти в оперу. Я не очень люблю оперу, но все равно пошла, и мы прекрасно провели время. — Она улыбнулась и добавила: — Хотя я не очень люблю оперу.
«Изысканные вкусы, — подумал он. — Шлюха из Хьюстона предпочитает ходить в филармонию, а не в оперу». Он отогнал от себя эту мысль. Возможно, она была права. Может быть, он слишком долго работал полицейским и делал выводы исключительно на основе своего опыта. Правда, ему еще ни разу не приходилось встречать раскаявшуюся шлюху или терзающегося угрызениями совести бандита. С другой стороны, он никогда не видел бандита, который бы ходил на симфонические концерты. Или в оперу.
Из уважения к Уиллису он не стал спрашивать, когда она начала спать с Холландером. Но это его тревожило. Он уже пошел в своем расследовании на какие-то уступки. Обычно близость между мужчиной и женщиной являлась чрезвычайно важным фактором в деле об убийстве, особенно если это убийство из ревности. Вместо этого он спросил:
— Холландер, по-моему, был бухгалтером, это так?
— Вы же прекрасно знаете, что — так.
— А когда вы об этом узнали?
— О том, что он бухгалтер? — с удивлением спросила она. — Какое это может иметь значение...
— Он выполнял для вас какие-нибудь работы?
— Кто? Бэзил? Нет.
— У вас есть свой бухгалтер, который ведет ваши дела?
— Да.
— Как его зовут?
— Марк Аронштейн.
— Он давно на вас работает?
— Я наняла его, как только приехала сюда из Буэнос-Айреса.
— Буэнос-Айреса?
— Я думала, Хэл вам говорил об этом.
— Нет.
— Я занималась проституцией в Буэнос-Айресе.
— Понятно, — сказал он. — И долго вы этим занимались?
— Пять лет.
— И еще в Хьюстоне?
— Там только год. Я уехала почти сразу же после ареста.
«Да, довольно длинная история, — подумал он. — Уиллис подцепил настоящее сокровище».
— Так вы поехали в Аргентину прямо из Хьюстона? — спросил он.
— Нет, сначала я побывала в Мексике.
— Вы там тоже занимались проституцией?
— Нет, — улыбнулась она. — Просто хотела посмотреть страну.
— И долго вы там были?
— Месяцев шесть или что-то около того.
— Сколько вам лет, мисс Холлис?
— Вы же детектив. Попытайтесь догадаться. Я уехала из дома за три месяца до своего шестнадцатилетия, в Лос-Анджелесе прожила чуть больше года, затем переехала в Хьюстон.
— А почему в Хьюстон?
— Думала, что смогу поступить в «Райс».
— Но вы этого не сделали.
— Нет. Я встретила одного типа, который дал мне от ворот поворот.
— Джозеф Сиарт?
— Нет, Джо появился позже.
— И долго вы были в Хьюстоне?
— Я же говорила вам. Один год. Вы считаете? Затем шесть месяцев в Мексике, пять лет в Буэнос-Айресе, и здесь я живу почти полтора года. И что у вас получилось?
— Шестнадцать, когда вы уехали из дома...
— Почти шестнадцать.
— У меня получилось двадцать четыре.
— Мне будет двадцать четыре в августе.
— У вас весьма напряженная жизнь.
— Напряженнее, чем вы думаете, — сказала она.
— Вы говорили, что ваш отец купил этот дом...
— Нет, я соврала. И уверена, что вы знаете об этом.
Не надо меня проверять, мистер Карелла. Терпеть не могу нечестных людей.
— Каким образом вы приобрели этот дом?
— Разве Хэл вам не рассказал? Я приехала сюда с двумя миллионами долларов. За этот дом заплатила семьсот пятьдесят тысяч. Остальное вложила в ценные бумаги. Поэтому мне и понадобился бухгалтер.
— Марк Аронштейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— То есть предполагается, что убийца должен был знать, как получить чистый никотин из сорокапроцентного раствора.
— Ну, — усмехнулся Джонсон, — думаю, что он мог сделать то же, что делал мой папа, когда я еще был ребенком и жил с родителями в Кентукки.
— И что он делал? — насторожился Карелла.
— Он сам составлял отраву для борьбы с вредителями. Смешивал в консервной банке из-под кофе табак и воду, настаивал все это примерно неделю, затем кипятил. Получалось что-то вроде чая. Добавлял в эту смесь мыльный раствор, чтобы лучше держалось на листьях. Прекрасное средство. Возможно, ваш убийца сделал то же самое. Смешал размельченные сигары или сигареты с водой, отфильтровал и выделил яд. — Он немного помолчал и спросил: — У вас в управлении есть лаборатория?
— Да, — ответил Карелла.
— Позвоните им. Спросите насчет дистилляции.
— Спасибо, — сказал Карелла. — Вы очень нам помогли.
— Рад был содействовать, — ответил Джонсон и повесил трубку.
Уиллис появился в тот самый момент, когда Карелла набирал номер лаборатории. Оба взглянули на часы. Пятнадцать минут одиннадцатого.
— Капитана Гроссмана, пожалуйста, — сказал Карелла.
— Прости, я опоздал, — повторил Уиллис и прошел к своему столу.
Мейер Мейер, уже полтора часа ожидающий, пока Уиллис его сменит, молча подошел к вешалке, снял свою шляпу, зажег сигарету и вышел.
— И когда он будет? — спросил у собеседника Карелла. — Попросите его, пожалуйста, позвонить детективу Карелле. Скажите, это очень срочно.
— Ты ни о чем не хочешь поговорить? — спросил он у Уиллиса, вешая трубку.
— О чем поговорить?
— О совместном проживании с подозреваемой, например.
Уиллис бросил взгляд в дальний угол комнаты, где Энди Паркер склонился над машинкой, старательно печатая отчет. Паркер был в одной рубашке, хотя сидел у раскрытого окна, сквозь которое в комнату пробивались уличный шум и легкий весенний ветерок. По классификации Брауна Паркер относился к «перегоревшим» полицейским, он приходил на работу небритым еще задолго до того, как полицейские из «Майами Вайс» стали считать это модным. Паркер же делал это, поскольку считал свою работу унизительной и дерьмовой и не желал выражать свое к ней уважение бритьем и прочими признаками хорошего тона. Он, как правило, писал свои ежедневные отчеты ровно два часа, а дальше — хоть трава не расти.
При Паркере не рекомендовалось обсуждать что-нибудь личное или интимное, связанное с чувствами. По мнению «перегоревшего» полицейского, чувства могли быть только у парикмахеров или декораторов.
— Пойдем, выйдем в коридор, — предложил Карелла.
— Пошли, — согласился Уиллис.
Они прошли через холл в комнату допросов и сели по разные стороны длинного стола. Позади Уиллиса было двойное зеркало, через которое комната просматривалась из соседнего помещения.
— Ну и? — начал Карелла.
— Ну и тебя это не касается, — огрызнулся Уиллис.
— Согласен, но это касается нашего отдела.
— Пошел он к черту, — сказал Уиллис. — Я имею право жить там, где хочу. И с кем хочу.
— Не уверен, что это относится к подозреваемым в двойном убийстве.
— Мэрилин Холлис не имеет никакого отношения ни к одному из этих убийств! — с горячностью воскликнул Уиллис.
— Я в этом не уверен. И наш лейтенант тоже.
— У вас нет причин полагать, что она...
— Но у меня нет причин и считать иначе. Что с тобой, Хэл? Ты же знаешь, что она на подозрении!
— Ну почему? Насколько я знаю, если у человека есть надежное алиби...
— А то ты не знаешь, как получают надежные алиби? Мне известны махровые убийцы, у которых были надежные...
— Она не убийца! — заорал Уиллис.
В комнате наступила тишина.
— И что будем делать? — наконец сказал Карелла. — Ты живешь с этой женщиной, как мы будем заниматься этим делом?..
— Мне все равно, что ты будешь делать.
— Ну если у нас теперь такая ситуация, то все, о чем мы говорим между собой в участке, сразу же становится известным...
— Я не делал и не говорил ничего такого, что могло бы помешать расследованию!
Опять наступило молчание.
— Я хочу с ней поговорить, — сказал Карелла. — Мне надо договориться о встрече через тебя?
— Ну не буду же я тебе советовать, как вести свое дело.
— Я думал, что это наше дело.
— Да, наше, — ответил Уиллис. — Просто у нас с тобой разные представления о том, кто является подозреваемым, так?
— Она сейчас дома? — спросил Карелла.
— Была дома, когда я уходил.
— Тогда, если ты не возражаешь, я бы хотел с ней переговорить.
— Лучше сначала позвони.
— Хэл... — начал было Карелла, потом покачал головой и вышел из комнаты, оставив Уиллиса за длинным столом с двойным зеркалом за спиной.
— И что вы хотите узнать? — спросила она Кареллу.
На ней были синие джинсы и мужская рубашка. «Рубашка, возможно, принадлежит Уиллису», — подумал Карелла. Они находились в гостиной, отделанной деревянными панелями. Было одиннадцать часов утра, в доме стояла тишина, толстые стены не пропускали уличного шума. Трудно представить, что ее когда-то задерживали за проституцию. Она была похожа на девочку-подростка. Безупречная кожа, умные голубые глаза, никакой косметики, даже помады. Но здесь можно вспомнить «Закон мышей». Если в своем амбаре вы увидели одну мышь, то значит, их там не меньше сотни. И если девушку однажды задерживали за проституцию, то, несомненно, она побывала во многих переделках.
— О Бэзиле Холландере, — сказал он.
— И что именно?
— Как вы с ним познакомились?
— Нас свела судьба, — улыбнулась она.
Обычная уловка проститутки — подсмеиваться над своей близостью с кем-то, чтобы не звучало вульгарно.
— Да, понимаю, — произнес он холодно. — Но как вы с ним познакомились?
— Почему вы хотите это знать, мистер Карелла?
— Он был вашим другом. Он умер. Умер еще один ваш друг. Так что наше любопытство простительно...
— Мне не нравится ваш сарказм. Почему вы меня так не любите?
— Вопрос о любви или нелюбви здесь не стоит, мисс Холлис. Я просто полицейский, выполняющий свою...
— Ой, пожалуйста, только не надо о выполняющих свою работу полицейских! Я наслушалась этого от Хэла.
Хэла. Ну конечно же. Не станет же она его называть детектив Уиллис.
— За что вы меня так не любите? — повторила она. — За то, что мы живем вместе?
Вот так. Без всяких обиняков. Однако она ничего так и не сказала о главном. О том, как познакомилась с Холландером.
— Дела Хэла меня не касаются, — сказал он. Что весьма существенно отличалось от того, что он говорил Уиллису менее часа тому назад. — А мое дело...
— Я думала, что вы с Хэлом занимаетесь одним делом.
— Я тоже так думал, — сказал Карелла.
— Но вы теперь так не считаете? Это потому, что он живет с человеком, который, возможно, является хладнокровным убийцей, так, да?
— Я этого не говорил.
— Но вы так думаете, разве нет? Вы считаете, что я могла убить и Джерри, и Бэза?
— У меня нет для этого доказательств...
— Мы здесь говорим не о доказательствах, — горячилась она. — А доказательства свидетельствуют, что я была далеко от тех, кого убили. И вот это и является доказательством, мистер Карелла. Ах, у вас интуиция, так ведь? И что подсказывает вам ваша интуиция? Вы считаете, что я их убила, так?
— Я считаю, что моя работа состоит в том...
— Господи, вы опять о своей работе.
— Которую вы мне не даете выполнить, — разозлился Карелла.
— Да? И каким же это образом? Тем, что живу с вашим напарником?
— Нет, тем, что так и не ответили на вопрос, который я вам задал пять минут назад.
— Неужели уже целых пять минут? Как быстро летит время, когда общаешься с таким милым человеком.
— А за что вы на меня взъелись? — спросил он.
— Я встречала таких как вы, мистер Карелла. Вы такой же, как все полицейские. За исключением Хэла. Вы считаете, что если у человека были проблемы с законом, то он всегда останется нарушителем. Горбатого могила исправит, так ведь, мистер Карелла? Шлюха — она и есть шлюха.
— Если хотите так думать, это ваше дело. Итак, где вы познакомились с Бэзилом Холландером?
— На концерте, — со вздохом ответила она.
— Где?
— В филармонии.
— Когда?
— В июне прошлого года.
— Случайно познакомились?
— Во время антракта. Мы завели разговор о программе, и выяснилось, что у нас одинаковые музыкальные вкусы. Это сразу же нас сблизило.
— И вы стали встречаться. Когда это началось?
— Он позвонил мне на следующей недели и предложил пойти в оперу. Я не очень люблю оперу, но все равно пошла, и мы прекрасно провели время. — Она улыбнулась и добавила: — Хотя я не очень люблю оперу.
«Изысканные вкусы, — подумал он. — Шлюха из Хьюстона предпочитает ходить в филармонию, а не в оперу». Он отогнал от себя эту мысль. Возможно, она была права. Может быть, он слишком долго работал полицейским и делал выводы исключительно на основе своего опыта. Правда, ему еще ни разу не приходилось встречать раскаявшуюся шлюху или терзающегося угрызениями совести бандита. С другой стороны, он никогда не видел бандита, который бы ходил на симфонические концерты. Или в оперу.
Из уважения к Уиллису он не стал спрашивать, когда она начала спать с Холландером. Но это его тревожило. Он уже пошел в своем расследовании на какие-то уступки. Обычно близость между мужчиной и женщиной являлась чрезвычайно важным фактором в деле об убийстве, особенно если это убийство из ревности. Вместо этого он спросил:
— Холландер, по-моему, был бухгалтером, это так?
— Вы же прекрасно знаете, что — так.
— А когда вы об этом узнали?
— О том, что он бухгалтер? — с удивлением спросила она. — Какое это может иметь значение...
— Он выполнял для вас какие-нибудь работы?
— Кто? Бэзил? Нет.
— У вас есть свой бухгалтер, который ведет ваши дела?
— Да.
— Как его зовут?
— Марк Аронштейн.
— Он давно на вас работает?
— Я наняла его, как только приехала сюда из Буэнос-Айреса.
— Буэнос-Айреса?
— Я думала, Хэл вам говорил об этом.
— Нет.
— Я занималась проституцией в Буэнос-Айресе.
— Понятно, — сказал он. — И долго вы этим занимались?
— Пять лет.
— И еще в Хьюстоне?
— Там только год. Я уехала почти сразу же после ареста.
«Да, довольно длинная история, — подумал он. — Уиллис подцепил настоящее сокровище».
— Так вы поехали в Аргентину прямо из Хьюстона? — спросил он.
— Нет, сначала я побывала в Мексике.
— Вы там тоже занимались проституцией?
— Нет, — улыбнулась она. — Просто хотела посмотреть страну.
— И долго вы там были?
— Месяцев шесть или что-то около того.
— Сколько вам лет, мисс Холлис?
— Вы же детектив. Попытайтесь догадаться. Я уехала из дома за три месяца до своего шестнадцатилетия, в Лос-Анджелесе прожила чуть больше года, затем переехала в Хьюстон.
— А почему в Хьюстон?
— Думала, что смогу поступить в «Райс».
— Но вы этого не сделали.
— Нет. Я встретила одного типа, который дал мне от ворот поворот.
— Джозеф Сиарт?
— Нет, Джо появился позже.
— И долго вы были в Хьюстоне?
— Я же говорила вам. Один год. Вы считаете? Затем шесть месяцев в Мексике, пять лет в Буэнос-Айресе, и здесь я живу почти полтора года. И что у вас получилось?
— Шестнадцать, когда вы уехали из дома...
— Почти шестнадцать.
— У меня получилось двадцать четыре.
— Мне будет двадцать четыре в августе.
— У вас весьма напряженная жизнь.
— Напряженнее, чем вы думаете, — сказала она.
— Вы говорили, что ваш отец купил этот дом...
— Нет, я соврала. И уверена, что вы знаете об этом.
Не надо меня проверять, мистер Карелла. Терпеть не могу нечестных людей.
— Каким образом вы приобрели этот дом?
— Разве Хэл вам не рассказал? Я приехала сюда с двумя миллионами долларов. За этот дом заплатила семьсот пятьдесят тысяч. Остальное вложила в ценные бумаги. Поэтому мне и понадобился бухгалтер.
— Марк Аронштейн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33