- У меня нет никакой одежды кроме той, что на мне, - простонала она. Мы не можем спрятать чемодан в трюме?
- Если они начнут обыск, то первым делом полезут в трюм или в машину. Посмотри под койкой в сундуке - там ты найдешь мои старые рубашки и штаны. Набей ими чемодан.
Она опять застонала, прикрыв рот ладонью.
- Ладно, я сам, - вздохнул я, бросив взгляд на берег.
Но Роуз, шатаясь, поднялась с койки. и отрицательно помотала головой.
- Ну ладно, сама так сама, - согласился я. - И только не надо так смотреть на меня - никто твои деньги не найдет.
Мы вошли в гаванский порт без всяких проблем Смеркалось, и вода была как стекло. Роуз вышла на палубу. Ей полегчало, и она проголодалась.
- Ну давай помоемся и пойдем на экскурсию по городу, - предложил я.
- Ты иди. Я останусь.
- Слушай, перестань трястись за свои бабки. Я уберу их в безопасное место и найму мальчишку присмотреть за яхтой. Мальчишка мой старый знакомый.. Да и кому придет в голову обчистить эту посудину.
Она упрямо помотала головой, глядя на яркие огни набережной за доком. В глазах у неё стоял страх.
- У меня платье грязное и мятое, - глухо произнесла она.
- Роуз, послушай, но ведь и я не в смокинге!
- В Гаване слишком много американцев!
Я пожал плечами.
- Ну ладно. Нам надо купить еды...
Она резко отвернулась и спустилась в каюту. Я никак не мог понять, с чего это она так закипела. Роуз вернулась. и протянула мне пачку бумажек.
- Вот двести долларов, купи все что надо. Я подожду тебя здесь.
Я сошел на берег и быстро обошел ближайшие магазины, уверенный, что когда вернусь, Роуз уже на яхте не будет. Но вернувшись, я обнаружил на палубе её сохнущее нижнее белье, чулки, платье. От этого зрелища у меня на сердце потеплело. Роуз высунулась из каюты - на ней был мой свитер, натянутый поверх купальника. Она была рослая и крупная, и мой свитер оказался ей не слишком велик.
Мы поели приготовленный мной ужин, потом сели на палубе и закурили. Глядя на городские огоньки, я заметил:
- Завтра вечером нам непременно надо сойти на берег. В Гаване кипит ночная жизнь. Кастро открыл все шлюзы.
Роуз швырнула окурок за борт, проводив его взглядом, и ушла в каюту. При тусклом свете одинокой лампочки я увидел, как она сняла свитер и выскользнула из купальника. Она стояла у трапика, слегка поеживаясь, тело у неё было красным от солнца, с белыми участками незагорелой кожи. Она была прекрасна, как воплощение эротических фантазий мужчины.
- А мы не можем сами устроить себе ночную жизнь, Мики? - спросила она.
Бросившись в каюту, я постарался ничем не выдать своего сладкого возбуждения.
Мы отплыли из Гаваны ближе к полудню и несколько недель ходили вокруг Кубы. Если в каком-то городке нам на глаза попадался хоть один американский турист, мы тут же снимались с якоря. В Матансе Роуз купила себе белье, джинсы, пару простых платьев. Потом мы стояли в Кабанис-Бей, Баракоа, миновали американскую военно-морскую базу в Гуантанамо, и направились прямехонько в Мансаниль и Сьенфуэгос. Разумеется, крупная женщина - да к тому же ещё роскошная платиновая блондинка - Роуз выделялась на улице любого из этих городков как новенький "роллс-ройс". Но когда я намекнул ей об этом, она и бровью не повела. Через несколько недель я понял, что волосы у неё крашеные, а от природы грязно-каштановые, которые на солнцепеке скоро тоже выбелились и стали песочными.
В крошечном порту Банес мы нашли замечательного мебельщика. Он пришел на яхту и за пятьдесят "зеленых" приделал второе дно к шкафу, на котором стояла моя старенькая спиртовая печка. Он же навесил на шкаф замок с цифровым кодом. Роуз сложила туда деньги и, предав свой чемодан огню, похоже, немного успокоилась. Мне быстро удалось вычислить код. Однажды утром, когда она отправилась на берег за черепашьими яйцами, я сосчитал бабки. Оказалось 63 500 долларов - ещё там была стопка листков, исписанных аккуратным почерком на иностранном языке.. Я решил, что записи сделаны по-голландски или по-шведски. Ни слова разобрать я не смог. Деньги и эти записи были завернуты в клеенку .
Если не считать этого случая, я ни разу не дотронулся до её денег без спроса. Да мне и не надо было. Поначалу при виде такой кучи денег я не на шутку сдрейфил - если они были краденые, то Куба - самое неподходящее место для их всплытия: на Кубе повидали немало "грязных" денег. Но деньги вроде бы были нормальные. Хотя я частенько задумывался о том, что сказать полиции, если она в один прекрасный день к нам нагрянет. Впрочем, я не шибко убивался по этому поводу: я просыпался по утрам от солнечного света, залившего нашу каюту через иллюминатор, и глядел на спящую в моих объятьях Роуз - в эти минуты меня больше ничего не интересовало.
И Роуз вроде бы ни о чем не беспокоилась. Если мы не заходили в большой город или не встречали американце (женщин-туристок она почему-то так не боялась), она не подавала признаков тревоги. Разумеется, жизнь на старушке - "Морской принцессе" нельзя было назвать роскошной. Каюта была тесная и служила одновременно спальней, гостиной и холлом. А в дождь мы сидели там точно в протекающей палатке. В такие дни я видел, как Роуз, не выдержав, горько плакала в рукав.
Но все наши бытовые тяготы скрашивались погожими днями. Тогда мы просыпались поздно, возились в койке, наслаждались друг другом и иногда валялись весь день. Мы оба ужасно любили поспать. Нам также нравились скабрезные шуточки и анекдотцы и иногда мы могли весь день хохотать над очередным анекдотом точно подростки. Или мы вставали на рассвете и шли рыбачить, а когда нам удалось раздобыть ласты и маски, занимались подводной охотой и до полного изнеможения били рыбу самодельными острогами. Мы бросали якорь где-нибудь у совершенно безлюдного пляжа - бесконечные мили белого песка были целиком в нашем распоряжении. Мы плавали и занимались любовью., Мы отлично ладили, во всем, кажется, находя взаимопонимание (за исключением тайны её бегства), и буквально прикипели друг к другу. Это было похоже на огромную картинку-загадку, которая постепенно складывается из множества кусочков - так и я по кусочку складывал большую и ясную картину с изображением Роуз.
Как-то мы отдыхали на пляже недалеко от Камечуэлы и жарили только что выловленных морских окуней. Мне удалось расколоть несколько кокосов, не обломав ногтей, а Роуз сидела у костра и расчесывала длинные мокрые волосы. И вдруг она запела.
Я узнал один из старых шлягеров - "Меланхолическая малышка". На секунду эта мизансцена - бесконечный пляж, солнце, костер и поющая девушка - превратились в кинокадр. Одна только деталь была лишней - интересно, что в этом кадре делал я? Голос у неё был очень приятный.
- Милая, я и не знал, что ты так здорово поешь.
- Ну, на свадьбе у тети Джули я бы не стала петь.
- На чьей свадьбе?
- Это в любимое выражение моего папы, - улыбнулась она. - Оно означает: для души. Правда, я выступала с небольшими оркестриками, была солисткой в так называемых ночных клубах, и однажды даже снялась в кино с музыкальным номером.
- Э, да ты и в кино снималась! - воскликнул я и подумал, что она, скорее всего, участвовала в массовке.
Роуз рассмеялась.
- Только не смотри на меня с таким благоговением! Ты, я вижу, кинолюб. Да, я снялась в нескольких картинах. Крошечные рольки, почти немые и как правило все они оставались на полу монтажной.
- Спой еще. У тебя это так здорово получается.
Она опять рассмеялась.
- А тебе бы показалось, что у меня здорово получается, если бы я была невзрачной девчонкой без этих потрясных сисек?
- Это ещё что за шутки?
- Не обижайся. Это не шутка. - Она скользнула ко мне. - Я хочу тебе кое-что сказать, Мики. Ты помнишь, как мы познакомились и как у нас все началось? Ведь из этого ничего хорошего выйти не могло. Но вышло. То есть, я ведь сначала прекрасно понимала, что ты мной увлечешься - на время. Но у нас с тобой получилось нечто большее. Честно, ты мне очень нравишься. Я уже давно мужчине таких слов не говорила - очень давно. Если вообще говорила когда-нибудь...
Я поцеловал её - грубовато, страстно, радуясь, что она не робкая девица. И ощущая её теплые полные груди у своей волосатой груди, я знал, что она права.
- Роуз, милая, конечно, я запал на тебя - ты же такая красотка! Часто ли такому тюфяку, как я, подваливает счастье держать в своих лапах такое чудо? Но...
- Ты не тюфяк, Мики, уж поверь мне, Мики, я эксперт по тюфякам...
- Это ещё не все. Ты мне тоже очень нравишься. Правда!
- Ты красивый, Мики - это любой стало бы ясно, когда бы она тебя получше узнала. Не смейся, я это серьезно. Ты такой уютный, такой сильный, такой хороший. Ты не пустышка и не притворяла - это высший комплимент, который я могу сказать мужчине. Ну вот хотя бы как ты сказал, что я тебе нравлюсь. И не пытайся мне вешать лапшу на уши про "любовь"!
- Может, я тебя и люблю. Я и сам не знаю, что такое любовь.
- Это все брехня, это нож в спину, - Роуз вырвалась из моих рук и выскочила на ноги. Она прошлась по песку и вдруг сделала "колесо".
Я не понял, хотела ли она таким образом сменить тему разговора. Я только рот раскрыл. Роуз жестом попросила дать ей сигарету. Сев рядом со мной, она выпустила в меня струйку дыма и сказала:
- Рыбу надо время о времени переворачивать - а то сгорит!. И нечего пялиться на меня! Я же была танцовщицей в кабаре, а для этого мне пришлось учиться фигурному катанию, танцам, гимнастике и куче прочих премудростей. Я и стриптизеркой была - и не только в бурлеске. Ну и, конечно, актрисой. Я ведь когда-то была ужасно тщеславной, пока не узнала что почем в этой жизни. Тщеславие - это болезнь
- Я тоже переболел этой болезнью.
- Если Бог одарил тебя талантом, то капелька тщеславия тебе не помешает. Беда в том, что я была пышнотелая и бесталанная.
- Но с твоей-то внешностью...
- Господи, внешность! Знаешь, Мики, я очень часто мечтала родиться плоской как доска! Ну да, у меня и тут всего много и тут все хорошо, и талия что надо! Я рассматривала себя в зеркале, и меня переполняли всякие мечтания, очень тщеславные мечтания, которые сначала толкнули меня на одну дорожку, потом на другую - да все дорожки оказались скользкие и грязные.
Я осторожно перевернул рыбу и выдавил на неё сок из лайма.
- Знаю, меня тоже пропустили через такую же мясорубку.
- Нет, Мики, ничего ты не знаешь. Ты не знаешь, каково это думать, что у тебя все получится, потому что у тебя есть талант, и каково это бывает точно мордой об стол - когда вдруг понимаешь, что ты самая обыкновенная, так, середнячок. Это очень горькое разочарование, но ещё более тяжелый удар - это когда ты понимаешь, что и талант-то не много значит. Все дело в связях. Ну, с талантом ты появляешься на свет, а вот нужные связи приобретаешь. сама. И это заставляет тебя переть вперед, работая локтями, шагать по трупам.... И так ты прешь и прешь, пока... Словом, я ссучилась. Стала записной шлюхой. Я просто слетела со всех катушек, когда вдруг это внезапно поняла. А может, я сама себя просто обманывала, просто юность прошла...
Роуз на мгновение умолкла, глядя в песок, потом произнесла - точно самой себе:
- Этим я папе обязана. Он был великий человек. Он однажды сказал мне слова, которые я не забыла. "Мари... - это мое второе имя и оно ему больше нравилось - Мари, сказал он, тайна счастья заключается в том, чтобы идти по жизни и никому не быть в тягость, в том числе и самой себе". Вдумайся в эти слова и ты поймешь - в них скрыта целая философия. Если бы люди следовали этому правилу, наш мир был бы куда более приятным местом. Только когда я осознала, что все мои невзгоды - от моей внешности и что именно от этого все мои невзгоды, только тогда я сумела успокоиться и притормозить. Вот почему мне и нравится наша с тобой жизнь на яхте. Думаю, тебе бы понравился мой отец. И он бы с тобой поладил.
- Да? - вежливо отозвался я и пошел помыть два пальмовых листа, чтобы подать на них жареную рыбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27