В процессе своих прошлых экспериментов я убедился, что каждый индивидуум обладает некоторыми скрытыми фобиями или комплексами, находящими выражение в ряде более или менее четких признаков и представляющими своего рода путеводную нить к безумию, если эту фобию всячески усиливать внушением.
Выбрав первым Кларенса, я обнаружил в юноше противоестественную склонность к гомосексуализму. Начав поддерживать и развивать эту черту его характера, я был разочарован, не отметив адекватной реакции пациента. Будучи от природы ограниченным, со слабо развитым интеллектом, он обладал замедленными и нечеткими реакциями. В общем, достаточно скоро мне стало ясно, что Филлис представляет собой значительно более интересный материал для исследований.
Терпеливым проникновением в ее менталитет я обнаружил в ней нечетко обозначенный, но тем не менее несомненный уклон в сторону лесбиянства, к которому приплюсовывались еще менее заметные признаки комплекса Электры. Основа для эксперимента была достаточно слабой, однако пациентка была настолько нормальной, так быстро и легко реагировала на внешние стимулы, что желаемый процесс оказался стремительным.
Осторожными внушениями в строгом соответствии с фрейдистскими принципами я быстро наполнил ее подсознание нереализованным желанием причинить физическое страдание ее матери с тем, чтобы поквитаться за любовь несчастной женщины к своему мужу. Кроме того, иод предлогом лечения несуществующей болезни мне удавалось периодически воздействовать на пациентку гипнозом, приводя ее в такое состояние, когда ее мозг, сознание полностью отключались от ее поступков и из которого она возвращалась в нормальное лишь со смутными воспоминаниями о том, что происходило с ней в эти вызванные наркотическими препаратами периоды. Меняя дозы, я мог регулировать длительность и интенсивность подобных периодов.
Именно в этот решающий момент моего экспериментирования миссис Брайтон объявила о своем предстоящем приезде. Идти назад я не мог. Мною владело неистовое желание осуществить свой последний эксперимент с тем, чтобы установить, могу ли я полностью контролировать реакцию девушки на присутствие ее матери.
Лишь буквально перед самым приездом миссис Брайтон у меня появились некоторые сомнения относительно себя самого. Серия экспериментов, проведенных мною с девушкой, была настолько успешной, что она стала исключительно чутко реагировать на малейший внешний стимул, будь то наркотический препарат, или внушение. Фактически она находилась на грани безумия. Опасаясь, что в моих расчетах могла быть допущена ошибка и ее реакция на приезд матери могла оказаться сильнее, чем я полагал, я решил проконсультироваться с мистером Шейном в Майами. Он был рекомендован мне как весьма осмотрительный и способный детектив. Я изложил ему ситуацию в осторожных
терминах в той форме, которая казалась мне предпочтительней, и он согласился защищать мать от возможных трагических случайностей.Я возвратился после беседы с ним с чувством глубокого удовлетворения. Мистер Шейн не проявил излишней любознательности, произведя на меня впечатление чрезвычайно способного человека. Когда прибыла миссис Брайтон, дочь приветствовала ее со странной смесью ненависти и любви. Я внимательно наблюдал за ней, делая записи о характере ее поведения.
Ситуация стала исключительно напряженной во время обеда. Филлис вела себя грубо и раздражительно. Наблюдая за ней, я испытывал созидательную радость творца, чувствовал себя, как всемогущий бог, как гениальный музыкант, извлекающий чудесную мелодию из точно настроенного инструмента. Моим инструментом была Филлис Брайтон, моя воля была музыкантом. Все могло закончиться благополучно, не поддайся я искушению провести последний решающий тест.
Я должен был знать, смогу ли я принудить девушку убить свою мать, и после этого вернуть ее мозг к нормальному функционированию.Я не надеюсь, что меня поймут или простят. Это было безумие. Сознательное, хладнокровно замышленное убийство. Но я обязан был найти ответ. Что значила жизнь какой-то недалекой женщины по сравнению с огромной радостью от сознания конечного успеха? После обеда я отвел Филлис в сторону. Я приготовил тщательно рассчитанную дозу наркотика и приказал принять ее спустя полчаса. Она уходила от меня, как лунатик, поднимаясь по лестнице в свою комнату. Я отправился в библиотеку в ожидании прихода мистера Шейна и результатов моего страшного эксперимента.
Все знают эти результаты. Девушка исчезла еще до того, как я смог проверить, возможно ли восстановить ее нормальную психику после совершенного ею страшного преступления. Сегодня она бродит где-то по улицам со своим крошечным пистолетом, безнадежно свихнувшаяся, одержимая манией убийства, за что только я, и один я, несу ответственность. Боже, помоги мне!
Существо, бывшее некогда Филлис Брайтон, сегодня вечером вновь нанесло удар. Она будет убивать вновь и вновь, пока ее не уничтожат. Подобно Франкенштейну, я создал чудовище, которым не способен управлять. Когда сегодня вечером в дом внесли безжизненное тело Шарлотты Хант, я понял, какую угрозу создал для общества.
Повторяю, я не собираюсь оправдывать себя. Я искупаю свою вину единственным доступным мне способом. Перед своей совестью и перед богом я виновен в преступлении, которое но своей гнусности может превзойти все другие, совершенные в этом столетии.
Филлис Брайтон необходимо найти и безжалостно уничтожить. Только за одно это я заслуживаю смертного приговора. Я ухожу и буду держать ответ перед богом за содеянное мною».
Джоул Педикью
Дочитав последнюю строчку, Майкл Шейн отложил в сторону листки бумаги. Подойдя к окну, он вдохнул свежий воздух и с удивлением обнаружил, что на улице ярко светит солнце. При чтении исповеди Педикью ему все время казалось, что комната погружена во мрак.
Тишину этой камеры смерти внезапно разорвал вой сирены стремительно приближавшейся полицейской машины. Шейн увидел, как по извилистой асфальтовой дорожке подъехал автомобиль и из него выскочил Питер Пейнтер. Он стал торопливо подниматься по ступеням, и тогда Шейн отошел от окна. Чиркнув спичкой, он поднес ее к листочкам бумаги. Огонь быстро охватил их, и, когда в комнату вбежал Пейнтер, от признания доктора Джоула Педикью осталась лишь кучка пепла.
Глава 12
При виде находящегося в комнате Шейна глаза Пойнтера сузились, и он, замедлив шаг, молча подошел к постели. Остановившись около безжизненного тела Педикью, он повернул голову и посмотрел на сыщика:
— Покойник?
— Да. Или гениальный притворщик, — ответил Шейн.
Пейнтер презрительно усмехнулся. Вновь повернувшись к трупу, он начал разглядывать лицо доктора и находившиеся возле него предметы.
— Самоубийство?
— Не знаю, я при сем не присутствовал.
В дверях появился мистер Монтроуз, поникший и беспомощный. Увидев его, Шейн заметил:
— Вы к этому должны были уже привыкнуть. Пейнтер резко обернулся к вошедшему:
— Я вызвал коронера. До его прихода ничего не трогать.
— Почему бы тебе и коронеру не перенести сюда свой офис? Тогда бы вы держали у ворот дежурный катафалк и всех покойников обслуживали по высшему разряду, — произнес Шейн.
— Почему бы тебе, — с трудом сдерживая ярость, сказал сквозь зубы Пейнтер, — не убраться отсюда к чертовой матери?
Шейн пожал плечами:
— Я просто даю полезный совет.
— Мне надо одеться, — дрожащим голосом заявил мистер Монтроуз. — Я оставлю вас на минутку.
Не обращая на него внимания, Пейнтер сделал шаг в сторону Шейна:
— Я ищу тебя целое утро.
— Я не прячусь. — Опустившись еще глубже в кресло, Шейн затянулся сигаретой. Пейнтер остановился перед ним, широко расставив ноги.
— Я выяснил, где была Шарлотта Хант вчера вечером перед тем, как ее убили.
— Завидуешь?
— Тебе придется многое объяснить, Шейн.
— От меня не дождетесь объяснений.
Глаза Пейнтера вспыхнули, руки сжались в кулаки. Тяжело дыша, он сказал:
— Я хочу прочесть признание Педикью.
— Признание? — Шейн удивленно приподнял свои кустистые брови.
- Не вздумай утаить его от меня. Его видел Монтроуз.
— Мистеру Монтроузу мерещится всякая чертовщина, — мягко заметил Шейн. — Доктор Педикью не оставил признания.
- Клянусь богом... —От ярости Пейнтера начало трясти.
— Смотри, не свихнись от расстройства, — посоветовал ему Шейн. — Доктор Педикью оставил пространный документ сугубо личного характера, но для тебя он интереса не представляет.
— Решать буду я сам, — голос Пейнтера срывался. — Где он? Шейн указал на кучку пепла.
— Я пришел к выводу, что к голосу разума ты все равно не прислушаешься, поэтому решил сжечь его.
— Предварительно прочитав?
— Естественно.
Пейнтер пододвинул к себе стул и в изнеможении опустился на него.
— Или ты идиот, Шейн, или самый отъявленный негодяй. Раздавив сигарету о пепельницу, Шейн усмехнулся:
— Это ты решай сам.
— Больше я не позволю тебе издеваться над собой. Последнее заявление полицейского ответа не требовало, поэтому Шейн промолчал.
— Теперь ты оказался дважды замешанным в преступлении, — предупредил его Пейнтер. — Даже трижды. Уничтожение улик в деле об убийстве так просто с рук тебе не сойдет.
— Можешь поверить мне, что сойдет, — с издевкой в голосе сказал Шейн. — А самое забавное, что тебе без меня не обойтись, Пейнтер. Тебе нужно знать то, что известно мне, и ты начинаешь понимать, что запугиванием от меня ничего не добьешься.
С полминуты Пейнтер сидел молча, пытаясь взять себя в руки.
— Что написал Педикью в своем признании?
— Об этом ты никогда не узнаешь.
— Не доводи меня до крайности, Шейн, предупреждаю тебя. Я готов сотрудничать с тобой, ты понимаешь это. Но твое отношение делает совместную работу невозможной.
— Мы будем сотрудничать, Пейнтер, но так, как того желаю я. — Шейн наблюдал за маленьким франтоватым полицейским, словно рыбак за попавшей на крючок рыбешкой. — Козырные карты — в моих руках. Все, что было в твоих, лопнуло, как мыльный пузырь. Я не блефую, пойми это правильно. Я сжег идиотское признание Педикью, чтобы ты снова не поставил себя в нелепое положение. На тебя давят, требуют, чтобы ты быстрее арестовал преступника. Прочитав эти листки, ты немедленно сделал бы заявление газетчикам, что преступление раскрыто. Этим действием ты бы только напортил и себе, и моему клиенту. На меня же не давит никто, я волен собирать детали общей картины. Если ты посидишь спокойно хотя бы ближайшие двадцать четыре часа, я преподнесу тебе на блюдечке отгадку этой запутанной истории. Поверь мне, ей будут посвящены первые страницы всех крупнейших газет. Я разговариваю с тобой откровенно, но делаю это в последний раз. Если у тебя хватит ума, ты будешь играть со мной в одной команде. Ты будешь купаться в лучах славы, когда дело успешно завершится. Мне не нужна слава, я предпочитаю нечто более осязаемое. Так как, договорились или нет?
— Двадцать четыре часа, — простонал Пейнтер. — Они наступают мне на пятки, требуют действий. А если произойдет еще одно убийство, Шейн?
— Убийств больше не будет.
— Губернатор угрожает провести независимое расследование.
— Пусть проводит. Этим он никого не напутает. Продержись двадцать четыре часа.
Пейнтер нерешительно глянул на часы. Сейчас уже больше одиннадцати.
— Завтра в полдень. — Шейн сделал шаг в направлении к двери и, еще раз взглянув на расстроенное лицо Пейнтера, скрылся за ней.
Через несколько секунд он вернулся и, просунув голову в дверь, сказал:
— Если согласен работать со мной, то мог бы помочь в одном деле.
— В каком?
— Сними отпечатки пальцев у шофера и проверь их у парней из ФБР в Нью-Йорке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24