– Есть что-нибудь интересное? – спросил я ее.
Она подняла голову.
– Пока ничего, кроме того, о чем я вам уже сообщила. Больше подробностей, и все. Скажем, в Югославии Уилер сражался на стороне партизан.
– Значит, коммунистов. Так. Еще одно очко в мою пользу.
Я тоже начал читать телексы и согласился с Элисон – новой сколько-нибудь значительной информации в них не было. Вырисовывался портрет молодого человека, ставшего финансовым воротилой с помощью, как это обычно бывает, локтей и ногтей, и создавшего себе солидную репутацию в обществе путем произнесения нужных слов в нужное время и нужном месте.
– Он не женат, – заметил я. – Должно быть, самый лакомый кусок для английских невест.
Элисон криво усмехнулась.
– До меня дошли кое-какие слухи о нем. Он содержит любовниц, меняя их регулярно, и, к тому же, говорят, бисексуал. Естественно, в телексах этого нет, – это значило бы обнародование клеветы.
– Если в Уилер знал, что мы затеваем, то клевету он счет бы сущим пустяком, – сказал я.
Элисон как-то вяло пожала плечами.
– Ну и что нам делать?
– Мы должны быть в Гибралтаре. Можно полететь туда на вашем самолете?
– Разумеется.
– Тогда выходим охотиться на дикого гуся. Что нам еще остается?
2
Времени в запасе у нас было много. Изучение плана «Артины» и приложенных к нему описаний позволило сделать вывод, что ее скорость невелика и до Гибралтара ей не меньше четырех суток ходу. Мы решили перестраховаться – прилететь туда через три дня и там ждать прихода яхты.
За это время Элисон успела слетать в Лондон, навестить боровшегося за жизнь Макинтоша и заодно раскопать побольше компромата на Уилера. Мы решили, что мне лететь с ней в Лондон в высшей степени неразумно. Пробираться через коркский аэропорт – одно дело, а через Гэтвик или Хитроу – другое. Излишнего риска следовало, по-возможности, избегать.
Так что я провел два дня закупоренным в доме на окраине Корка, и моей единственной собеседницей была старая ирландская дама. Должен сказать, что Мейв вела себя исключительно тактично – не приставала с расспросами, не теребила меня и с уважением относилась к моему молчанию. Однажды она, впрочем, сказала:
– О, я так вас понимаю, Оуэн. Я сама прошла через это в 1918 году. Ужасно, когда все вокруг ополчаются на тебя, и ты прячешься, как затравленный зверь. Но в этом доме вы можете чувствовать себя спокойно.
– Значит, и у вас было развлечение во время смутного времени? – сказал я.
– Было. И это мне не слишком понравилось. Но от беды никуда не уйдешь – она рано или поздно случается, не здесь, так в другом месте, не с тобой, так с другим. Всегда кто-то бежит, и кто-то преследует. – Она покосилась на меня. – И всегда так будет с людьми, подобными Алеку Макинтошу и его подчиненным.
– Вы его не одобряете? – спросил я с улыбкой.
Она задрала подбородок.
– Кто я такая, чтобы одобрять или не одобрять? Я ничего не знаю о его делах, кроме того, что они трудны и опасны. Опасны больше для тех, кто ему подчиняется, чем для него, я думаю.
Я вспомнил о лежащем в больнице Макинтоше. Одного этого достаточно, чтобы счесть последнее утверждение неверным.
– А что вы скажете о женщинах, которые ему подчиняются?
Она проницательно посмотрела на меня.
– Вы имеете в виду Элисон? Тут дело плохо. Он хотел иметь сына, а получил дочь и постарался воспитать ее по своему образу и подобию. А образ этот жесткий, и девушке ничего не стоит сломаться под этим грузом.
– Да, он жесткий человек, – согласился я. – А что же мать Элисон? Она что, ни во что не вмешивалась?
В тоне Мейв я почувствовал легкое презрение, правда, смешанное с жалостью.
– Бедная женщина! За кого она вышла замуж? Понять такого человека, как Алек Макинтош, ей было не под силу. Их брак, конечно, быстро расстроился, и она еще до рождения Элисон покинула его и перебралась в Ирландию. Она умерла, когда Элисон было десять лет.
– И вот тогда за нее взялся Макинтош?
– Именно.
– А что насчет Смита?
– А Элисон вам о нем ничего не рассказывала?
– Нет.
– Тогда и я не скажу, – решительно заявила Мейв. – Я уже и так достаточно насплетничала. Когда – и если! – Элисон сочтет нужным, она вам сама обо всем расскажет. – Она повернулась, чтобы идти, затем остановилась и посмотрела на меня через плечо. – Я думаю, что вы тоже жесткий человек, Оуэн Станнард. Не уверена, что такой подойдет Элисон.
И оставила меня думать по поводу этих слов все, что мне заблагорассудится.
Элисон позвонила поздно вечером того же дня.
– Я сделала крюк над морем и видела «Артину», – сообщила она. – Они на пути в Гибралтар.
– Я надеюсь, ваше наблюдение не было слишком очевидным?
– Нет, я прошла над яхтой на высоте пять тысяч футов и по прямому курсу. А разворот сделала, когда они уже не могли видеть.
– Как Макинтош?
– Ему лучше, но он все еще без сознания. Мне позволили побыть у него две минуты.
Это расстроило меня. Макинтош мне нужен был не только живой, но и способный говорить. Это натолкнуло меня на одну малоприятную мысль.
– За вами могли следить в Лондоне, – сказал я.
– Нет, хвоста за мной не было. В больнице я вообще не видела никого из знакомых, кроме одного человека.
– Кто это?
– Премьер-министр послал туда своего секретаря. Там я с ним и встретилась. Он сказал, что премьер очень обеспокоен.
Я вспомнил об Уилере и о человеке, которого извлекли из тюрьмы специально, чтобы убить, и представил себе Макинтоша, беспомощно лежавшего на больничной койке.
– Надо что-то предпринять, – сказал я. – Позвоните этому секретарю и попросите его распустить слух, что Макинтош умирает.
Она поняла мою идею мгновенно.
– Вы думаете, что отцу грозит опасность?
– Если они узнают, что он поправляется, то могут попытаться убрать его. А такой слух, если он дойдет до сообщников Уилера, может спасти вашему отцу жизнь.
– Я сделаю это, – пообещала она.
– Что-нибудь новое об Уилере?
– Пока ничего. Ничего из того, что нам нужно.
Элисон вернулась два дня спустя, подкатив к дому на такси. Она выглядела усталой и невыспавшейся, и Мейв при виде ее обеспокоено закудахтала. Элисон сказала:
– Проклятые ночные клубы!
Это удовлетворило тетушку, и она удалилась. Я удивленно поднял брови.
– Развлекались?
Она пожала плечами.
– Мне же надо было поговорить с людьми, а те, кто мне нужны – завсегдатаи ночных клубов. – Она вздохнула. – Но я только потеряла время.
– Никакой информации?
– Ничего существенного, кроме, может быть, одного. Ситуации со слугами.
– С чем, с чем?
– Со слугами. Я провела расследование по поводу тех людей, которые работают у Уилера. Теперь редко у кого встретишь слуг, но у Уилера они есть, и немало. – Она вынула из кармана блокнот. – Все его слуги – британцы и имеют британские паспорта, за исключением одного – шофера, ирландца по национальности. Вы находите это любопытным?
– Весьма, – сказал я. – Это его контакт с Ирландией.
– Но есть еще более интересные вещи. Как я сказала, все его слуги британцы, но все до единого – получившие подданство и сменившие имена. И как вы думаете, они выходцы из какой страны?
Я улыбнулся.
– Ну, из Албании, конечно.
– Браво! Вы поразительно догадливы. Но и тут есть одно исключение. Один из них изменил имя, потому что это было бы просто смешно. Уилер приобрел интерес к китайской кухне и завел себе повара-китайца. Его имя – Чанг Ли By.
– Понятно. Действительно, было бы странно, если б он стал каким-нибудь Мак Тавишем. А он откуда?
– Из Гонконга.
Это мне ничего особенного не сказало.
В общем-то, если какой-нибудь миллионер пристрастился к китайской кухне – не удивительно. Но мысленную заметку об этом я все же сделал.
– А может, Уилер просто занимается благотворительностью, – осторожно предположил я. – И эти албанцы, живущие в Англии, – его родичи, всякие там кузены, племянники, кузены племянников и прочее. И он таким образом им помогает.
Элисон посмотрела в потолок.
– Проблема со слугами состоит в том, чтобы удержать их. Они страшно капризны, постоянно требуют выходных, любят поваляться в постели, требуют в свою комнату телевизор и тому подобное. Поэтому их часто приходится менять. У Уилера такая же большая текучесть среди слуг, как и всюду.
– Вот как? – я наклонился к Элисон и пристально посмотрел на нее. – У вас что-то есть. Выкладывайте.
Она радостно улыбнулась и раскрыла блокнот.
– У него в штате тринадцать британских албанцев – садовники, дворецкий, служанки и так далее. Ни один из них не был при нем больше, чем три года. Последний из них появился в прошлом месяце. Они меняются как обыкновенные слуги.
– И уезжают на отдых в Албанию, – вставил я. – У него просто налажена курьерская служба.
– И не только это. Кто-то рекрутирует для него людей. – Она опять заглянула в блокнот. – Я наводила справки в местном, Хердфордсширском отделении Министерства социального обеспечения. За последние десять лет через руки Уилера прошло не менее пятидесяти человек. Я, конечно, не могу утверждать, что все они были албанцами – имена, ведь, у них английские, но ручаюсь, что так оно и есть.
– Господи Боже мой! – воскликнул я. – Неужели никто даже не споткнулся здесь? Не понимаю, чем занимается специальный отдел!
Элисон развела руками.
– Они ведь все британские подданные. Если кто-то обратит на них внимание, – в чем я сомневаюсь, – то все легко объясняется благотворительностью. И потом – он спасает своих соотечественников от коммунистических угнетателей.
– Пятьдесят! – сказал я. – Куда ж они потом-то все деваются?
– Ну, обо всех пятидесяти я не знаю, я проверила только двоих. Оба сейчас служат у других членов парламента.
Я не мог сдержать смеха.
– Ну и нахал! Просто наглец! Вы видите, что он делает? Он берет этих людей к себе, полирует их, чтобы они вели себя в услужении у джентльменов как джентльмены и затем их к этим джентльменам внедряет. Представьте себе его беседу с одним из коллег по палате общин. «Что, у тебя со слугами нелады, старина? У меня сейчас один как раз освобождается. Да нет, ничего особенного, просто ему хочется пожить в городе. Может, я смогу его уговорить...» – Нет, это что-то неслыханное!
– Одно несомненно – он поддерживает отношения с Албанией, – сказала Элисон. – Раньше я не была в этом убеждена, но теперь вижу, что так оно и есть.
Я сказал:
– Помните Цицерона во время второй мировой войны – слугу британского посла в Турции, который оказался немецким шпионом. Уилер уже в течение двадцати лет при больших деньгах. Он мог уже создать сотню таких Цицеронов. И не только в политических кругах. Интересно, сколько натренированных Уилером людей находится в услужении у наших промышленных воротил?
– Все с английскими именами, прекрасно говорящие по-английски, – сказала Элисон. – Уилер об этом непременно должен был позаботиться. – Она хрустнула суставами пальцев. – Они приезжают в Англию и пока ждут получения гражданства, изучают язык и окружение. Став подданными Великобритании, они попадают к Уилеру для шлифовки, и затем он их внедряет в нужные места. – Она с сомнением покачала головой. – Это слишком длительная операция.
– Уилер и сам – длительная операция. Я как-то не предвижу, что он соберет свои чемоданы и отправится на родину. Посмотрите на Слэйда! Эти люди работают с перспективой. – Я помолчал. – Когда мы отправляемся в Гибралтар!
– Завтра утром.
– Хорошо. Мне не терпится настичь этого невероятного негодяя!
И на сей раз я проник в аэропорт Корка не обычным путем. Я уже начинал забывать, что это значит, пользоваться «входной дверью». Когда мы покидали дом Мейв О'Салливан, она сильно разволновалась.
– Возвращайся скорее, девочка, – сказала она. – Я старая женщина, и кто знает... – на ее глаза навернулись слезы. Вытерев их, она обратилась ко мне: – А вы, Оуэн Станнард, берегите и себя, и дочь Алека Макинтоша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37