Катерина уволилась, но поскольку она никогда ни с кем не ссорилась, то у меня была надежда, что и с этим директором магазина она сохранила хорошие отношения. Так или иначе, может быть, нам повезет, и манекены ждут нас?
Я набрала Катин номер, она была дома, сегодня у нее оказался выходной в книжном ларьке. Моей просьбе Катька ни сколько не удивилась – манекен так манекен! Раз надо – нет проблем! Она назвала адрес.
– Спросите Виталика, скажете – от Кати. Там этих манекенов навалом!
Магазинчик мы нашли быстро, и Виталик оказался на месте. Вспомнив Катерину, он плотоядно заулыбался, видно жалел, что дал ей уволиться через три месяца, но принцип есть принцип. Он любезно сам проводил нас в кладовку, но когда включил свет, мы немного прибалдели. По всей комнате в углах и на полу лежали, сидели и стояли голые манекены, и кто-то расположил их в самых сексуальных позах.
– Ну и ну, – покачала головой Надежда, – прямо Камасутра.
Виталик немножко смутился:
– Это сторож у нас тут ночью развлекается, скучно одному-то, а так все-таки компания. Выбирайте, какого нужно.
Тетя Надя критически посмотрела на меня, обошла комнату и выволокла подходящий женский манекен, отпихнув от него двух манекенов мужского пола.
– Хватит вам уже, она нам для дела нужна! Ну что, Маринка, похожа на тебя?
В глазах Виталика зажегся подозрительный интерес, очевидно, на него возбуждающе подействовали голые манекены, но мы поскорее подхватили манекен и собрались уходить. Виталик настолько был любезен, что подсадил нас в их магазинный автобус вместе с манекеном.
На Литейном, чуть в стороне от злополучного двора, нас уже ждали Дима и его коллега Толик, тоже молодой и не лишенный авантюризма, раз согласился участвовать в таком сомнительном мероприятии.
Мы поднялись в квартиру, я показала операм место, где меня садировал неуловимый Максим Костров, и мы занялись подготовкой сцены. Моего «двойника» мы усадили в кресло недалеко от окна, чтобы Максим, войдя в комнату, увидел свою жертву против света, да еще повернутую под таким углом, чтобы от двери был виден только неопределенный женский профиль. Я попросила ребят на минутку выйти, надела тети-Надин плащ прямо на белье, а в мою одежду мы нарядили манекен. Потом мы отошли к двери и вместе с ребятами полюбовались на дело своих рук. Чтобы улучшить эффект, мы завесили большую часть окна найденной в соседней комнате старой занавеской, прикрыв дыру в стекле. В комнате стало полутемно, и стало видно, что в кресле у окна сидит замученная тяжелой неволей женщина, которую, если не очень приглядываться, можно было принять и за меня. Тем более что наступил вечер, и, хоть были белые ночи, во дворе-колодце наблюдались сумерки. Чтобы Максим не смог включить свет, предусмотрительная тетя Надя вывернула пробки.
Все было готово. Время подходило к одиннадцати. Ребята с Надеждой спрятались в стенном шкафу, а я кое-как устроилась у окна на полу, заслонившись от входа ломаной тумбочкой, – мой голос должен был доноситься со стороны манекена, поэтому я решилась занять такую опасную позицию, надеясь, что Дима с Толей смогут вовремя прийти мне на помощь. Сидеть на полу было страшно неудобно, хотя я и подложила под себя старую диванную по-душку.
Началось долгое мучительное ожидание. Мне было тяжелее всех – я сидела отдельно от других, да и вообще, днем я храбрилась, а сейчас, с одной стороны, меня начал терзать страх, а с другой стороны – опасения, что Максим вообще больше не явится в эту квартиру, и тогда мне придется оправдываться перед Димой и трястись за себя и семью всю оставшуюся жизнь.
Время шло, отмеряемое нудным тиканьем стенных часов. Из шкафа изредка доносился шорох: Надежда с парнями устраивались поудобнее. Как я им завидовала – они были вместе, им было не страшно…
Время шло и шло, и ничего не происходило. Это глупое ожидание так измучило меня, что я уже готова была вскочить и закричать во весь голос: «Все! Уходим!» – и вдруг именно в эту секунду в дверях квартиры повернулся ключ.
Я застыла и напряглась как пружина, вся превратившись в зрение и слух.
Скрипнула открывшаяся дверь, в коридоре раздались шаги Максима, я все еще узнавала их безошибочно. Вот он вошел в комнату, щелкнул выключателем, тихонько чертыхнулся, когда понял, что нет света. Я поняла, что он сейчас видит женский силуэт на фоне окна. Пора было подавать реплику.
– Максим, наконец-то ты пришел. Развяжи меня! У меня затекли руки и ноги.
– Сейчас, сейчас. Я освобожу тебя и себя. Сейчас мы оба будем свободны.
Я тихонько выглянула из своего убежища. Максим подошел к креслу. В руке его блеснул нож.
– Максим, не убивай меня! – закричала я.
Этот возглас был условным сигналом, по которому оперы должны были прийти мне на помощь. Со стороны стенного шкафа послышалась возня, потом глухие удары, но никто не появился.
До Максима наконец дошло, что мой голос доносится откуда-то со стороны. Он дотронулся до лица женщины в кресле… и отдернул руку с криком:
– Кукла! Ловушка! Ты подстроила мне западню, но не думай, что это спасет тебя!
Он оттолкнул кресло с манекеном и бросился в ту сторону, откуда услыхал мой голос. Я вылезла из-под тумбочки и на четвереньках отползла в сторону как можно быстрее. Максим заметил какое-то движение и свернул в мою сторону, тогда я вскочила на ноги и, не скрываясь, заметалась по комнате. Максим настигал меня, тяжело и хрипло дыша, в руке его сверкал нож. И тут под его ногами подломилась та самая гнилая доска, которая едва не стала причиной моей гибели. Максим потерял равновесие, покачнулся, нелепо размахивая в воздухе руками, стараясь ухватиться за что-нибудь, я в это время застыла в углу как изваяние, и никакая сила не могла заставить меня протянуть ему руку. Через долю секунды Максим с размаху выпал в окно. Звон окончательно разбитого стекла слился с его криком, страшным и полным изумления. И в этот момент очень кстати распахнулась дверца стенного шкафа и оттуда выскочили красные и растрепанные Толя с Димой. Они бросились к окну, а за ними не спеша вылезла Надежда.
– Маринка, ты жива? Представляешь, эти орлы в самый нужный момент не смогли дверь открыть, заклинило ее, видишь ли…
Мне было не до двери, я уже стояла у окна. Во дворе было довольно светло и на дне колодца было хорошо видно безвольно провисшую на металлической конструкции фигуру.
– Ох, мать честная! – Дима схватился за голову. – Ну будет нам от Громовой, не сумели предотвратить инцидент. Слава Богу, хоть ты жива, а то я бы себе никогда не простил, да и Громова тоже. Но подозреваемый погиб. Эх, и зачем я только согласился на эту авантюру!
Дима бросил на меня тоскливый взгляд, мне стало его очень жалко: Громова – женщина крутая, влетит теперь ребятам по первое число.
– Ну, Дима, – попробовала я его утешить, – все не так плохо. Я все-таки жива. А насчет того, что там внизу лежит бывший депутат Государственной думы Максим Костров, – это еще надо проверить. Я один раз уже видела, как он выпал из окна – и что из этого?
Дима переговорил по телефону, обрисовал ситуацию, получил предварительный нагоняй и приказ ждать опергруппу и никого не пускать на место происшествия.
Группа приехала минут через пятнадцать, нас предварительно допросили, несколько раз сфотографировали комнату и окно, отпилили для экспертизы кусок гнилой доски и повели меня вниз для опознания трупа.
Выглядел он ужасно, меня сразу замутило. Увидев его лицо, до неузнаваемости разбитое железной перекладиной лесов, я почувствовала, как во мне просыпается прежний страх. Неужели это опять не он? Когда же наконец закончится этот кошмар?
Я повернулась к стоявшему рядом судмедэксперту и сказала:
– Можно оторвать или закатать его правый рукав? Я должна взглянуть на его руку выше локтя!
Эксперт кивнул и подал знак молоденькому милиционеру. Тот, с явной неохотой прикасаясь к трупу, расстегнул и разрезал доверху рукав рубашки. На мертвенно-бледной коже внутри ближе к подмышке отчетливо выделялся знакомый с шрам восемью рубчиками.
– Да, это Максим Костров, я в этом совершенно уверена, – сказала я и заплакала.
Кошмар закончился, но поняла я это только через три дня.
Эти три дня я спала, часами нежилась в ванне и смотрела телевизор, все подряд. Через три дня я очухалась. Алику надо было на следующий день переводить на конференции, а потом прием в шведском консульстве и банкет. Но сегодня вечером он был свободен, это совпадало и с моими планами. Я приготовила на ужин цыпленка и салат, на десерт купила мороженое, мое любимое, фисташковое, купила бутылку сухого вина. Не знаю, как там у Алика с Леной или еще с кем-нибудь, но сегодня он будет со мной и эту ночь запомнит надолго. Я тщательно накрасилась, надела свое самое любимое платье, тут как раз пришел Алик. Он посмотрел на меня удивленно, но ни о чем не спросил. Мы поели довольно быстро, а потом…
Ух как я старалась, чтобы он не забыл эту ночь! Не знаю, откуда я этому научилась, наверное, у женщины любовь сродни инстинкту, как у кошки – ловить мышей, но все у меня получалось очень здорово. Наконец он заснул, обессиленный и счастливый, бормоча во сне какие-то нежности. Я тихонько прикорнула рядом.
Утром он поспешил на работу, а я встала и принялась за уборку и занималась этим полдня. К обеду квартира блестела. Я оделась, подкрасилась, собрала свои вещи. Напоследок еще раз прошлась по квартире, что-то еще забыла? Ах да! Я достала из нижнего ящика кухонного стола тот самый нож, с которого все началось, завернула его в пакет с общим мусором и вынесла на помойку. В этих старых домах в центре нет мусоропровода, поэтому мне пришлось спускаться. Когда я вернулась, в прихожей стоял Алик и недоуменно разглядывал мой чемодан.
– Маринка, что это? Куда ты собралась?
– Я хотела оставить тебе письмо, но так даже лучше. Я ухожу, Алик.
– Куда? – спросил он тупо.
– Домой.
В его глазах я не заметила облегчения, и это меня очень порадовало.
– Домой? Но разве тебе здесь плохо?
– Мне здесь хорошо. Но у меня есть свой дом и семья, я по ним соскучилась.
– Ну, навестила бы их.
– Ты не понял, милый, – мягко сказала я. – Я хочу жить дома самостоятельно. Мне надо очень много сделать, я и так потеряла кучу времени.
– А как же я?
– У тебя теперь будет другая жизнь. Ты ведь тоже изменился. Тебе надо много работать, бывать с людьми, ты будешь ездить заграницу. Алик, я не собираюсь висеть камнем у тебя на шее. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым, зная, что я сижу тут нечесаная в халате и смотрю в одну точку. Ты должен общаться с женщинами, а так ты не сможешь сюда никого пригласить.
– Но я вовсе не хочу водить сюда никаких женщин! – возмутился он. – И это ты мне предлагаешь после того, что у нас было вчера!
Я засмеялась:
– Милый, кошмары кончились, и твой, и мой, начинается новая жизнь. Я уйду из библиотеки, пойду на какие-нибудь курсы, найду интересную работу, хочу поездить, в Париж хочу!
– Я заработаю денег и отвезу тебя в Париж!
– Я сама хочу! А знаешь, что я сделаю завтра прямо с утра? Вымою все окна у нас дома. Июнь на дворе, сестре вечно некогда, а маме одной тяжело.
– Значит, мы больше не увидимся? – упавшим голосом спросил он.
Я обняла его.
– Конечно увидимся, дурачок! Ведь нам так хорошо вместе. И сюда я буду приходить, но только если ты сам позовешь. А теперь поцелуй меня на прощание.
Через пять минут я отдышалась и спросила:
– А ты зачем пришел?
– Заскочил переодеться. Вечером прием в шведском консульстве и банкет, надо переводить.
– Ну, давай выйдем вместе, донесешь мне чемодан до метро.
Я вышла из лифта на своем этаже и остановилась перед дверью квартиры.
– Ну, мои дорогие, нравится вам это или нет, но я вернулась, – сказала я вслух и нажала кнопку звонка.
Дверь открыла сестра. Она была ненакрашена, в длинном шелковом халате цвета морской волны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33