– Джимми рассмеялся и полез в карман. Он достал пачку банкнот, стянутую резинкой, стянул резинку, надел ее на руку и отсчитал три бумажки по пятьдесят. И, все еще смеясь, заметил: – Дороговато заламываешь, мужик! Надо было отвести его к Никки Гарджеру.
– У Никки «раджеров» нету! – возразил Сэм.
– Вот погоди, зайдешь ты ко мне в бильярдную! – пригрозил Джимми, протягивая ему деньги. – Я с тебя сдеру двадцать баксов за час игры!
– Джимми, я ж за него сам сотню выложил!
Галлоран еще раз взвесил пистолет на ладони. Посмотрел Джимми в глаза и очень тихо сказал:
– Спасибо тебе.
«Ну точно, любовники! – сказал себе Сэм. – Я так и думал!»
* * *
В спальне на третьем этаже тихо гудел кондиционер. В комнате было прохладно, но Клингу не спалось. Два часа ночи, а на работу ему только к четырем вечера. Но он собирался встать пораньше, чтобы выйти из дому вместе с Огастой. Он хотел проверить, не пойдет ли она снова к своему дружку на Хоппер-стрит. Хотел выяснить, неужели она ходит к нему каждый день вместо ленча, трахается вместо того, чтобы обедать где-нибудь в китайском ресторанчике. Клинг испытывал искушение выложить ей все как есть, рассказать, что он выследил ее на Хоппер-стрит, видел, как она входила в дом 641, и спросить, что ей там было надо. Покончить с этим раз и навсегда! Он вспомнил совет Кареллы.
– Огаста! – шепнул он.
– М-м?
– Гасси!
– М-м...
– Ты не спишь?
– Сплю... – ответила она и повернулась на другой бок.
– Гасси, мне надо с тобой поговорить.
– Давай спать, а? – сонно пробормотала Огаста.
– Гасси...
– Спи!
– Солнышко, это важно.
– Черт!
– Солнышко...
– Черт, черт, черт, черт! – сказала Огаста, села, включила ночник. – В чем дело? – спросила она и посмотрела на часы на столе. – Берт, сейчас два часа ночи! А мне на работу к половине девятого. Это что, так срочно?
– Мне нужно поговорить с тобой. Сейчас, – сказал Клинг.
– Мне вставать в полседьмого!
– Извини, Гасси, но это действительно важно.
– Ну ладно. В чем дело? – со вздохом спросила она. Взяла пачку сигарет, лежавшую рядом с часами, вытряхнула одну и закурила.
– Я беспокоюсь, – сказал Клинг.
– Беспокоишься? О чем?
– Насчет нас с тобой.
– Насчет нас?
– Мне кажется, мы с тобой потихоньку расходимся.
– Смешно!
– Серьезно.
– С чего ты взял?
– Ну, мы... Ну, хотя бы потому, что мы теперь занимаемся любовью куда реже, чем раньше.
– У меня месячные, ты же знаешь, – сказала Огаста.
– Знаю, но... раньше ведь это не мешало? Когда мы только что поженились?
– Ну... – Огаста помолчала. – Мне лично казалось, что у нас все в порядке.
Клинг покачал головой:
– Не думаю.
– Так, значит, все дело в сексе? В смысле, тебе кажется, что мы мало занимаемся сексом?
– Дело не только в этом... – начал он.
– Потому что, понимаешь, если тебе хочется...
– Да нет, нет...
– Мне казалось, что у нас все прекрасно, – повторяла Огаста, пожала плечами и затушила сигарету.
– Ты знаешь эту девушку, которая работает у вас в агентстве? – спросил Клинг. «Вот оно! – подумал он. – Добрались до сути дела!»
– Какую девушку?
– Такую маленькую блондиночку. Она демонстрирует молодежные моды.
– Монику, что ли?
– Ну да.
– Монику Торп? А что с ней такое?
– Она была тогда на пляже во время приема. Четвертого. Помнишь?
– И что?
– Мы с ней разговорились, – сказал Клинг.
– Угу... – Огаста потянулась за сигаретами и снова закурила. – Не понимаю, какой интерес болтать с этой дурехой?
– Ты слишком много куришь, тебе не кажется? – спросил Клинг.
– Это что, еще одна претензия? – осведомилась Огаста. – Мы не занимаемся сексом, я слишком много курю... Ты что, собрался предъявить мне весь список обвинений, и непременно в два часа ночи?
– Я всего лишь забочусь о твоем здоровье!
– Ну, так что там Моника? О чем вы с ней говорили?
– О тебе.
– Обо мне? Вот это новости! Я-то думала, Моника вообще не способна говорить ни о чем, кроме себя, хорошей. И что же она тебе сказала? Она тоже считает, что я слишком много курю?
– Она сказала, что видела тебя в городе с разными мужиками! – проговорил Клинг на одном дыхании и остановился, чтобы перевести дух.
– Чего-чего?
– Она сказала...
– Ах-х, сопливая сучонка! – воскликнула Огаста и затушила только что раскуренную сигарету. – Она видела меня, меня!..
– Особенно с одним, – добавил Клинг.
– Особенно с одним? Так-так...
– Так она сказала.
– И с каким же?
– Не знаю. Скажи мне сама, Гасси...
– Смешно! – сказала Огаста.
– Я только повторяю то, что сказала мне она.
– И ты ей поверил.
– Я... скажем так, я прислушался к ее словам.
– Но она тебе не сказала, с кем именно она меня якобы видела. Так, Берт?
– Нет. Я спрашивал, но...
– Ах, ты ее спрашивал! Значит, ты ей поверил, так?
– Я только выслушал ее, Гасси.
– Сопливую шлюшку, которая перетрахалась со всеми фотографами в городе и у которой хватает наглости...
– Успокойся, – сказал Клинг.
– ...Хватает наглости утверждать, что я...
– Ну же, Гасси!
– Я убью эту сучонку! Как Бог свят, убью!
– Значит, это неправда?
– Конечно, неправда! А ты что, поверил?
– Ну... в общем, да.
– Ну, спасибо, дорогой!
Некоторое время они молчали. Клинг думал, что надо спросить ее насчет дома 641 по Хоппер-стрит. Зачем она ходила туда сегодня днем? Он думал, что выполнил совет Кареллы, но толку с этого никакого, потому что ответа, который успокоил бы его, он так и не получил. Только расковырял рану.
– Гасси...
– Я люблю тебя, Берт, – сказала она. – Ты же знаешь.
– Я тоже думал, что любишь...
– Я тебя люблю!
– Но ты бываешь повсюду без меня...
– Ты же сам это предложил, Берт, ты же знаешь! Ты терпеть не можешь этих вечеринок...
– Да, но все-таки...
– Ну хорошо, больше я без тебя не хожу. Договорились?
– Но...
«А днем? Или во время дежурств, когда я гоняюсь за какими-нибудь мелкими воришками? Во время ночной смены? Что ты будешь делать тогда? Вечеринки – это фигня. Если, конечно, не считать тех случаев, когда ты говоришь, что ужинала в китайском ресторане с толпой народу, а мистер А-Вонг лично сообщает мне, что в компании мисс Мерсье рыжих не было. Жаль, что ты не брюнетка, Гасси. Брюнетки не так бросаются в глаза...»
– Все, обещаю, – сказала Огаста. – Без тебя – никуда. А теперь ляг.
– Есть еще кое-какие вопросы...
– Ложись, – перебила она. – На спину.
Она стянула с него простыню.
– Просто лежи спокойно, – сказала она.
– Гасси...
– Тише.
– Солнышко...
– Тс-с! – сказала она. – Те-с, малыш. Я сейчас поиграю с тобой. Бедный заброшенный мальчик! Мамочка сейчас с тобой поиграет, – сказала она и жадно склонилась над ним...
* * *
Когда расследуешь убийство или то, что может оказаться таковым, расписание не имеет значения. Ты приходишь в участок и грызешь это дело, иногда круглыми сутками, потому что у убийцы есть выигрыш во времени и каждый потерянный час дает ему лишний шанс.
Во вторник Карелле полагалось выйти на работу только в четыре, но он явился в десять утра, и никого из дневной смены это не удивило. Труп был обнаружен в прошлую пятницу, а любой коп знает, что самоубийство без предсмертной записки – все равно что хот-дог без кетчупа. Карелла сообщил лейтенанту Бернсу о жаре в этой проклятой квартире, а Бернс сообщил всем прочим детективам – на случай, если кому-нибудь придет в голову блестящая идея насчет того, почему кондиционер оказался отключенным в середине самой жаркой недели за лето. Блестящих идей пока не возникло.
Однако все от души сочувствовали Карелле, который появился на работе в десять ноль-ноль утра, когда ему полагалось прийти только в четыре часа дня. Они все не раз бывали в его шкуре. Приходилось расследовать дела, способные довести детектива до ручки, спать урывками на кушетке в комнате отдыха, трясти проклятое дело, как терьер полудохлую крысу, пока оно не сдохнет совсем – и когда его можно будет спокойно похоронить в папке под грифом «Закрыто». С Кареллой говорили вполголоса и приносили ему кофе из канцелярии. Все знали, что он очень озабочен. Коллеги думали, что его беспокоит только отсутствие предсмертной записки и неработающий кондиционер в комнате, раскаленной, как Сахара. Но, кроме того, Карелла был озабочен еще и тем, что предполагаемый самоубийца якобы проглотил двадцать девять капсул секонала, в то время как он на пушечный выстрел не подходил к обычному аспирину. Этого коллеги не знали, потому что Карелла пока не говорил этого лейтенанту Бернсу, а лейтенант Бернс не сообщал остальным.
В то утро Карелла первым делом позвонил в лабораторию техэкспертизы на Хай-стрит. Разговаривал он с тем самым экспертом, который возглавлял группу, работавшую в квартире Ньюмена. Он был детективом третьего ранга, и звали его Джон Оуэнби. Он с самого начала испортил Карелле настроение, сообщив, что результаты еще не готовы.
– То есть как? – удивился Карелла. – Это ведь было в пятницу, а сейчас вторник! В чем дело?
– В жаре, – ответил Оуэнби.
– Какое отношение имеет жара к...
– Какое у вас дело? – спросил Оуэнби. – Что вы предположительно расследуете?
– Самоубийство.
– Вот именно, самоубийство.
– Но существуют обстоятельства...
– Не надо мне про обстоятельства, – сказал Оуэнби. – Вы не в суде. У вас имеется предполагаемое самоубийство, пустой пузырек из-под секонала...
– Почти пустой, – уточнил Карелла.
– С нашей точки зрения, – объяснил Оуэнби, – если в пузырьке осталась всего одна капсула, а все остальные этот мужик проглотил, пузырек считается пустым.
– Ну так и что же вы возитесь столько времени? Вон, медэксперты уже сообщили причину смерти – а им, между прочим, пришлось вскрывать этот чертов труп...
– Порядок срочности, – сказал Оуэнби. – Может, у медэкспертов порядок срочности другой. Давайте я вам объясню, как с этим у нас. Когда мы имеем...
– Может, лучше вы мне расскажете, не нашлось ли в квартире неопознанных отпечатков пальцев?
– До черта. Они сейчас в отделе отпечатков. Я с ними говорил сегодня утром. Они еще не успели сравнить их с отпечатками покойника и его жены, которые вы нам прислали. Порядок срочности, Карелла! Убийство важнее самоубийства, вооруженное ограбление важнее кражи со взломом, изнасилование важнее мелкого хулиганства. Вы знаете, сколько у нас убийств? Все из-за этой жары! Из-за жары у людей крыша едет. А в эту пятницу еще и полнолуние. Знаете, что будет? Все психи в городе повыползут! На нас свалится столько застреленных, зарезанных, зарубленных, задушенных и задавленных, что вы себе просто и представить не можете! Так что идите вы со своим паршивым самоубийством знаете куда? Результаты я вам завтра пришлю.
– Где капитан Гроссман? – спросил Карелла. – Я хочу поговорить с ним.
– Если вы собираетесь жаловаться начальству, это вам...
– Где он?
– В суде. И пробудет там до конца недели. Он проходит свидетелем по делу об убийстве. А убийство важнее самоубийства. Порядок срочности, Карелла!
– Как вы думаете, когда я смогу получить результаты?
– Через сутки или около того.
– А завтра утром?
– Я сказал – через сутки или около. Мы работаем над тем, что удалось заснять, мы проверяем эту капсулу...
– Медэкспертиза уже определила состав...
– Но мы должны провести свои анализы. Как только мы все подготовим...
– Значит, завтра, договорились?
– Сделаю все, что смогу, – сказал Оуэнби и повесил трубку.
* * *
Минут через десять Карелле вручили конверт из телефонной компании. Патрульный, принесший конверт в помещение детективов, подождал, пока Карелла распишется в получении, и бросил конверт на стол, на кучу всякой ерунды, включавшую распечатанное на компьютере приглашение на ежегодный праздник полицейского управления с пикником и танцами, запрос из 31-го участка обо всех известных случаях применения револьвера «смит-и-вессон» калибра 0,38, послание от копов из Сарасоты, штат Флорида, и пачку полученных из фотолаборатории глянцевых снимков восемь на десять, отснятых в пятницу в квартире Ньюмена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– У Никки «раджеров» нету! – возразил Сэм.
– Вот погоди, зайдешь ты ко мне в бильярдную! – пригрозил Джимми, протягивая ему деньги. – Я с тебя сдеру двадцать баксов за час игры!
– Джимми, я ж за него сам сотню выложил!
Галлоран еще раз взвесил пистолет на ладони. Посмотрел Джимми в глаза и очень тихо сказал:
– Спасибо тебе.
«Ну точно, любовники! – сказал себе Сэм. – Я так и думал!»
* * *
В спальне на третьем этаже тихо гудел кондиционер. В комнате было прохладно, но Клингу не спалось. Два часа ночи, а на работу ему только к четырем вечера. Но он собирался встать пораньше, чтобы выйти из дому вместе с Огастой. Он хотел проверить, не пойдет ли она снова к своему дружку на Хоппер-стрит. Хотел выяснить, неужели она ходит к нему каждый день вместо ленча, трахается вместо того, чтобы обедать где-нибудь в китайском ресторанчике. Клинг испытывал искушение выложить ей все как есть, рассказать, что он выследил ее на Хоппер-стрит, видел, как она входила в дом 641, и спросить, что ей там было надо. Покончить с этим раз и навсегда! Он вспомнил совет Кареллы.
– Огаста! – шепнул он.
– М-м?
– Гасси!
– М-м...
– Ты не спишь?
– Сплю... – ответила она и повернулась на другой бок.
– Гасси, мне надо с тобой поговорить.
– Давай спать, а? – сонно пробормотала Огаста.
– Гасси...
– Спи!
– Солнышко, это важно.
– Черт!
– Солнышко...
– Черт, черт, черт, черт! – сказала Огаста, села, включила ночник. – В чем дело? – спросила она и посмотрела на часы на столе. – Берт, сейчас два часа ночи! А мне на работу к половине девятого. Это что, так срочно?
– Мне нужно поговорить с тобой. Сейчас, – сказал Клинг.
– Мне вставать в полседьмого!
– Извини, Гасси, но это действительно важно.
– Ну ладно. В чем дело? – со вздохом спросила она. Взяла пачку сигарет, лежавшую рядом с часами, вытряхнула одну и закурила.
– Я беспокоюсь, – сказал Клинг.
– Беспокоишься? О чем?
– Насчет нас с тобой.
– Насчет нас?
– Мне кажется, мы с тобой потихоньку расходимся.
– Смешно!
– Серьезно.
– С чего ты взял?
– Ну, мы... Ну, хотя бы потому, что мы теперь занимаемся любовью куда реже, чем раньше.
– У меня месячные, ты же знаешь, – сказала Огаста.
– Знаю, но... раньше ведь это не мешало? Когда мы только что поженились?
– Ну... – Огаста помолчала. – Мне лично казалось, что у нас все в порядке.
Клинг покачал головой:
– Не думаю.
– Так, значит, все дело в сексе? В смысле, тебе кажется, что мы мало занимаемся сексом?
– Дело не только в этом... – начал он.
– Потому что, понимаешь, если тебе хочется...
– Да нет, нет...
– Мне казалось, что у нас все прекрасно, – повторяла Огаста, пожала плечами и затушила сигарету.
– Ты знаешь эту девушку, которая работает у вас в агентстве? – спросил Клинг. «Вот оно! – подумал он. – Добрались до сути дела!»
– Какую девушку?
– Такую маленькую блондиночку. Она демонстрирует молодежные моды.
– Монику, что ли?
– Ну да.
– Монику Торп? А что с ней такое?
– Она была тогда на пляже во время приема. Четвертого. Помнишь?
– И что?
– Мы с ней разговорились, – сказал Клинг.
– Угу... – Огаста потянулась за сигаретами и снова закурила. – Не понимаю, какой интерес болтать с этой дурехой?
– Ты слишком много куришь, тебе не кажется? – спросил Клинг.
– Это что, еще одна претензия? – осведомилась Огаста. – Мы не занимаемся сексом, я слишком много курю... Ты что, собрался предъявить мне весь список обвинений, и непременно в два часа ночи?
– Я всего лишь забочусь о твоем здоровье!
– Ну, так что там Моника? О чем вы с ней говорили?
– О тебе.
– Обо мне? Вот это новости! Я-то думала, Моника вообще не способна говорить ни о чем, кроме себя, хорошей. И что же она тебе сказала? Она тоже считает, что я слишком много курю?
– Она сказала, что видела тебя в городе с разными мужиками! – проговорил Клинг на одном дыхании и остановился, чтобы перевести дух.
– Чего-чего?
– Она сказала...
– Ах-х, сопливая сучонка! – воскликнула Огаста и затушила только что раскуренную сигарету. – Она видела меня, меня!..
– Особенно с одним, – добавил Клинг.
– Особенно с одним? Так-так...
– Так она сказала.
– И с каким же?
– Не знаю. Скажи мне сама, Гасси...
– Смешно! – сказала Огаста.
– Я только повторяю то, что сказала мне она.
– И ты ей поверил.
– Я... скажем так, я прислушался к ее словам.
– Но она тебе не сказала, с кем именно она меня якобы видела. Так, Берт?
– Нет. Я спрашивал, но...
– Ах, ты ее спрашивал! Значит, ты ей поверил, так?
– Я только выслушал ее, Гасси.
– Сопливую шлюшку, которая перетрахалась со всеми фотографами в городе и у которой хватает наглости...
– Успокойся, – сказал Клинг.
– ...Хватает наглости утверждать, что я...
– Ну же, Гасси!
– Я убью эту сучонку! Как Бог свят, убью!
– Значит, это неправда?
– Конечно, неправда! А ты что, поверил?
– Ну... в общем, да.
– Ну, спасибо, дорогой!
Некоторое время они молчали. Клинг думал, что надо спросить ее насчет дома 641 по Хоппер-стрит. Зачем она ходила туда сегодня днем? Он думал, что выполнил совет Кареллы, но толку с этого никакого, потому что ответа, который успокоил бы его, он так и не получил. Только расковырял рану.
– Гасси...
– Я люблю тебя, Берт, – сказала она. – Ты же знаешь.
– Я тоже думал, что любишь...
– Я тебя люблю!
– Но ты бываешь повсюду без меня...
– Ты же сам это предложил, Берт, ты же знаешь! Ты терпеть не можешь этих вечеринок...
– Да, но все-таки...
– Ну хорошо, больше я без тебя не хожу. Договорились?
– Но...
«А днем? Или во время дежурств, когда я гоняюсь за какими-нибудь мелкими воришками? Во время ночной смены? Что ты будешь делать тогда? Вечеринки – это фигня. Если, конечно, не считать тех случаев, когда ты говоришь, что ужинала в китайском ресторане с толпой народу, а мистер А-Вонг лично сообщает мне, что в компании мисс Мерсье рыжих не было. Жаль, что ты не брюнетка, Гасси. Брюнетки не так бросаются в глаза...»
– Все, обещаю, – сказала Огаста. – Без тебя – никуда. А теперь ляг.
– Есть еще кое-какие вопросы...
– Ложись, – перебила она. – На спину.
Она стянула с него простыню.
– Просто лежи спокойно, – сказала она.
– Гасси...
– Тише.
– Солнышко...
– Тс-с! – сказала она. – Те-с, малыш. Я сейчас поиграю с тобой. Бедный заброшенный мальчик! Мамочка сейчас с тобой поиграет, – сказала она и жадно склонилась над ним...
* * *
Когда расследуешь убийство или то, что может оказаться таковым, расписание не имеет значения. Ты приходишь в участок и грызешь это дело, иногда круглыми сутками, потому что у убийцы есть выигрыш во времени и каждый потерянный час дает ему лишний шанс.
Во вторник Карелле полагалось выйти на работу только в четыре, но он явился в десять утра, и никого из дневной смены это не удивило. Труп был обнаружен в прошлую пятницу, а любой коп знает, что самоубийство без предсмертной записки – все равно что хот-дог без кетчупа. Карелла сообщил лейтенанту Бернсу о жаре в этой проклятой квартире, а Бернс сообщил всем прочим детективам – на случай, если кому-нибудь придет в голову блестящая идея насчет того, почему кондиционер оказался отключенным в середине самой жаркой недели за лето. Блестящих идей пока не возникло.
Однако все от души сочувствовали Карелле, который появился на работе в десять ноль-ноль утра, когда ему полагалось прийти только в четыре часа дня. Они все не раз бывали в его шкуре. Приходилось расследовать дела, способные довести детектива до ручки, спать урывками на кушетке в комнате отдыха, трясти проклятое дело, как терьер полудохлую крысу, пока оно не сдохнет совсем – и когда его можно будет спокойно похоронить в папке под грифом «Закрыто». С Кареллой говорили вполголоса и приносили ему кофе из канцелярии. Все знали, что он очень озабочен. Коллеги думали, что его беспокоит только отсутствие предсмертной записки и неработающий кондиционер в комнате, раскаленной, как Сахара. Но, кроме того, Карелла был озабочен еще и тем, что предполагаемый самоубийца якобы проглотил двадцать девять капсул секонала, в то время как он на пушечный выстрел не подходил к обычному аспирину. Этого коллеги не знали, потому что Карелла пока не говорил этого лейтенанту Бернсу, а лейтенант Бернс не сообщал остальным.
В то утро Карелла первым делом позвонил в лабораторию техэкспертизы на Хай-стрит. Разговаривал он с тем самым экспертом, который возглавлял группу, работавшую в квартире Ньюмена. Он был детективом третьего ранга, и звали его Джон Оуэнби. Он с самого начала испортил Карелле настроение, сообщив, что результаты еще не готовы.
– То есть как? – удивился Карелла. – Это ведь было в пятницу, а сейчас вторник! В чем дело?
– В жаре, – ответил Оуэнби.
– Какое отношение имеет жара к...
– Какое у вас дело? – спросил Оуэнби. – Что вы предположительно расследуете?
– Самоубийство.
– Вот именно, самоубийство.
– Но существуют обстоятельства...
– Не надо мне про обстоятельства, – сказал Оуэнби. – Вы не в суде. У вас имеется предполагаемое самоубийство, пустой пузырек из-под секонала...
– Почти пустой, – уточнил Карелла.
– С нашей точки зрения, – объяснил Оуэнби, – если в пузырьке осталась всего одна капсула, а все остальные этот мужик проглотил, пузырек считается пустым.
– Ну так и что же вы возитесь столько времени? Вон, медэксперты уже сообщили причину смерти – а им, между прочим, пришлось вскрывать этот чертов труп...
– Порядок срочности, – сказал Оуэнби. – Может, у медэкспертов порядок срочности другой. Давайте я вам объясню, как с этим у нас. Когда мы имеем...
– Может, лучше вы мне расскажете, не нашлось ли в квартире неопознанных отпечатков пальцев?
– До черта. Они сейчас в отделе отпечатков. Я с ними говорил сегодня утром. Они еще не успели сравнить их с отпечатками покойника и его жены, которые вы нам прислали. Порядок срочности, Карелла! Убийство важнее самоубийства, вооруженное ограбление важнее кражи со взломом, изнасилование важнее мелкого хулиганства. Вы знаете, сколько у нас убийств? Все из-за этой жары! Из-за жары у людей крыша едет. А в эту пятницу еще и полнолуние. Знаете, что будет? Все психи в городе повыползут! На нас свалится столько застреленных, зарезанных, зарубленных, задушенных и задавленных, что вы себе просто и представить не можете! Так что идите вы со своим паршивым самоубийством знаете куда? Результаты я вам завтра пришлю.
– Где капитан Гроссман? – спросил Карелла. – Я хочу поговорить с ним.
– Если вы собираетесь жаловаться начальству, это вам...
– Где он?
– В суде. И пробудет там до конца недели. Он проходит свидетелем по делу об убийстве. А убийство важнее самоубийства. Порядок срочности, Карелла!
– Как вы думаете, когда я смогу получить результаты?
– Через сутки или около того.
– А завтра утром?
– Я сказал – через сутки или около. Мы работаем над тем, что удалось заснять, мы проверяем эту капсулу...
– Медэкспертиза уже определила состав...
– Но мы должны провести свои анализы. Как только мы все подготовим...
– Значит, завтра, договорились?
– Сделаю все, что смогу, – сказал Оуэнби и повесил трубку.
* * *
Минут через десять Карелле вручили конверт из телефонной компании. Патрульный, принесший конверт в помещение детективов, подождал, пока Карелла распишется в получении, и бросил конверт на стол, на кучу всякой ерунды, включавшую распечатанное на компьютере приглашение на ежегодный праздник полицейского управления с пикником и танцами, запрос из 31-го участка обо всех известных случаях применения револьвера «смит-и-вессон» калибра 0,38, послание от копов из Сарасоты, штат Флорида, и пачку полученных из фотолаборатории глянцевых снимков восемь на десять, отснятых в пятницу в квартире Ньюмена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31