Он бросил взгляд на Ив: что-то она слишком засмотрелась. Кролл выхватил у нее листок.
– Сэр, мне кажется, я знаю этого красавца, – заявил Гласс.
– Профессиональный охранник? – спросил Кролл.
– Боюсь, что еще хуже. Я проверю по своим каналам.
Кролл отпустил Джека и вернулся к прерванному завтраку. Яйца остыли. Он с отвращением оттолкнул тарелку.
Когда Ив возвращалась к себе после завтрака, Гласс стоял у дверей ее спальни, небрежно привалившись к стене, и упирался рукой в косяк, преграждая вход.
Ив остановилась.
– Освободил бы дорогу.
Он ухмыльнулся, смерив ее взглядом. Ив попыталась пройти мимо. Он схватил ее за руку и заставил обернуться.
– Убери лапы! – предупредила Ив.
Гласс стиснул ее грудь под блузкой.
– Милашка!
Она вырвалась и с размаху влепила ему пощечину. Ладонь заныла от удара по каменной челюсти.
– Я за тобой наблюдаю, – улыбнулся Гласс. – Я знаю, чего тебе хочется.
– Неужели?
– Как была шлюхой, так и осталась. Хочешь для разнообразия потрахаться с настоящим мужиком?
– Где не его найдешь, настоящего-то…
– Один прямо перед тобой стоит.
– Закатай губу обратно.
Улыбка Гласса расползлась до ушей.
– Я еще доберусь до тебя, сучка. Недолго осталось.
ГЛАВА 27
Позднее в тот же день
Италия, Равенна
Опираясь на палочку, профессор Арно провел Бена и Ли в просторный, залитый солнцем кабинет, где стоял тяжелый сладкий запах ванили – в антикварном серебряном подсвечнике горели три большие церковные свечи. Сняв старый твидовый пиджак на два размера больше, чем требовалось, Арно повесил его на вешалку для шляп и пригласил гостей к заваленному бумагами письменному столу. За арочными окнами виднелся прелестный садик виллы.
Профессор предложил гостям граппы. Жилистый старик двигался медленно, иссохшие руки слегка дрожали.
Хозяин расположился в кожаном кресле, спиной к окну, гости уселись напротив. Бен выпил обжигающую жидкость и поставил пустой стакан на стол. Ли отхлебнула глоточек и нервно крутила стакан в руках, обдумывая, что сказать Арно.
Откинувшись в кресле, профессор наблюдал за Ли. В его глазах поблескивали искорки.
– Я слышал, как вы пели в «Лючия ди Ламмермур» в крепости Рокка-Бранкалеоне. – По-английски профессор говорил с сильным акцентом, но бегло. – Вы были великолепны, это лучшая Лючия со времен Марии Каллас.
Ли скромно улыбнулась.
– Благодарю вас, профессор. Вряд ли я заслуживаю столь высокую похвалу. – Она помолчала. – К сожалению, мы пришли не для того, чтобы говорить о музыке.
– Так я и думал, – ответил старик.
– Если не ошибаюсь, к вам прошлой зимой приезжал мой брат Оливер. Вы не могли бы рассказать об этом?
– Очаровательный был юноша, – грустно произнес Арно. – Мы прекрасно поладили. Он не собирался задерживаться надолго, но в конце концов провел здесь почти два дня. Я был поражен его любовью к музыке и талантом пианиста. Он играл для меня вариации Гольдберга и некоторые сонаты Клементи. На мой взгляд, в его исполнении Клементи звучал ничуть не хуже, чем у Марии Типо.
– Оливер ведь приехал к вам, чтобы поговорить о своей книге? – сказала Ли.
– Да. Он попросил меня растолковать кое-какие неясности.
– В тексте письма Моцарта?
Профессор кивнул.
– Да, в том самом, которое я когда-то купил у вашего отца. Он тогда сделал с письма ксерокопию, и Оливер ее тщательно изучил, хотя многого не понял.
– Вы не знаете, куда поехал Оливер потом?
Арно вздохнул.
– В Вену.
– Где и погиб. Я думаю, это было убийство, – заявила Ли.
Профессор ничуть не удивился.
– Боюсь, что вы правы, – кивнул он.
– Почему вы так полагаете?
– Я получил от Оливера сообщение по электронной почте. Он написал, что ему срочно нужно поговорить со мной, он сделал какое-то открытие – опасное открытие.
– Когда вы получили это сообщение?
– По-моему, в ту самую ночь, когда он погиб. Меня очень расстроила весть о его смерти.
Старик печально покачал головой.
– Он не сказал, какая именно опасность ему грозила? – спросил Бен.
– Нет, не сказал. Похоже, писал он в спешке.
Бен бросил взгляд на стоявший на письменном столе компьютер.
– У вас сохранилось то сообщение?
– Я удалил его немедленно, как только прочитал.
– Вы понимаете, что эта информация очень пригодилась бы в расследовании смерти Оливера?
– Да, – тихо ответил Арно.
Бен вспыхнул.
– И тем не менее вы никому ни единым словом не обмолвились, что обстоятельства смерти подозрительны и несчастный случай может быть ни при чем?
Арно со вздохом взъерошил редкие седые волосы.
– У меня были подозрения, но никаких доказательств я предъявить не мог. Тем более говорили, что есть свидетельница несчастного случая. Кто бы поверил сумасшедшему старику с репутацией приверженца теорий заговора? – Он помедлил. – Кроме того, я испугался.
– Чего? – спросила Ли.
– Испугался, что мне тоже грозит опасность, – ответил Арно. – Вскоре после гибели Оливера у меня побывали незваные гости.
– Здесь?
– Да. Я лежал в больнице. У меня проблемы – с кровью. Вернувшись домой, я обнаружил, что здесь все перевернули вверх дном.
– Наверное, что-то искали? – предположил Бен.
– Письмо, скорее всего.
– Нашли?
– Нет, – ответил Арно. – Получив то сообщение от Оливера, я спрятал письмо в надежное место. Там его никто никогда не найдет.
– А нам скажете, где оно? – поинтересовался Бен.
Арно улыбнулся и тихо ответил;
– Письмо там, где ему и следует быть. Оно вернулось домой.
«Интересно, куда именно?» – подумал Бен.
– Долгое время я не чувствовал себя в безопасности, – продолжал Арно. – Много месяцев мне казалось, что за мной следят.
– Я думаю, что смерть Оливера как-то связана с этим письмом, – сказала Ли.
– Вполне вероятно, – хмуро согласился профессор.
– Вы не могли бы объяснить поподробнее?
Арно помолчал, собираясь с мыслями.
– Пожалуй, лучше начать сначала. Как вы знаете, Оливер писал книгу о том, что я изучаю много лет.
– О смерти Моцарта, – вставила Ли.
– Не только о самой смерти, но и о событиях, которые происходили в то время и, на мой взгляд, к ней привели. Давайте для начала вернемся в восемнадцатый век…
– При всем к вам уважении, профессор, – взмолился Бен, – мы сюда пришли не для того, чтобы прослушать лекцию о человеке, который умер больше двухсот лет назад. Мы хотим узнать, что случилось с Оливером.
– Если вы меня выслушаете, – сказал профессор, – то это поможет вам разобраться.
– Оливер говорил, что собрал много материалов связи Моцарта с масонами, – заметила Ли.
Арно кивнул.
– Не секрет, что Моцарт и сам был масоном. Он стал членом ложи в тысяча семьсот восемьдесят четвертом году и за семь лет, к моменту смерти, достиг третьей степени посвящения – степени мастера. Композитор был настолько предан масонской идее, что убедил своего отца Леопольда тоже стать членом ложи. Моцарт писал музыку для масонских собраний, многие его друзья были посвященными.
Бен нетерпеливо заерзал.
– Какое это имеет отношение…
Ли положила ладонь на его руку.
– Продолжайте, профессор, – попросила она.
– Сегодня мы не воспринимаем масонство всерьез, – сказал Арно, – В лучшем случае считаем его чем-то вроде клуба по интересам. Но в восемнадцатом веке оно было в Европе значительной культурной и политической силой. В восьмидесятые годы восемнадцатого века в масонство приходила интеллектуальная элита Австрии, которая объединялась во имя идей свободы, равенства я братства. В те времена членами масонских лож в Вене были многие влиятельные люди: дворяне, видные политики, дипломаты, высокопоставленные военные, банкиры и купцы, а также писатели, художники и музыканты.
– Я и представить себе не могла, что они имели такое влияние, – призналась Ли.
Арно кивнул.
– Это привело их к гибели. Другие, более мощные силы пристально следили за масонами. Кстати, большая часть того, что мы теперь знаем о венских масонах тех времен, стала известна из материалов, собранных австрийской тайной полицией. По приказу Папы Римского масонство официально осуждалось и существовало в Австрии лишь благодаря терпимости императора Иосифа II. В тысяча семьсот восемьдесят пятом году терпение Иосифа лопнуло, он решил, что масоны стали слишком влиятельной и могучей силой. Император приказал сократить количество масонских лож и потребовал от тайной полиции составить списки активных масонов. Эти списки сохранились в дворцовом архиве.
– С чего он вдруг на них озлобился? – спросила Ли.
– Все дело в атмосфере тех времен, – терпеливо объяснил Арно. – Моцарт жил в бурную эпоху революций. Американцы только что получили независимость от колониального режима Британии и основали собственное государство. В воздухе витал дух свободомыслия. В тысяча семьсот восемьдесят девятом году, за два года до смерти Моцарта, Франция стояла на пороге ужасного кровопролития.
– И масоны были в этом замешаны?
– Масонство все больше превращалось в антимонархическое движение и благодаря его идеалам свободы, равенства и братства стало прекрасным символом зарождающейся эпохи. Некоторые революционные общества, например якобинцы Робеспьера, создали организацию, основанную на принципах масонских лож, а также использовали масонские символы в своей политической идеологии. Когда Джордж Вашингтон закладывал фундамент Капитолия, он с гордостью надел масонский фартук, сшитый для него Адриенной Лафайет, женой французского революционера. Томас Джефферсон, тоже масон, при написании Декларации независимости опирался на такие масонские идеалы, как свобода и равенство. Масонство было очень мощной силой, способно влиять на политические события во всем мире.
– А значит, их следовало остановить, – подвел итог Бен.
– Вот именно, – горько улыбнулся Арно. – В конце восьмидесятых годов восемнадцатого века австрийские масоны грозили ввергнуть страну в ту же пучину революции, которая уже поглотила Францию и Америку. Смутные были времена. Многие аристократы, первоначально симпатизировавшие масонам, забеспокоились. Когда революционный сброд начал хозяйничать во Франции и дворянам стали рубить головы, Австрия решила, что пора прижать масонов по-настоящему. К тысяча семьсот девяносто первому году австрийское масонство практически перестало существовать. Для Моцарта и его братьев по духу это было время серьезных испытаний. – Профессор помолчал. – К власти пришел новый император, Леопольд II. Масоны не знали, как он поведет себя по отношению к ним, но оптимизма не испытывали. Тогда Моцарт и его близкий друг, театральный постановщик и собрат по ложе Эммануил Шиканедер, выступили с предложением.
– С каким? – поинтересовался Бен.
– Они решили, что если им удастся восстановить репутацию масонства, то это спасет их от преследования. В наши дни это назвали бы беспрецедентной рекламной акцией. Большая опера, написанная в популярном стиле, должна была привлечь внимание огромной аудитории и понравиться всем. Опера для народа, проповедующая масонские идеалы совершенствования человека через мудрость, любовь и добродетель. Опера, полная мистических символов, представляющая масонов и их философию в выгодном свете, а также возвещающая переход к новому общественному порядку.
– «Волшебная флейта»! – воскликнула Ли.
Арно кивнул.
– Премьера оперы состоялась в Вене в конце сентября тысяча семьсот девяносто первого года. Публика и критики приняли ее с восторгом, каждый вечер в театрах был аншлаг.
– «Волшебная флейта» – самая кассовая из всех написанных Моцартом опер, – вставила Ли.
– Верно, – согласился Арно. – И она должна была стать для композитора началом нового этапа в творчестве. Его собратья-масоны приветствовали оперу, увидев в ней надежду на улучшение ситуации. Однако «Волшебная флейта» стала последней оперой, которую написал Моцарт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44