-- Уберите посторонних! -- новым словом обозвал его режиссер, гневно сверкнул раскосыми глазами и все-таки заставил ассистентов шмякнуть об Венеру сеткой.
Со сноровистостью воробышка она увернулась, и оранжево-желтая масса выплеснулась ей не на голову, а на спину. С криком "Ур-роды!" Венера рванула замок-"молнию" спереди на костюме, сбросила с себя намокшую "птичью" шкуру, и режиссер от радости захлопал в ладоши. Лысина на его сморщенной голове осветилась каким-то ярким светом, будто под кожей зажгли лампочку. На Венере ничего не осталось, кроме полупрозрачных бежевых трусиков, и оператор не выключал камеру, пока она не убежала из павильона в одну из комнат студии.
-- Все! Снято! -- с лицом, бархатистым от блаженства, объявил режиссер и отер пот с лысины. Свечение сразу исчезло. -- Ну как тебе, Аркадий, образ? А-а? Воробышек сбрасывает шкуру и показывает истинную сущность! Понимаешь, истинную сущность! Девушка на самом деле не скромняга, не недотрога, а секс-бомба, эротическая торпеда! Ее нужно только завести! И она покажет такое...
Губы Аркадия в ответ лениво пошевелились. Возможно, он что-то и сказал, но Павел не услышал. Во всяком случае, режиссер сразу как-то успокоился, а Аркадий, тяжело вздохнув, ушел в комнату, соседнюю с той, куда укрылась Венера.
Свободных помещений не осталось, и Санька устало сел прямо на ящик акустической колонки. Ассистенты клипмейкера сворачивали кабели, демонтировали осветительную аппаратуру и декорации, но почему-то казалось, что они все притворяются, что закончили работу, а сами только ждут, когда Санька уснет, чтобы устроить ему пакость.
-- Привет, старина! Гонишь строку?! -- громко разговаривал по телефону в своей комнатенке Аркадий.
Из-за приоткрытой двери его не было видно, и Санька не мог понять, почему директор орет. Или аппарат плохой, или Аркадий всегда орет, если чувствует, что нужна напористость в решении какого-то вопроса.
-- Полосу с рейтингом синглов уже подписали?.. Нет?.. Слушай, родной, надо пристроить "Воробышка" на десятую строчечку... Что?.. Ты не слышал?.. Старик, это же шлягер! Это круче, чем пионерские припевочки лидеров твоего хит-парада! Скоро от "Воробышка" будет выпадать в осадок вся страна!.. Что?.. Какой стиль?.. Не-ет, не техно и не рэп. Попса! Но с наворотами. У парня хороший голос. Сейчас таких почти нет... Что?.. Старичок, побойся Бога!.. Такие "бабки" за десятую строчку! Я же знаю таксу! Я не первый год тусуюсь в шоу-бизнесе! Я же не требую от тебя место в первой пятерке!
Один прожектор, задетый грузчиком в засаленном синем комбинезоне, неожиданно упал. Стекла брызнули по грязному дощатому полу. Возможно, прожектору надоело освещать халтуру, которую лысый режиссер звал клипами, и он покончил жизнь самоубийством. Но режиссер об этом не знал и матюгал неповоротливых ассистентов самой изысканной зековской руганью.
-- Старичок, заметано! -- радостно заорал в своей комнате Аркадий. -"Зелень" я привезу через час, ну, максимум час десять... Что?.. Точное название песни?.. Я же говорил: "Воробышек"!.. Тухловатое название?.. Ну, не скажи! А чем лучше "Тучи"? Ну, скажи, чем? "Туча" уже была у Пугачевой, "Иванушки" вполне могли пролететь, как фанера над Парижем. Но не пролетели. Дело, старичок, не в названии, а в раскрутке. И ты это знаешь не хуже меня. Для продвинутой публики название "Воробышек" -- самое то...Что?.. Кто солист?.. Весенин!.. Да-да, Ве-се-нин! Что значит, одесская фамилия?! Не одесская! И не фамилия это, а псевдоним! Заодно мульку запустим. Чего?.. Ну, тайну запустим... А потом ты один вроде как секрет фамилии откроешь. Прикинь, а?.. Крутяк, а?.. Ну, все, целую, старичок! До саммита в редакции!
Трубка с блаженством хряснула по аппарату, полежала, отдохнула и снова взлетела к пухленьким губкам Аркадия.
-- Привет, старичок! Ну, как эфир? Уже на мази?... Что?.. Да, видел, видел. Классная передача! Я вообще если телик смотрю, то или твое шоу, или погоду... Что?.. Слу-у-шай, но остальное вообще нет никаких моих личных сил смотреть. Это невозможный момент! Сплошные любители. Провинция в чистом виде! Никакого проблеска таланта! С такими голосами и дикциями этих телеведущих не пустили бы на одесский Привоз продавать семечки! В музыке, кроме тебя, вообще никто не разбирается! Лохи, а не шоу-мэны! Что?..
Из своей комнаты лениво выплыла Венера. Она пронесла мимо режиссера безразличное лицо, встала рядом с Санькой, покопалась в сумочке, раздраженно ее захлопнула и попросила у всех сразу и ни у кого конкретно:
-- У тебя закурить нету?
-- Не смолю, -- с зековской грубостью первым ответил Санька.
-- Я тоже. Только балуюсь, -- обернулась она к режиссеру. -- Дай сигаретку, Феллини!
-- На! -- не взглянув даже на девицу, протянул он вбок пачку.
-- Ты б еще "Беломор" дал! -- отнесла она в пальчиках подальше от губ лениво вытянутую сигарету и сморщилась, посмотрев на нее.
-- А ты своему директору скажи, чтоб больше платил. Тогда и крутым табачком угощу.
Фыркнув, Венера все-таки разрешила своим благородным губкам обжать плебейский фильтр. Щелкнула красивая, под цвет лака на ногтях, зажигалка.
-- Я сегодня закончил съемки клипа по одной забойной песне, -- снова ожил за дверью Аркадий. -- Месяц снимали. В сплошной запарке. Одних "бабок" отвалили двадцать тыщ. Сплошные спецэффекты и компьютерная графика...
Режиссер встал, плюнул на фанерное дерево с нарисованными на нем полуметровыми грушами и ушел из павильона. На выходе врезал сапогом по пустому ведру. Оно с жалостным гулом, кувыркаясь и повизгивая при ударах о пол, пересекло весь павильон по диагонали и на излете попало по стволу другого фанерного дерева. На нем гроздьями висели уже не груши-мутанты, а виноградные кисти. Каждая ягода была размером с крупный помидор. Дерево задумчиво покачалось-покачалось и все же с грохотом рухнуло на пол, раздавив кисти винограда. Из-под него желтым дымком во все стороны ударила пыль.
-- Не клип, а шедевр! -- стонал в трубку Аркадий. -- В финале -элемент эротики. Малина, а не клип! Джексон, Буйнов и Киркоров умрут от зависти!
-- Так ты вообще не куришь? -- села на уголок колонки и боком подтолкнула Саньку. -- А говорят, все бывшие зеки смолят...
-- Говорят, что кур доят. Только не всех подряд, -- огрызнулся он, но все-таки отодвинулся.
Она снова наехала на него ягодицей, отвоевав еще пять сантиметров. Поясница у Саньки сразу повлажнела, но он, сдержавшись, больше не стал отодвигаться.
-- Уже сетка на месяц вперед утверждена? -- с сожалением повторил в форме вопроса ответ невидимого собеседника Аркадий. -- Старичок, но ты же волшебник! Ты же можешь все! Надо прогнать клип на этой неделе! Кровь из носу надо! Старичок, ты же знаешь, за паблисити я плачу по самой сочной ставке. Что?.. Нет-нет! Я не претендую, чтоб ты снимал с эфира Пугачеву или "На-на". Но можно же сдвинуть подальше какую-нибудь раскруточную певичку! От них и так уже в глазах рябит. Все на один фэйс. Куклы, а не телки!..
-- Прохиндеистый у нас директор, а? -- струйкой дыма, как гвоздем, проткнула воздух над собой Венера. -- Интересно, он меня с таким же напором будет раскручивать?
-- Что-что?! -- перекрыл ее голос почти охрипший Аркадий. -- Какие вокальные данные?.. Очень приличный тембр! Очень! И главное, не фальшивит. Ты же знаешь, как трудно сейчас найти хоть одного исполнителя с нормальным слухом. Все как контуженые. Что?.. Сколько я могу отвалить?.. Что?.. А-а, не телефонный разговор... Все-все, врубился! Через два часа у тебя. Уже бегу к хозяину, чтоб как положено спонсору он тебе... Что?.. Да-да, не телефонный разговор... Целую... До встречи...
-- А ты в зоне пел? -- стряхнув пепел на его кроссовку, спросила Венера.
Нет, все-таки молчащая женщина чаще всего воспринимается лучше, чем говорящая. Особенно если она очень красива. А то ведь откроет рот -- и хоть беги.
Прокуренная хрипотца, что приглушала слова, произносимые Венерой, скорее могла быть у тюремного барда, но не у девушки с миленьким лицом. Но она этого не знала, а может, и знала, но свыклась со своим тембром, как привыкаешь к тесной обуви, и даже не старалась замаскировать его молчанием. А Саньке именно сейчас хотелось посидеть в тишине.
-- Чего такие грустные? -- резиновым поросенком выпрыгнул из комнаты Аркадий, покачался с пятки на носок.
Латунные носы на его сапогах-казаках горели червонным золотом. Черные джинсы и такая же черная рубашка смотрелись почему-то фиолетовыми. Что-то изменилось в Аркадии за то время, пока он разговаривал по телефону, но что именно, Санька не мог понять. Он не все слышал из-за двери.
-- Значит, так... -- ткнул пальцем в его сторону Аркадий. -- В девятнадцать пятнадцать подскочишь в Кремлевский Дворец съездов. На вахте с черного хода на твое имя будет пропуск. Я тоже подрулю. Чуть позже. Там прогонят несколько номеров на месячную подачу "Песни года". Потусуешься среди звезд. Они должны к тебе привыкнуть. А ты -- к ним. С кем надо, я познакомлю...
-- Вы же сами говорили, что вечером грейв-клуб, -- посопротивлялся Санька.
Он встал еще в начале речи директора и слушал его с вниманием солдата, впервые в жизни увидевшего генерала.
-- Не грэйв, а рейв-клуб, -- поправил Аркадий. -- Это во-первых. А
во-вторых, там ты выступаешь в двадцать два ноль-ноль...
-- Как обычно? Под фонограмму?
-- Нет, на этот раз вживую. Но петь уже не нужно.
-- Как это?
-- Рэйв-музыка в длинных текстах не нуждается. Она, если по большому счету, вообще в словах не нуждается. Но для композиции неплохо чего-нибудь с выражением пробормотать. Типа "Двигай попой". В общем, там тебе все объяснят. Адрес не забыл?
-- Нет.
-- Ну, и молодец.
Пружинисто качнувшись вперед, Аркадий шагнул к Саньке, ущипнул его за щеку и весело подмигнул.
-- Ну, и хор-роший мальчик, -- наконец-то оторвал он мокрые пальцы и с резвостью первоклассника выбежал из павильона.
-- Везет тебе, -- подала голос за спиной Венера. -- Уже на тусовку запузыривают.
-- Пошли вместе, -- обернувшись, ответил он.
-- А пропуск? Там же сплошные гэбэшники на всех входах! Кре-емль!
-- А если билеты купить?
-- Не-е, это не то! Все равно из зала за кулисы охрана не пустит. Я лучше в рэйв-клуб завалюсь.
Она встала, вплотную подошла к Саньке и снизу вверх дохнула на него пепельницей:
-- Мне сказали, что ты в зоне чумовым был. Из кутузки не вылезал. Что-то не верится. Тихий ты какой-то...
-- А я поумнел.
-- Хочешь суперзвездой заделаться?
-- А что?
-- Я слизняков не люблю.
Ее серые глаза смотрели вызывающе. Казалось, из них двумя мощными потоками дует горячий ветер и -- еще немного -- сожжет кожу на щеках и лбу.
-- Аркашка брякнул, что мы будем петь вместе, -- не отводя ветер от его лица, внятно произнесла она. -- А вместе -- это хорошо. У тебя красивый нос. Ровный. И чуб. Вас стригли в зоне налысо?
-- С-стригли, -- с нажимом на "с", процеживая слово сквозь зубы, ответил он.
-- Я бы тоже вместе с тобой подстриглась налысо.
-- Зачем?
-- Мы бы так пели вместе.
-- Так уже поют... Эти... как их... "полиция" какая-то... Две телки... лысые...
Ладони сами легли ей на лопатки. Спина оказалась жестче и костистее, чем предполагал Санька. Ее словно бы выковали из стали. А может, это ладони отказывались хоть что-то чувствовать.
-- Я тебя сразу приметила, как ты к шефу первый раз занырнул. Симпатичный, думаю, парень. И с кулаками. Где мозоли-то набил?
-- В этом... интернате... Еще до зоны. Мы...
Она мягко, по-кошачьи положила ему руки на плечи. Кожа на лице через минуту должна была лопнуть от жара.
-- У тебя что, никогда никого не было? -- с сочувствием спросила она и разрешила притянуть себя ближе.
Зачем ладони сделали это, Санька не знал. От его губ до ее губ осталось меньше пяти сантиметров, в глазах мутно стояло ее лицо, и он почему-то перестал ощущать дымный запах из ее рта. Оттуда шел сладкий, ни разу до того не пробованный им аромат. От него кружило голову, будто от плохой водки.
-- Ты того... ну, это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66