Только после этого вопроса, заданного с глупой рожей, Ковбой перестал восприниматься Санькой как обманщик. Музыкальный центр и вправду стоял в его комнате и молча слушал диалог. Вещи не лгут. Вещи -- не люди.
-- Так ты не читал записки? -- проверяя догадку, спросил Санька.
-- Нет.
-- А чего ж тогда убегал?
-- Мне так сказали.
-- Кто?
-- Пацан один. Я его не знаю. Он пострижен так... ну, по-модному, под "быка". Мамаша говорила, что раньше такую причу "боксом" звали. Года в пятидесятые. Она тогда еще пацанкой была...
-- Как он был одет? -- спросил Санька и почему-то подумал, что сейчас услышит про серую майку.
-- По-разному...
-- Что значит, по-разному?
-- Ну, утром один прикид, вечером -- другой. Я -- не баба, чтоб тряпки запоминать...
-- Майку он надевал? -- уже начинал нервничать Санька.
-- Не помню. Может, и надевал. Мне-то что?
-- Что ж ты, всех, кому записки вручал, знал в лицо?
Ковбой хмыкнул, потрогал пальцами пятку и радостно объявил:
-- Подсохла, зараза!
-- Так что, знал?
-- Никого я не знал. И тебя, между прочим, тоже!
-- А как же?..
-- Он меня приводил к тому, кому это... ну, вручить надо. Показывал, давал бумажку и говорил, кого спросить. Вас так много было, что я щас почти никого не помню. Даже по названиям. Вот вас только помню: "Мышьяк". Смешной лейбл!
-- Чего ж смешного?
-- Ну, прикольное. С мышами.
-- Ты в каком классе-то учишься?
-- А-а, бросил...
Лицо Ковбоя стало кислым. Видимо, он относился к числу людей, которые считают учебу в школе садистским приложением к детству.
-- Давно?
-- Чего давно?
-- Бросил-то давно?
-- В восьмом классе.
-- И что теперь?
-- А ничего! Тусуюсь помаленьку. Там деньжат срублю, там... А чо напрягаться? Кому щас инженеры нужны? Вон, все наши инженеры на набережной стоят, шашлыками торгуют.
-- Значит, химию ты плохо учил, -- самому себе сказал Санька.
-- Чего?
-- Это я так, про мышьяк...
-- А-а, ну да -- мышьяк. А еще я запомнил "Молчать" и Жозефина.
Эта Жозефина такая белобрысая. Я ей эту ксиву в руки сунул, а она
расплылась в улыбке, как блин на сковородке, и заворковала:
"Болшой спасибо! Болшой спасибо! Какой хароши город Приморск!"
Дура набитая. Барби ходячая. Нерусская какая-то крыса!
-- А Джиоеву ты бумажку давал? -- вспомнил Санька еще одну строку из списка.
-- Кому-кому?
-- Ну, певцу такому невысокому... Он черноволосый. Кавказец.
Но без усов. Кажется, осетин...
-- Нет, не помню. Их столько перед глазами промелькало! Ошизеть можно!
-- Ладно, -- закончил эту часть допроса Санька. -- А где парень,
твой хозяин, сидел или там стоял, когда ты нам вручал записку?
Ему не верилось, что он так и уйдет почти без новостей от еле
пойманного Ковбоя. То, что он узнал, немного успокоило его, но,
успокоив, и породило новые вопросы. Санька смотрел через открытую дверь на упрямо держащего столбом левую ногу Ковбоя и только теперь замечал, что его грудь и ноги по колено, в отличие от лица и шеи, были вовсе не загорелыми, и это наблюдение, неожиданно изменившее мир вокруг Саньки, мир маленького провинциального домика, вдруг создало предчувствие, что нужно только чуть-чуть напрячься, стать еще внимательнее, чтобы разглядеть главное.
-- Так что, помнишь? -- склонился он, все так же сидя на жестком стульчике, в сторону Ковбоя.
-- Не знаю. Разве вас всех упомнишь!.. Вроде как бы сидел...
-- Где?
-- Там кафе, кажись, есть. Под зонтами.
В груди у Саньки потеплело. Но хотелось еще большего. Хотелось, чтобы ожгло огнем.
-- Когда ты снова с ним встречаешься? -- строго спросил он Ковбоя.
Тот сразу окаменел. Только глаза оставались подвижными. Похоже, глазам хотелось найти новый путь к побегу. Порыскав по комнате, они снова наткнулись на раненую ногу и медленно потухли.
-- Я не в курсе... Он того... пока не звал меня...
-- А как он зовет?
-- Ты что, хочешь, чтоб он меня наизнанку вывернул?
-- Не вывернет. Я не дам.
-- А ты чо?.. Такой крутой, что ли?
-- Незаметно? Еще побегаем?
Спина Ковбоя поерзала на простыне. Он медленно, будто ствол орудия, опустил ногу на стул, с которого еще недавно сбивал Саньку, и натужно промямлил:
-- Он это... мамашиному ухажеру звонит и это... встречу назначает...
-- Так он не местный?
-- Я не знаю. Он меня на пляже нашел. Наверно, не местный. Он загорелый был, но не очень. И загар у него того...
-- Чего того?
-- Ну, не наш... Он не коричневый, а как бы красный... Ну, как бы с красным налетом...
-- Значит, так, -- решил Санька, -- как вызовет тебя снова на связь, сообщишь мне.
-- Да я это...
-- Без понта. Придешь в гостиницу "Прибой"... Знаешь, где находится?
-- Ну, это да... того, знаю...
-- Найдешь в сорок втором номере мужика. Он все время в тельняшке ходит. И передашь ему сообщение. Для меня. Врубился?
-- Ну, это... как бы...
-- Обманешь -- вторую ногу проколю. Вопросы есть?
Тонкие губы Ковбоя еще что-то бормотали, но в этих звуках было не
больше смысла, чем в жужжании комаров возле левого уха.
Встав, Санька потянулся больной поясницей, все еще помнящей
кувырок, и на прощание предложил:
-- И вот еще, тезка! Девчонок больше не трогай. Некрасиво. Девчонки -это святое...
Глава одиннадцатая
КОЛХОЗНОЕ ТЕХНО
-- Я всю жизнь мечтал нюхать навоз!
Кажется, эту фразу произнес Эразм. Или Игорек. А может, Санька ее просто подумал. Хотя, скорее всего, мысли такой даже не было.
-- Я всю жизнь мечтал нюхать навоз!
Кажется, вроде бы Виталий пробормотал. Но он никогда не повышал голоса. Наверное, опять хозяина у слов не было. Просто возникло такое настроение и сразу пронизало всех.
-- А курей мы пасти не будем?
Это уже Эразм. Ошибки быть не могло.
Приложив ладонь козырьком ко лбу, долговязый гитарист смотрел на кур, с одуревшими глазами выбегающих из-за металлической сетки во двор, и ждал, добегут ли они до ударной установки. Добежали. И как положено глупым курам, клюнули в стойку под тарелками. Сначала рябая, потом беленькая. У беленькой получилось лучше. Тарелки звякнули друг по дружке, и куры бросились врассыпную по двору.
-- А ничего получше ты не мог снять? -- язвительно спросил Эразм. -Свинофермы у них не было?
-- Не было, -- зло ответил Санька.
Красивый план с лжеотъездом завершился снятием на неделю частного домика на окраине Перевального.
После завтрака всухомятку Андрей сказал: "Пора и размяться", и они выволокли под навес прямо во дворе инструменты. И как только установили и подключили к электросети, хозяйка дома -- толстая краснощекая тетка с крупными стальными зубами стала вычищать скотный сарай. По двору поплыли колхозные ароматы, а идиллическую тишину тут же нарушили обретшие свободу куры.
-- Может, дом получше поискать? -- вяло вставил Виталий. -- Боюсь, мы от шума животных не сможем спать.
-- Я заплатил вперед, -- раздраженно ответил Санька.
Он и без того не был уверен, что их путь на грузовике с вокзала Перевального до окраинной улицы не засекли какие-нибудь вражеские глаза. Еще один переезд мог стать новостью поселкового масштаба. И кто знает, сколько кочует новость от Перевального до Приморска? Не быстрее ли поезда?
-- Дурдом! -- подвел итог Эразм.
В своей узорчатой вязаной шапочке и черных очках с круглыми стеклами он больше любого другого из группы напоминал иностранца. Или слепого. Во всяком случае, хозяйка дома, пронося мимо них полные ведра с вонючей серой жижей, посмотрела на Эразма с жалостью.
-- Акустика в этом колхозе -- закачаешься! Зал Большого театра! Не
больше, не меньше! -- оценил он звучание после пары аккордов.
-- А ты на полтона ниже сделай, -- предложил Виталий, ладненько
устроившийся за синтезатором.
Стена дома стала спинкой его сидения. Несмотря на тень, она была теплой, словно это и не стена вовсе, а огромная грелка.
-- Ну смотри на полтона, знаток! -- провел по струнам Эразм, но третий аккорд никто почему-то не услышал.
Бормотали что-то на своем птичьем языке куры, гавкала вдали собака, бодро шурудила лопатой внутри сарая хозяйка. У всех звуки были. У гитары -нет.
-- Шнур, что ли, отсоединился? -- пробежал взглядом по проводу Эразм.
-- У меня тоже... того, -- провел пальцами по клавишам Виталий.
Получилось шуршание. Как будто ветер пошевелил оторванным куском толи, свисающим с навеса. Но ветра не было. И кусок не шевелился. Он висел черным языком за спиной Эразма.
Ударом в большой барабан Андрей встряхнул всех сразу. Барабан, в отличие от своих музыкальных собратьев, умирать не собирался.
-- Наверно, с электричеством чего-то, -- предположил Санька.
-- Мамуленька! -- окликнул Эразм выбравшуюся из сарая с новой сочной порцией грязи хозяйку. -- Можно вас на секундочку для интервью по первой программе телевидения?
Поставив ведра, тетка отерла ладони о цветастый передник, прошаркала, не поднимая ног, будто лыжница, под тент, и Санька впервые заметил, что ее босые ступни толкают под собой галоши, как минимум, сорок восьмого размера. Откуда в жаркие курортные края забрели эти резиновые корыта, он даже не мог представить.
-- Мамуль, у тебя счетчик где? -- спросил ее Эразм. -- Пробку выбило.
-- Ничего и не выбило, -- с достоинством ответила хозяйка. -- Плановое отключение, значит, света.
-- Так планы ж еще при комуняках отменили! -- не согласился Эразм.
-- Это при ком чего там отменили, я не знаю, а только дадут через два часа. Не раньше.
-- А что ж вы сразу не сказали? -- покраснев, спросил Санька.
-- А вы и не спрашивали. А если насчет удобств, то у меня все не хуже, чем у других. Вы в Перевальном лучше ничего не найдете.
Голос у тетки был мягким, просительным. Ей очень не хотелось, чтобы такие выгодные постояльцы неожиданно съехали, и она неожиданно произнесла:
-- А в обед я вас пельменями угощу... Вот. У меня свежина с той недели есть. Сама растила.
-- Это можно! -- сдвинув очки на кончик носа, уже с интересом посмотрел на хозяйку Эразм. -- А водочка в вашем тауне есть?
-- Водочка есть! -- воспрянула духом тетка. -- В кинотеатре. Там магазин. А тауна... Нет, тауна нету...
-- Это заметно, -- обрадовался Эразм.
-- Точно свет через два часа дадут? -- недовольно спросил Андрей.
-- Так по плану ж! Завсегда давали! Если...
-- Андрюха, дай ноты вашего "Воробышка", -- оборвал хозяйку Эразм. -Надо ж знать мировые хиты!
-- На, -- протянул два листка вместо Андрея Виталий. -- Шедевр -- не шедевр, а идет на ура...
-- Этого мало, -- вздохнул Андрей. -- В финале, если выйдем, нужно две вещи прогнать...
-- Сделаем что-нибудь из старого, -- изобразив вошедшего в раж гитариста, подергал безмолвные струны Игорек. -- Роковое что-нибудь!
-- Лучше попсу, -- покачал головой Андрей. -- Председатель жюри -Покаровская, лирическая певица, звезда восьмидесятых. Она рок не переварит...
-- Ты ж сам говорил, что в жюри есть рок-мэны. И металлисты есть, -прогудел Эразм. -- Как раз в масть попадем!
Ничего не понимающая тетка пожевала обветренными губами и лениво всплеснула руками.
-- Вот куры-дуры! Опять в огород полезли!
Ее галоши-лодки заскользили по земле. Казалось, что они сами плыли к злодейским курам, а хозяйка вынуждена была уже за ними передвигать ногами.
Эразм, мгновенно забыв о споре, углубился в ноты. Его губы шевелились, будто он знал буквы, которыми зашифрованы нотные знаки, и первым на земле проговаривал их.
-- Ре-бимоль, до, ля-бимоль, фа, -- шептал Эразм загадочные слова, но шептал так громко, что галоши хозяйки замерли на дорожке. -- Мужики, я это где-то слышал. Типа одной древней песенки. Помните, там что-то типа "Мы едем, едем, едем в далекие края, хорошие соседи, веселые друзья"...
-- Уже проехали, -- напомнил ему Виталий. -- Там фа-мажор, а у нас -фа-минор. Врубился?
-- Плагиат в чистом виде! -- не согласился Эразм.
-- Ты учи ноты и помалкивай, а то еще заставим оранжировку делать.
Галоши опять заширкали по дорожке. Хозяйка уносила в огород такое ошарашенное выражение лица, будто только сейчас узнала, что поселила в дом не музыкантов, а инопланетян.
Подойдя к барабанщику, Санька загадочно попросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66