И так без конца! Оставьте меня со своими страстями! Я не хочу принимать участие в постоянном процессе всеобщего погрома! И пусть он незаметен. Я хочу писать картины! Нет. Вы мне скажите, Вадим, - снова она акцентировала это отстраняющее "Вы", - Здесь что?.. Все также нет четких границ межу "эбани" и человеком, от слова "чело"?!. Я-то думала за эти годы все изменилось и наконец-таки стало ясно - кто есть кто. Ан - нет. Вы со своими приятелями блефуете, прикидываясь людьми, с которыми можно разговаривать нормально и о деле, а выходит, пошло подстраиваете мне какую-то ловушку, прикинувшись специалистом арт-бизнеса. Мне стыдно быть свидетелем вашей эбанитости!.
- Нет. Все было не так. Не так. Но я имею некоторое отношение к... Я... вовсе не такой... Я сейчас - вскочил Вадим и вышел в туалет. Ему не хотелось врать, и пришлось выдержать паузу умолчания, чтобы не сказать правду.
ГЛАВА 4
А дело было простое. Сидел он в одном из облюбованных богемой кафе с Борисом фотографом, давно пропившему свой последний гонорар, а быть может и аппаратуру, и уже более года перебивавшемся на вспомоществование, поступающее за мелкие услуги от меценатствующего по отношению к нему Вадима. Сидели, вальяжно вытянув под столом ноги, развалившись на стульях, попивали водочку, болтали, можно сказать, ни о чем. Подошел Иван, развалился рядом, нога на ногу, поглядывает на них в полупрофиль, словно сытый горный орел только что обожравшийся труповщинки, и сообщает, как бы вскользь, что этой ночью он переспал уже с тысячной женщиной.
- С тысячной?! - чуть не подскочил Борис.
- Ну ты просто сексуальный террорист! - усмехнулся Вадим и начал быстро разливать водку по стаканам.
- Слушай, а скажи, а чего такого ты в них искал? - успокоившись, спросил Борис, уже несколько лет в одиночестве переживающий разрыв с любимой женщиной. Ему, конечно, приходилось иногда снимать противоположный пол, несмотря, что в основном фотографировал для буклетов рекламирующих станки и рабочую одежду, но снимать на фотопленку, а не так, как это делается на Тверской.
- Коллекция у меня такая. Коллекционер я, понимаешь? Чтобы было потом - что вспомнить. - Вновь орлиный профиль Ивана устремился в невидимую даль.
- И каков же возрастной диапазон? - не унимался Борис.
- Ну... в основном у меня молоденькие... но были и пятидесятилетние.
- А красивые? - Спросил Борис, глядя куда-то мимо.
Вадим и Иван проследили за его взглядом и увидели Викторию, севшую в противоположном углу небольшого зала.
- Кажется, я эту бабу знаю, - напрягся Иван, и профиль его преобразился в профиль охотничьего пса на болоте, даже пипочка носа шевельнулась - Да это же Виктория! Сто лет её не видел. Как изменилась - не узнаешь. Она и раньше частенько бывало меняла цвет волос, а теперь, значит, брюнетка... И загорелая!.. И зимой! По круизам шляется?..
Вадим не был праведником, но Иван осматривающих всех женщин, как свое конкретное поле деятельности, его раздражал.
- Справедливо будет отметить, - обратился Вадим к Борису, мало знакомому с Иваном, - что Иван обычно выбирает себе женщин на изломе, неуверенных в себе или просто некрасивых. Так что не завидуй.
- Вадим, конечно, прав. - Повернулся к столу лицом Иван и подражая манерности тона своего друга и тайного врага одновременно продолжил: Перед красивыми женщинами я робею. Но случалось. Случалось. Что греха таить...
- Где ж ты брал так много некрасивых? - искренне удивился Борис.
- Я же говорю, случались и красивые.
- И такие были? - Провокационным тоном спросил Борис и еле заметным кивком указал на Викторию.
- А что она красива, что ль? - Иван с опаской оглянулся на Викторию.
- Ну... - потянул, подмигнув Вадиму, Борис, - При определенной постановке света - конфетку сделать можно. Аджани... Коллинс... она одного с ними ряда. Конечно на любителя, если не блондинка, но у всемирно известных графиков редко эксплуатируются блонды. Возьмем, к примеру, Бердслея с его ранней серией "Смерть короля Артура"...
- Смерть? Нет. Эта смерть королям ещё не была. - Иван пошутил, но, почувствовав, что приятели подбивают его на новый подвиг, совершить который ему вряд ли удастся, остановил их искренними рассуждениями: - Эта женщина слишком хорошо знает, что ей нужно. А это отталкивает. Но какие наши годы? Все ещё впереди. - Краем глаза наблюдая за Вадимом, он встал и окликнув ту, о которой говорили, предложил пересесть к ним за столик.
Ничего не подозревающая Виктория заулыбалась и пошла к ним.
Иван испытал удовольствие, заметив, как Вадим отвел взгляд в сторону и, поменяв позу, затряс ногой под столом, когда он, Иван, целовал руку Виктории.
- А ты? - спросил Вадима Борис так, словно никого не было рядом.
- Я не начетчик, - процедил Вадим, стараясь не вспоминать о побочных явлениях в своей биографии и не смотреть на Викторию.
- Я вообще-то тоже... - кивнул Борис.
Иван, словно не обращал внимания на их замешательство - больше всего он любил, когда ему завидовали, - услужливо поставил ей стул рядом с собой.
Вблизи Виктория же произвела впечатление столь неприступной женщины, какой казалась при взгляде на неё через расстояние, мило улыбнувшись и познакомившись со всеми, села за стол, заказала бокал красного вина. Наступила тишина.
- Какие проблемы? - после паузы спросил Иван, как бы скучая.
- Ты, знаешь, я в шоке. - Глаза её расширились, мелькнуло что-то детское в выражении её лица.
И все напряженно уставились на нее.
- Чего же так? - как бы лениво спросил Иван.
- Ничего не понимаю - никого найти не могу. Одни уже умерли, другие спились окончательно, третьи друзья-художники уж и не художники, работают невесть кем... остальных вообще невозможно разыскать.
- А ты сама-то, мать, где пропадала?
- А... так. - Хмыкнув, отмахнулась Виктория.
- А кого конкретно ищешь? - как бы свободно закинув руку за спинку своего стула, продолжал поддерживать разговор с Викторией - весьма некокетливой, по его мнению - дамой, Иван.
- Да никого конкретно. Просто мне нужен продюсер.
- А... продюсера надобноть?.. Есть такой человек. - Иван взглянул на напряженно наблюдающего за ними Вадима. Выдержал паузу, и врезал по её наивности: - Прошу познакомиться - Вадим Юрьевич. Продюсер и миллионер. Спонсор многих творческих начинаний.
Не успел Вадим понять, что он имеет в виду под словами "творческие начинания" - уж не их ли пьяные похождения различного масштаба, как уже был втянут в игру. Обычную игру словоблудия, рассчитанную на ничего не видящих вокруг, экзальтированных особ.
- Вот как? А можно вашу визитку. Я позвоню вам дня через два, если можно.
На визитке ничего не было написано о том, что он продюсер. Информация на ней сразу бы выдала, что у него была своя туристическая фирма и к искусству он никакого отношения не имеет, поэтому, сказав, что они, к сожалению, кончились, он оторвал кусок картонки от пачки сигарет написал свой телефон крупным, неровным почерком.
После того как она ушла последовало естественное подзадоривание.
Он не знал как себя вести, если она ему позвонит и зачем ему это надо, но едва он сбросил очередную случайную попутчицу по развлечениям в фонтан, в тот же вечер позвонила Виктория, и он понесся на встречу с ней, ни о чем не думая, словно убегая от всего того, что смертельно ему надоело.
ГЛАВА 5
- А что было дальше? - спросил Вадим вернувшись.
- Когда? Где? - она явно думала о чем-то о другом.
- В ЮАР.
- Ах, в ЮАР... Я жила там немного времени, а работала много. Очень много. Мои работы там очень хорошо шли.
- Они были в том же стиле, что ты показывала?
- Нет. Тот мой стиль мне тоже трудно определить, но он ближе и к эпохе возрождения и к Дали... Только помрачнее будет и в них нет такой лаконики, к которой я пришла. А... потом как-нибудь покажу фотографии. - Отмахнулась она, и начала рассказывать, как переехала ЮАР в Таиланд, на остров. Ее продюсер, которого она вдруг, по ходу речи, начала называть командором, был ещё владельцем виноградников, которые продал и все свои средства перекинул на строительство системы отелей на острове в Сиамском море, взвалив на неё ответственность за их оформление, требуя одновременно все новых и новых картин. Он вообще показался Вадиму какой-то мифической стожильной личностью, требующей от людей, которые работали с ним, той же стожильности. И, как не странно, Виктории не казался её труд непосильным. Она отрешенно работала, живя на острове, ни словом не упоминая о той жизни, которую называют личной. Может, действительно - рисовать, творить какие-то модули, отвечать за интерьеры и прочее - и было её личной жизнью?.. Она рассказывала о том, что она делала, а он уже не улавливал подробностей. Лишь чувствовал, что она сама остров, и остров этот отплывает от него, отплывает, и вот уже от него до неё - целый океан... Лишь тревожными позывными частенько пробивались к нему имена Палтай и Пинджо.
- Кто такие?! Слуги? - переспросил он.
- Нет! Что ты! Там люди не могут быть слугами, в том смысле как это понимается европейским сознанием! Там цивилизации, то есть основной философии три тысячи лет! Там люди никогда не голодали и не мучались от отсутствия крыши над головой, но, тем не менее, не превратились в папуасов. Они, конечно, зарабатывают деньги, чтобы смочь купить себе мотоцикл, или что-либо ещё - из техники, но в основном работают ради делания добра. Работают с кайфом. Да с таким, что таксист может провести тебя мимо нужного места, а если ты рассердишься на него за это, так расстроиться, что у него не получилось сделать добро, что бросить машину, или не взять плату. Это совсем другое мышление. Тебе не понять.
- Но кто они были эти деятели добра мужчины или женщины?
- Сущности, - коротко отмахнулась она, и тут же продолжила вспоминать про свой дом, райский сад, какую-то словно выписанную по шелку голубую гору соседнего острова, что маячила у неё в окне, на которую она медитировала. О том, что если повышалась влажность, то гора исчезала, и ей было трудно настроиться на творчество.
Он ещё несколько раз, при упоминании тех самых странных имен: Палтай и Пинджо, переспросил её, кто это. Но каждый раз она тут же вспоминала что-то ещё из подробностей той жизни, забывая ответить, или действительно ей было неважно - кто они были. Хотя бы женщинами или мужчинами?.. Ему, впрочем, и самому очень скоро стало неважно. Его укачивало, её остров отплывал, становился прозрачным... Словно и не было его - так приснился, не поймешь кому: ему или ей?.. Да и она сама приснилась - странный замороченный сон, никакого отношения не имеющий к его жизни - полный бред!
".. А потом он разорился."
Кто?! Ах, да - её командор... - вяло дошло до Вадима.
"... Ювелирное дело... Дела пошли хорошо, а по-тайски "хорошо" - это все, что не отвратительно. Мой командор приподнялся духом... мое направление было новое, и в тоже время не столь новое, чтобы идти вразрез с их эстетическими воззрениями, воспитанными более чем трех тысячелетней культурой свободных..."
Ах да... это она, опять она, говорит о тех самых картинах, что видел он на фотографиях, - выныривал Вадим из-за своего горизонта.
"...Но есть свои мафиозные структуры, действующие тайно... Никто не будет расстреливать тебя в подъезде, как у нас... Все кончилось катастрофически быстро - он умер от отравления... Причина отравления так и не была установлена... Вот я и уехала...
Галерея моя до сих пор работает... Я хочу жить здесь по-человечески и..."
- Жить по-русски и по-человечески, - очнулся Вадим, - это не одно и тоже.
- Да-да. Я понимаю вас, но я приехала всего лишь десять дней назад. Но как говорят буддисты, в сгустившейся тьме легче увидеть свою звезду.
- Я готов слушать тебя бесконечно, но лучше бы лежа. - Он взглянул на часы: - Уже утро.
- И так темно!..
- Это тебе не райский остров. Привыкай обратно, - сомкнутые губы Вадима искривились в усмешке, он вышел в коридор и, преодолевая усталость, надел тяжелую куртку на меху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63