.. — попытался перебить адвоката Катцен.
— Для меня известность играет большую роль, — возразил Коффи. — А мне приходится сидеть в подвале военно-воздушной базы Эндрюс — проклятие, это даже не Вашингтон! — и прорабатывать нужные, но безнадежно скучные соглашения с негостеприимными турками, чтобы мы смогли шпионить за еще более враждебными к нам сирийцами. Вместо того чтобы рассуждать в Верховном суде о Первой поправке к Конституции, я жарюсь в проклятущей пустыне, в то время как пот стекает мне прямо в носки.
— Что-то ты в самом; деле расклеился, — заметил Катцен.
— Виноват, — вздохнул Коффи. — В день рождения каждый имеет на это право.
Катцен стукнул по австралийской фетровой шляпе, и она съехала на глаза Коффи.
— Встряхнись, дружище! Иногда приходится заниматься и не самыми увлекательными вещами.
— Да не в этом дело, — поморщился Коффи. — Хотя и в этом тоже. — Он снял шляпу и вытер пальцем пот с ободка, после чего снова водрузил ее на давно не мытые светлые волосы. — Просто мне кажется, что когда-то я был великолепным юристом, Фил, Настоящим волшебником. Моцартом юриспруденции, С двенадцати лет я начал читать юридические книги из библиотеки отца. В то время как все мои друзья мечтали стать астронавтами или игроками в бейсбол, я грезил о карьере стряпчего. В четырнадцать лет я уже мог самостоятельно вести любые дела.
— Представляю твоих клиентов, — невозмутимо заметил Катцен.
— Ты понял, что я имею в виду, — нахмурился Коффи, — Ты имеешь в виду, что не достиг своего потенциала. Добро пожаловать в реальный мир. А мне, кстати, очень тебя не хватало, когда я работал в «Гринписе».
— Да, — улыбнулся Коффи. — Я не бросался на палубу, чтобы прикрыть от гарпуна новорожденных тюленей, и не хватал за руку здоровенных громил, устанавливающих капканы на черных медведей.
— Мне приходилось делать и то, и другое, — сказал Катцен. — В первом случае я чуть не задавил тюлененка, а во втором мне самому сломали нос.
Проблема заключалась в помощниках. Доставшиеся мне бездельники не могли отличить морскую свинью от дельфина. Хуже всего, что им было на это наплевать.
Я видел, как ты прорабатывал наш визит к турецкому послу. Ты предусмотрел буквально все и великолепно провел переговоры.
— Я имел дело с государством, внешний долг которого превысил сорок миллиардов долларов. Большую часть этих денег оно задолжало моей стране.
Заставить их пойти на уступки не составляло для меня особого труда.
— Как сказать, — возразил Катцен. — У Турции немало долгов и перед Банком исламского развития, который оказывает на страну огромное профундаменталистское влияние.
— Турки никогда не примут исламских законов, — покачал головой Коффи. — Даже под руководством такого ярого фундаменталиста, который сейчас возглавляет эту страну. Это закреплено в их Конституции.
— Конституцию можно поправить, — сказал Катцен. — Посмотри на Иран.
— В Турции гораздо больше цивилизованных людей. Если фундаменталисты попытаются захватить власть, разразится гражданская война.
— А кто говорит, что ее не будет? — поднял брови Катцен. — Впрочем, речь о другом. Ты преодолел все рогатки, которыми усеяны инструкции и положения о НАТО, изучил турецкие законы и правила американской дипломатии и все-таки добился того, что мы здесь. Никто не сумел бы сделать это так быстро и профессионально.
— Пришлось покрутиться, — кивнул Коффи. — Как бы то ни было, турецкое дело — самый памятный эпизод за последний год. В Вашингтоне снова начнется рутина. Пол, Марта Маколл и я пойдем к сенатору Барбаре Фоке. Пол станет божиться, что все, что мы делали в Турции, было совершенно законным, а я буду усердно кивать и поддакивать. Потом он пообещает, что мы обязательно поделимся с Анкарой результатами исследования почвы, и поклянется, что мы вообще только ради этого сюда и приезжали. После этого я запрусь в своем кабинете и начну искать способы обойти международные законы... — Коффи покачал головой. — Все-таки это не делает нам чести. Я пошел в юристы, чтобы бороться с глобальными проблемами. На деле же мне пришлось подыскивать легальные прикрытия для шпионов, работающих в потных и вонючих дырах «третьего мира».
— Да что на тебя нашло? — поморщился Катцен. — День рождения тебя окончательно доконал. Ты слишком строго к себе относишься.
— Слишком мягко, — проворчал Коффи и подошел к стоящему в тени ящику со льдом. Рядом с ним валялся томик «Лорда Джима» в мягкой обложке. В прохладном вашингтонском магазине эта книга показалась ему подходящей. Сейчас Коффи жалел, что не взял «Доктора Живаго» или «Зов джунглей». — Кажется, я начинаю прозревать, — проворчал он. — Как пророк в пустыне.
— Это не пустыня, — тут же отозвался Катцен. — Мы называем такие земли непригодными для сельского хозяйства равнинами.
— Спасибо, — буркнул Коффи. — Обязательно запомню. Даже запишу рядом с Батманом.
— Тебя точно клинит, — сказал Катцен. — И сорокалетие тут ни при чем.
Наверное, мозги от жары сохнут.
— Наверное, — согласился Коффи. — Может, тут и воюют из-за жары? Ты когда-нибудь слышал, чтобы эскимосы сцепились из-за какой-нибудь льдины или кладки пингвиньих яиц?
— Я бывал на побережье Берингова залива, — сказал Катцен. — Инуиты не знают войн, поскольку смотрят на мир другими глазами. Религия состоит из двух элементов: веры и культуры. Так вот вера инуитов лишена фанатизма и является глубоко личным делом каждого. Зато культура принадлежит всем. Они делятся своей мудростью, традициями и преданиями и никому не доказывают, что идут единственно правильным путем. Такая позиция характерна и для многих народов субтропической Африки и Дальнего Востока. К климату это не имеет никакого отношения.
— Насчет климата ты меня не убедил, — проворчал Коффи и вытащил из тающего льда банку с лимонадом.
Глотая холодную жидкость, он покосился в сторону длинного блестящего фургона. На мгновение ему стало веселее. По виду машины догадаться о ее предназначении было трудно, но выглядела она по-настоящему круто. Можно было гордиться уже тем, что имеешь к ней какое-то отношение.
Юрист оторвался от банки и перевел дыхание.
— Вспомни тюремные бунты. Или города, где люди рвут друг друга на части из-за расхождений в языке или культуре. Подобное никогда не случается в холодный период или во время дождей. Только в жару. Посмотри на библейских персонажей. Они уходили в пустыню обычными людьми, а возвращались пророками и святыми. Жара воспламеняет наши души.
— Ты не допускаешь, что души Моисея и Иисуса воспламенил Бог? — торжественно спросил Катцен.
Коффи молча запрокинул банку.
Катцен повернулся к стоящей справа от него молодой темнокожей женщине. На ней были защитного цвета шорты, пропитанная потом рубашка такого же цвета и белая повязка на голове. Подобное одеяние считалось «стерильным». Не было ни щита с молниями и крыльями, символа элитного десантного подразделения, в котором она служила, ни других признаков военной формы. Со стороны женщина смотрелась как обыкновенный сотрудник археологической экспедиции. Так же выглядел и трейлер. Огромное боковое зеркало ничем не напоминало параболическую антенну; стенки его были специально зазубрены и выкрашены под ржавчину.
— А ты как считаешь, Сондра? — поинтересовался Катцен.
— При всем моем уважении, — ответила темнокожая женщина, — вы оба не правы. Посмотрите на этот старинный город. — Она говорила со спокойным благоговением. — Тридцать столетий назад здесь родился пророк Авраам. Именно здесь. Он жил в этих краях до тех пор, пока Господь не велел ему перебраться вместе с семьей в Ханаан. Этот человек был отмечен Святым Духом. Он основал народ, мораль, нацию. Я уверена, что Аврааму было жарко, как и нам, когда Господь приказал ему вонзить кинжал в грудь родного сына. Я уверена, что на лицо испуганного Исаака падали не только слезы, но и пот Авраама. — Она взглянула на Катцена и Коффи. — Он руководил людьми при помощи любви и веры, и его одинаково почитали как евреи, так и мусульмане.
— Хорошо сказано, рядовая Девонн, — заметил Катцен.
— Очень хорошо, — подтвердил Коффи, — хотя это не противоречит моему утверждению. Не все такие послушные и решительные, как Авраам. Кое-кто от жары просто бесится. — Он сделал большой глоток лимонада. — И еще. Я пробыл здесь двадцать семь часов и пятнадцать минут, но уже успел люто возненавидеть это место. Я люблю кондиционеры и холодную воду. И ванну. Ванна — великая вещь.
Катцен улыбнулся.
— Скоро ты оценишь ее еще больше.
— Честно говоря, я не понимаю, почему нельзя было испытать этот агрегат в Штатах. У нас достаточно внутренних врагов. Я сумел бы пробить согласие на слежку за подозреваемыми в терроризме, военизированными группировками, мафиози... Да за кем угодно!
— Ты лучше меня знаешь, почему это было невозможно, — ответил Катцен.
— Знаю, — проворчал Коффи, допил лимонад и швырнул пустую банку в пластиковый мешок для мусора. — Если мы не поможем Партии верного пути, верх возьмут исламские фундаменталисты и партия Благоденствия. Нельзя забывать также и Социально-демократическую популистскую партию, Левую демократическую партию, Демократическую партию центра, Партию рефах, Партию социалистического единства и Великую анатолийскую партию, каждая из которых стремится получить свой кусок от маленького турецкого пирога. Я уже не говорю о курдах, намеренных получить независимость от турок, иракцев и сирийцев. — Коффи смахнул пот с бровей. — Если к власти в Турции придет партия Благоденствия, над Грецией нависнет серьезная угроза. Обострятся отношения между государствами эгейского бассейна, другими словами, начнется раскол в НАТО. Всколыхнутся Европа и Ближний Восток, причем все обратятся за помощью к США. А мы, естественно, не можем в таких конфликтах принимать чью-либо сторону.
— Прекрасный обзор, адвокат.
— Ситуация уходит корнями в глубокое прошлое, — продолжал Лоуэлл. — На пятьдесят столетий. Этнические группировки всегда воевали друг с другом и всегда будут воевать. Мы не сумеем их остановить, и не стоит транжирить на это драгоценные средства и время.
— Не согласен, — покачал головой Катцен. — Мы способны существенно смягчить ситуацию. Кто знает, может быть, следующие пять тысяч лет пройдут гораздо спокойнее.
— А может, они втянут США в религиозную бойню, из которой нам не выбраться, — упрямо возразил Коффи. — В глубине души я изоляционист, Фил. В этом я похож на сенатора Фоке. Нам досталась самая замечательная в истории человечества страна. А те, кто не желает присоединиться к нашей демократии, могут стрелять, бомбить, травить газом и забрасывать друг друга ядерными снарядами, пока не попадут в рай. Мне на них наплевать.
Катцен нахмурился.
— Наверное, и такая точка зрения имеет право на существование.
— Черт побери, я и не думаю оправдываться! — проворчал Коффи. — Скажи лучше другое.
— Что?
— Какая разница между морской свиньей и дельфином?
Прежде чем Катцен ответил, дверь распахнулась и из трейлера выпрыгнул Майк Роджерс. Коффи успел почувствовать благодатную волну охлажденного воздуха, а потом генерал захлопнул дверь. На Роджерсе были джинсы и тесная футболка. В ярком солнечном свете карие глаза генерала казались почти золотыми.
Майк Роджерс улыбался редко, но сейчас Коффи заметил играющую в уголках его рта ухмылку.
— И?.. — поинтересовался Коффи.
— Работает, — откликнулся Роджерс. — Удалось подключиться ко всем пяти разведывательным спутникам. Теперь мы можем осуществлять видео-, аудио-и термонаблюдение за нужным нам районом. Мэри Роуз связалась с Мэтом Столлом.
Надо убедиться, что вся информация проходит без искажений. — Улыбка Роджерса обозначилась яснее. — Даже не верится, что чертов фургон заработал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50