Я неотесанный мужик, по своей сути, хотя набрался многого за годы жизни. Я могу выглядеть очень рафинированным, когда хочу. Когда это абсолютно необходимо, я могу быть таким рафинированным, что боже мой! Понимаете…
– Нельзя сказать, – перебила Камилла, – что везде и повсюду не наблюдалось ничего подозрительного. Принимая во внимание то, что случилось сегодня ночью в половине второго, когда Мэдж видела на берегу мужчину…Она быстро пересказала историю Мэдж, которую доктор Фелл выслушал, сосредоточенно скосив глаза. – И теперь, в довершение всего…
Сама Мэдж, словно летающая в каких-то своих печальных грезах, казалось, ничего не слышала. Она побежала к открытой двери другой комнаты, рукой нащупала выключатель. Хрустальная люстра засияла светом. Остальные пошли туда следом за Мэдж.
Комната была с такими же высокими потолками, как и библиотека, но со значительно более узким расстоянием между дверью и двойным французским окном, с двумя подъемными окнами на противоположной стене. И французское окно, и подъемные окна были занавешены темно-красными шторами с золотым рисунком.
На отполированных белых деревянных стенах висели портреты предков Мэйнардов. Но прежде всего на этих стенах в глаза бросалось оружие.
Огнестрельное оружие, развешанное рядами, представляло весь спектр – от ранних кремневых мушкетов, тяжелых ружей восемнадцатого и девятнадцатого веков до магазинной винтовки «винчестер» 1898 года, вместе с пистолетами соответствующего периода. Все оружие выглядело ухоженным, но потемневшим от времени. На правой стене растянулась вешалка с мечами. Рядом с французским окном, выглядя при этом совершенно неуместно, на мольберте стояла классная доска.
– Да, шторы закрыты, – заметил доктор Фелл, как будто кто-то что-то сказал об этом. – Могу я спросить, кто закрыл их?
– В этом нет ничего странного! – ответила Мэдж. – Это я закрыла их. Или, точнее, попросила Сильвию сделать это. У нас три горничных: Сильвия, Джудит и Уинни Мэй. От послеполуденного солнца выцветают ковер и обивки, только и всего. Но если вы спросите меня, кто ведет себя очень странно, то мне придется ответить, что это мой отец. Почему он хотел знать, какого ты роста, Янси? И какого роста ты, Рип?
Рип Хиллборо показал рукой на стену.
– Вот, – сказал он, – знаменитое кентуккийское ружье, названное кентуккийским потому, что его сделали немецкие оружейники в Пенсильвании. Ладно, Каменная Стена, ладно! Я знаю, что им пользовались в Кентукки и Теннесси и что оно сыграло чертовски важную роль в Новоорлеанской битве! А там, на стене над мечами, мы видим штыки, развешанные незавершенным кругом. Круг не завершен на вершине, потому что именно там висел томагавк. И кто-то свистнул этот томагавк. Кто украл его?
– И нечего на меня смотреть, – сказал Янси Бил. – Может, это ты взял.
– А может быть, и сам папаша Мэйнард? Он казался таким несчастным, Каменная Стена, перед тем, как уехать в Ричмонд. Эти дни в столице Конфедерации восстановили его настолько полно, как если бы он выпил эликсир жизни или если бы увидел, что Джефф Дэвис снова стал президентом… Но мы сегодня ничего хорошего ему не сделали. Я впарил тебе бейсбольный мячик, а ты отбил его ему прямо в лицо. Разве мы оба маленько не отличились?
– Ох, нужно же быть таким абсолютным дураком! – закричала Мэдж. – Что он может иметь против вас двоих? Даже если он и затаил что-то против кого-то, а это совсем не так…
– Я говорил это не вполне серьезно, Мэдж. Ты, знаешь ли, слишком буквально все понимаешь, маленькая чертовка!
– Даже если и так, – продолжала Мэдж, – вы можете себе представить, чтобы он воспользовался томагавком? Он мог бы разработать какой-нибудь очень тонкий и математический способ, он скорее бы умер, чем поступил так безмозгло. Забудем о папочке! И все же томагавк исчез, кто-то его взял. Все это в самом деле очень тревожно, разве не так? Как вы думаете, доктор Фелл?
– Да, это идея. – Рип дотронулся пальцем до своей большой челюсти. – Как там Боб назвал вас? Гаргантюа, точно? Выскажитесь, Гаргантюа, изложите нам все в подробностях! Мы знаем, что вы старый маэстро.
– Сэр, – ответил доктор Фелл, – я старый зануда. Простим очевидную глупость, которая слишком часто оказывается настоящей глупостью. Однако, поскольку вы оба спрашиваете моего мнения, я не могу сделать ничего лучшего, как снова поделиться целой серией случаев, уже пересказанных самому мистеру Мэйнарду, с добавлением еще двух, о которых я ничего не знал полчаса назад.
– Ночью в прошлую пятницу было украдено пугало; рано утром кого-то видели из того окна. Почти неделю не случается ничего, заслуживающего внимания. Потом все происходит одновременно. Прошлой ночью или, точнее, в половине второго ночи мисс Мэйнард из окна своей спальни видит неизвестного человека, двигающегося с запада на восток вдоль берега. Сегодня, в какое-то время перед ленчем, бесценный мажордом по имени Джордж думает, что видел кого-то, «притаившегося» в кабинете мистера Мэйнарда. Вы не знали об этом? Мне так сообщили, и я этому верю. Предположительно также сегодня, как будто для того, чтобы вытащить на свет эту старую историю об убитых людях, около которых не оказывалось чужих следов на грязи или на песке, исчезает томагавк. Сопоставьте все это! Если к тому же мы еще добавим эмоциональное напряжение, нарастающее, словно пар в бойлере с закрытым клапаном…
– Вы думаете, нам угрожает опасность? – требовательно спросил Рип.
– Боюсь, что так.
– Хорошо, Гаргантюа! Кому же угрожает эта опасность?
– А вот это, – заявил доктор Фелл, – и есть тот самый вопрос, который я никак не могу разрешить. Возможно, это один человек, а возможно – другой. Однако! Вы, мистер Хиллборо, обнаружили, что томагавк исчез. Когда вы это обнаружили?
– Сегодня утром после завтрака, когда я проходил здесь, решив выйти из дома на свежий воздух.
– Вы кому-нибудь упоминали об этом до того, как рассказали нам?
– Нет, я никому не говорил. Черт побери, Гаргантюа! Когда Мэдж упомянула о человеке на берегу, несшем мешок на плече? Я ничего и не слышал об этом, пока Камилла не напомнила вам минут пять назад! Я юрист. Я вполне способен взвесить и оценить доказательства. Но что есть доказательство? Что важно и что не важно? Здесь многое происходит, как вы сами сказали.
– И все же, когда все это начало происходить еще в прошлую пятницу, как я понимаю, вы были склонны оставить этот вопрос и отнеслись к рассказу мисс Брюс очень легко?
– Ошибаетесь, Гаргантюа! Сильно ошибаетесь! Если вы спросите Камиллу, она вам скажет, что именно я убедил папашу Мэйнарда позвонить в полицию. Он не хотел, но я его уговорил. Может быть, Камилла и выпила слишком много бурбона или снотворного, но, с другой стороны, может быть, и нет… Всегда веди себя осторожно и будь настороже – таков мой девиз! Я единственный отнесся к этому серьезно. Разве не так, Камилла?
– Да, это совершенно верно, – согласилась та. – Я рассказывала историю за ленчем дважды, доктор Фелл!
– Собственно, – громогласно заявил Рип, – уж кто к этому отнесся легко и хихикал, так это старина Джексон Каменная Стена, после того как сам заварил эту кашу с рассказами о призраках. Да и раньше он все время бормотал про себя, что в этом месте творится что-то странное. Разве не так?
– Не могли бы мы вернуться в библиотеку? – вмешалась Мэдж, которая выглядела довольно бледной. – Эта комната – что-то вроде музея, здесь негде сесть.
Янси Бил ожил:
– Да, милая, именно это ты и сделай. Пошли!
К изумлению Алана, Янси обнял Мэдж за плечи, мягко, но настойчиво он вытолкнул ее в дверь, а сам остался вместе с Другими. Закрыл дверь и встал, прислонившись к ней спиной.
– Она наша хозяйка, – проговорил он отчаянным шепотом. – Хозяйке нельзя сказать, чтобы она отвалила или пошла принести для нас кувшин с ледяным чаем, когда тебе надо кое в чем признаться гостящему у нее специалисту по преступлениям.
Янси и сам был в страшном напряжении. Его глаза блуждали по белой комнате с черным оружием и черными портретами, пока наконец не остановились на точке между Аланом и доктором Феллом.
– Если Хиллборо ищет здесь сукина сына, – сказал он серьезно и искренне, – то думаю, это я. Иногда мне кажется, что я гораздо больший сукин сын, чем старый ублюдок Шерман. Да, я это начал! Я все это начал!
– Рассказами о призраках, сэр?
– Раньше! Гораздо раньше!
– Ага?
– Все это началось, можно сказать, в воскресенье ночью, как раз перед вечеринкой. Это было второе мая – мистер Мэйнард прочитал дату в карманном ежедневнике. Он, Мэдж и я стояли впереди у ворот. Это была странная ночь, Мэдж все время нервничала по неизвестной мне причине. Я спросил мистера Мэйнарда, что это за вещь, которая идет следом, не оставляя следов. Он не стал отвечать, он никогда не отвечает. Хотя я потом посмотрел кое-где, это не пролило никакого света.
И словно этого было мало, как Хиллборо вам уже доложил, в пятницу вечером мне надо было раскрыть свой большой рот и рассказать им про «Сокровище Эббота Томаса». Да, это я затеял рассказы о призраках! И разумеется, я начал хихикать, хотя не очень громко, когда потом стали происходить разные случаи. Это из-за Мэдж; думаете, я хочу огорчить эту маленькую девчушку больше, чем надо? Она совсем не всадница-амазонка, она нежная, она не может это вынести. Я надеялся, что могу смехом отвлечь ее от страха, даже если это не очень-то получилось. Вы разве не видели ее лицо минуту назад, когда мы здесь распространялись о томагавках?
– Тогда ради справедливости в отношении мисс Мэйнард, – пропыхтел доктор Фелл, – могу я предложить вам открыть дверь, чтобы мы могли к ней присоединиться?
Янси открыл дверь. Доктор Фелл, тяжело переваливаясь, решительно направился в библиотеку, за ним двинулись сначала Камилла, потом Алан, а потом и сам Янси с Рипом и Бобом Крэндаллом.
Мэдж в коричнево-бежевом платье снова сидела на софе, обитой желтым атласом. Янси и Рип промаршировали к этой софе и встали подле нее, словно гренадеры. Доктор Фелл занял место спиной к камину и обратился к Алану:
– Есть идеи, мой дорогой друг?
– Пока никаких. Во что бы вы в этот раз ни угодили, решение проблемы здесь, вероятно, будет очень странным.
– Сэр, – ответил доктор Фелл, пыхтя и теребя ленточку на очках, – это не просто решение проблемы. Это очень странная проблема, даже если ее рассматривать просто как проблему.
– Вы имеете в виду, – вскричала Камилла, – «то, что идет следом, не оставляя следов»?
– Не обязательно. Я ссылаюсь на аспект, который, как мне кажется, не приходил вам в голову. Архонты афинские! Могу я рассчитывать на вашу общую снисходительность, если попытаюсь собрать в кучку свои разбежавшиеся мозги и сконцентрироваться на минуту-другую?
И он оперся на свою палку-трость и стал, моргая, глядеть на ковер. Боб Крэндалл неуверенно пошевелился. Камилла прошла к роялю и села за него. Алан инстинктивно последовал за Камиллой, остро ощущая ее близость.
Молчание затянулось. На стойке рояля не было нот, но Камилла в них не нуждалась. Все еще молчали, когда она начала негромко играть. Звуки рассыпались и зазвенели в большой комнате. И вдруг доктор Фелл поднял голову.
– Мендельсон! – прорычал он.
Все подскочили. Руки Камиллы соскользнули с клавиатуры.
– Это не Мендельсон, доктор Фелл! Это была жалкая попытка сыграть Шопена; боюсь, я играю не очень хорошо. И я не знала, что вы музыкальны.
– Музыкален? – повторил доктор Фелл, очумело разглядывая ее. – О боже! О Бахус! У меня есть всего одно воспоминание, которое очень отдаленно можно описать как музыку. Давным-давно у меня была страсть с моими приятелями распевать у пианино «Дорогу в Мандалей» или другие подобные песенки, испытывая терпение самых снисходительных соседей. Нет, определенно, так не пойдет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Нельзя сказать, – перебила Камилла, – что везде и повсюду не наблюдалось ничего подозрительного. Принимая во внимание то, что случилось сегодня ночью в половине второго, когда Мэдж видела на берегу мужчину…Она быстро пересказала историю Мэдж, которую доктор Фелл выслушал, сосредоточенно скосив глаза. – И теперь, в довершение всего…
Сама Мэдж, словно летающая в каких-то своих печальных грезах, казалось, ничего не слышала. Она побежала к открытой двери другой комнаты, рукой нащупала выключатель. Хрустальная люстра засияла светом. Остальные пошли туда следом за Мэдж.
Комната была с такими же высокими потолками, как и библиотека, но со значительно более узким расстоянием между дверью и двойным французским окном, с двумя подъемными окнами на противоположной стене. И французское окно, и подъемные окна были занавешены темно-красными шторами с золотым рисунком.
На отполированных белых деревянных стенах висели портреты предков Мэйнардов. Но прежде всего на этих стенах в глаза бросалось оружие.
Огнестрельное оружие, развешанное рядами, представляло весь спектр – от ранних кремневых мушкетов, тяжелых ружей восемнадцатого и девятнадцатого веков до магазинной винтовки «винчестер» 1898 года, вместе с пистолетами соответствующего периода. Все оружие выглядело ухоженным, но потемневшим от времени. На правой стене растянулась вешалка с мечами. Рядом с французским окном, выглядя при этом совершенно неуместно, на мольберте стояла классная доска.
– Да, шторы закрыты, – заметил доктор Фелл, как будто кто-то что-то сказал об этом. – Могу я спросить, кто закрыл их?
– В этом нет ничего странного! – ответила Мэдж. – Это я закрыла их. Или, точнее, попросила Сильвию сделать это. У нас три горничных: Сильвия, Джудит и Уинни Мэй. От послеполуденного солнца выцветают ковер и обивки, только и всего. Но если вы спросите меня, кто ведет себя очень странно, то мне придется ответить, что это мой отец. Почему он хотел знать, какого ты роста, Янси? И какого роста ты, Рип?
Рип Хиллборо показал рукой на стену.
– Вот, – сказал он, – знаменитое кентуккийское ружье, названное кентуккийским потому, что его сделали немецкие оружейники в Пенсильвании. Ладно, Каменная Стена, ладно! Я знаю, что им пользовались в Кентукки и Теннесси и что оно сыграло чертовски важную роль в Новоорлеанской битве! А там, на стене над мечами, мы видим штыки, развешанные незавершенным кругом. Круг не завершен на вершине, потому что именно там висел томагавк. И кто-то свистнул этот томагавк. Кто украл его?
– И нечего на меня смотреть, – сказал Янси Бил. – Может, это ты взял.
– А может быть, и сам папаша Мэйнард? Он казался таким несчастным, Каменная Стена, перед тем, как уехать в Ричмонд. Эти дни в столице Конфедерации восстановили его настолько полно, как если бы он выпил эликсир жизни или если бы увидел, что Джефф Дэвис снова стал президентом… Но мы сегодня ничего хорошего ему не сделали. Я впарил тебе бейсбольный мячик, а ты отбил его ему прямо в лицо. Разве мы оба маленько не отличились?
– Ох, нужно же быть таким абсолютным дураком! – закричала Мэдж. – Что он может иметь против вас двоих? Даже если он и затаил что-то против кого-то, а это совсем не так…
– Я говорил это не вполне серьезно, Мэдж. Ты, знаешь ли, слишком буквально все понимаешь, маленькая чертовка!
– Даже если и так, – продолжала Мэдж, – вы можете себе представить, чтобы он воспользовался томагавком? Он мог бы разработать какой-нибудь очень тонкий и математический способ, он скорее бы умер, чем поступил так безмозгло. Забудем о папочке! И все же томагавк исчез, кто-то его взял. Все это в самом деле очень тревожно, разве не так? Как вы думаете, доктор Фелл?
– Да, это идея. – Рип дотронулся пальцем до своей большой челюсти. – Как там Боб назвал вас? Гаргантюа, точно? Выскажитесь, Гаргантюа, изложите нам все в подробностях! Мы знаем, что вы старый маэстро.
– Сэр, – ответил доктор Фелл, – я старый зануда. Простим очевидную глупость, которая слишком часто оказывается настоящей глупостью. Однако, поскольку вы оба спрашиваете моего мнения, я не могу сделать ничего лучшего, как снова поделиться целой серией случаев, уже пересказанных самому мистеру Мэйнарду, с добавлением еще двух, о которых я ничего не знал полчаса назад.
– Ночью в прошлую пятницу было украдено пугало; рано утром кого-то видели из того окна. Почти неделю не случается ничего, заслуживающего внимания. Потом все происходит одновременно. Прошлой ночью или, точнее, в половине второго ночи мисс Мэйнард из окна своей спальни видит неизвестного человека, двигающегося с запада на восток вдоль берега. Сегодня, в какое-то время перед ленчем, бесценный мажордом по имени Джордж думает, что видел кого-то, «притаившегося» в кабинете мистера Мэйнарда. Вы не знали об этом? Мне так сообщили, и я этому верю. Предположительно также сегодня, как будто для того, чтобы вытащить на свет эту старую историю об убитых людях, около которых не оказывалось чужих следов на грязи или на песке, исчезает томагавк. Сопоставьте все это! Если к тому же мы еще добавим эмоциональное напряжение, нарастающее, словно пар в бойлере с закрытым клапаном…
– Вы думаете, нам угрожает опасность? – требовательно спросил Рип.
– Боюсь, что так.
– Хорошо, Гаргантюа! Кому же угрожает эта опасность?
– А вот это, – заявил доктор Фелл, – и есть тот самый вопрос, который я никак не могу разрешить. Возможно, это один человек, а возможно – другой. Однако! Вы, мистер Хиллборо, обнаружили, что томагавк исчез. Когда вы это обнаружили?
– Сегодня утром после завтрака, когда я проходил здесь, решив выйти из дома на свежий воздух.
– Вы кому-нибудь упоминали об этом до того, как рассказали нам?
– Нет, я никому не говорил. Черт побери, Гаргантюа! Когда Мэдж упомянула о человеке на берегу, несшем мешок на плече? Я ничего и не слышал об этом, пока Камилла не напомнила вам минут пять назад! Я юрист. Я вполне способен взвесить и оценить доказательства. Но что есть доказательство? Что важно и что не важно? Здесь многое происходит, как вы сами сказали.
– И все же, когда все это начало происходить еще в прошлую пятницу, как я понимаю, вы были склонны оставить этот вопрос и отнеслись к рассказу мисс Брюс очень легко?
– Ошибаетесь, Гаргантюа! Сильно ошибаетесь! Если вы спросите Камиллу, она вам скажет, что именно я убедил папашу Мэйнарда позвонить в полицию. Он не хотел, но я его уговорил. Может быть, Камилла и выпила слишком много бурбона или снотворного, но, с другой стороны, может быть, и нет… Всегда веди себя осторожно и будь настороже – таков мой девиз! Я единственный отнесся к этому серьезно. Разве не так, Камилла?
– Да, это совершенно верно, – согласилась та. – Я рассказывала историю за ленчем дважды, доктор Фелл!
– Собственно, – громогласно заявил Рип, – уж кто к этому отнесся легко и хихикал, так это старина Джексон Каменная Стена, после того как сам заварил эту кашу с рассказами о призраках. Да и раньше он все время бормотал про себя, что в этом месте творится что-то странное. Разве не так?
– Не могли бы мы вернуться в библиотеку? – вмешалась Мэдж, которая выглядела довольно бледной. – Эта комната – что-то вроде музея, здесь негде сесть.
Янси Бил ожил:
– Да, милая, именно это ты и сделай. Пошли!
К изумлению Алана, Янси обнял Мэдж за плечи, мягко, но настойчиво он вытолкнул ее в дверь, а сам остался вместе с Другими. Закрыл дверь и встал, прислонившись к ней спиной.
– Она наша хозяйка, – проговорил он отчаянным шепотом. – Хозяйке нельзя сказать, чтобы она отвалила или пошла принести для нас кувшин с ледяным чаем, когда тебе надо кое в чем признаться гостящему у нее специалисту по преступлениям.
Янси и сам был в страшном напряжении. Его глаза блуждали по белой комнате с черным оружием и черными портретами, пока наконец не остановились на точке между Аланом и доктором Феллом.
– Если Хиллборо ищет здесь сукина сына, – сказал он серьезно и искренне, – то думаю, это я. Иногда мне кажется, что я гораздо больший сукин сын, чем старый ублюдок Шерман. Да, я это начал! Я все это начал!
– Рассказами о призраках, сэр?
– Раньше! Гораздо раньше!
– Ага?
– Все это началось, можно сказать, в воскресенье ночью, как раз перед вечеринкой. Это было второе мая – мистер Мэйнард прочитал дату в карманном ежедневнике. Он, Мэдж и я стояли впереди у ворот. Это была странная ночь, Мэдж все время нервничала по неизвестной мне причине. Я спросил мистера Мэйнарда, что это за вещь, которая идет следом, не оставляя следов. Он не стал отвечать, он никогда не отвечает. Хотя я потом посмотрел кое-где, это не пролило никакого света.
И словно этого было мало, как Хиллборо вам уже доложил, в пятницу вечером мне надо было раскрыть свой большой рот и рассказать им про «Сокровище Эббота Томаса». Да, это я затеял рассказы о призраках! И разумеется, я начал хихикать, хотя не очень громко, когда потом стали происходить разные случаи. Это из-за Мэдж; думаете, я хочу огорчить эту маленькую девчушку больше, чем надо? Она совсем не всадница-амазонка, она нежная, она не может это вынести. Я надеялся, что могу смехом отвлечь ее от страха, даже если это не очень-то получилось. Вы разве не видели ее лицо минуту назад, когда мы здесь распространялись о томагавках?
– Тогда ради справедливости в отношении мисс Мэйнард, – пропыхтел доктор Фелл, – могу я предложить вам открыть дверь, чтобы мы могли к ней присоединиться?
Янси открыл дверь. Доктор Фелл, тяжело переваливаясь, решительно направился в библиотеку, за ним двинулись сначала Камилла, потом Алан, а потом и сам Янси с Рипом и Бобом Крэндаллом.
Мэдж в коричнево-бежевом платье снова сидела на софе, обитой желтым атласом. Янси и Рип промаршировали к этой софе и встали подле нее, словно гренадеры. Доктор Фелл занял место спиной к камину и обратился к Алану:
– Есть идеи, мой дорогой друг?
– Пока никаких. Во что бы вы в этот раз ни угодили, решение проблемы здесь, вероятно, будет очень странным.
– Сэр, – ответил доктор Фелл, пыхтя и теребя ленточку на очках, – это не просто решение проблемы. Это очень странная проблема, даже если ее рассматривать просто как проблему.
– Вы имеете в виду, – вскричала Камилла, – «то, что идет следом, не оставляя следов»?
– Не обязательно. Я ссылаюсь на аспект, который, как мне кажется, не приходил вам в голову. Архонты афинские! Могу я рассчитывать на вашу общую снисходительность, если попытаюсь собрать в кучку свои разбежавшиеся мозги и сконцентрироваться на минуту-другую?
И он оперся на свою палку-трость и стал, моргая, глядеть на ковер. Боб Крэндалл неуверенно пошевелился. Камилла прошла к роялю и села за него. Алан инстинктивно последовал за Камиллой, остро ощущая ее близость.
Молчание затянулось. На стойке рояля не было нот, но Камилла в них не нуждалась. Все еще молчали, когда она начала негромко играть. Звуки рассыпались и зазвенели в большой комнате. И вдруг доктор Фелл поднял голову.
– Мендельсон! – прорычал он.
Все подскочили. Руки Камиллы соскользнули с клавиатуры.
– Это не Мендельсон, доктор Фелл! Это была жалкая попытка сыграть Шопена; боюсь, я играю не очень хорошо. И я не знала, что вы музыкальны.
– Музыкален? – повторил доктор Фелл, очумело разглядывая ее. – О боже! О Бахус! У меня есть всего одно воспоминание, которое очень отдаленно можно описать как музыку. Давным-давно у меня была страсть с моими приятелями распевать у пианино «Дорогу в Мандалей» или другие подобные песенки, испытывая терпение самых снисходительных соседей. Нет, определенно, так не пойдет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44