А я успел.
– Что-то я запутался, – потряс слегка затуманенной алкоголем головой Аркан.
– Он ждал, что я выложу свои деньги, возьму партию и отдам ему. Потом он мне компенсировал бы, например, тысяч двадцать, а остальные мои расходы списал бы на какую-нибудь «подставку» со стороны москвичей. Как я проверил бы его, спрашивается?
– Понял.
– Вот. А кому бы я пожаловался? В милицию? В прокуратуру? Самим бандитам московским – на беспредел? Так я даже не знаю там никого – только через Игнатенко и работал!
Капитан умолк. Наверное, он все еще слишком сильно переживал подлость Игнатенко.
– Я его, суку, из-под земли достану! – выругался он.
– Ладно, достанешь. Ты сначала дорасскажи, как все на самом деле получилось.
– Так и получилось – Карай-хан обложил заставу через три дня, как только истек срок его ультиматума. Денег у меня не было, поэтому сыграть по сценарию Игнатенко я не мог, даже если бы и очень захотел. А допек меня Карай-хан сильно – на заставе был сущий ад. Поссать сходить, и то проблема. Ты бы знал, какой это кайф, когда каждую минуту мины рвутся – того и гляди осколком хрен отхватит.
– Ты мне, капитан, можешь не рассказывать, как приятно под пулями ссать. Это я, слава Богу, знаю, – оборвал пограничника Аркан. – Говори, что было дальше.
– Дальше все было очень просто, прямо-таки элементарно. Я не сумел уговорить Игнатенко отдать деньги и отнес на место порошок.
– То есть вернул его «духам»?
– Да, положил снова в пещеру. Игнатенко – он же больной. Вместо того чтобы честно рассчитаться, он подумал, что можно соскочить...
– В смысле?
– Ну, выйти из игры. Ты представь – партия, и притом крупная партия, порошка в его руках. Загнать ее по старым каналам, раздолбать вашими руками Карай-хана, и все, знать ничего не знаю. Ниточка оборвалась, ищите новые связи. А на руках у него осталось бы не меньше ста пятидесяти тысяч. С этих денег и я что-нибудь поимел бы – чтобы я молчал, мне Игнатенко и половину, может быть, отдал бы.
– И как все вышло?
– Ты же видел – «духи» совсем разъярились. Я отнес наркоту, сообщил им об этом, но пока они пришли, один из ваших взводов успел найти наркотики и взял их с собой. Когда Игнатенко сказал мне, что спецназ нашел наркотики, я сразу дал знать о случившемся Карай-хану. Он послал своих людей.
– Значит, нас сдал ты? – перебил его Аркан.
Вот он, человек, пославший смерть, стопроцентную, верную смерть на их взвод! Вот оно, исполнение желания, которое двигало Анатолием все это время с той ночи, когда погибли все его ребята-сослуживцы!
Он точно знал теперь, кто именно сдал их, кто был причиной их гибели. Но... Странное дело, но Аркан уже не чувствовал той страшной, слепой ненависти, которой он захлебывался всего несколько часов назад. Нет, он, конечно же, ни в коей мере не симпатизировал этому жалкому избитому офицеру, потерявшему вместе со своей офицерской честью все – службу, друзей, уважение, может быть, даже жизнь. Но Толик хорошо чувствовал, что сейчас не сможет сам казнить капитана. Как, впрочем, не сможет и отпустить его на все четыре стороны...
Капитан молчал. Наверное, ему было неимоверно трудно признаться в том, что по его доносу, из-за его предательства погиб целый взвод хороших, честных ребят.
– Ты? – повторил Аркан.
– Я, – чуть слышно выдавил офицер.
– Чего ты хотел от Карай-хана? – устало и даже как-то равнодушно продолжил свой допрос Аркан. – Зачем ты побежал на свидание с ним?
– Карай не нашел у вашего взвода наркотики. Он решил, что я обманул его. И я пошел к нему, чтобы самому во всем разобраться, чтобы убедить его в конце концов, что лично я играю честно и сам дознаюсь, куда девалась наркота. Мне же здесь еще служить...
– Вряд ли.
– Ну да, я не то хотел сказать. Я собирался уйти тихо – так, чтобы я никому в этих краях не остался должен. Иначе они нашли бы меня и в России.
– Ясно...
– Что тебе ясно? Мне, думаешь, наплевать на то, что из-за этого дурацкого порошка столько наших ребят погибло? Я, думаешь, сам себе не противен – ведь я же сдал целый взвод ради денег! А хлопцы, которые погибли или были ранены на заставе... Ты думаешь, приятно сознавать себя Иудой, сукой продажной? Что же тебе может быть ясно, а?
– Ты свое красноречие прибереги, капитан. Я не суд, а эти, – Аркан кивнул на трупы, – не присяжные заседатели. Раньше тебе следовало к собственной совести прислушиваться. Теперь уже поздно.
– Что ты со мной сделаешь теперь?
– Не знаю... А как ты мне можешь доказать, что участие Игнатенко в делах с наркотой – не твоя выдумка?
Капитан Терентьев пожал плечами, насколько это позволили сделать веревки.
– Не знаю. Сам убедишься, если как-нибудь до наших доберешься. Но я бы на твоем месте этого не делал. Лучше бы порошок нашел да попытался на нем заработать. А потом сматывайся с бабками куда глаза глядят и сиди тихо-тихо, чтобы ни перед кем никогда не засветиться...
– Порошок, капитан, и без того у меня, какого черта мне его искать.
– Что?!
– Что слышал.
– Так чего же ты молчал... – в глазах капитана загорелись огоньки надежды, но Аркан тут же перебил его:
– А это что-то меняет?
– Конечно! Мы доставим его Игнатенко, получим бабки. Он поможет сделать тебе дембель...
– У меня дембель и без Игнатенко через неделю в худшем случае.
– Не важно! Ты ушел бы на гражданку богатым человеком. Пришел бы домой, тачку классную купил бы... Да что я тебе рассказываю – ты и сам все понимаешь!
– Конечно. А ты продолжал бы служить как ни в чем не бывало, да?
– Да, – уже не так уверенно ответил Терентьев, заметив во взгляде Аркана что-то темное и страшное.
– Игнатенко продолжал бы командовать штабом и заодно гнать порошок в Москву, да?
– Да.
– Я гулял бы себе вволю «на гражданке», купаясь в роскоши на кровавые деньги...
– Послушай, старшой...
– Это ты меня послушай! – резко повысил голос Аркан. Теперь он точно знал, что ему надо делать. Он уже принял решение, и выслушивать капитана дальше у него не было никакого желания.
– Ты – сволочь, какой свет не видывал, – категорично заявил он пограничнику.
– Я же тебе сам...
– Да, ты и сам это понимаешь. Но это никак не умаляет твоей подлости. Этим ты свое предательство не искупишь.
– Я знаю...
– Заткни пасть! – рявкнул Аркан. – И слушай, что я говорить буду, ясно?
– Да.
– Так вот, если ты падла, то это не значит, что падлой хочу стать и я, понял?
– Понял.
– Я, в отличие от тебя, не смогу спокойно жить дальше и радоваться жизни, если буду знать, что переступил через жизни всех тех, кто полег в этих горах из-за твоего гребаного порошка. Ясно?
– Да.
Терентьев автоматически поддакивал Толику – его, казалось, гипнотизировал взгляд сержанта.
Это было странное чувство – сродни тому, которое испытывает кролик, глядя в глаза удава: он знает, что на него смотрит смерть, но ни пошевелиться, ни воспротивиться своей судьбе уже не может.
– Поэтому я никогда не сделаю того, что ты мне только что предложил. Ясно?
– Да.
– Я найду Игнатенко. Он расскажет мне все, это я тебе обещаю...
– В Душанбе ты его не достанешь.
– Надо будет – достану и в Душанбе. Но сейчас, слава Богу, начальник штаба не там – штаб по руководству операцией переместился под Калай-Хумб, поближе к заставе. Ты ту базу знаешь, да?
– Конечно.
– Так вот, там я его достану. Я сейчас пойду на заставу, и меня прямо на «вертушке» доставят к Игнатенко.
– Дурак. Тебя доставят не к Игнатенко, а в комендатуру. Особисты с удовольствием слегка продлят твой срок службы, ты уж мне поверь.
– Мне на твои предсказания плевать.
– Я же как лучше...
– Так вот, – Аркан встал и закинул автомат за плечо. – Я достану Игнатенко, и можешь мне поверить, что он свое получит.
– Дай тебе Бог удачи.
– Бог даст, не волнуйся. Пусть сознание того, что твой бывший начальник страдает не меньше тебя, доставит тебе хоть какое-то удовлетворение.
– Хорошо... – капитан Терентьев замялся, вдруг почувствовав что-то неладное. – А ты куда?
– К Игнатенко.
– А я?
– А ты кто такой?
– В каком смысле?
– Я тебя не знаю и никогда не видел. Это все, что я могу для тебя сделать.
– Так развяжи меня!
– Да?
Аркан подошел вплотную к капитану и проникновенно заглянул в его глаза.
– Развяжи, старшой, не дури.
– Ты уверен? Понимаешь, если я тебя развяжу, мне придется тебя пристрелить. Я не смогу тебе простить смерть ребят. Понимаешь, капитан?
– Так что, ты оставишь меня здесь?
– Если тебя сожрут шакалы – такая у тебя судьба, значит. Ты это заслужил. Если птицы выклюют твои собачьи глаза – это тоже не худшая кара. Если тебя найдут «духи» – упокой, Господи, твою душу. Если сдохнешь сам – туда тебе и дорога. Поверь, я не расстроюсь.
– Старшой, кончай!
– Я серьезно, капитан. Очень серьезно.
– Человек ты или нет?
– За то, что ты мне все сейчас рассказал, – надеюсь, честно рассказал, – я даю тебе шанс выжить. По-моему, справедливо.
– Как выжить? О чем ты говоришь?
– Знаешь, ты спрашивал меня, могу ли я быть судьей, могу ли выносить тебе приговор... Я подумал и решил – не стану я брать на себя ответственность. Даже перед лицом своих погибших друзей. Все равно потом меня будут терзать сомнения – правильно ли я сделал, расстреляв тебя. А меньшего ты не заслуживаешь. Сам-то ты это понимаешь?
– Но ты просто продлеваешь мои мучения! Ты сделаешь мне еще хуже! Лучше расстреляй...
– Не лучше, поверь. Есть такое древнее выражение – Бог тебе судья. Он все видит и все сделает так, как нужно. Если он посчитает нужным тебя спасти, сохранить твою подлую жизнь, он сделает это.
– Ты на самом деле веришь во всю эту ерунду? Перестань, земляк, я прошу тебя!
– Раньше не верил. А здесь, в горах, начинаю верить.
Аркан помолчал, будто прислушиваясь к самому себе, потом заговорил снова:
– Да, иногда Бог поступает, скажем так, несправедливо, нечестно – он может отобрать жизнь у человека, который, казалось бы, этого совсем не заслуживал. Он может принести горе матери, которая рожала и воспитывала сына совсем не для того, чтобы тот сложил голову в этих краях. Несправедливо? Но если встать на его точку зрения, то «Бог дал, Бог и взял». И роптать здесь не стоит. А то, что Бог всегда воздает по заслугам, – это факт. Ты ступил не на тот путь, тебя засасывало все глубже и глубже, и в конце концов ты стал судьей для тридцати ребят – ты лично приговорил их к смерти, когда натравил на мой взвод «духов». Игнатенко не задумываясь бросил на произвол судьбы целую заставу и два взвода спецназа – из-за денег, из-за наркотиков. Теперь пришло время платить. Ты можешь что-то возразить?
Терентьев молчал. Возразить ему было нечего.
Он понимал, насколько прав этот сержант, отправивший к праотцам за время службы уже не одну моджахедовскую душу, но не согрешивший в главном – не подличавший, не нарушавший ни Божьих заповедей, ни человеческих законов.
Сержант был прав.
Но Боже, как хотелось жить!
– Земляк, милый, погоди... Я сделаю все, что ты прикажешь... Я буду тебе помогать во всем... Я останусь верным твоим рабом на всю жизнь... Забери все, что у меня есть, но только не бросай меня здесь!
– Перестань.
Всего одно только слово бросил Аркан, но каким тоном оно было сказано! Оно полностью перечеркивало все даже самые скромные надежды Терентьева.
В долине повисла мертвая тишина.
– Если Бог решит, что ты еще нужен ему на этой земле – для благого ли дела или для подлого, – он поможет тебе перегрызть веревки. Он пошлет какого-нибудь таджика, который случайно набредет на тебя и, возможно, спасет. Если же нет... Сам понимаешь.
Терентьев обреченно кивнул.
– Хочешь пить? – предложил Аркан.
– Давай водки еще хряснем.
– Давай.
Они по очереди выпили, опустошив фляжку, и молча закурили, думая каждый о своем. Затем Аркан встал и протянул капитану флягу:
– Выпей еще воды.
Дав сделать бывшему начальнику заставы несколько глотков, Аркан, плотно закрутив крышку, сунул фляжку за пазуху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44