Опять справа послышался голос священника. Она боялась пошевелить головой, чтобы узнать, откуда идет этот голос. Она боялась, что появится отец Майкл, будет кричать на нее с таким же бешенством, как только что кричал на эту женщину. «Прочь с глаз моих, как ты осмелилась, как ты посмела!», а женщина вдруг расхохоталась. Смех отдавался эхом. И вдруг раздался звук пощечины, плоть ударила плоть. Алексис повернулась и в ужасе побежала. Позади кричали два человека. Она бежала к выходу, каблучки выбивали дробь по деревянному полу, скользили, был момент, она чуть не упала, схватилась за спинку ближайшей скамьи, выпрямилась, снова побежала, она не привыкла к каблучкам, бросилась к распахнутым дверям и столкнулась лицом к лицу с черным человеком, залитым кровью...
— Это Натан Хупер! — сказал Карелла.
— Я вскрикнула, прошмыгнула мимо него, а за ним гнались другие мужчины. Я бежала оттуда изо всех сил.
Она назвала их мужчинами. Да, ей, испуганной, эти здоровяки подростки, конечно, должны были показаться мужчинами. А она не...
— Говорит ли тебе что-нибудь это имя? — спросил он. — Натан Хупер?
— Да, конечно, теперь говорит, я видела его фото в газете, даже видела его по телевизору. Но тогда, когда он был просто... это был большой черный мужчина, кровь заливала лицо, а все, что я хотела сделать, — это сбежать оттуда! У меня в мозгу каким-то жутким образом соединились орущий отец Майкл, кричащая женщина и все эти вопли возле церкви. Никогда в жизни не была так напугана! И эта злоба!
— Ты не увидела, кто эта женщина? — спросил Карелла.
— Я не хочу никому причинять зла, — проговорила Алексис и отвела взгляд.
Он ждал.
— Но... — сказала она.
А он все молчал.
— Если она как-то связана с убийством отца Майкла, то...
Их глаза встретились.
— Кто она? — спросил он. — Ты ее знаешь?
— Я видела ее только со спины.
— Как она выглядит?
— Это высокая женщина с прямыми светлыми волосами, — сказала Алексис. — Как у меня.
«И как у Кристин Лунд», — вспомнил Карелла.
* * *
— И что ты собираешься делать? — спросил Шед Рассел. — Ограбить банк?
— Не совсем, — ответила Мэрилин.
— Что тогда? В субботу ты придиралась к цене на пистолет — хотя, по правде, это была очень хорошая сделка — а сегодня, во вторник, у тебя новая причуда. Сколько, ты сказала?
— Пятьсот тысяч.
— Ты принесла всю эту мелочь в своей сумочке?
— Конечно! — сказала она.
— Готов спорить, — понимающе крякнул Рассел. — Откуда у тебя эти деньги?
— Продала ценные бумаги.
— Чьи?
— Насколько я знаю, обычная прибыль от вложений в наркотики составляет восемь к одному, — сказала она, берясь, так сказать, прямо за рога. — Мне нужно два миллиона долларов. Пусть я вложу полмиллиона...
— Так мы для этого сидим здесь с тобой? — спросил удивленный Рассел. — Дурман?
— Я же тебе сказала по телефону, что хочу сделать вложение.
— Ну, я думал, ты имеешь в виду вложение вообще! Я полагал, тебя интересовало одно из моих главных предприятий.
— Да. Колумбийский купец.
— Но это совсем не то, чем, я надеялся, ты заинтересуешься!
— Да, не совсем то, — ответила Мэрилин и подумала: не дай Бог еще раз пройти весь мерзкий путь экс-проститутки, чтобы устроить это проклятое дело.
Они сидели в небольшом баре на Сант-Себастьян-авеню в трех кварталах от отеля, где жил Рассел. Несмотря на столь ранний час, здесь уже было за работой столько девочек, что можно было удовлетворить запросы всех колумбийских купцов в этом городе. Но все девочки были либо негритянками, либо испанками, а колумбийские джентльмены, может быть, предпочитали блондинок.
С крокодильей улыбкой Рассел, наклонившись над столом, сказал:
— А что, если ты соединишь немножко удовольствия с делом? Что скажешь9
— Думаю, что нет, и давай прекратим разговоры на эту тему! Сколько пакетов кокаина я смогу достать за пятьсот тысяч?
— Этот хлебушек, это сегодня как орешки! — сказал Рассел, моментально принимая деловой тон. — О скидке не может быть и речи! Тебе придется платить по нынешним ценам, а они сейчас весьма высокие, сама понимаешь, дело опасное! Сорок — пятьдесят штук за пакет, в зависимости от качества. Сколько это дает в результате? Разделим пятьсот на пятьдесят, сколько получим?
— Десять, — ответила она, удивляясь, ходил ли он в школу.
— О'кей, значит, если платим по пятьдесят, получим десять пакетов. А если платим по сорок, сколько это будет?
— Двенадцать с половиной.
— Возьмем среднее: скажем, ты платишь сорок пять, положим, получишь одиннадцать пакетов, что в наши дни совсем неплохо.
— А сколько эти одиннадцать пакетов будут стоить на улице?
— Ты слишком загнула; восемь к одному — это чересчур.
— Ну а сколько?
— Даже если ты прямо начнешь с одного килограмма, у тебя получится десять тысяч пакетиков крэка. Сейчас пакетик стоит двадцать пять баксов. Это дает четверть лимона за один пакет. За который ты платила сорок пять штук. То есть ты зарабатываешь где-то пять с половиной к одному. Так что прикинь: из пятисот штук ты делаешь два миллиона семьсот тысяч, что-то около этого. Как раз та сумма, что тебе нужна, — сказал Рассел и опять улыбнулся своей крокодильей улыбкой.
— Нет, мне нужно ровно два миллиона.
— Плюс мои комиссионные, — сказал он, все еще улыбаясь.
— Это слишком круто!
— Семьсот штук для тебя круто! — воскликнул Рассел, изобразив оскорбленность. — Ты, может, знаешь, где можно подешевле? Да ты вообще кого-нибудь знаешь?
— Конечно, я могу позвонить в Хьюстон. Уверена, Джо мне найдет...
— Давай, звони! Кстати, у меня такое ощущение, что ты немножко спешишь.
— И все равно это круто, — сказала она, мотая головой. — Семьсот тысяч, не многовато ли?
И она торгуется, когда ее чертова жизнь на кону!
«Мы с ним договоримся», — подумала она про себя.
— Ну, так что? — сказал Рассел. — Мы кончили эту болтовню?
— За такие деньги, я думаю, ты возьмешь на себя все дела, — заявила она.
Все еще торгуется.
— Какие дела?
— Договориться, закупить, продать травку...
— Скажу тебе хоть сейчас, что никто не станет продавать одиннадцать пакетов какому-то невидимке.
— О! Когда это ты стал невидимкой?
— Я тебе говорю, если они пронюхают, что я покупаю для кого-то еще, сразу же появятся «узи». Они предпочитают точно знать, с кем имеют дело.
— Я не могу с этим связываться, — сказала она.
На этот раз уже не торгуется! Просто думает об Уиллисе. Она боится: если нагрянет полиция, у Уиллиса могут быть неприятности.
— Тогда лучше не связывайся с перепродажей дурмана, — сказал Рассел. — Если все-таки тебе нужна эта сделка, я организую для тебя покупку. Ты там покажешься с деньгами и сама закупишь. А я позабочусь о дальнейшем.
— Я должна быть уверена, что ты сможешь все провернуть.
— Слушай меня! Если я не сумею прокрутить, ты мне и никеля не будешь должна! Идет?
— А что тогда мне делать с этими одиннадцатью пакетами?
— Занюхайся ими! — сказал Рассел со своей неизменной крокодильей улыбкой. — Когда тебе нужны эти деньги?
— Хотелось бы завтра днем.
— Это невозможно.
— Когда же?
— Раньше чем в четверг вечером я не проверну покупку, это самое раннее. Деньги у тебя?
— У меня аккредитив.
— Слушай, зайка, не смеши меня! В таком-то деле? Чек?
— Аккредитив — это то же, что и наличные.
— Так вот и обналичь его!
— Хорошо.
— А ты разбираешься в высокосортном кокаине?
— Немного.
— Достаточно, чтобы понять, что тебе не подсовывают сахарную пудру?
— Нет, конечно!
— Я тебя научу. Они наверняка ожидают, что ты проверишь эту хреновину. Здесь — целый чертов ритуал. Ты проверяешь, пробуешь на вкус, даешь им наличные, они подсовывают тебе дерьмо, и каждый идет своей дорогой. Если ты уклонишься от установленного ритуала, они посчитают, что ты подослана, и разнесут тебя на кусочки. Этот бизнес не бывает без некоторого риска.
— И когда ты выяснишь все наверняка?
— Завтра.
— Я тебе позвоню, — сказала она.
— Нет, позволь мне позвонить тебе.
— Нет! — сказала она.
— Почему «нет»?
— Просто «нет».
— Ладно, ты знаешь, как меня найти, — сказал Рассел и покачал головой, как бы говоря: трудно понять поведение проституток, когда-то зарабатывавших на жизнь лежа на спине. — Позвони мне в это же время. Если все пойдет, как я наметил, снять деньги лучше всего в четверг, а я дам знать, где они пожелают встретиться с тобой.
— Нет, так не пойдет! — возразила она. — Только один на один. И место выберу я!
— Они могут не согласиться.
— Я плачу хорошие деньги. Если им эти условия не нравятся, скажи им, пусть трахают друг друга, а мы найдем кого-нибудь другого!
— Суровая женщина! — сказал он и улыбнулся. — Пушка, что я тебе продал, цела?
— Нет.
— Послушай моего совета! Купи еще один пистолет. У меня ли, у кого-то другого — разницы нет. И на этот раз — побольше размером.
— Конкретно о каком револьвере ты говоришь? — спросила она.
— Знаете, мы уже этим занимались, — сказала миссис Хеннесси, — мы с отцом Майклом. Перевернули всю церковь вверх дном, когда искали дурман.
— Да, я знаю, — сказал Карелла, — его сестра мне говорила.
— Его сестра — очень приятная женщина, не правда ли?
— Да, — согласился Карелла, — очень приятная.
— Я так и подумала, когда впервые увидела ее, — сказала миссис Хеннесси, улыбнувшись своим мыслям.
— Когда это было?
— Незадолго до Пасхи, — сказала она, — где-то в день Святого Патрика.
Этот день каждый год выпадал на 17 марта. Вот уж действительно «незадолго до Пасхи», если в этом году Пасха пришлась на 15 апреля!
Карелла задумался: не тогда ли у отца Майкла завязалась интрига с этой таинственной дамой? В таком случае, почему он не сказал о ней сестре, хотя та очень настаивала?
— ...поиски наркотика? — говорил Хейз.
— Да, был звонок по телефону, — сказала миссис Хеннесси.
— Что за звонок?
— Как-то днем Крисси разговаривала по телефону, а я была в офисе, когда...
— Когда это было?
— Где-то в прошлом месяце.
— Когда в прошлом месяце?
— Примерно через неделю после того, как избили черного мальчика, — сказала миссис Хеннесси. — Звонили отцу Майклу. Он подошел к телефону, послушал несколько минут, сказал: «Не понимаю, о чем вы говорите», — и повесил трубку.
— Кто это был?
— Как «кто»?
— Кто говорил по телефону?
— О, я понятия не имею! Но отец Майкл повернулся к Крисси и сказал: «Крис, этот парень говорит...»
— Он так назвал ее, — спросил Хейз, — Крис?
— Да. Или иногда звал ее Крисси.
Хейз кивнул и ничего не сказал. Но Карелла заметил гримасу, проскользнувшую по его лицу.
— "Крис, этот парень говорит, что здесь, в церкви, спрятан наркотик и он хочет забрать его", — пересказала миссис Хеннесси.
— Так. Значит, по телефону говорил мужчина, — заключил Хейз.
— Я так предполагаю.
— А отец Майкл не говорил, кто это был? — спросил Карелла.
— Нет, сэр!
— Он не сказал, что это был Натан Хупер?
— Нет, сэр!
— А он не говорил, что это мог звонить негр?
— Нет, сэр! Кроме того, что я вам уже рассказала, он ничего не говорил. «Этот парень сказал, что в церкви спрятан дурман и он хочет его забрать», — это слова отца Майкла. Ну, и тогда мы начали искать.
— Где вы искали?
— Везде!
— То есть?
— Везде! Эту церковь не ворошили и не убирали со дня окончания строительства, кругом пыль столетней давности! Есть такие щели и закоулки, о которых я даже и не подозревала! Тайные проходы...
— Тайные проходы? — спросил Хейз.
— Когда-то эта церковь была частью подземной дороги, — сказала миссис Хеннесси. — Бежавшие с Юга рабы прятались здесь.
— Все возвращается на круги своя, — глубокомысленно заметил Хейз.
Карелла, погруженный в свои мысли, пропустил замечание Хейза о том, что история имеет обыкновение повторяться. Ему вспомнилось, как Мэрилин Холлис подозревалась в отравлении, а Уиллис безнадежно влюбился в нее. Это осложнило дело — хотя все и кончилось хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Это Натан Хупер! — сказал Карелла.
— Я вскрикнула, прошмыгнула мимо него, а за ним гнались другие мужчины. Я бежала оттуда изо всех сил.
Она назвала их мужчинами. Да, ей, испуганной, эти здоровяки подростки, конечно, должны были показаться мужчинами. А она не...
— Говорит ли тебе что-нибудь это имя? — спросил он. — Натан Хупер?
— Да, конечно, теперь говорит, я видела его фото в газете, даже видела его по телевизору. Но тогда, когда он был просто... это был большой черный мужчина, кровь заливала лицо, а все, что я хотела сделать, — это сбежать оттуда! У меня в мозгу каким-то жутким образом соединились орущий отец Майкл, кричащая женщина и все эти вопли возле церкви. Никогда в жизни не была так напугана! И эта злоба!
— Ты не увидела, кто эта женщина? — спросил Карелла.
— Я не хочу никому причинять зла, — проговорила Алексис и отвела взгляд.
Он ждал.
— Но... — сказала она.
А он все молчал.
— Если она как-то связана с убийством отца Майкла, то...
Их глаза встретились.
— Кто она? — спросил он. — Ты ее знаешь?
— Я видела ее только со спины.
— Как она выглядит?
— Это высокая женщина с прямыми светлыми волосами, — сказала Алексис. — Как у меня.
«И как у Кристин Лунд», — вспомнил Карелла.
* * *
— И что ты собираешься делать? — спросил Шед Рассел. — Ограбить банк?
— Не совсем, — ответила Мэрилин.
— Что тогда? В субботу ты придиралась к цене на пистолет — хотя, по правде, это была очень хорошая сделка — а сегодня, во вторник, у тебя новая причуда. Сколько, ты сказала?
— Пятьсот тысяч.
— Ты принесла всю эту мелочь в своей сумочке?
— Конечно! — сказала она.
— Готов спорить, — понимающе крякнул Рассел. — Откуда у тебя эти деньги?
— Продала ценные бумаги.
— Чьи?
— Насколько я знаю, обычная прибыль от вложений в наркотики составляет восемь к одному, — сказала она, берясь, так сказать, прямо за рога. — Мне нужно два миллиона долларов. Пусть я вложу полмиллиона...
— Так мы для этого сидим здесь с тобой? — спросил удивленный Рассел. — Дурман?
— Я же тебе сказала по телефону, что хочу сделать вложение.
— Ну, я думал, ты имеешь в виду вложение вообще! Я полагал, тебя интересовало одно из моих главных предприятий.
— Да. Колумбийский купец.
— Но это совсем не то, чем, я надеялся, ты заинтересуешься!
— Да, не совсем то, — ответила Мэрилин и подумала: не дай Бог еще раз пройти весь мерзкий путь экс-проститутки, чтобы устроить это проклятое дело.
Они сидели в небольшом баре на Сант-Себастьян-авеню в трех кварталах от отеля, где жил Рассел. Несмотря на столь ранний час, здесь уже было за работой столько девочек, что можно было удовлетворить запросы всех колумбийских купцов в этом городе. Но все девочки были либо негритянками, либо испанками, а колумбийские джентльмены, может быть, предпочитали блондинок.
С крокодильей улыбкой Рассел, наклонившись над столом, сказал:
— А что, если ты соединишь немножко удовольствия с делом? Что скажешь9
— Думаю, что нет, и давай прекратим разговоры на эту тему! Сколько пакетов кокаина я смогу достать за пятьсот тысяч?
— Этот хлебушек, это сегодня как орешки! — сказал Рассел, моментально принимая деловой тон. — О скидке не может быть и речи! Тебе придется платить по нынешним ценам, а они сейчас весьма высокие, сама понимаешь, дело опасное! Сорок — пятьдесят штук за пакет, в зависимости от качества. Сколько это дает в результате? Разделим пятьсот на пятьдесят, сколько получим?
— Десять, — ответила она, удивляясь, ходил ли он в школу.
— О'кей, значит, если платим по пятьдесят, получим десять пакетов. А если платим по сорок, сколько это будет?
— Двенадцать с половиной.
— Возьмем среднее: скажем, ты платишь сорок пять, положим, получишь одиннадцать пакетов, что в наши дни совсем неплохо.
— А сколько эти одиннадцать пакетов будут стоить на улице?
— Ты слишком загнула; восемь к одному — это чересчур.
— Ну а сколько?
— Даже если ты прямо начнешь с одного килограмма, у тебя получится десять тысяч пакетиков крэка. Сейчас пакетик стоит двадцать пять баксов. Это дает четверть лимона за один пакет. За который ты платила сорок пять штук. То есть ты зарабатываешь где-то пять с половиной к одному. Так что прикинь: из пятисот штук ты делаешь два миллиона семьсот тысяч, что-то около этого. Как раз та сумма, что тебе нужна, — сказал Рассел и опять улыбнулся своей крокодильей улыбкой.
— Нет, мне нужно ровно два миллиона.
— Плюс мои комиссионные, — сказал он, все еще улыбаясь.
— Это слишком круто!
— Семьсот штук для тебя круто! — воскликнул Рассел, изобразив оскорбленность. — Ты, может, знаешь, где можно подешевле? Да ты вообще кого-нибудь знаешь?
— Конечно, я могу позвонить в Хьюстон. Уверена, Джо мне найдет...
— Давай, звони! Кстати, у меня такое ощущение, что ты немножко спешишь.
— И все равно это круто, — сказала она, мотая головой. — Семьсот тысяч, не многовато ли?
И она торгуется, когда ее чертова жизнь на кону!
«Мы с ним договоримся», — подумала она про себя.
— Ну, так что? — сказал Рассел. — Мы кончили эту болтовню?
— За такие деньги, я думаю, ты возьмешь на себя все дела, — заявила она.
Все еще торгуется.
— Какие дела?
— Договориться, закупить, продать травку...
— Скажу тебе хоть сейчас, что никто не станет продавать одиннадцать пакетов какому-то невидимке.
— О! Когда это ты стал невидимкой?
— Я тебе говорю, если они пронюхают, что я покупаю для кого-то еще, сразу же появятся «узи». Они предпочитают точно знать, с кем имеют дело.
— Я не могу с этим связываться, — сказала она.
На этот раз уже не торгуется! Просто думает об Уиллисе. Она боится: если нагрянет полиция, у Уиллиса могут быть неприятности.
— Тогда лучше не связывайся с перепродажей дурмана, — сказал Рассел. — Если все-таки тебе нужна эта сделка, я организую для тебя покупку. Ты там покажешься с деньгами и сама закупишь. А я позабочусь о дальнейшем.
— Я должна быть уверена, что ты сможешь все провернуть.
— Слушай меня! Если я не сумею прокрутить, ты мне и никеля не будешь должна! Идет?
— А что тогда мне делать с этими одиннадцатью пакетами?
— Занюхайся ими! — сказал Рассел со своей неизменной крокодильей улыбкой. — Когда тебе нужны эти деньги?
— Хотелось бы завтра днем.
— Это невозможно.
— Когда же?
— Раньше чем в четверг вечером я не проверну покупку, это самое раннее. Деньги у тебя?
— У меня аккредитив.
— Слушай, зайка, не смеши меня! В таком-то деле? Чек?
— Аккредитив — это то же, что и наличные.
— Так вот и обналичь его!
— Хорошо.
— А ты разбираешься в высокосортном кокаине?
— Немного.
— Достаточно, чтобы понять, что тебе не подсовывают сахарную пудру?
— Нет, конечно!
— Я тебя научу. Они наверняка ожидают, что ты проверишь эту хреновину. Здесь — целый чертов ритуал. Ты проверяешь, пробуешь на вкус, даешь им наличные, они подсовывают тебе дерьмо, и каждый идет своей дорогой. Если ты уклонишься от установленного ритуала, они посчитают, что ты подослана, и разнесут тебя на кусочки. Этот бизнес не бывает без некоторого риска.
— И когда ты выяснишь все наверняка?
— Завтра.
— Я тебе позвоню, — сказала она.
— Нет, позволь мне позвонить тебе.
— Нет! — сказала она.
— Почему «нет»?
— Просто «нет».
— Ладно, ты знаешь, как меня найти, — сказал Рассел и покачал головой, как бы говоря: трудно понять поведение проституток, когда-то зарабатывавших на жизнь лежа на спине. — Позвони мне в это же время. Если все пойдет, как я наметил, снять деньги лучше всего в четверг, а я дам знать, где они пожелают встретиться с тобой.
— Нет, так не пойдет! — возразила она. — Только один на один. И место выберу я!
— Они могут не согласиться.
— Я плачу хорошие деньги. Если им эти условия не нравятся, скажи им, пусть трахают друг друга, а мы найдем кого-нибудь другого!
— Суровая женщина! — сказал он и улыбнулся. — Пушка, что я тебе продал, цела?
— Нет.
— Послушай моего совета! Купи еще один пистолет. У меня ли, у кого-то другого — разницы нет. И на этот раз — побольше размером.
— Конкретно о каком револьвере ты говоришь? — спросила она.
— Знаете, мы уже этим занимались, — сказала миссис Хеннесси, — мы с отцом Майклом. Перевернули всю церковь вверх дном, когда искали дурман.
— Да, я знаю, — сказал Карелла, — его сестра мне говорила.
— Его сестра — очень приятная женщина, не правда ли?
— Да, — согласился Карелла, — очень приятная.
— Я так и подумала, когда впервые увидела ее, — сказала миссис Хеннесси, улыбнувшись своим мыслям.
— Когда это было?
— Незадолго до Пасхи, — сказала она, — где-то в день Святого Патрика.
Этот день каждый год выпадал на 17 марта. Вот уж действительно «незадолго до Пасхи», если в этом году Пасха пришлась на 15 апреля!
Карелла задумался: не тогда ли у отца Майкла завязалась интрига с этой таинственной дамой? В таком случае, почему он не сказал о ней сестре, хотя та очень настаивала?
— ...поиски наркотика? — говорил Хейз.
— Да, был звонок по телефону, — сказала миссис Хеннесси.
— Что за звонок?
— Как-то днем Крисси разговаривала по телефону, а я была в офисе, когда...
— Когда это было?
— Где-то в прошлом месяце.
— Когда в прошлом месяце?
— Примерно через неделю после того, как избили черного мальчика, — сказала миссис Хеннесси. — Звонили отцу Майклу. Он подошел к телефону, послушал несколько минут, сказал: «Не понимаю, о чем вы говорите», — и повесил трубку.
— Кто это был?
— Как «кто»?
— Кто говорил по телефону?
— О, я понятия не имею! Но отец Майкл повернулся к Крисси и сказал: «Крис, этот парень говорит...»
— Он так назвал ее, — спросил Хейз, — Крис?
— Да. Или иногда звал ее Крисси.
Хейз кивнул и ничего не сказал. Но Карелла заметил гримасу, проскользнувшую по его лицу.
— "Крис, этот парень говорит, что здесь, в церкви, спрятан наркотик и он хочет забрать его", — пересказала миссис Хеннесси.
— Так. Значит, по телефону говорил мужчина, — заключил Хейз.
— Я так предполагаю.
— А отец Майкл не говорил, кто это был? — спросил Карелла.
— Нет, сэр!
— Он не сказал, что это был Натан Хупер?
— Нет, сэр!
— А он не говорил, что это мог звонить негр?
— Нет, сэр! Кроме того, что я вам уже рассказала, он ничего не говорил. «Этот парень сказал, что в церкви спрятан дурман и он хочет его забрать», — это слова отца Майкла. Ну, и тогда мы начали искать.
— Где вы искали?
— Везде!
— То есть?
— Везде! Эту церковь не ворошили и не убирали со дня окончания строительства, кругом пыль столетней давности! Есть такие щели и закоулки, о которых я даже и не подозревала! Тайные проходы...
— Тайные проходы? — спросил Хейз.
— Когда-то эта церковь была частью подземной дороги, — сказала миссис Хеннесси. — Бежавшие с Юга рабы прятались здесь.
— Все возвращается на круги своя, — глубокомысленно заметил Хейз.
Карелла, погруженный в свои мысли, пропустил замечание Хейза о том, что история имеет обыкновение повторяться. Ему вспомнилось, как Мэрилин Холлис подозревалась в отравлении, а Уиллис безнадежно влюбился в нее. Это осложнило дело — хотя все и кончилось хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46