А.М. Ушакова).
Метод двустороннего параллельного многоуровнего анализа позволил выявить важную особенность творческого метода
Э. Тополя - описывать «чужой» личный мир, мир, увиденный не глазами главного героя-следователя, а глазами иных героев. Эта особенность художественной манеры Э. Тополя не мотивирована детективным жанром и выработана в процессе творческого осмысления жизни, воплощенного в других жанрах, к которым обращался писатель. Социально-исторический, биографический и творческий опыт Э. Тополя, его образованность, начитанность и чисто индивидуальные особенности мировосприятия нашли отражение в произведениях писателя как детективного, так и недетективного жанров. Эти авторские особенности, связанные с личным опытом Э. Тополя в силу своей единичности и неповторимости, обладают высокой авторазличительной силой.
Выявление совокупности особенностей творческого метода Э. Тополя в его не детективных книгах, их присутствия в книгах писателя, относящихся к детективному жанру, позволяет провести результативный сопоставительный анализ как с произведениями, принадлежащими перу Ф. Незнанского, так и со спорными романами.
Сравнительный анализ
(произведений Э. Тополя и Ф. Незнанского,
а также произведений каждого из этих авторов
со спорными произведениями)
1. Художественная объективность
В творчестве Э. Тополя жизнь представлена как система разнообразных многоуровневых отношений нескольких героев, их психологических особенностей и внутренних переживаний, раскрывающихся в нелинейном пространстве и времени. Объектом описания является система персонажей. Каждый из них наделен характерными чертами, которые воплощаются за рамками коллизий, необходимых для развития детективного действия. Одним из привычных приемов Э. Тополя является повествование от первого лица, но точка зрения повествователя отнюдь не лишает других персонажей права на собственную сюжетную линию и выражение самостоятельной жизненной позиции.
Так, в «Красном газе» писатель прослеживает жизненный путь нескольких героев (разных национальностей и противоположного пола): следователя Анны Ковиной (от ее имени - большая часть повествования, где раскрывается чисто женская точка зрения); зарубежного дельца Зигфрида Шерца; ненца Ани-Опоя. В романе «Чужое лицо» представлен внутренний мир эмигранта Романа Ставинского, даны самостоятельные сюжетные линии американки Вирджинии Парт, сотрудников спецслужб России и США, армейских офицеров и их жен.
В произведениях Э. Тополя этот художественный признак является потенциально атрибутивным, т. е. его присутствие в тексте позволяет установить авторство спорных текстов в том случае, если в произведениях Ф. Незнанского этот признак не будет обнаружен.
В книгах Ф. Незнанского рассказ, как правило, ведется от первого лица, выражающего авторскую позицию, - это следователь Турецкий. В тех случаях, когда у автора возникает необходимость рассказать о событиях, выходящих за пределы осведомленности Турецкого (в «Ярмарке в Сокольниках» - эпизод убийства в Цюрихе художника Зотова и описание последних часов жизни внешторговца Ракитина), автор ведет повествование от третьего лица. «Записки следователя» - произведение, которое в полной мере воплощает способ выражения авторской позиции в манере письма Ф. Незнанского. Его интересует развитие детективной истории с точки зрения следователя. В этом случае позиции следователя и автора совмещаются. Ракурс повествования ограничен кругозором одного героя. Подобное ограничение художественного пространства составляет особенность очеркового детектива, в котором главным объектом описания является изложение судебно-следственного дела.
В «Журналисте для Брежнева» представлена система персонажей, многие из которых наделены самостоятельной точкой зрения, выраженной главным образом в описании внутренних переживаний героев, имеющих различный социальный статус, - следователя Шамраева, от лица которого ведется значительная часть повествования; журналиста Белкина, с подробностями перипетий его судьбы и творчества; широко представлено в цитатах журналистское «я» следователя Светлова; сообщницы преступников Елены Смагиной (с. 205, 219).
Энергичное развитие сюжета в романе «Красная площадь» происходит не только благодаря инициативным действиям следователя Шамраева, но и из-за участия в расследовании преступления многих людей. Повествовательное поле романа представляет собой сложное переплетение различных действий: тут и поступки следователей Светлова (с. 384-393, 413-414, 431-433) и Бакланова (с. 293-296); и поступки и рассуждения политических деятелей Андропова и Щелокова (с. 349-354); и поступки Веры Вигун (с. 308-312, 316-318, 344-345, 357-358); и журналиста Белкина (с. 420-423), и Пшеничного, Жарова, Каца и Бондарчука (с. 437-438).
Таким образом, в группе спорных произведений, к которым относится и роман «Красная площадь», представлена сложная картина повествования, воплощающая множество точек зрения, мотивированных социальным, профессиональным и личностным опытом героев.
Итак, по атрибутивному признаку структуры повествования многоаспектность картины художественного мира спорных произведений близка творческой манере Э. Тополя и чужда произведениям Ф. Незнанского.
2. Тематика и проблематика искусства
В прозе Э. Тополя широко представлена проблематика русской и зарубежной культуры.
Что же касается произведений Ф. Незнанского, то у него обращение к реалиям культуры ограничено рамками упоминаний (подчеркиваем, только лишь упоминаний) общеизвестных классических имен (Шекспир, Достоевский, Есенин, Чехов), сказочных мотивов (Буратино, Красная шапочка, старик Хоттабыч), видов искусства (опера, балет, музыка, эстрада).
В спорных произведениях обращение к проблематике и тематике искусства в значительной степени осуществляется с элементами анализа произведений кинематографа и журналистики, что требует от создателя профессионального знакомства с предметом. Склонность к аналитическому восприятию художественной литературы является также отличительной особенностью этих произведений и мотивирована литературным опытом и начитанностью автора.
Аналитическое восприятие искусства является атрибутивным признаком произведений Э. Тополя. Этим признаком обладает спорная группа произведений, в произведениях Ф. Незнанского он не обнаруживается.
3. Пейзаж и описание местности
Важным художественным элементом, на примере которого можно сопоставить произведения Э. Тополя и Ф. Незнанского, является описание местности, где происходят те или иные события в произведении. Количество и подробности, доскональное или поверхностное знание и описание различных уголков страны и мира - это такие особенности манеры писателя, которые могут служить в качестве атрибутивного признака.
В «Журналисте для Брежнева» и «Красной площади» подробно и со знанием дела описываются Баку и Ямал, Котлас и Москва, Сочи, Берлин, Париж и др. Вот лишь несколько примеров.
«Журналист для Брежнева»:
Баку: «Да, так, арестантом, я еще не въезжал в Баку… Вот уже Черный город - предместье Баку с низкокрышими домами, олеандрами вдоль улиц и трамвайными путями. Сейчас будет Сабунчинский вокзал, тут рядом, в трех кварталах, живет моя бабушка… Свернули направо - значит, везут в городскую милицию, как раз напротив моей школы на улице Кецховели» (с.81).
«Улица имени 26 апреля, кинотеатр “Низами” и напротив него родная редакция газеты “Бакинский рабочий”» (с. 111).
«Песчаная коса заканчивается двумя небольшими скалами - Каменным Седлом, за ними есть крохотный Залив Влюбленных. Там, укрывшись от посторонних глаз, десятилетиями целуются поколения влюбленных, я сам там первый раз поцеловался с девочкой из девятого класса…» (с. 113). См. также
с. 112, 117, 118, 255-256, 261. Ямал (с. 108). Котлас (с. 151, 152). Москва (с. 133, 138, 140, 183, 216-217).
В «Красной площади» есть описание и зимнего и летнего Сочи (с. 6-8, 14-15 и др.), Берлина (с. 415-, 426- и др.), Парижа (с. 420 и др.). Приведем лишь один, но красноречивый пример:
«12 часов 50 минут, в Восточном Берлине.
Армейская «Волга» полковника Труткова выехала из ворот крепости, где размещается советское посольство, прокатила по Унтер-дер-Линден и свернула на Фридрихштрассе. Говорливый румянощекий полковник уже осточертел мне своей дотошной заботливостью и болтовней. Можно было подумать, что он родился и вырос в этом городе, удивительно похожем на какой-нибудь Сталинград или Куйбышев не столько деталями своей архитектуры, сколько общим впечатлением от нее. Та же тяжелая, серо-влажная окаменелость зданий и витрины с фотостендами местных газет и портретами передовиков социалистического труда, совсем как в какой-нибудь краснодарской или воронежской «Правде». И на улицах люди с точно такими же озабоченно-замкнутыми лицами. Даже возвышающиеся чуть не на каждом перекрестке стеклянно-бетонные стаканы с полицейскими сделаны по нашему милицейскому образцу. Или наши - по-ихнему, черт его знает!.. Полковник Трутков отвлекал меня от этих сравнений. Он без умолку сыпал названиями исторических мест, улиц, площадей с той самой минуты, как мы еще два часа назад въехали в Берлин, чтобы получить западногерманские визы и отметиться в советском посольстве. Бранденбургские ворота, университет имени Гумбольта, Комическая опера, Лейпцигштрассе, руины какого-то универмага, руины еврейской синагоги, Вечный огонь напротив Государственной оперы, возле которого, точно как в Александровском саду у Кремля или на Красной площади у Мавзолея, чеканно-гусиным шагом происходит смена караула. И снова тяжелые прусские здания и улицы с редкими потрепанными, как в каком-нибудь Воронеже, автомобилями.
У меня было стойкое ощущение того, что, перелетев через Польшу, я оказался все-таки не на Западе, а где-то на юго-востоке от Москвы, в какой-то поволжско-немецкой области, где местный румянощекий обкомовский инструктор в полковничьих погонах угодливо показывает прибывшему из Московской прокуратуры гостю свои владения. Даже липовая роща на Фридрихштрассе, несмотря на аккуратные асфальтовые островки в ней, была своей, родной, русской. В конце концов, я же наполовину русский, подумал я, оттого мне именно эти липы показались своими. А черт его знает, какие деревья могут быть родными моей второй, генетической, половине! Что там растет на моей «исторической» родине - кактусы, авокадо? Я их никогда не видел и не думаю, что мог бы назвать их родными даже наполовину…
- Говорят, что до войны здесь были роскошные отели, - трепался полковник Трутков. - Я видел фотографии, действительно первый класс, роскошь. Рестораны - обалдеть можно! Но ничего, Игорь Иосифович, вернетесь из Западного Берлина - мы с вами в «Ратскелере» обмоем операцию. Это на Александрплац лучший в Берлине ресторан. Даже западные немцы оттуда заказывают столики…» (с. 415-416).
Такое же разнообразие мест действия мы находим и в романах Э. Тополя: в «Красном газе», «Чужом лице», «Откровенном романе» и др.
Вот описание северных мест:
«Сразу за Уренгоем открылась величественная панорама газового месторождения: сотни буровых вышек, гигантская и словно инопланетная конструкция головной компрессорной станции - целый завод по очистке, охлаждению и конденсации газа, который мы построили вопреки всем американским эмбарго на роторную и электронную технику. Вокруг этой станции серебрились огромные емкости газонакопителей, переплетения нитей десятков газопроводов, подстанций, заправочные, временные склады труб и скопление всякой прочей техники на взрыхленной гусеничными вездеходами тундре. В разных концах этой панорамы вспыхивали огни электро- и газосварки, копошились тягачи и бульдозеры, сновали начальственные «Волги», «газики» и бронетранспортеры-вездеходы…
Километров через пятнадцать - двадцать нити газопроводов стали разбегаться в разные стороны тундры, а сама тундра побелела - чем дальше, тем белей и безжизненней, с пятнами гнилой желтизны в редких блюдцах промерзших болот и синими ледяными излуками замерзших тундровых речушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Метод двустороннего параллельного многоуровнего анализа позволил выявить важную особенность творческого метода
Э. Тополя - описывать «чужой» личный мир, мир, увиденный не глазами главного героя-следователя, а глазами иных героев. Эта особенность художественной манеры Э. Тополя не мотивирована детективным жанром и выработана в процессе творческого осмысления жизни, воплощенного в других жанрах, к которым обращался писатель. Социально-исторический, биографический и творческий опыт Э. Тополя, его образованность, начитанность и чисто индивидуальные особенности мировосприятия нашли отражение в произведениях писателя как детективного, так и недетективного жанров. Эти авторские особенности, связанные с личным опытом Э. Тополя в силу своей единичности и неповторимости, обладают высокой авторазличительной силой.
Выявление совокупности особенностей творческого метода Э. Тополя в его не детективных книгах, их присутствия в книгах писателя, относящихся к детективному жанру, позволяет провести результативный сопоставительный анализ как с произведениями, принадлежащими перу Ф. Незнанского, так и со спорными романами.
Сравнительный анализ
(произведений Э. Тополя и Ф. Незнанского,
а также произведений каждого из этих авторов
со спорными произведениями)
1. Художественная объективность
В творчестве Э. Тополя жизнь представлена как система разнообразных многоуровневых отношений нескольких героев, их психологических особенностей и внутренних переживаний, раскрывающихся в нелинейном пространстве и времени. Объектом описания является система персонажей. Каждый из них наделен характерными чертами, которые воплощаются за рамками коллизий, необходимых для развития детективного действия. Одним из привычных приемов Э. Тополя является повествование от первого лица, но точка зрения повествователя отнюдь не лишает других персонажей права на собственную сюжетную линию и выражение самостоятельной жизненной позиции.
Так, в «Красном газе» писатель прослеживает жизненный путь нескольких героев (разных национальностей и противоположного пола): следователя Анны Ковиной (от ее имени - большая часть повествования, где раскрывается чисто женская точка зрения); зарубежного дельца Зигфрида Шерца; ненца Ани-Опоя. В романе «Чужое лицо» представлен внутренний мир эмигранта Романа Ставинского, даны самостоятельные сюжетные линии американки Вирджинии Парт, сотрудников спецслужб России и США, армейских офицеров и их жен.
В произведениях Э. Тополя этот художественный признак является потенциально атрибутивным, т. е. его присутствие в тексте позволяет установить авторство спорных текстов в том случае, если в произведениях Ф. Незнанского этот признак не будет обнаружен.
В книгах Ф. Незнанского рассказ, как правило, ведется от первого лица, выражающего авторскую позицию, - это следователь Турецкий. В тех случаях, когда у автора возникает необходимость рассказать о событиях, выходящих за пределы осведомленности Турецкого (в «Ярмарке в Сокольниках» - эпизод убийства в Цюрихе художника Зотова и описание последних часов жизни внешторговца Ракитина), автор ведет повествование от третьего лица. «Записки следователя» - произведение, которое в полной мере воплощает способ выражения авторской позиции в манере письма Ф. Незнанского. Его интересует развитие детективной истории с точки зрения следователя. В этом случае позиции следователя и автора совмещаются. Ракурс повествования ограничен кругозором одного героя. Подобное ограничение художественного пространства составляет особенность очеркового детектива, в котором главным объектом описания является изложение судебно-следственного дела.
В «Журналисте для Брежнева» представлена система персонажей, многие из которых наделены самостоятельной точкой зрения, выраженной главным образом в описании внутренних переживаний героев, имеющих различный социальный статус, - следователя Шамраева, от лица которого ведется значительная часть повествования; журналиста Белкина, с подробностями перипетий его судьбы и творчества; широко представлено в цитатах журналистское «я» следователя Светлова; сообщницы преступников Елены Смагиной (с. 205, 219).
Энергичное развитие сюжета в романе «Красная площадь» происходит не только благодаря инициативным действиям следователя Шамраева, но и из-за участия в расследовании преступления многих людей. Повествовательное поле романа представляет собой сложное переплетение различных действий: тут и поступки следователей Светлова (с. 384-393, 413-414, 431-433) и Бакланова (с. 293-296); и поступки и рассуждения политических деятелей Андропова и Щелокова (с. 349-354); и поступки Веры Вигун (с. 308-312, 316-318, 344-345, 357-358); и журналиста Белкина (с. 420-423), и Пшеничного, Жарова, Каца и Бондарчука (с. 437-438).
Таким образом, в группе спорных произведений, к которым относится и роман «Красная площадь», представлена сложная картина повествования, воплощающая множество точек зрения, мотивированных социальным, профессиональным и личностным опытом героев.
Итак, по атрибутивному признаку структуры повествования многоаспектность картины художественного мира спорных произведений близка творческой манере Э. Тополя и чужда произведениям Ф. Незнанского.
2. Тематика и проблематика искусства
В прозе Э. Тополя широко представлена проблематика русской и зарубежной культуры.
Что же касается произведений Ф. Незнанского, то у него обращение к реалиям культуры ограничено рамками упоминаний (подчеркиваем, только лишь упоминаний) общеизвестных классических имен (Шекспир, Достоевский, Есенин, Чехов), сказочных мотивов (Буратино, Красная шапочка, старик Хоттабыч), видов искусства (опера, балет, музыка, эстрада).
В спорных произведениях обращение к проблематике и тематике искусства в значительной степени осуществляется с элементами анализа произведений кинематографа и журналистики, что требует от создателя профессионального знакомства с предметом. Склонность к аналитическому восприятию художественной литературы является также отличительной особенностью этих произведений и мотивирована литературным опытом и начитанностью автора.
Аналитическое восприятие искусства является атрибутивным признаком произведений Э. Тополя. Этим признаком обладает спорная группа произведений, в произведениях Ф. Незнанского он не обнаруживается.
3. Пейзаж и описание местности
Важным художественным элементом, на примере которого можно сопоставить произведения Э. Тополя и Ф. Незнанского, является описание местности, где происходят те или иные события в произведении. Количество и подробности, доскональное или поверхностное знание и описание различных уголков страны и мира - это такие особенности манеры писателя, которые могут служить в качестве атрибутивного признака.
В «Журналисте для Брежнева» и «Красной площади» подробно и со знанием дела описываются Баку и Ямал, Котлас и Москва, Сочи, Берлин, Париж и др. Вот лишь несколько примеров.
«Журналист для Брежнева»:
Баку: «Да, так, арестантом, я еще не въезжал в Баку… Вот уже Черный город - предместье Баку с низкокрышими домами, олеандрами вдоль улиц и трамвайными путями. Сейчас будет Сабунчинский вокзал, тут рядом, в трех кварталах, живет моя бабушка… Свернули направо - значит, везут в городскую милицию, как раз напротив моей школы на улице Кецховели» (с.81).
«Улица имени 26 апреля, кинотеатр “Низами” и напротив него родная редакция газеты “Бакинский рабочий”» (с. 111).
«Песчаная коса заканчивается двумя небольшими скалами - Каменным Седлом, за ними есть крохотный Залив Влюбленных. Там, укрывшись от посторонних глаз, десятилетиями целуются поколения влюбленных, я сам там первый раз поцеловался с девочкой из девятого класса…» (с. 113). См. также
с. 112, 117, 118, 255-256, 261. Ямал (с. 108). Котлас (с. 151, 152). Москва (с. 133, 138, 140, 183, 216-217).
В «Красной площади» есть описание и зимнего и летнего Сочи (с. 6-8, 14-15 и др.), Берлина (с. 415-, 426- и др.), Парижа (с. 420 и др.). Приведем лишь один, но красноречивый пример:
«12 часов 50 минут, в Восточном Берлине.
Армейская «Волга» полковника Труткова выехала из ворот крепости, где размещается советское посольство, прокатила по Унтер-дер-Линден и свернула на Фридрихштрассе. Говорливый румянощекий полковник уже осточертел мне своей дотошной заботливостью и болтовней. Можно было подумать, что он родился и вырос в этом городе, удивительно похожем на какой-нибудь Сталинград или Куйбышев не столько деталями своей архитектуры, сколько общим впечатлением от нее. Та же тяжелая, серо-влажная окаменелость зданий и витрины с фотостендами местных газет и портретами передовиков социалистического труда, совсем как в какой-нибудь краснодарской или воронежской «Правде». И на улицах люди с точно такими же озабоченно-замкнутыми лицами. Даже возвышающиеся чуть не на каждом перекрестке стеклянно-бетонные стаканы с полицейскими сделаны по нашему милицейскому образцу. Или наши - по-ихнему, черт его знает!.. Полковник Трутков отвлекал меня от этих сравнений. Он без умолку сыпал названиями исторических мест, улиц, площадей с той самой минуты, как мы еще два часа назад въехали в Берлин, чтобы получить западногерманские визы и отметиться в советском посольстве. Бранденбургские ворота, университет имени Гумбольта, Комическая опера, Лейпцигштрассе, руины какого-то универмага, руины еврейской синагоги, Вечный огонь напротив Государственной оперы, возле которого, точно как в Александровском саду у Кремля или на Красной площади у Мавзолея, чеканно-гусиным шагом происходит смена караула. И снова тяжелые прусские здания и улицы с редкими потрепанными, как в каком-нибудь Воронеже, автомобилями.
У меня было стойкое ощущение того, что, перелетев через Польшу, я оказался все-таки не на Западе, а где-то на юго-востоке от Москвы, в какой-то поволжско-немецкой области, где местный румянощекий обкомовский инструктор в полковничьих погонах угодливо показывает прибывшему из Московской прокуратуры гостю свои владения. Даже липовая роща на Фридрихштрассе, несмотря на аккуратные асфальтовые островки в ней, была своей, родной, русской. В конце концов, я же наполовину русский, подумал я, оттого мне именно эти липы показались своими. А черт его знает, какие деревья могут быть родными моей второй, генетической, половине! Что там растет на моей «исторической» родине - кактусы, авокадо? Я их никогда не видел и не думаю, что мог бы назвать их родными даже наполовину…
- Говорят, что до войны здесь были роскошные отели, - трепался полковник Трутков. - Я видел фотографии, действительно первый класс, роскошь. Рестораны - обалдеть можно! Но ничего, Игорь Иосифович, вернетесь из Западного Берлина - мы с вами в «Ратскелере» обмоем операцию. Это на Александрплац лучший в Берлине ресторан. Даже западные немцы оттуда заказывают столики…» (с. 415-416).
Такое же разнообразие мест действия мы находим и в романах Э. Тополя: в «Красном газе», «Чужом лице», «Откровенном романе» и др.
Вот описание северных мест:
«Сразу за Уренгоем открылась величественная панорама газового месторождения: сотни буровых вышек, гигантская и словно инопланетная конструкция головной компрессорной станции - целый завод по очистке, охлаждению и конденсации газа, который мы построили вопреки всем американским эмбарго на роторную и электронную технику. Вокруг этой станции серебрились огромные емкости газонакопителей, переплетения нитей десятков газопроводов, подстанций, заправочные, временные склады труб и скопление всякой прочей техники на взрыхленной гусеничными вездеходами тундре. В разных концах этой панорамы вспыхивали огни электро- и газосварки, копошились тягачи и бульдозеры, сновали начальственные «Волги», «газики» и бронетранспортеры-вездеходы…
Километров через пятнадцать - двадцать нити газопроводов стали разбегаться в разные стороны тундры, а сама тундра побелела - чем дальше, тем белей и безжизненней, с пятнами гнилой желтизны в редких блюдцах промерзших болот и синими ледяными излуками замерзших тундровых речушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68