«Гражданин оказывает содействие преступнику, если пытается предотвратить, помешать или затянуть обнаружение...»
– Содействие преступнику? – переспросил швейцар. – Ничего себе!
– Короче, не вздумайте им звонить, – сказал Карелла, направляясь к лифту.
Он вышел на четвертом этаже и поспешно подошел к двери квартиры 3-Е. Прислушался, потом позвонил.
– Кто там? – спросил женский голос.
Энн Ньюмен.
– Полиция, – сказал он. – Детектив Карелла.
– О-о! – Одно-единственное слово, потом молчание. Карелла ждал. – Минутку, – сказала она наконец.
Когда она открыла дверь, на ней был длинный голубой халат поверх розовой ночной рубашки, видневшейся в треугольном вырезе. Она была босиком.
– Простите, что беспокою вас так поздно, но...
– Да нет, все в порядке, – сказала она. – Входите.
Он следом за ней прошел в маленькую прихожую к подождал, пока она запрет дверь. По дороге в гостиную он спросил:
– Ваша свекровь дома?
– Спит, – ответила Энн. – Мистер Карелла, сейчас ведь уже почти одиннадцать, я и сама собиралась спать.
– Да, конечно, миссис Ньюмен. Я очень извиняюсь, но мы торопимся закрыть дело, и я хотел бы задать вам еще несколько вопросов.
– Да, конечно, – сказала Энн. – Но у меня завтра на утро назначена встреча...
– Я постараюсь быть кратким. Миссис Ньюмен, известно ли вам, что ваш муж оставил завещание?
– Да.
– Когда вы узнали об этом?
– В понедельник утром. Наш адвокат позвонил мне и сообщил.
– Ваш адвокат – это...
– Чарльз Вебер. Фирма «Вебер, Герцог и Ллевеллин».
– И от него вы впервые узнали об этом завещании?
– Да.
– Известно ли вам, когда оно было составлено?
– Нет.
– Миссис Ньюмен, оно было составлено за три недели до смерти вашего мужа.
– Да? Джерри об этом ничего не говорил...
– Вам известны условия завещания?
– Да. Чарли мне их зачитал.
– Вам известно, что ваш муж оставил более двух миллионов долларов...
– Да, известно.
– И что ваше имя в завещании вообще не упоминается?
– Мне достался страховой полис.
– То есть сто тысяч долларов.
– Да, насколько я понимаю.
– Миссис Ньюмен, что вы об этом думаете?
– О чем?
– О том, что вы получите сотню тысяч, а какой-то чужой человек – два миллиона?
– На самом деле, даже не знаю, – сказала она.
– Ну а что вы испытываете? – настаивал Карелла.
– Разочарование? – Она слабо улыбнулась. – Печаль?
– Но не гнев?
– Гнев? О нет, только не это! Только печаль и разочарование. Мистер Карелла, я почти пятнадцать лет была ему верной и любящей женой. Только подумать, что... Ну ладно, это неважно. Сделанного не воротишь. Мне не нужны два миллиона долларов. Я не расточительна, у меня есть своя работа, мне вполне хватает того, что я зарабатываю, даже без этой страховки...
– Вы знакомы с Луи Керном? – спросил Карелла.
– Да. Мой свекор выставлял свои работы в «Галерее Керна». А позднее именно Луи оценивал картины, которые получил в наследство мой муж.
– Было ли вам известно, что мистер Керн знал о содержании завещания до того, как умер ваш муж?
– Нет, не было... А откуда?..
– Ему сообщили.
– Кто?
– Бывшая жена вашего мужа, Джессика Герцог.
– А откуда... А-а, понимаю! Ее брат работает в той же фирме, так ведь?
– Он один из партнеров.
– Да, конечно. Но я и понятия не имела, что они с Луи знакомы!
– Они любовники, – сказал Карелла.
– Луи с Джессикой? Вы шутите! – Она улыбнулась. – Это же курам на смех!
– И тем не менее это так, – сказал Карелла.
– Ну, чего только не бывает на свете! – сказала Энн, покачав головой. – Луи и Джессика... О Господи!
– Мог ли кто-то из них знать, что вы уезжаете в Калифорнию?
– То есть Луи или Джессика?
– Да.
– Нет, конечно. Я с Луи несколько лет не виделась, а Джессика... Ну, вы должны понимать, что мы друг с другом в не слишком хороших отношениях.
– И вы утверждаете, что узнали о завещании только в понедельник утром, так? – уточнил Карелла.
– Да.
– Ваш муж вам о нем ни разу не говорил?
– Ни разу.
– Вам не кажется, что это немного странно?
– Джерри вообще был немного странный.
– Я хочу сказать, – пояснил Карелла, – странно, что человек не подумал обсудить свое завещание с женой.
– Ну, – возразила Энн, – мне кажется, что, если жена человека в этом завещании даже не упомянута, у него могут быть причины желать, чтобы она об этом не знала, не так ли?
– Как вы думаете, по какой причине ваш муж мог решить изменить завещание?
– Понятия не имею.
– Имел ли он основания подозревать, что вы подумываете о разводе?
– Не имел.
– Но вы же собирались попросить развода?
– Да, но я приняла это решение недавно.
– Но обдумывали вы его довольно давно, разве нет?
– Не так давно.
– А сколько времени?
– Точно сказать не могу.
– Но вы начали думать об этом раньше, чем месяц назад? До того, как ваш муж изменил завещание?
– До прошлого понедельника я вообще не знала, что он изменил завещание. А-а, понимаю! Вы думаете, что я начала задумываться о разводе из ребяческой обиды, после того как узнала, что он исключил меня из своего завещания? Ах, мистер Карелла, если бы в жизни все было так просто! Нет, я не знала о его новом завещании. Нет, оно не имеет никакого отношения к моему решению о разводе. Я просто устала. Устала утирать ему нос, поддерживать его самолюбие, его мужское «эго»... – Она покачала головой. – Я устала. На прошлой неделе, в Калифорнии, я окончательно осознала, что больше не могу. Я хотела вздохнуть наконец свободно. Я позвонила свекрови и сказала ей о том, что собираюсь сделать. И она дала мне свое благословение. Так что, понимаете ли, для меня на самом деле неважно, что я не получу этих двух миллионов. Два миллиона – это, конечно, очень хорошо. Но меня они не интересуют. Меня не интересует даже та сотня тысяч, которую я получу по страховке. Быть может, вам будет трудно это понять, но меня все это действительно не интересует. Я не испытываю гнева, вовсе нет. Только разочарование и печаль, как я уже говорила. Я служила ему почти пятнадцать лет – хорошо служила. Разочарование, печаль и – должна признаться – невероятное облегчение. Как хорошо будет снова ощутить себя живой! Вы просто представить себе не можете, как это хорошо.
– Миссис Ньюмен, вы говорили, что у вас есть уборщица, так ведь? – спросил Карелла.
– Да. Женщина, которая приходит раз в неделю.
– В какой день?
– По пятницам.
– Вы ведь уехали в Калифорнию в пятницу, так?
– Да.
– И вернулись тоже в пятницу.
– Да.
– Ваша уборщица приходила в то утро, когда вы уехали?
– Нет. Она в Джорджии, я же вам говорила.
– А в ту пятницу, когда вы вернулись, она приходила?
– Нет.
– Она по-прежнему была в Джорджии, так ведь?
– Да.
– Следовательно, раз ее не было, она не могла убраться в квартире в тот день?
– Извините, мистер Карелла, но что...
– Миссис Ньюмен, а вы сами в тот день не убирались? Вот, к примеру, не вытирали ли вы кондиционер?
– Что?
– Кондиционер.
– Вытирала ли я кондиционер?
– Да.
– Простите, зачем?
– Понятия не имею. Так вытирали или нет?
– Нет, конечно!
– Техэксперты проверили всю квартиру около десяти. Это означает, что они проверили кон...
– Проверили?
– На наличие отпечатков пальцев. Они проверили кондиционер и все остальное. Вы говорили, что вернулись домой в половине девятого...
– Да.
– Могло ли случиться так, что кто-то вытер этот кондиционер в промежутке с половины девятого до десяти?
– Я... я не знаю...
– А пузырек с секоналом?
– Что?
– Пузырек с секоналом. Если ваш муж совершил самоубийство, он не мог не брать его руками.
– Я... на самом деле... я не...
– Вы точно этого не делали?
– Ну конечно! Зачем бы мне... Конечно, я этого не делала! Я сразу спустилась вниз, вызвать полицию. Я провела в квартире не больше... не больше минуты или двух... я...
Внезапно она умолкла.
Карелла стоял и смотрел на нее. Услышав голос сзади, он вздрогнул, обернулся и увидел Сьюзен Ньюмен, стоящую в дверях своей спальни. На ней был шафрановый стеганый халат. На губах ее играла слабая, потерянная улыбка.
– Дорогая, – сказала она, – я думаю, этому господину уже все известно.
– О Господи! – воскликнула Энн, набрала в грудь воздуха и крепко зажмурилась.
* * *
Итак, все кончено.
Встретить ее лицом к лицу, когда она вернется из своего «кино», и сказать ей, что он все знает. Что в понедельник она была с этим Ларри Паттерсоном, трахалась с ним в чужой квартире. Что он знает все о ней и ее женатом дружке. Что он догадался, что она лгала об этих съемках на фоне «Лонг-Дженерал», которые якобы отменили. Бросить ей в лицо тот неоспоримый факт, что мужчина, с которым она собралась в Южную Америку, – это тот самый Ларри Паттерсон, ее любовник. Сказать ей все и покончить с этим. Покончить с этим.
Когда он вернулся домой, было почти полдвенадцатого.
Он сунул ключ в замочную скважину и отпер дверь. В квартире было темно. Он протянул руку к выключателю у входной двери и включил свет. Он устал как собака и вдобавок вдруг почувствовал, что ужасно голоден. Он направился на кухню – и вдруг услышал в спальне какой-то звук.
Звук был очень тихий – его мог бы произвести вор, захваченный врасплох неожиданно вернувшимся хозяином. Всего лишь шорох за закрытой дверью спальни. Он потянулся к кобуре под мышкой и вытащил пистолет. Пистолет был пятизарядный «смит-вессон-сентенниал» 0,38 калибра с дулом длиной в два дюйма. Он знал, что это не вор – это Огаста, он знал также, что она не одна, и все еще надеялся, что ошибается. Рука его на ореховой рукоятке пистолета вспотела.
Он уже готов был развернуться и сбежать из квартиры. Он уже готов был сунуть пистолет в кобуру и повернуться спиной к закрытой двери спальни, к тому, что таилось за этой дверью, готов был уйти из квартиры и из их жизни, из их совместной жизни, из всего, что было между ними когда-то, давным-давно, готов был избежать столкновения, но знал, что оно неизбежно. Ему вдруг сделалось страшно. Когда он подходил к двери спальни, пистолет дрожал у него в руке. Словно за дверью прятался убийца с топором.
И внезапно страх перед столкновением сменился чем-то иным, чем-то чуждым и еще более ужасающим – слепым, безрассудным гневом. Здесь, в его собственном доме, в его спальне – чужак, любовник, этот Ларри Паттерсон, здесь, с его женой! Ловушка захлопнулась. Она думала, что он работает в ночную смену, она знала, что до утра ей бояться нечего, и ни в какое кино она не ходила – кино было здесь, в спальне, в его спальне, грязная порнуха за закрытой дверью!
Он взялся левой рукой за ручку двери, повернул ее и открыл. В этот последний миг он подумал – а вдруг он снова ошибся, вдруг Огасты там нет, вдруг там не Огаста с любовником, а маленькая кареглазая девушка – какая-нибудь Фелиция, Аньес или Черити, вдруг это какая-нибудь ошибка, комедия ошибок, над которой они будут смеяться еще много лет.
Но нет – это была Огаста.
Огаста лежала в кровати, голая, глупо натягивая простыню, как будто бы пытаясь скрыть свой позор, защищая наготу от хищных глаз собственного мужа. Волосы всклокочены, чудные высокие скулы, сделавшие ей состояние, блестели от пота, губы тряслись так же, как пистолет в его руке. А мужчина, который был с Огастой, сидел в одних трусах и тянулся за брюками, висящими на стуле у кровати, мужчина был невысокий и жилистый, похожий на Дженеро, с курчавыми черными волосами и карими глазами, расширенными от ужаса. Очень похож на Дженеро, просто удивительно похож – но это был Ларри Паттерсон, любовник Огасты. Он отдернул руку от стула с брюками и сказал только: «Не стреляйте!» И Клинг прицелился в него.
Он едва не спустил курок. Он уже было впустил в свой мозг гнев, унижение и отчаяние, они уже готовы были отдать приказ нервным окончаниям, управляющим указательным пальцем правой руки, заставить его надавить на спусковой крючок, заставить пистолет выстрелить, еще и еще раз, выстрелить в этого чужака, который сейчас был такой же беспомощной мишенью, как картонные квадратики в тире полицейской академии, – давай, прикончи его!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31