Впечатление такое, что он из бедной семьи. У них был овощной или цветочный магазин в городке под названием Данхиф, к югу от Абердина, у Северного моря. И тем не менее он учился в университете, в Кембридже, кстати на дневном отделении.
— На дневном?.. Каким образом?
— На стипендии, по-моему. Он в ней нуждался, и ему ее дали, вот только прошения о стипендии нет. Все это выглядит странно.
— Ты попыталась что-то разузнать о его семье в Шотландии?
— Да, но узнать почти ничего не удалось. Они словно сквозь землю провалились. Я разослала несколько запросов — в городской совет, на почту — в места, которые обычно не приходят в голову. Бомонты были, по всей видимости, англичанами, приехавшими в Шотландию вскоре после войны, они прожили там несколько лет и потом уехали.
— Может, они умерли?
— Нет, судя по записям. ВМФ всегда обновляет свою документацию на случай ранений или гибели. Они по-прежнему числятся живущими в Данхифе, но они оттуда уехали. У почтового ведомства не было вообще никакой информации.
Теперь пришел черед Холкрофта хмуриться.
— Это звучит дико.
— Есть еще кое-что. — Хелден выпрямилась. — На свадьбе у Гретхен был один офицер с корабля Бомонта. Его заместитель, кажется. Он был на год или два младше и явно его подчиненный, но между ними было такое взаимопонимание, которое значит больше, чем дружба, больше, чем общение сослуживцев.
— Что ты называешь взаимопониманием?
— Они как будто все время думают одинаково. Если один начинает предложение, то второй может его закончить. Один поворачивается в какую-то сторону, второй может сказать, что он видит. Понимаешь, о чем я? Ты встречал людей, которые бы так понимали друг друга? Таких людей?
— Да, конечно. Братьев. Влюбленных. И часто — военных, долго прослуживших вместе. Как же ты поступила?
— По тем же источникам я проверила данные и на этого человека. Обнаружилось нечто необычайное. Их учебные и военные досье были почти идентичны, великолепны по всем статьям. Она оба были родом из неизвестных городков, их родители ничем не примечательны и явно небогаты. Оба учились в известных университетах без какой-либо явной финансовой поддержки. И оба стали офицерами, хотя раньше не обнаруживали никакой склонности к военной карьере.
— А что с семьей друга Бомонта? Тебе удалось их найти?
— Нет, они числились живущими в небольшом городке в Уэльсе, но их там не было. Они уехали несколько лет назад, и никаких сведений о них не сохранилось.
То, что удалось узнать Хелден, соответствовало теории Ноэля о том, что Энтони Бомонт был агентом «Одессы». Теперь важно было изъять Бомонта — и его сообщников — из общей картины. Им нельзя позволить и дальше вмешиваться в отношения с Женевой. Может быть, они с Хелден ошибаются. Может быть, они свяжутся с Пэйтон-Джонсом, и пусть у него голова болит о Бомонте. Но следовало рассмотреть и другие возможности, а среди них — и опасность того, что британская разведка откроет досье Питера Болдуина и вернется к «Вольфшанце».
— То, что ты мне рассказала, совпадает с тем, о чем я думал, — сказал Ноэль. — Вернемся к твоему брату. У меня есть некоторые соображения о том, что произошло в Рио. Не хочешь теперь поговорить об этом?
Глаза Хелден широко раскрылись.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Твой брат что-то узнал в Рио, не так ли? Он узнал о Граффе и бразильской «Одессе». Поэтому его травили, и ему пришлось уехать. Это были не деловые проблемы твоей матери или твоего брата. Это были Графф и «Одесса».
Хелден медленно вздохнула.
— Я ничего об этом не знаю, поверь мне.
— Тогда в чем дело? Расскажи, Хелден. Она умоляюще посмотрела на него.
— Прошу тебя, Ноэль. Я многим обязана тебе, но не заставляй меня так расплачиваться. То, что произошло с Иоганном в Рио, не имеет к тебе никакого отношения. И к Женеве.
— Ты не можешь этого знать. И я этого не знаю. Я знаю только, что ты должна мне это рассказать. Я должен быть готов. Я слишком многого не понимаю. — Он схватил ее за руку. — Послушай, сегодня я вломился в комнату слепого. Я вышиб дверь, звук был ужасен — неожиданный и громкий. Это был старик, и он, конечно, не мог меня увидеть. Он не мог видеть страх в моих глазах. Его руки дрожали, и он шептал молитву по-французски... Мне захотелось подойти к нему, взять его за руки и сказать, что я понимаю, что он чувствует. Понимаешь, он не видел страха в моих глазах. А я испуган, Хелден. Я не из тех людей, которые вламываются в комнаты, стреляют и подставляются под пули. Я не могу повернуть назад, но я испуган. Так что ты должна мне помочь.
— Я хочу помочь, ты же знаешь.
— Тогда расскажи мне о том, что случилось в Рио. Что случилось с твоим братом?
— Это не важно, — сказала она.
— Все важно. — Ноэль встал и прошел через комнату к стулу, на котором оставил свой пиджак. Он показал Хелден рваную подкладку. — Посмотри. Сегодня в толпе кто-то пытался воткнуть в меня нож. Я не знаю, как ты, но я с таким прежде не сталкивался, это что-то, о чем я ничего не знаю. Это ошеломило меня... и чертовски рассердило. А пять дней назад в Нью-Йорке человек, который меня вырастил и которого я называл отцом, шел по тротуару и был сбит якобы потерявшей управление машиной, которая целилась в него и размазала его по стене! Его смерть была предупреждением. Для меня! Так что не говори мне о «Возмездии», об «Одессе», о «Вольфшанце». Я начинаю узнавать кое-что об этих сукиных детях и хочу избавиться от них — ото всех до единого. С деньгами в Цюрихе мы сможем это сделать. Без них нас никто слушать не станет. Это экономическая основа жизни. Людей с семьюстами восьмьюдесятью миллионами просто так не отсылают. Их выслушивают. — Холкрофт уронил пиджак на пол. — Мы можем добраться до Цюриха, только удовлетворив женевский банк, а добраться до Женевы мы можем только своим умом. На нашей стороне никого нет, мы одни. Фон Тибольты, Кесслеры... И один Клаузен. Так что же произошло в Рио?
Хелден посмотрела на рваный пиджак, потом снова на Холкрофта.
— Иоганн кого-то убил.
— Кого?
— Не знаю, я действительно не знаю. Какую-то важную персону.
Глава 23
Холкрофт вслушивался в ее голос, пытаясь уловить фальшивую ноту. Но фальши не было. Она рассказала ему то немногое, что знала.
— Недель за шесть до нашего отъезда из Бразилии, — объясняла Хелден, — я приехала домой поздно вечером после занятий в университете — мы тогда жили за городом. Перед домом стоял черный лимузин, и я поставила свою машину позади него. Подойдя к двери, я услышала доносившиеся из дома пронзительные крики. Шла жестокая борьба, и я не могла угадать, кто бы это мог быть; голос кричавшего был мне незнаком. Он все выкрикивал слова вроде: «убийца», «это ты сделал»... что-то в этом роде. Я вбежала в дом и увидела, что в прихожей стоят друг против друга Иоганн и незнакомый человек. Незнакомец пытался ударить Иоганна, но мой брат очень сильный, он схватил этого человека за руки и вытолкнул за дверь. Последние слова, которые крикнул тот человек, были о том, что и другие тоже знают, что они еще увидят, как Иоганна повесят за убийство, а если этого не случится, то они сами его прикончат. Он скатился по ступенькам, не переставая кричать, и побежал к лимузину, Иоганн — за ним. Он сказал ему что-то, человек плюнул брату в лицо и уехал.
— Ты спрашивала об этом брата?
— Конечно. Но Иоганн не хотел об этом говорить, только ответил, что тот человек сошел с ума. Он потерял много денег, вложенных в какое-то дело, и лишился рассудка.
— Ты ему не поверила?
— Я хотела поверить, но тут началось странное. Иоганн пропадал где-то до рассвета, исчезал на целые дни; в общем, вел себя совершенно ненормально. Потом, спустя всего несколько недель, мы улетели в Ресифи под новым именем. Кого бы он ни убил, это был богатый и очень могущественный человек. Иначе у него не появилось бы таких друзей.
— Ты совсем не догадываешься, кто был тот человек, которого ты видела у себя дома тогда вечером?
— Нет. Мне показалось, что я видела его прежде, но не могла вспомнить где, а Иоганн не хотел мне говорить. Он приказал мне никогда не вспоминать об этом. Есть вещи, о которых я ничего не должна знать.
— Ты приняла это?
— Да. Попробуй меня понять. Мы были детьми нациста, и мы знали, что это такое. Так что лучше было не задавать лишних вопросов.
— Но тебе же нужно было знать, что происходит.
— Нас учили жить, — сказала Хелден. — Мы проходили обучение: как избегать израильтян, потому что они могли силой получить от нас информацию; как узнавать вербовщиков из «Одессы», маньяков из «Возмездия»; как убежать, как пользоваться сотней способов, чтобы уйти от хвоста.
Изумленный Ноэль покачал головой.
— Ежедневные тренировки в веселом студенческом клубе. Это безумие.
— Так ты сказал бы несколько недель назад, — ответила она, взяв его за руку. — Но не теперь, после того, что произошло сегодня.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Помнишь, в машине я сказала, что мне жаль тебя, потому что у тебя нет опыта.
— А я ответил, что приобретаю его на ходу.
— Но слишком мало и слишком поздно. Иоганн просил меня научить тебя всему, что я умею. Я хочу, чтобы ты выслушал меня, Ноэль. Попытайся запомнить все, что я тебе скажу.
— Что? — Холкрофт почувствовал силу, с которой она сжала его руку, и увидел беспокойство в ее глазах.
— Ты едешь в Берлин. Я хочу, чтобы ты вернулся оттуда.
С этих слов она начала урок. Порой Ноэль едва сдерживал улыбку — или, хуже того, смех, — но ее настойчивость заставляла его сдерживаться; Хелден же была убийственно серьезна. Сегодня убили троих. Они с Хелден легко могли оказаться четвертой и пятой жертвами. Поэтому он слушал и старался запомнить. Все запомнить.
— У нас нет времени на то, чтобы раздобыть фальшивые документы, — на это уйдет несколько дней. У тебя есть деньги, купи еще один билет. Будь начеку и не позволяй никому сесть рядом с тобой, не дай себя окружить. Не ешь и не пей ничего, кроме того, что принес с собой.
В его памяти всплыл стрихнин.
— Этот совет я никогда не забуду.
— Можешь забыть. Так легко заказать кофе или стакан воды. Не делай этого.
— Не буду. А как мне вести себя в Берлине?
— В любом городе, — поправила она. — Найти маленькую гостиницу в перенаселенном районе, где живут порнографией, проституцией и наркотиками. Там в гостиницах никогда не спрашивают документов. Я знаю человека, который назовет нам такую гостиницу в Берлине...
Она все говорила, описывая тактику, определяя методы, рассказывая, как придумывать варианты...
Нужно пользоваться чужими именами, комнаты следует менять каждый день, отели — дважды в неделю. Звонить можно только из автомата и ни в коем случае — из гостиницы или квартиры. Нужно иметь, как минимум, три смены верхней одежды, включая разные шляпы и очки; на обуви должны быть резиновые подошвы. Они удобнее для бесшумного бега, в них легче быстро останавливаться и внезапно двигаться с места. Если будут допрашивать, следует врать с негодованием, но без высокомерия и никогда не повышать голоса. Такой тон неизбежно вызывает враждебность, а враждебность ведет к новым вопросам. При перелетах и в аэропорту пистолет должен быть разобран, ствол отделен от рукоятки, магазин убран. Этого обычно достаточно для европейских таможенников: недействующее оружие их не касается, их интересует контрабанда. Но если они будут возражать, лучше дать им конфисковать пистолет, можно купить себе другой. Если они пропустят оружие, его немедленно нужно собрать снова — в кабинке мужской уборной.
На улице... «Я кое-что уже знаю об улицах и толпах», — сказал Холкрофт Хелден. «Знаний всегда недостаточно», — ответила она, уча его ходить как можно ближе к бордюру, чтобы быть готовым кинуться через проезжую часть наперерез движению при первом же признаке враждебности или слежки.
— Запомни, — сказала она, — ты любитель, они — профессионалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83