Вот развлеченьице! Сам по себе плот – некая платформа с ровным днищем, размером четыре на двенадцать метров, – был керамическим, остальные части делались из алюминизированного пластика, а весла брались деревянные.
– О, моя шевелюра!
– Хочу домой!
– Отчерпывайте!
– Где это чучело?
– Да не ной!
– Вот несчастье!
Этот вид спорта всегда был щекочущим нервы и опасным. И по мере того, как равнины наполнялись воздухом, он становился все опасней. Расходящаяся жара соединялась с воздухом, и скоро дыхание без дыхательных приборов, приводившее к буквальному к сжиганию легких, превратило эту забаву практически в ее прямую противоположность.
– Ах, мой нос, мой нос!
– Спасибо.
– Прыскай!
– Ага.
– А я с другим чучелом. И вообще ничему не верю. Кэйб согнулся: – полотнище паруса билось прямо над его головой, и хотя материал более-менее отражал жар, идущий от потолка туннеля, температура вокруг все еще была экстремальной. Некоторые уже лили на себя воду и брызгались ею беспрерывно. Потоки пара заполняли узкое пространство между лавой и потолком. От огней по краям плота стоял красный полумрак.
– Повреждение!
– Остановите!
– Заберите меня отсюда!
– Мы уже почти… ого-го! Мы нарвались на зубы!
У потока лавы имелись еще и так называемые зубы – некие потеки, напоминающие сталактиты.
– Пики! Спасайтесь!
Один из сталактитов проколол мягкое защитное покрытие плота и унес его прямо в раскаленную изжелта лаву. Покрытие мгновенно загорелось и захлопало от потоков горячего воздуха, напоминая мечущуюся обожженную птицу. Волна жара прокатилась по плоту. Люди дико закричали. Кэйб был вынужден откатиться назад, чтобы избежать новых ударов, и почувствовал, как под ними что-то хрустнуло и завизжало.
Но в тот же момент поток вышел из туннеля в широкий каньон остроконечных скал, чьи черные базальтовые грани освещались отблеском текущей мимо лавы. Кэйб кое-как уселся на место. Большая часть людей продолжала обливаться или брызгаться водой, охлаждаясь после финального аккорда пекла. Одни потеряли шевелюры, другие лежали почти бездыханными, но при этом беспечно и весело смотрели вперед, словно они прошли посвящение в некую тайну. Какая-то пара, сидевшая на корме, дружно и громко кричала.
– Что с тобой? – спросил Кэйб у человека, расположившегося прямо за ним.
Человек держал на весу левую ногу и кривился от боли:
– Кажется, она сломана.
– Я тоже так думаю. Виноват, простите. Могу я чем-то помочь?
– Постарайтесь больше не падать на меня, по крайней мере, пока я тут.
Кэйб посмотрел вперед. Сверкающий поток оранжевой лавы уходил и терялся между стенами каньона, и впереди больше не было видно никаких туннелей.
– Думаю, что уж это я могу вам гарантировать, – вздохнул он. – Еще раз прошу прощения. Просто мне велели сидеть в центре. Вы можете передвигаться?
Человек кое-как, с помощью одной руки на ягодицах, отодвинулся от него подальше. Люди вокруг постепенно успокаивались. Некоторые, правда, еще кричали, но в этих криках уже слышались и радость, и торжество, и счастье от сознания того, что впереди больше нет туннелей.
– Вы в порядке? – спросила одна из женщин человека со сломанной ногой. Ее жакет все еще дымился, брови были сожжены, а светлые волосы торчали, напоминая обгорелую паклю.
– Нога сломана. Но ничего, выживу.
– Это я виноват, – пояснил Кэйб.
– Я достану шину.
И женщина направилась к ящику на корме. Кэйб снова огляделся. Повсюду стоял запах горелых волос, прожженных тканей и слегка поджаренного человеческого мяса. У некоторых на лицах багровели чудовищные ожоги, другие так и не вынимали рук из ведер с водой. Влюбленная парочка продолжала стонать. Но большинство весело переговаривались, поддерживая друг друга, и на их изуродованных лицах весело плясали отсветы лавы и отполированных до стеклянного блеска базальтовых скал. А высоко надо всем этим, безумно подмигивая в коричневом небе, улыбалась новая Портиция.
«И это называется забавой», – подумал Кэйб.
– Все это смешно…
– Что?
– Да не совсем…
Кто-то вдруг истерически зарыдал:
– Хватит, насмотрелся! А вы?
– Да уж тоже. Одного раза, пожалуй, хватит.
Конец записи.
Кэйб и Циллер смотрели друг на друга через огромную, изящно обставленную комнату, залитую золотым светом из открытых балконных окон, наполовину прикрытых нежно покачивающимися ветками вечно синей растительности. Мириады мягких, похожих на иголочки теней шевелились на кремовом полу, лежали на ногах, на причудливых коврах с абстрактным рисунком, перебегали по поверхностям деревянных скульптур, по богато украшенным бюстам и пышным накидкам диванов.
На хомомдане и челгрианце были надеты специальные устройства, которые могли казаться и защитными шлемами, и украшенными драгоценными камнями головными украшениями.
– Выглядим шикарно, – фыркнул Циллер.
– Может быть, эта одна из причин, по которой люди носят импланты.
И они оба сняли устройства. Кэйб, восседавший на хрупком грациозном кресле, сделанном как раз для трехногих, положил свой шлем на соседнюю кушетку.
Циллер, свернувшийся калачиком на широкой тахте, поставил свой шлем рядом на пол. Он несколько раз поморгал, но все же вытащил из жилетного кармана неизменную трубочку. Сегодня на нем были бледно-зеленые леггинсы и украшенная эмалями рубашка. Жилета не было видно под каскадом драгоценностей.
– И когда это было? – спросил он.
– Дней восемьдесят назад.
– Хаб был прав – все они просто сумасшедшие.
– И все-таки все эти люди уже сплавлялись раньше до этого, причем с не меньшими потерями и опасностями. Я, конечно, зарекся, но трое из двадцати трех решительно намерены продолжать заниматься подобным спортом. – Кэйб поиграл бахромой подушки. – И это при том, что двое из них уже испытали состояние временной смерти, когда лава поглотила их каноэ, а один их приятель и вообще был раздавлен ледником.
– И совсем умер?
– Абсолютно. И навсегда. Им пришлось вырубать его тело и вызывать похоронную команду.
– И сколько ему было?
– Тридцать один стандартный год. Едва стал взрослым. Циллер пососал трубочку и посмотрел на балконные окна.
Они находились в большом доме поместья в Тирианских горах неподалеку от Ксаравва. Кэйб делил это дом с одной большой человеческой семьей из шестнадцати человек, с двое из которых были детьми.
Для него специально построили отдельный верхний этаж. Кэйбу нравилось общество людей и особенно их малышей, хотя он должен был себе признаться, что оказался не таким уж общительным, как всегда о себе думал.
Он представил челгрианца полудюжине остальных обитателей дома, присутствующих на данный момент, и показал Циллеру окрестности. Изо всех окон, балконов и из садика на крыше видны были голубоватые долины, а за ними скалы массива, по которому протекала Великая Река Мэйсака.
А теперь они сидели и ждали дрона И. X. Терсоно, который уже спешил к ним с важными, как он выразился, новостями.
– Я, кажется, вспомнил, что когда-то согласился с утверждением Хаба об их сумасшествии, а ты мне ответил на это – «но все-таки», – Циллер нахмурился. – Однако все дальнейшее, сказанное тобой, лишь подтверждает мнение об их сумасшествии.
– Я имел в виду то, что как бы они ни ненавидели этот свой опыт, они никогда не променяют его ни на какой другой…
– Наверняка еще более идиотский…
– …потому что этот, каким бы ужасным он ни казался на первый взгляд, все же дает им нечто положительное.
– Хм. Но что это может быть? То, что они живы, несмотря на занятия этим ненужным, травматичным и тупым спортом? Единственное положительное, что можно вынести из подобного приключения, заключается в решении никогда его больше не повторять. Или хотя бы нежелание повторять.
– Им кажется, что они испытывают себя, проверяют себя.
– И все приходят к выводу, что они свихнулись. И это называется позитивным результатом?
– Они чувствуют, что испытывают себя в борьбе с природой…
– Да какая там природа?! – возмутился Циллер. – До настоящей природы оттуда десять световых минут! – Он громко зафырчал. – С этим поганым солнцем!
– Я не думаю, что они озабочены этим. На самом деле у Лэйслера существует потенциальная нестабильность, которая продуцирует ускорение и… Словом, это было известно еще до того, как началась вся эта дикая забава, – Кэйб, наконец отпустил подушку.
– Значит, ты утверждаешь, что солнце может взорваться? – воззрился на него Циллер.
– Ну, теоретически… Это очень возможно.
– Ты шутишь!
– Конечно, шучу. Но шанс…
– Никогда не говори мне об этом!
– Конечно, оно не взорвется в прямом смысле, но может вспыхнуть…
– Так оно и так вспыхивает! Я сам видел вспышки!
– Ну да. И здорово, правда? Но шанс, – правда, небольшой, один из нескольких миллионов – на то, что оно может как-нибудь однажды вспыхнуть так, что ни Хаб, ни защитные силы Орбиты не смогут ни отразить, ни прикрыть опасность…
– И потому они построили эту штуку?
– Я так понимаю, это очень привлекательная система. И, кроме того, я верю, что со временем они установят новую добавочную защиту, которая сможет противостоять любым воздействиям новой звезды.
– Могли бы и меня поставить в известность, – покачал головой Циллер.
– Вероятно, риск настолько ничтожен, что они не беспокоятся.
– Я не верю этим людям, – заявил Циллер, поднимая шерсть на лбу и бросая трубку.
– Но возможность катастрофы действительно очень мала, особенно в ближайшее время или даже в продолжение разумной жизни. – Кэйб поднялся и проковылял к серванту, откуда взял вазу с фруктами.
– Фрукты?
– Нет, спасибо.
Тогда Кэйб сам выбрал спелый солнечный хлебец. Ему пришлось здорово поработать со своим вкусовым аппаратом, чтобы научиться есть обычную пищу Цивилизации, но и сейчас ему еще порой приходилось напрягать все обонятельные и вкусовые рецепторы для поглощения стандартной местной еды. Отвернувшись от Циллера, он засунул хлебец в рот, прожевал и с трудом проглотил. Есть, отвернувшись, стало его привычкой: у Кэйба, как и у всех его сородичей, был очень большой рот, и потому многие люди находили процесс поглощения пищи хомомдавами весьма раздражающим и опасным.
– Но вернемся к теме, – продолжил он, вытерев рот салфеткой. – Давай не будем больше употреблять термин «природа». Скажем просто, что они ощущают, будто выиграли в борьбе с силой, гораздо более мощной, чем они сами.
– А это отчасти признак здравого ума, – Циллер покачал головой. – Нет, Кэйб, ты сам, должно быть, пробыл там слишком долго.
Хомомдан вышел на балкон и посмотрел вдаль:
– И все-таки я утверждаю, что эти люди отнюдь не сумасшедшие. Они живут совершенно здоровой жизнью.
– И остаются похороненными под ледниками?
– Это частный случай.
– Да. Они делают еще много такого же маразма, например, фехтуют обнаженными на остро отточенных шпагах, лазают в горы без страховки, летают на искусственных крыльях…
– Но очень мало кто из них занимается только этим – большинство ведут абсолютно нормальную жизнь, помимо…
– По стандартам Цивилизации, – напомнил Циллер и поднял трубку.
– Да. И почему нет? Они социализированы, у них есть работа, хобби, они читают, смотрят, они занимаются бизнесом. Они учатся, путешествуют…
– Ха-ха!
– Им нравится то, что они делают. Кроме того, среди них особенно много художников, писателей, архитекторов… – Кэйб улыбнулся и широко развел всеми тремя своими руками. – А некоторые даже пишут музыку.
– Они просто проводят так время. И только проводят. Например, проводят время, путешествуя. Время висит на них слишком тяжелым грузом, потому что у них нет никакого контекста, никакой высшей цели в жизни. Они все надеются, что в других местах они найдут нечто, что даст им удовлетворение, то есть полноту жизни, которую они заслужили, – и никогда и нигде этого не находят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52